Инна Иохвидович "Тайна Нины" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Инна Григорьевна Иохвидович родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, также пишет эссе и критические статьи. Публикуется в русскоязычной журнальной периодике России, Украины, Австрии, Великобритании, Германии, Дании, Израиля, Италии, Финляндии, Чехии, США . Публикации в литературных сборниках , альманахах и в интернете. Отдельные рассказы опубликованы в переводе на украинский и немецкий языки. Автор пятнадцати книг прозы и одной аудиокниги. Лауреат международной литературной премии «Серебряная пуля» издательства «Franc-TireurUSA», лауреат газеты «Литературные известия» 2010 года, лауреат журнала «Дети Ра» за 2010. В "Нашей улице" публикуется с №162 (5) май 2013.
Живёт в Штутгарте (Германия).

вернуться
на главную страницу

Инна Иохвидович

ТАЙНА НИНЫ

рассказ

- Мой отец работал по ведомству Берии, - произнёс очень громко мужчина, что сидел с нею рядом за столиком уличного кафе.
Нина чуть было не захлебнулась минералкой. Но сидевшая вокруг немецкая молодежь не только не поняла, что сказал её спутник, но даже на имя Берии не отреагировала.
- Правда, в МГБ он работал по строительству, как инженер строитель, начальник стройуправления, - продолжил он…
«А я всю жизнь боялась, панически боялась, как бы никто не узнал, что папа работает в торговле, что он торговый работник! Мало того, что еврей, так ещё и торговец! Вечно приходилось небылицы придумывать, какие-то почти романтические. Страшилась, что презирать будут, ненавидеть, насмехаться и обзываться, ведь дочь торгаша! И никто из тех, с кем пришлось общаться, да и дружить, там, дома, так ничего и не узнал! За десятилетия никто не узнал! А как я радовалась, когда папа вышел, наконец, на пенсию! Я могла правдиво, совершенно спокойно, говорить, что мой отец - пенсионер! А папа был необыкновенным, добрым и человечным, больше и встретить-то подобных не довелось. Он же оказался настоящим Благодетелем для многих как знакомых, так и вовсе незнакомых людей…»
Этот стыд за отца-торговца Нина переняла ещё школьницей от старшего брата. Да и все, кого она знала, ненавидели, одновременно завидовали и презирали, работников советской торговли, как, впрочем, и дореволюционных купцов. Так и они с братом, любили отца и в то же время стыдились…
Между собой они никогда не говорили об этом, но это было их общей тайной!
Брат студент, на семь лет старше, был, в отличие от Нины, принципиальным! Он отказывался от всего, что приносил ему отец - от того, что не продавалось на прилавках магазинов - модных рубашек, пиджаков, костюмов, плащей, шляп, пальто из ратина…
Брат только ростом и статью выделялся в толпе рабочих, он был там на практике, шедших с завода контрольно-измерительных приборов, неведомо как расположенного в их районе, вузов и научно-исследовательских институтов. Он откровенно смеялся над сестрой, которой вечно требовались то модные босоножки, то югославские сапоги, то только вошедший в моду плащ-болонья (тех в городе было наперечёт), то польские духи «Быть может» или косметика „Ponds“ …
К тому ж, незадолго до смерти матери, Нина узнала ещё одно страшное, о чём даже брату не рассказала. Как-то они с матерью перебирали фотографии в старом альбоме, и та протянула дочери фотографию, мужчина средних лет с холёным уверенным лицом.
- Это твой дедушка, мой папа! - в голосе матери она уловила странные нотки. Будто та гордилась своим отцом?!
- Мама, а кем он был?
- Купцом! Первой гильдии!
Изумлённо смотрела мать на свою изменившуюся в лице дочь! Пока догадка не осенила её.
- Ниночка! Он хотел, чтобы мы жили в университетском городе! Чтобы два старших брата и я учились в вузах. А ведь в черте еврейской оседлости университетов и консерваторий не было! А среди евреев, живших вне черты, имели право на проживание только люди свободных профессий, квалифицированные рабочие, ещё и купцы разных гильдий…
Ошеломлённая этим горьким знанием, Нина и говорить не могла, только руками всплеснула. А мать продолжала:
- Когда мне было десять лет, произошла революция. Всё же я поступила в консерваторию, но меня из неё исключили, как лишенку. Мы ведь были лишены гражданских прав, - мать глубоко вздохнула.
Больше они никогда к этому разговору не возвращались. Нина решила никогда и ни с кем не говорить ни об отце, ни о деде.
Мать умерла нестарой. Отец больше не женился, посвятил себя детям. Он, конечно, и не догадывался, что они его стеснялись …
Нина часто задумывалась над тем, что отец-то и не виноват был, что его простого рабочего-электрика в самом начале тридцатых годов выдвинули в работники советской торговли. «Рекрутировали», как смеясь, говаривал отец, член ВКПб с 1927 года. Потом он ещё и в Промакадемии учился, где училось множество коммунистов, получая высшее образование. После неё, рассказывал он дочери, был заместителем начальника отдела рабочего снабжения на том же заводе, где начинал электриком.
