Фёдор Ошевнев "Двойная подстраховка" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Федор Михайлович Ошевнев родился в 1955 году в городе Усмани, Липецкой области. Окончил химический факультет Воронежского Технологического института в 1978-ом и факультет прозы Литературного института им. А.М.Горького в 1990-м. Член Союза журналистов России с 1990 г. и Союза российских писателей с 2014 г. Четверть века отдал госслужбе: в армии и милиции. Службу проходил в Ставрополе и Ростове-на-Дону. Участник боевых действий: Северная Осетия-Ингушетия (1993), Чеченская республика (2000). Ныне - майор внутренней службы в отставке, сосредоточен на литературной работе. Печатается, как прозаик, с 1979 г., в центральной печати дебютировал повестью «Да минует вас чаша сия» на тему афганской войны в журнале «Литературная учеба», в 1989. Автор многих книг и публикаций в отечественной и зарубежной периодике, в том числе в Германии, Чехии, США, Канаде, Австралии. Живет в Ростове-на-Дону. В "Нашей улице" публикуется с №186 (5) мая 2015.

вернуться
на главную страницу

Фёдор Ошевнев

ДВОЙНАЯ ПОДСТРАХОВКА

рассказ

- Ну наконец-то! - нетерпеливо встретил дежуривший по части майор Удодов своего помощника по суточному наряду - лейтенанта Юрия Данковцева, возвратившегося в полковую «дежурку» из солдатской столовой. - Можно подумать, на званом обеде пировал.
- Да ладно вам… - пожал плечами Юрий, тянувший повседневную лямку командира взвода под началом того же майора-ротного. - Все как и всегда: сам быстренько похлебал-поглотал, потом вторую смену отконтролировал.
- Так, без размусоливаний, - отмахнулся Удодов. - Пока ты брюхо набивал, я важную телефонограмму из округа принял. Командно-штабные учения грядут. Тут все расписано: что, кому, когда и как. Держи, и пулей к врио командира! - И протянул листок с уже переписанным набело из рабочей тетради надиктованным по аппарату текстом.
Данковцев стал вникать в предложения, выведенные крупным почерком, с разновариантным начертанием буквы «т».
- Живей! - подгонял дежурный. - Вот изучатель! Не тебе ведь адресовано!
- Ага. А если спросит, про что там, а я вообще ни в зуб ногой!
- Да какого лешего? Не тупи: я ж тебе суть уже прояснил, а жираф большой, ему видней.
- Это точно, - согласился Юрий и, сложив тетрадный листок вдвое, удалился из «дежурки» и зашагал по плацу в сторону штаба учебного полка.
Перед старинным, еще дореволюционной постройки зданием с многочисленными лепными излишествами лейтенант приостановился. Поправил сползшую к локтю красную повязку с белой трафаретной надписью: «Пом. деж. по части», одернул китель под портупеей, чуть сдвинул по ней назад кобуру с пистолетом и решительно взялся за витую дверную ручку… В начале длинного коридора, устланного ковровой дорожкой, на жестком стуле подремывал дежурный по штабу - солдат из музвзвода. Увидев Данковцева, старослужащий с ленцой поднялся и изобразил строевую стойку.
- Аветисьянц у себя? - спросил помдеж.
Майор Аветисьянц совсем недавно был назначен на вакантную до того должность начальника штаба полка (старого «энша» торжественно проводили на пенсию) и пока еще не примерил положенные ему по штату подполковничьи погоны. Сегодня, в отсутствие командира части, выехавшего в округ, он временно исполнял его обязанности.
- Никак нет, тащ нант, он у этого, как его… Ну, у Сестринского.
…Майор Сестринский занимал козырную, далекую от личного состава должность помощника начальника штаба по мобилизационной работе. Деталей его служебной деятельности Юрий не знал, был лишь в курсе, что этот офицер трудится в одной упряжке с обл- и райвоенкоматами, совершенствуя всякие планы на случай войны. С полгода назад он в звании капитана перевелся в южный город чуть ли не из Заполярья, где оттрубил немало годков - из расчета каждый за два - и теперь, перед пенсией, выслуги имел почти столько, сколько от роду лет насчитывал.
Месяца через полтора после прибытия в полк он сменил капитанские погоны на майорские. Данковцев однажды стал свидетелем, как по этому поводу Удодов выказывал другому ротному, Чемборису: «У этого сучьего мобиста явно в верхах подвязка серьезная. Должность-то его вообще поручицкая, а старшего офицера урвал через подвеску - командиром роты в первом батальоне». На что Чемборис рассудительно заметил: «Человеку всего лишь пошли навстречу перед увольнением на заслуженный отдых, и теперь вот пенсион повыше назначат…» Удодов же сердито возразил: «Армия держится на командирах, имеющих личный состав, а всякими бумажками, будь они хоть трижды сверхсекретные, руководить особого ума не надобно. Значит, и нечего за наш счет всяких ключников продвигать. - И подытожил: - Вон, он даже в наряды почему-то не ходит, фон-барон отщемленный. Еще и грубиян несусветный - все штабные заявляют».
Опять-таки с чужих слов Юрий слыхал о темной истории с участием Сестринского. Якобы тот круто поскандалил с каким-то дежурным по штабу и вроде бы даже хватал солдата за грудки. Впрочем, какого кляпа? Это пусть комполка с начштаба и замом по воспитательной работе, фрикаделистым подполковником Барзинчуком, разбираются, «глубже вникая в жизнь и проблемы подразделений». А уж Нуду - прозвище назойливого до отвращения главного воспитателя - медом не корми, дай только повод в чьем-то грязном белье самозабвенно порыться.
