Алексей Некрасов-Вебер "Осень" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

Алексей Геннадьевич Некрасов-Вебер родился 9 июля 1959 года в Москве. Окончил Московский горный институт. Инженер-физик. В "Нашей улице" публикуется с № 3-2004, (рассказ "Пощечина"), где опубликованы рассказы "Земное и небесное" (№ 9-2004), "Кипарис во дворе" и "Река детства" (№ 11-2004), "Танцующая девушка в красном платье" (№ 89 (4) апрель 2007) и другие. Автор эссе о художнике Александре Трифонове ""Царь я или не царь?", или размышления у картины" и о писателе Юрии Кувалдине "На изломе тысячелетий" (№ 9-2005).

вернуться
на главную страницу

Алексей Некрасов-Вебер

ОСЕНЬ

рассказ

В наступавшей с опозданием осени было что-то противоестественное. Жена, дочь, соседи по даче не могли нахвалиться хорошей солнечной погодой, а Глебу уже хотелось дождей, утренних заморозков, бодрящего ветра, серой череды туч, бегущих от сырой и промозглой Балтики в сухие оренбургские степи. Но небо, словно издеваясь, даже и не думало укутываться облаками. Солнце день за днем высушивало землю, проплывая свой полукруг по выцветшему небосводу. После недолгой утренней прохлады к полудню начинало припекать, словно на дворе еще стоял август. В смешанном лесу за дачной околицей листья неохотно начинали менять окраску. Но самые торопливые уже успели пожелтеть и опасть. Их похожие на засохших гусениц останки, устилали тропинку, и во время прогулок, хрустели и рассыпались под подошвами ботинок. По вечерам над кустами и еще зеленой травой клубился колдовской сумрак. И иногда Глебу казалось, будто все происходит во сне. Сновидение, было не из худших, но все равно хотелось проснуться и оказаться в нормальной для наших мест холодной и дождливой осени. Окунуться в деловой ритм городской жизни, набирающий обороты после летней отпускной истомы. Однако сон вцепился мертвой хваткой, и пробуждения не ожидалось.
В назидание тем, кто любит сболтнуть лишнего, в народе говорят: «Слово не воробей». Но это можно понимать и шире. Не высказанный, но четко сформулированный мысленный посыл, это ведь тоже слово. И его тоже могут услышать!
«Бойся своих желаний. Они могут сбыться», - гласит восточная мудрость. Но кто из нас все эти мудрости слушает! Пока сам лбом не наткнешься, не набьешь шишек, не помогут ни чужой ум, ни чужой опыт.
Где-то с год назад, устав от бесконечных командировок, Глеб возроптал на судьбу:
«Когда же это кончится! Не мальчик уже мотаться по городам и весям. Быстрее бы пенсия. Лишнего дня на этой чертовой работе не останусь!»
Подумал так и забыл. А время шло своим чередом. И вот в назначенный срок пожелание стало сбываться. Пенсию Глеб оформил заранее, как научили знающие люди. Но заявление начальнику на стол почему-то не спешил класть. И не скудность пенсионного обеспечения была тому главной причиной. Как-то странным казалось теперь, что, проснувшись в понедельник утром, уже не надо будет идти на работу. Не надо ждать вожделенного вечера пятницы. А суббота с воскресеньем безлико сольются с остальными днями недели. В общем, стало ясно что, тогда год назад он явно погорячился. Да и работы как-то резко поубавилось. Кризис набирал обороты, и постоянные заказчики их сервисной фирмы постепенно сворачивали бизнес.
Однако: «Слово не воробей». Наверное, слишком сильным был тот прошлогодний посыл, и инерция не позволяла дать судьбе обратный ход. Как-то утром, Глеб пришел в офис чуть раньше других коллег. А там, будто специально поджидая его, уже сидел директор. Явно смущаясь от предстоящего разговора, шеф пригласил в кресло напротив.
Почти всю арендуемую фирмой площадь занимала пришедшая в ремонт техника. В последние время клиенты тянули с оплатой, и ее скапливалось все больше и больше. Лавируя между оголенными каркасами аппаратов и, стараясь не зацепить висевшие на проводах блоки, Глеб двинулся к командирскому столу. Интуиция не предвещала ничего хорошего. Заранее негодую, думал, что предложат на недельку съездить в очередную Тьмутаракань. Перед глазами уже проплывали хорошо знакомые кадры: Полинявшие от времени обои уездной гостиницы. За окошком давно уснул погруженный в ночной мрак поселок. Тусклый свет лампочки преломляется в недопитой коньячной чекушке, а над полутора спальной кроватью безуспешно старается разогнать командировочную тоску маленький телевизор.
Однако судьба приготовила совершенно другой сюжет. Пожаловавшись на тяжелые времена, шеф признался, что не знает как выплачивать зарплаты ни в этом, ни в следующем месяце. И потому, не требует, а именно просит тех, кого уже приняло на обеспечение государство, проявить сознательность.
«Может, оно к лучшему! Ты сам хотел этого», - думал Глеб, ставя под заявлением подпись. Обрадованный директор, спрятал бумагу в верхний ящик стола и пообещал, что обязательно будет привлекать за отдельную плату, когда появятся заказы. В тот момент он наверняка был абсолютно искренним.
И вот оно случилось. В понедельник, проводив на работу жену, Глеб, не торопясь шел в сетевой супермаркет, где пенсионерам по утрам давали небольшие скидки. Вернувшись, и, разложив по полкам холодильника продукты, думал, чем занять себя дальше. Можно было поехать погулять в центр, посетить какой-нибудь из московских музеев, или просто поваляться на диване с книжкой. Раньше, на все это нужно было выкраивать время. Теперь же Глеб вдруг обнаружил, что переизбыток свободы сильно обесценивает любое из желаний. Первые недели, не расставаясь с мобильником, он с самого утра ждал, что позвонят с работы. Но постепенно терял надежду. Иногда, отправляясь в парк на прогулку, даже оставлял мобильный дома на зарядке. Правда, вернувшись, обязательно просматривал вызовы.
 Видя, как он мается, жена предложила:
- Ехал бы ты на дачу. В доме, наконец, порядок наведешь. Да и погода, смотри, какая! Прямо подарок от небесной канцелярии.
Вот так, следуя совету супруги, он и очутился в деревенском уединении. Сначала душа возликовала от долгожданной встречи с природой. Да и дел в дачном доме и на кровных восьми сотках всегда было в достатке. Однако и здесь подстерегала опасность. Убежав от городской суеты, шума машин, пьяных ночных криков за окнами, он попал в блаженную тишину сельской идиллии. Но, избавившись от раздражающего соседства, оказался один на один с самим собой. Вот тут и началось! Словно пружины из старого матраса полезли злые колючие мысли, и далеко не лучшие воспоминания. Дополняя их, словно тяжелая артиллерия, грохотали цитаты из классики:         
«Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками» - эту лермонтовскую фразу Глеб запомнил еще со школьной скамьи, и очень не хотел для себя такой судьбы. Уже много позже, когда появились интернет и Википедия, он узнал, что этот самый титулярный советник, не такой уж и малый чин. Однако, право на дворянство давалось, только начиная с коллежского асессора, следующей ступени табеля о рангах. И потому выходцу из разночинцев очень сложно было на нее перескочить. В титулярных засиживались надолго, часто до самого конца службы. Вот потому и стала должность, символом несостоявшейся карьеры, клеймом неудачника.
Давно канул в лету табель о рангах. Вожделенное когда-то дворянство превратилось в анахронизм. Но незримая черта, разделявшая людей на тех, кто смог и не смог состояться, осталась. И как не стремился он жить так: «чтобы не было потом мучительно больно», именно такой унылый финал, судя по всему, и был ему уготован.