Отец работал много, редко бывая дома, Нина с братом были на попечении Нюры, боготворившей отца, управлявшейся не только с ними, детьми, но и с домашним хозяйством. Она была из раскулаченных, отец в 33 году помог ей получить паспорт! А позже смог добиться для постаревшей Нюры и пенсии! Оказывается, все эти десятилетия он делал отчисления для её пенсии.
Многое отец по доброте своей делал ненароком. Помогал людям, попавшим в беду. Нина часто вспоминала, как-то раз ехали она с отцом отдыхать. И вдруг на одной из узловых станций он купил билет мужчине, которого в пути обокрали. Когда возмущённая девочка сказала ему, что это пропащие деньги, что никогда этот мужчина ему их не вернёт, то отец спокойно ответил: «Это его дело, его совести дело, отдать их или нет! Моё дело - дать человеку в беде»!
Сейчас ей припомнилось и одно из «больших дел» в отцовской жизни. Это случилось с его сотрудницей, бухгалтером. Была она вдовой с двумя детьми. Как-то стирая бельё, не заметила несчастная женщина, как погасла газовая колонка и она умерла от отравления.
На поминках растроганные сотрудники поклялись до совершеннолетия сирот, помогать, материально поддерживать старуху-мать покойной, в воспитании внуков. Поначалу всё и складывалось неплохо. Нинин отец собирал деньги и ежемесячно передавал для сирот.
Но шли годы, складывавшиеся в десятилетия. Всё труднее Нининому отцу было собирать дензнаки для этих детей. Он людей не винил, трудно быть добрым всегда! Но упорно в день получки подходил к каждому. Он не просил, только смотрел на человека, и тот, либо та, с неохотой, но давали…
«Спешите делать добро!» - взывал к людям легендарный доктор Гааз! И Нина втайне гордилась своим отцом, своим любимым папой, он ведь был таким! Он творил добро! Но об этом боялась даже кому-то поведать! Ведь тогда бы всем открылось кто сама она! Чья дочь?!
Брат был командировочным, работал в пуско-наладочном управлении. Как-то раз он вернулся из очередной командировки. Тогда и произошёл тот досадный случай, о котором не любила она вспоминать, но и забыть не могла.
В магазинах, по обыкновению, всегда чего-нибудь не хватало. То одного, то другого, то третьего…
Тут вдруг исчез кефир. Нине, не терпевшей все кисломолочные продукты, это было безразлично. Но для брата, по примеру знаменитого штангиста Юрия Власова, отказавшегося от первых блюд, супа, борща, рассольника и каждый день занимавшегося в спортзале, исчезновение кефира было ощутимо.
Тогда-то и произошёл этот «кефирный скандал»!
Погружённая, казалось бы полностью в книгу, Нина услыхала перебранку на кухне. Там стояли друг напротив друга брат и отец! Нюра, с заплаканным лицом жалась к буфету. Покрасневший отец стоял, держа в руках эту злополучную бутылку с кефиром, а брат почти кричал на него.
- Папа! Я требую, чтоб ты сейчас же отнёс этот кефир туда, где тебе его дали!
- Но я же тебе его принёс, больше никто не любит! - Нине показалось, что папа сейчас расплачется.
- А я тебе говорю, что я  никогда, слышишь, ни-ког-да, - повторил брат по слогам, - не буду пить или есть, или носить то, что приобретено по блату! Па, ты знаешь, как я к тебе отношусь, но, если ты не отнесёшь эту бутылку, то я поеду жить в общежитие нашего управления, где обитают иногородние…
- Но, - начал, было, отец, брат перебил его как-то особенно сурово, - может этот кефир больному ребёнку понадобится?! А я молодой и здоровый выпью его вместо него?! Не будет этого!
И бедный папа куда-то ушёл, а пришёл уже с пустыми руками. В тот день негодовала Нина и не любила брата. А жалела своего папочку, тайно, не выказывая этого ему…
Давным-давно это случилось, не было уже в живых ни того, ни другого, а она всё забыть об этом не могла…
Одинокая Нина уже третий десяток лет, после Перестройки, жила, работая за границей, сначала в Австрии, теперь в Германии. Но, как и раньше никогда и никому не говорила она, кем был, вернее, кем работал её любимый покойный отец. Самый добрый, самый благородный человек из всего множества людей с кем пришлось ей столкнуться за жизнь.
Изумлённая сообщением своего знакомого, о работе отца в Министерстве государственной безопасности, она, всё-таки спросила его:
- И, ты, даже не стесняешься этого? - и продолжила, - а я-то всю жизнь промолчала, про то, кем и где работал мой отец. И не стеснялась, а стыдилась того, что он был то товароведом, то заместителем начальника Промторга, то директором большого магазина, то ещё каким-то ответственным работником советской торговли. А дед, по маме, умерший до моего рождения, был купцом первой гильдии! Как и все русские евреи, мечтавший, об образовании для своих детей…
- О, - засмеялся знакомый, - да ты у нас, кто б подумал, такая бескорыстная и последним делящаяся - не просто дочь Торгаша! Ты потомок Торгашей!
И засмеявшись, считая удачной шуткой, добавил: «Явно тебя в роддоме перепутали!»

Штутгарт

“Наша улица” №228 (11) ноябрь 2018