Так, понятно…
И Данковцев направился по длинной бордовой дорожке, упиравшейся в никелированное ограждение площадки с часовым у Боевого Знамени воинской части. Немного не доходя до него, справа, располагались владения «дикорастущего» майора с табличкой: «Посторонним вход строго воспрещен».
Решив, что, поскольку приоритетную информацию начальству передать нужно срочно, запретом можно пренебречь, лейтенант осторожно постучал в облагороженную полировкой дверь. Отворилась она быстро: в метре от порога стоял Сестринский, а в торце вытянутой комнаты, у зарешеченного окна, майор Аветисьянц что-то вымерял курвиметром на расстеленной на столешнице карте.
- Ну? - враждебно поинтересовался мобист, загораживая проход.
Однако Юрий ему ничего не ответил, а шагнул вперед, посчитав, что докладывать «энша» прямо из коридора будет, по меньшей мере, неприличным.
- Товарищ майор, разрешите обратиться! - вскинув руку к козырьку форменной фуражки, браво отчеканил помдеж.
И тут хозяин кабинета, без каких-либо словесных предупреждений, что есть силы хватил лейтенанта кулаком в грудь, от чего тот отшатнулся, едва не зацепившись за порог.
- Пшел вон отсюда! - рявкнул Сестринский.    
- Вы в своем уме? - недоумевающе возмутился Данковцев.
- Я - да! А вот ты что: слепой или читать разучился? Нельзя сюда заходить! Ни-зя-а-а! Не положено! Здесь сотни не подлежащих разглашению документов хранятся! Сегодня же отдельный рапорт подам! О нарушении режима секретности! Пшел, говорю, и резко, пока еще раз не врезал!
- Подождите, Сестринский, - остановил разбушевавшегося майора Аветисьянц. - Ведь зачем-то помдеж сюда да прибыл? Ну не просто же он кабинетом ошибся! Так что там у вас, товарищ лейтенант?
Юрий сразу смекнул, что преподлый удар мобиста «энша» попросту проигнорировал. Два майора против одного лейтенанта: расклад явно не в его пользу. Но почему так? За что? А ведь по части унизительные подробности стопроцентно разнесутся: ворожить не надо, тот же «кулачный боец» героем себя выставит. Дело принципа: молодой офицер сразу решил, что не простит столь наглого оскорбления действием. А также, как именно следует разруливать ситуацию. Конечно, капитану или подполковнику такого и в голову никогда бы не пришло…
Но сначала требовалось усыпить бдительность рукоприкладчика.
- Извиняюсь, только получилось, я действительно кабинет попутал… - смиренно повинился помдеж, так и не известив Аветисьянца о телефонограмме, отступил еще на шаг и повторил: - Еще раз извиняюсь…
- Идиот! Лечиться надо! - рявкнул мобист и захлопнул «секретную» дверь.
А Данковцев прошел по коридору до мужского туалета, состоявшего из комнатушки-умывальной, оборудованной двумя фаянсовыми раковинами с настенными зеркалами и бра над ними плюс писсуаром, и двух кабинок. Пусто… В углу умывальной, вместо недавно подломившейся подставки, на нескольких силикатных кирпичах, спрятанных под куском полированной доски и за подоткнутой под нее белой тканью, высилась пузатая бутыль с раствором хлорной извести для дезинфекции унитазов.
Осторожно вытянув угловой кирпич из-под полировки, Юрий прошел с ним в кабину. Запершись там, достал носовой платок, обернул им один из торцов бело-сероватого брикета и на пробу, пока не очень сильно, шибанул его укрытой тканью стороной себя в грудь. Н-да. Ерунда, никакого следа не останется… Всё увеличивая силу удара, еще несколько раз хватил туда же силикатником. Последний раз приложился весьма основательно: аж закашлялся…
Выглянул в умывальную - никого. Торопливо задвинул кирпич на место, замаскировал тканью, вымыл руки, платком вытер их. И снова заперся в кабине.
На этот раз он извлек из кобуры «пээм», решительно снял оружие с предохранителя и передернул затвор. Пистолет в кобуру всунул неплотно, крышку ее застежкой фиксировать не стал. Выйдя из туалета, вновь устремился по безлюдному - всё в цвет! - коридору и вторично постучал в столь неласково встретивший его кабинет.
- Ты совсем вольтанулся, урод? - открыв дверь, сразу взвыл мобист.
- Извиняюсь, но ведь война начинается, - предельно спокойно сообщил Юрий и даже руками развел: мол, что делать-то, не моя, значит, в этом вина.
- Чего-чего? - враз отвисла у Сестринского челюсть.
- Лейтенант! Немедленно поясните!
Начальник штаба нервно отбросил карандаш и вперился в помдежа настороженным взглядом.
- Так точно! Сейчас!
И Данковцев проворно просочился в кабинет. Выхватил из кобуры «макарова», направив его стволом вверх, и, притворив за собой дверь, поспешно задвинул обнаруженный на ней изнутри засовчик.
- Мобжлоб! А ну, быстро пшел к столу! И учти: пуля уже в стволе, предохранитель снят! - предупредил Юрий. - Ай, молодец, ай, послушный мальчик! Вот теперь и поговорим, кто из нас урод и идиот, а кому лечиться надо.
- Товарищ лейтенант! Приказываю немедленно положить оружие вот сюда! - дрожащей рукой указал Аветисьянц на стол с картой. - Вы у меня под трибунал пойдете!
- Без проблем, - хмыкнул Данковцев. - Но не раньше, чем с этим костоломом разберусь. Ну-ну, не дергайся, а то ведь я промеж глаз метить не стану, а прямо по ваньке-встаньке захреначу. Чтоб уж больше на бабе всю оставшуюся жизнь делать было нечего! Да, и к телефонной трубке тоже пока не советую лапы тянуть, и в карманы их не суй... А теперь вникайте, господа начальники. В военном училище мне не раз внушали, что единственная прерогатива подчиненного, когда ему отдан приказ, стараться исполнить его как можно быстрее и лучше. С этим согласны? Отлично. Тогда, мобжлоб, ответствуй… Ты на каком основании мне срочную телефонограмму из штаба округа помешал исполняющему обязанности командира части вручить? Да еще и в грудь со всей дури жахнул! И все это, товарищ майор, на ваших глазах, но вы и одним не моргнули! Реально меня дебилом посчитали? Ну да, конечно: летеха на дежурстве абсолютно зазря ломится в запретную дверь! А за ней злобствуют в лучших традициях дедовщины: кулаком «бюст» «на фанеру» пробивают! И кто же претворяет в жизнь садистский ритуал? Жуй, да не жуя! Целый старший офицер! Мобжлоб! Вот она, телефонограмма-то, и коль ты мне ее начальнику воспрепятствовал вручить, так сам теперь и подавай! Вперед!
И Юрий швырнул на пол листок, из-за которого разгорелся сыр-бор.
- Сестринский! Принесите! - с кислой миной приказал «энша».
Мобист крайне неохотно повиновался.
Аветисьянц быстро пробежал сообщение и тут же его отбросил, как будто оно ему ладонь обожгло, на расстеленную карту.
- Всё ясно, - прокомментировал он. - А от дальнейшего несения суточного наряда я вас отстраняю. Приказываю разрядить и сдать оружие!
- Есть! Иного и не ожидал, - усмехнулся Данковцев. - Вот только с этой тварью поквитаюсь… Ну что, мобжлоб, готов к сатисфакции?
Сестринский молча застыл у окна в испуганно-выжидательной позе.
- Лейтенант! Так чего вы, собственно, хотите? - опять попытался взять стремительно развивающуюся ситуацию под свой контроль «энша». - Повторяю: сдайте оружие! Да, мой помощник, конечно, был неправ, оттолкнув вас, но мы во всем разберемся, и он, разумеется, понесет заслуженное наказание!
- Когда? После дождичка в четверг? - не поверил Юрий. - И не надо передергивать: он меня не толкнул, а ударил! Причем на всю железку! Наверняка следы останутся! Слышь, мобжлоб, вот ты меня в слепоте обвинял, а сам - слона-то и не приметил? Официальное лицо: при исполнении, при повязке, при оружии! Смотря как дышло повернуть, а то ведь неизвестно еще, по кому из нас больше трибунал плачет! Телефонограмма-то - такой же приказ командующего! Ну-ка, какая там статья, когда находящемуся при исполнении военнослужащему мешают что-то осуществить, причем действуя насильственным путем?
Данковцев выдержал мини-паузу.
- Короче, так, завсклад суперсекретный. Бить я тебя сам не собираюсь: руки марать не хочу. Ты уж как-то постарайся лично. Подпрыгнуть от души, ногами вверх, а спиной чтоб плашмя об пол тарарахнуться, и тогда без проблем. Ну а коль не захочешь эдак козликом подскочить… тогда, как и обещал, без мужских причиндалов окажешься. Пять секунд на размышление! Время пошло!
Сестринский исподлобья бросил на безжалостного вершителя справедливости пыщущий злобой взгляд. И в который раз не произнес ни слова. Юрий же окончательно убедился, что «подвесочный» майор - редкостный трус, откуда и корни всей его прямо-таки показной грубости.
- Товарищ лейтенант! - снова вмешался Аветисьянц. - Вы переходите все границы!
- Ха! А когда он меня конкретно примочил, вы и словом не обмолвились! - с издевкой утвердил Данковцев. - Предпочли с «позвоночным» экземпляром не связываться: себе дороже? Ну а мне терять нечего: и звезды маленькие, и срок службы, и прожитые года. Вся жизнь впереди - мобжлоб, ну погоди! Пять секунд уже пять раз прошло! Короче: или - или!
И направил пистолет на ширинку обидчика. Тот разом съежился, инстинктивно укрыв ладонями пах.
- Это ж надо, какой бережливый! Всерьез полагаешь, что пуля пальцев не пробьет? - рассмеялся помдеж.
Начальник штаба тоже криво улыбнулся - невольно.
- Ну? Так прыганем или пальнем? Ладно, не обессудь…
Юрий зажмурил левый глаз, дулом выискивая достойную точку для прицела.
- Думаешь, кишка тонка тебя евнухом сделать? Проверяем? Ух, до чего спусковой крючок тугой… Ну-ка, ну-ка…
- Стой! Стой! Погоди! Я сейчас! - истерично взвизгнул мобист. - Я вот… я уже!   
Отшагнув от подоконника, он присел и неловко завалился на спину, так и не отрывая ладоней от промежности.
- Упражнение исполнено на единицу, - оценил Данковцев. - Повторить! Больше старания, больше экспрессии! И не тыкай! А то отдельный рапорт подам…
Только четвертая попытка Сестринскому действительно удалась. Шмякнувшись об пол на всю спину, он еще и не предусмотренно сценарием громко пукнул: «пустил голубка».
- В расчете, - безулыбочно заявил Юрий, убирая «пээм» в кобуру и отодвигая засов. Удалился помдеж по-английски, не прощаясь.
К выходу из штаба он шагал торопливо, машинально ответив на приветствия начхима и гражданской служащей из строевого отдела. Опасался услышать за спиной угрожающие крики, догоняющий топот… Нет: покинуть памятник архитектуры удалось благополучно, и лейтенант в том же быстром темпе рванул к зданию «дежурки». Однако, войдя в ее коридорчик-предбанник, первым делом проскочил в комнату отдыха, где спешно извлек табельный пистолет из кобуры. Вытянул из рифленой рукоятки магазин с семью патронами и осторожно передернул затвор, держа «пээм» над застланной солдатским одеялом кушеткой. На одеяло из ствола вылетел восьмой патрон.
Данковцев дозарядил им магазин, воткнул и зафиксировал его в пистолетной рукоятке, поднял флажок предохранителя в верхнее положение и вернул «макарова» в кобуру. Крышку ее специальной застежкой закреплял уже на ходу в главный кабинет дежурного помещения.
- Ты где пропадал? - моментально вызверился на него Удодов.
- Где-где… В штабе, глобальные проблемы с этой телефонограммой решал.
- Не понял… Чуть не полчаса? Ой, что-то ты мудришь…
- Да ладно, ладно, сейчас всё поймете. Во-первых, я уже не ваш помощник. Меня майор Аветисьянц с наряда снял. Во-вторых, он оружие велел сдать. А в- третьих, дело было так…
Закончив излагать свои злоключения, Юрий заботливо продемонстрировал ротному уже проявившийся на груди синяк. Тут в «дежурке» появились подполковник Барзинчук и сопровождавшие его два старших лейтенанта: могучий Севанян (чаще именуемый Шкафандром) и облаченный в портупею с кобурой высоченный Лоськов (с новым прозвищем Лосище Уже Не Дважды Лейтенант: «уже не» добавились к старому «погонялову» после вторичного присвоения «трехзвездочного» звания офицеру, ранее разжалованному за пьяную драку).
- Эт-то… Исполняющий обязанности командира части вас от дальнейшего несения дежурства отстранил? - первым делом уточнил у Данковцева заместитель по воспитательной работе. - Оружие сдать приказывал?
- Так точно.
- Вы у него пистолет и патроны приняли? - обратился подполковник теперь к Удодову.
- Не успел еще. В известность о снятии с наряда он меня действительно поставил, а потом докладывал, как оно всё получилось.
- Получилось! Да вас тоже за компанию с ним надо было бы… эт-то… освободить! - озлился Барзинчук. - Оружие на первом месте, а все сказочки-балясочки - на втором! Значит, немедленно заберите у штрафника «пээм» и боеприпасы, вместо него вам дают Лоськова, а отстраненный пусть в комнате отдыха садится и подробнейшую объяснительную пишет.       
- Насколько я уже в курсе, ему вовсе не объяснительную, а рапорт по команде подавать надо, - не согласился майор. - О том, кто и как препятствовал должностному лицу довести до руководства части указание командующего округом, да еще и с применением силы. Кстати, - кивнул Удодов на Данковцева, - его в медпункт срочно направить следует, на освидетельствование. На груди синяк со стакан величиной, и на боль жалуется. Ну и разрешите уточнить: Севанян-то тут, в «дежурке», с какой целью?
- А ни с какой уже, - недовольно буркнул Нуда. - Я его на всякий пожарный с собой брал: мало ли чего… Товарищ старший лейтенант, вы свободны!
Удодов критически наморщил нос, но промолчал и пошел отпирать «оружейку».
А замкомполка по воспитательной работе предупредил:
- Когда будете рапорт по итогам дежурства составлять, про инцидент с телефонограммой не упоминайте. Мы как-нибудь эт-то… по-иному разберемся.
- Ясно-понятно, - откликнулся майор, выдавая Лоськову пистолет и запасной магазин через внутреннее окно. Патроны старлей забрал у Юрия. - Желательно лишь вину с больной головы на здоровую не перекладывать.
- А вы мне тут свои условия не диктуйте! - мгновенно возвысил голос Барзинчук. - Еще неизвестно, кто тут прав, а кто виноват! У него эт-то… Далеко не первое ЧП! И, главное, опять с оружием! Подозрительная, знаете ли, закономерность просматривается!
Майор крякнул, но в дальнейшую полемику вступать поостерегся…
Прошло двое суток. В кабинете приступившего к исполнению своих обязанностей командира части собралось несколько старших офицеров и среди них - единственный лейтенант.
«Компот» (жаргонно - первое лицо любого полка) восседал на своем рабочем месте, за двухтумбовым столом. Его заместитель по воспитательной работе и «энша» устроились за приставным, а остальные приглашенные - командир второго батальона, Удодов, Сестринский и Данковцев - разместились в рядок на стульях у боковой стены.
Для начала были озвучены две версии произошедшего ЧП - со слов мобиста и, соответственно, бывшего помдежа. В деталях они сильно разнились. Так, Сестринский упорствовал, что он «всего лишь» несильно толкнул ладонью лейтенанта, «нагло прорывавшегося с неясной на тот момент целью в спецкабинет». И на все лады талдычил: вход туда любым лицам, за исключением его самого и руководства части, категорически воспрещен. При этом крикливо ссылался на особый приказ и «неукоснительность строжайшей бдительности в деле сохранности секретной документации». Аветисьянц же объявил, будто самого момента рукоприкладства лично не видел: мол, в тот момент усиленно работал с картой. Комполка «усиленной работе» открыто не поверил; указал, что «энша» даже из элементарного любопытства должен был взглянуть на вошедшего. Тем более, раз тот еще и непосредственно обратился к начальнику по-уставному.
Данковцев старательно гнул свою линию: сразу предъявил присутствующим обширную гематому - багровое пятно, чуть ли не с блюдце величиной, разлитое по центру груди. Да и врачебное резюме подтверждало «сильное ударное воздействие тупого твердого предмета или при ударе о таковой». Мобист, потрясая костлявым кулаком, злобно прошипел: столь сильно он просто им ударить не мог! Юрий пожал плечами и поинтересовался: откуда в таком случае у него травма? Оппонент затруднился предположить на сей счет что-либо правдоподобное…
В то же время он рьяно напирал на подозрительное поведение визитера с повязкой: пришел, заявил, что ошибся кабинетом, удалился, а через несколько минут вернулся… Что ему мешало еще в первый-то раз телефонограмму передать? Данковцев разъяснил: не что, а кто - сам он, мобист, собственной персоной. Ударил, наорал, обозвал, пообещал рапортом доложить - хотя зачем: врио командира части-то рядом находился - и угрожал дальнейшей расправой. Короче, напугал и с панталыку сбил. Вот и пришлось по коридору штабному прогуляться, в себя прийти, смелости для повторного визита набраться.
Да, Юрий соглашался, что в ходе этого визита он, ради вручения важного известия, действительно обнажил оружие и снял его с предохранителя. А что, дескать, ему оставалось делать - приказ-то в любом случае исполнять следовало! Пистолета же он на Сестринского не направлял!
Тот с ненавистью твердил: не только направлял, а еще и чуть было не пристрелил! Издевался, заставлял уродоваться, все тело до сих пор разбито!
Аветисьянц и на этот раз всячески юлил, уходя от четких ответов. Бубнил: так точно, помдеж пистолет вынимал и телефонограмму на пол кидал, а мобист ему ее приносил-передавал. Пока же он в текст документа внимательно вчитывался, всецело от окружающего отрешась, майор на пол и загремел. Почему-то… А помдеж тем временем удалился…
Не выдержав, комполка колко заявил, что начштаба, похоже, следует серьезно заняться собственным здоровьем, поскольку у него и со зрением, и со слухом бо-ольшие проблемы! Еще добавил: не к лицу, значит, руководителю полкового масштаба такие турусы на колесах подпускать! Бесчестно!
По поводу взаимного нарушения военнослужащими воинской вежливости особых расхождений не возникало. Зато не состыковывалось число прыжков-падений: со слов одного участника конфликта, их было четыре, другого - лишь одно и вовсе не принудительное, а добровольное. Мол, мобист свою неправоту осознал и на пол шлепнулся как бы в качестве своеобразной компенсации за нанесенный кулачный удар. Отчасти это даже совпадало со страусиной позицией «энша», но прозвучало малоправдоподобно, если не курьезно.
Момент «газификации» Сестринский и Аветисьянц стыдливо обошли, а вот Данковцев расписал красочно, что весьма позабавило полковника. И напротив, вовсе не вызвало одобрения у главного воспитателя: как же - выставить заслуженного майора в столь надругательском и припозоренном виде!
Ранее подполковник Барзинчук, проводивший служебное расследование по факту нарушения уставных взаимоотношений, опросил часового, охранявшего во время офицерского конфликта Боевое Знамя воинской части, и дежурного по штабу: а не заходил ли куда между посещениями мобиста помощник дежурного по части, и вообще - не бросилось ли в глаза в его действиях нечто подозрительное? Причем замкомполка толком даже не смог и сформулировать - именно-то что?
Оба солдата дружно открестились: «Ничего такого не заметили».
Зато командир второго батальона, в чьем подчинении находился и музыкальный взвод, явно неспроста вспомнил о недавней - и впоследствии замятой руководством части - схватке Сестринского с солдатом-старослужащим, а также о жалобах офицеров и вольнонаемных сотрудников на грубость мобиста. И чеканно рубанул:
- Система безнравственного поведения налицо!
Даже главный воспитатель вынужденно признал:
- Эт-то очень настораживающий факт.
Сам майор неуклюже ссылался на расшатанные нервы…
Итоги затянувшегося разбирательства подводил командир полка. Он аккуратно подровнял стопочку лежащих перед ним документов - рапорта, объяснительные записки, акт медицинского освидетельствования, тетрадный листок с рукописным текстом той самой пресловутой телефонограммы - и многозначительно вздохнул.
- Мое глубочайшее убеждение, - раздраженно начал он, - все трое фигурантов врут. Причем цинично. Это, - и потряс пачкой бумаг, - басни Крылова, приключения капитана Врунгеля и русские народные сказки. С житейской колокольни оно понятно: всяк желал бы из грязной ситуации чистеньким выползти исхитриться. А с армейской позиции - поведение, недостойное погон… Твою мать! - неожиданно хватил «компот» кулаком по столешнице. - Ладно, лейтенант зеленый, хотя ситуативно - отдаю должное - маневрирует лихо. Но два старших офицера могли хотя бы хрен к носу прикинуть? Задачка для лободыроватых: зачем помдеж явился в штаб - большой, большой секрет! Майор Сестринский!
Мобист вскочил со стула.
- Вы так и не уразумели, что именно своими неуставными действиями и сотворили экстремальную ситуацию?! Костяшками врезать или ладошкой пхнуть не в деталях суть. В царской армии достаточно было кинуть перчатку в лицо обидчику - и назавтра пожалте к барьеру! А там уж как Всевышний рассудит. Не повезло: противник-то ваш оказался радикальным бойцом, классический урок вежливости преподал. Это ведь не солдата о стенку мутузить - ах, негодяй, честь вяловато отдал! - и не женщин на три буквы посылать.
- Казарменный стиль поведения, - желчно вклинился Нуда. - Оторви-дембель офицерского рода.
- Во-во! - согласился комполка. - Особая порода. И совесть не зазрит. Касаемо же исключительной секретности мобкабинета… Формально вы правы: посторонним там действительно не место. Но помдеж ведь всего лишь переступил его порог и испросил разрешения доложить врио первого лица о цели своего прибытия! Причем, заметьте, по значимому поводу. А вы, пардон за тюремный жаргон, реально рамсы попутали, его столь скорострельно припечатав! Ну, мощи удара не замерял, но результат налицо. По молодости боксом случаем не занимались? Или там другими силовыми единоборствами? - с ехидцей осведомился он.
- Никак нет!
- Удивительно…
- Да говорил уже: неспособен я рукой такую травму нанести, - угрюмо буркнул распекаемый.
- Тогда откуда она у него взялась?
- Не знаю! - почти выкрикнул майор. - У него спросите! - И кинул волчий взгляд на Данковцева.
- Так ведь уже выясняли. Меж двумя визитами лейтенанта в ваш кабинет прошли минуты. Он говорит, две-три, Аветисьянц утверждает, пять или шесть, вы настаиваете - все десять... По секундомеру время никто не засекал, так кому прикажете верить? Положим, истина, как и обычно, где-то посередине. Что из того следует? Дежурный по штабу категорически утверждает, что помдеж входил-выходил в здание только раз. Часовой на первом посту, надо понимать, вообще спал с открытыми глазами. «Деревья умирают стоя!» Тьфу! Вот уж на это любой «штык» особо горазд! Но куда, спрашивается, было офицеру с подводной лодки, то бишь, из коридора, деться? Каким макаром и чем в таких условиях можно нанести себе… м-м-м… грудное членовредительство? Ну?
Мобист беспомощно пожал плечами.
- Значит, версий никаких? Ладно, ваш высокобродь, садитесь. Данковцев!
Юрий поднялся.
- Вы утверждаете, что после сильного удара в грудь - а сомнения насчет его ярко выраженных последствий у меня имеются - опешили, сморозили какую-то чушь по поводу ошибки кабинетной дверью и энное время дефилировали по штабному коридору, якобы успокаиваясь. Ну не верю! Никак не состыковывается этакая жалкая растерянность с вашими последующими, квалифицировал бы, околокриминальными действиями.
- Позвольте уточнить, товарищ полковник, почему не состыковывается? - не согласился Юрий. - Повторяю: меня внезапно ударили - что есть мочи, дыхалку перебили, - обзывали-унижали, угрожали как официальной жалобой, так и продолжением физической расправы. Вот и, каюсь, сробел. Сравните - летеха и два старших офицера, да еще один из них на тот момент и командир части! Почему он на рукоприкладство совсем не среагировал? Что мне после того оставалось делать? Конечно, дверью я не ошибался, а мне это Аветисьянц как бы невзначай сам подсказал, я и сказал. Потом же, по коридору погуляв, смелости набрался, ну и… Вы согласны, что я всячески обязан был реализовывать свое единственное право - быстрейшее и качественное исполнение отданного свыше приказа?
- В принципе как раз в данном-то случае можно было и не торопиться столь рьяно: вплоть до угрозы оружием, - раздраженно проворчал «компот». - Они и сегодня, командно-штабные учения, еще не начались.
- Товарищ полковник! - кинулся на защиту взводного Удодов. - Вы же прекрасно знаете, что приказы не делят на «важные» и «неважные». Любой требует исполнения беспрекословного, точного и в срок! А я задачу поставил: лететь пулей и вручить телефонограмму немедленно! Да, признаю, что мой подчиненный несколько перестарался. Зато хлеб свой отработал сполна.
- Лучше бы недоработал, - маневрирующе вклинился Барзинчук, вторя главному начальнику. - По крайней мере, тогда все мы сейчас копья бы не ломали.
- Э-э-э… Если сейчас начать, как на весах, значимость отдельных приказов определять, - подключился комбат, - эдак далеко-о зайти можно. Нет, императивен каждый, всякий и безразлично какой. И потом, товарищ полковник, я что-то тоже не очень понял насчет несостыковки в поведении младшего офицера.
- Попробую растолковать на женском примере, - пояснил командир. - Иная потенциальная невеста желала бы видеть мужем, так сказать, бытового героя. Он и крутой добытчик, и чтоб с ним на работе серьезно считались, и все родственники, и в случае чего, един пятерых хулиганов одолеет… остальное-прочее в том же ракурсе. Но, случается, она в то же время упрямо мечтает: уж дома-то он будет жить строго по ее указке! Чуть что не понравится - ррр-гав! И через секунду сильная со всех сторон половина обязана скакать вокруг на полусогнутых, виляя хвостиком. Вдумайтесь: неужто две такие ипостаси в одной личности сочетаться будут? Вот то-то и оно. А наш помдеж, в его разных визитах в мобкабинет, именно двойственным и предстает. Значит… Где-то он был неискренен. Предположу, хотя навряд ли докажу, что маскировка имела место в первом случае.
Полковник на правах хозяина кабинета налил полстакана минералки, выпил, аккуратно держа тонкостенный стакан двумя пальцами.
- Что пистолетом ты, само собой, размахивал в кабинете, кое-кому в пахометр целя, - тоже ясно без подмеса, - заявил он, перейдя на «ты». - И что за пробитую фанеру поквитался именно четырежды, да еще и заставив обидчика проароматизировать…
Тут в кабинете на несколько секунд воцарилось нездоровое оживление - присутствующие старательно прятали ироничные улыбки. Кроме одного: покрасневшего, с затвердевшими скулами, упершегося огнемечущим взглядом в пол.
- И не надо мне тут втирать, будто он что-то там самолично осознал, а тем паче добровольно прыжками на месте занялся. Это ж особый людской тип: не терпит возражений, считает себя всецело компетентным, обожает поучать любого и вдобавок - не побоюсь сказать - энергетический вампир, который, точнее слова не подберу, тащится от конфликтов. Однако мы ему пошли навстречу с присвоением очередного воинского звания - как офицеру, много лет отбарабанившему в районах с тяжелыми условиями службы. Но ему и это оказалось до лампады. И даже что факт избиения солдата сокрыли - лично я грех на душу взял. Конечно, не без должных рекомендаций свыше. Уже сожалею...
Майор Сестринский постепенно багровел.
- Но вы-то, лейтенант, вы чем его лучше? Под дулом кого угодно можно заставить акробатикой заниматься. Особенно если угроза воспринимается как реальная. Вот вам и весь ваш героизм в кавычках. Ощутимо пахнущий уголовным кодексом, если делу дать ход. Ради чего стоило класть голову на плаху? Ну вручили бы со второго захода ту самую телефонограмму в руки начштаба - и шагом марш в «дежурку». А потом бы официальную жалобу на мое имя подали, раз в эксцессе один из моих замов хоть и опосредованно, но тоже поучаствовал…
- Если бы я именно так поступил, то в конечном итоге наверняка стал бы всеобщим посмешищем, - не выдержал Юрий.
- М-да… Что-то, где-то, как-то... Учитывая невразумительную, я бы даже сказал, скользкую позицию… врио с двояким смыслом. Ладно, лейтенант. Присаживайтесь. Майор Аветисьянц!
Теперь встал «энша». И сразу же заявил:
- Товарищ полковник, никто не дает вам права нарушать субординацию.
- Да вовсе и не собираюсь, - пристально посмотрел на него «компот». - Успеем еще тет-а-тет разобраться. Пока же ограничусь лишь анекдотом. Но - с предисловием. А вы присаживайтесь и вникайте… Как раз когда пошел я в первый класс, на нашей эстраде появился мелодичный хит с довольно игривым припевом: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу». Не в курсе, знакома ли кому из присутствующих эта песня, а к слову: сравнительно недавно ее на эстраде попыталась возродить Жасмин. Доехали до анекдота. Когда еще в СССР появились первые, примитивные компьютеры, кто-то из программистов ради шутки заложил в машину этот припев. Ну, железный ящик текст проанализировал и выдал: «ничего не вижу» - слепой, «ничего не слышу» - глухой, «ничего никому не скажу» - немой, «ничего не знаю» - догадайтесь сами.
На этот раз лицо запылало у начальника штаба.
- Что ж, товарищи офицеры, - пасмурно усмехнулся комполка. - Есть такой военный афоризм: «Российская армия непобедима, поскольку действует вопреки логике и здравому смыслу». Как раз к нашему инциденту приложимо. Так… Закругляемся… Барзинчук!
- Слушаю, товарищ командир! - кое-как выбравшись из-за приставного стола, трудно поднялся телесистый главный воспитатель.
- Завтра к двенадцати ноль-ноль проект приказа о наказании скандалистов мне на стол! И пусть утешаются, что сор из избы не выносим!
- Есть!
«На заднице шерсть - маленькая, реденькая, зато своя, не купленная», - невольно вспомнился другой афоризм Данковцеву. И третий, иллюстрирующий завершение любой погонной разборки: «В армии виновных назначают».
Через сутки и Юрию, и мобисту объявили по неполному служебному соответствию занимаемой должности, сформулировав вину каждого так: «За нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими, при отсутствии между ними отношений подчиненности, выразившееся в нецензурной брани и применении физической силы друг к другу с нанесением легких телесных повреждений, не повлекших расстройства здоровья и утраты трудоспособности».
Про пистолетные угрозы и прыжки-падения в приказе предпочли умолчать.
Впрочем, конфликт на том отнюдь себя не исчерпал.
- Нет, конечно, хама ты по делу распатронил, - раздраженно заявил Данковцеву Удодов несколькими днями позже. - И приказ о вручении телефонограммы исполнил, несмотря на живую препону, и за себя постоял, пусть на грани фола. Однако наша шишкатура итогово постановила, что эта твоя свадьба не то что песни, припева не стоит! Мол, начудил с оружием жестоко и сильно ухудшил моральный климат в здоровом коллективе. Не разделяю. В корне. Сочувствую. Но поскольку «верхи» настроены крайне перпендикулярно, то «неполным служебным» теперь явно не отбояришься. Прибавь, что Барзинчук на тебя и без того давно косо поглядывал, а тут еще и Аветисьянц за вашу с мобистом разборку за компанию под раздачу попал. И хотя ему-то «компот» лишь простой выговорешник влепил, но тех же щей, да пожиже влей: звание подполковника «энша» теперь непременно задержат. Подобного в нашей системе, как правило, не прощают, и особенно - нижестоящим.
Нижестоящий пока насуписто молчал: переваривал услышанное. Ротный досадливо вздохнул и продолжил выволочку:
- Это ж надо так умудриться: одним махом двух врагов-«тяжеловесов» нажить! Сугубый ты, однако, талант проявил, своебычливый. Вот через него тебе уже и ярлык политического неблагонадежия навесили да плюс еще с кулуарным устным запретом на выдачу оружия. Барзинчук нынче прямо лютовал: долго ли, мол, такому отмороженному, да в обозримом будущем, вновь за «пээм» ухватиться и до убойного греха докатиться! Вся часть сидит на мине замедленного действия! Подстраховаться! Немедленно! Решили, значит, ни по тревоге тебе больше пистолета на руки, ни в наряды… Неясно лишь, как насчет стрельб. Причинным местом, что ли, мишень поражать будешь? Ладно, шутки в сторону. Помдежем без ствола службу править - это еще так-сяк, наперекосяк, хотя все одно - незаконно. Но кого я с твоим личным составом теперь в караул отряжать буду? Уж там-то пустая кобура по-любому не прокатит: на боевом дежурстве от устава ни на миллиметр! Другого взводного озадачивать? А на хрена это и ему, и мне, и для общего дела чревато! Проверками всякими теперь нас замы истерзают - и к бабке не ходи! Да, нажил ты фигову тучу приключений на свою задницу и роту в целом!
Майор досадливо пожевал губами и решил-таки до конца обвестить начудившего подчиненного:
- Ну а Сестринскому прямо указали рапорт на «увольняшку» подавать. Срочно и якобы по здоровью, а медицина, значит, в нужном ракурсе подсуетится. Он поначалу-то взбрыкнул: ему, стало быть, сорока пяти годков пока не исполнилось, не имеете права... Так отцы-командиры без обиняков объявили, что иначе его с подвески вмиг снимут - и назад, на старшелейтенантскую должность, а потом один хрен в бессрочный отпуск наладят. Только уже по негативу, задним числом припомнив все грехи. Тогда, уходя на пенсион с поручицкого поста, ключник в материальном выражении сильно бы проиграл.
- И что мобжлоб? - рефлекторно полюбопытствовал Юрий.
- Да куда ему деваться? - хмыкнул Удодов. - Поскрипел-поскрипел зубами и отвальную бумагу «через не могу» настрочил. Вон, назавтра на больничку лыжи и смазывает - перед заслуженным отдыхом госпиталь и здоровым по закону положен, его же в недужные авансом... Отлежит три недельки, а по выходе от эскулапов обходной лист в зубы и потом хар-роший пинок в период дожития. Так вроде у нас остатний до могилки срок официально именуется?
- Не в курсах. Мне о том покамест думать рановато.
- Зато кое о чем другом - в самый раз.
- Проясните…
- Самолично не догадываешься? Выживать тебя из полка будут. Вариантов два: либо под каким-то соусом в другую часть перевести, либо тоже под увольнение подвести. Разумеется, без пенсиона. Армия бунтовщиков не терпит!
- Вы это на полном серьезе? - сразу и не поверил сказанному Данковцев. - Ничего себе: жизненный поворотец… - Лейтенант раздумчиво поскреб подбородок. - Ну и как, на ваш взгляд, вероятнее-то что?
- Перевод, - немедля определил ротный. - Так оно для руководства и проще, и безопаснее. Уволенному-то по негативу уже терять нечего, вдруг да жаловаться по вертикали начнешь или - еще хлеще - судиться… То-то для верхотуры мороки и головняка! А не убыть к новому месту не имеешь права, раз при погонах. Либо их с плеч долой, из части вон! Согласишься же дислоцироваться на почтительное расстояние - весь пистолетный форс-мажор здесь сам собой быстренько похоронится. Тут ведь еще нюанс. Любой проверяющий, узрев нетривиальный приказ о наказании, вполне может про детали полюбопытствовать. Нуте-с, подать сюда главных фигурантов! Барзинчук же ему бойко отрапортует, что один кулакомахатель вовсю период дожития осваивает, а другой, к примеру, Забайкалье. Двойная подстраховка, что Нуде и требовалось доказать! На том небезопасный интерес проверяющего явно иссякнет, и пойдет он халявную водку пить. А тебя даже только из-за тишком санкционированного недопуска к оружию срочно из части убирать надо: подобного шила в мешке долго не утаишь.   
Майор помолчал и вдруг плутовато улыбнулся:
- Кстати: в курсе, какое погонялово Сестринскому штабные припаяли?
- Понятия не имею.
- Ароматизатор…
В прогнозах своих битый жизнью ротный оказался прав: уже через месяц Юрий выходил из расположения части, имея на руках направление о переводе в Дальневосточный военный округ. Лейтенант миновал КПП столь безжалостно спровадившей его из своих рядов части, на прощанье окинул твердым взглядом въездные серые ворота с непременными надраенными звездами цвета латуни по центру створок. И нежданно боковым зрением усмотрел вылезающего из-за руля навороченного форда Сестринского, в свою очередь тоже приехавшего в полк в последний раз - за получением пенсионного удостоверения.
Старший и младший офицеры замерли на расстоянии нескольких шагов, буравя друг друга тягучими взглядами. Но вот лицо новоиспеченного отставника исказила гримаса ненависти, и сквозь сжатые зубы он выдохнул:
- Сссука!!!
- Ну… Я бы тоже вас мог как-то обозвать. К примеру, Ароматизатором. Однако в силу своей воспитанности никогда этого не сделаю, - по-мальчишески не сдержавшись, уедливо схохмил взводный.
И пружинисто зашагал к автобусной остановке, не обращая внимания на густую нецензурщину, атакующую его в спину…

Ростов-на-Дону

"Наша улица” №228 (11) ноябрь 2018