Когда-то в молодости, Глеб рвался изменить мир. На профсоюзных собраниях, отстаивая интересы коллектива, бесстрашно вступал в словесные схватки с начальством. Но те, ради кого старался, либо отмалчивались, либо открыто принимали противоположную сторону. Начальство же подобные выпады не прощало. Правдолюбца начали прессинговать, методично подлавливая на ошибках и небрежностях, которые он по неопытности совершал в избытке. К такой борьбе он оказался совершенно не готовым. Ни в школе и в семье этому не учили.
«Ошибки надо честно признавать!» - это всё, что внушило советское воспитание. Но как быть, если не успел еще признать и покаяться, а на тебя что-нибудь новое повесили! И уже не понятно, твоя ли оплошность, или валят до кучи, как на козла отпущения. Но если пресловутого козла древние иудеи, возложив на рога грехи свои, отправляли в пустыню, то Глебу и деваться было некуда. Даже уволиться не мог, потому, как не вышли еще положенные после распределения три года. Тут в пору жернов на шею и в пруд. Иногда он даже представлял себе эту сцену: Подернутая болотной ряской черная вода, скрипящие деревянные мостки, с которых удобно стирать белье, а можно и махнуть сразу головой в омут. Вдоль береговой излучины покачивают гренадерскими шапками камыши. А с темно-зеленых кувшинок, словно в добротно прорисованном старом мультфильме, удивленно смотрят на парня с жерновом пучеглазые лягушки.
От всего этого веяло таким сонным умиротворением и сказочной благодатью, что промелькнувшая мыслишка начинала казаться нелепым фарсом. Мысленно снимая с себя мельничные вериги, он осторожно клал жернов на шершавые старые доски. А сам садился рядом, свесив до самой воды босые ноги. И как хотелось не в воображении, а наяву, оказаться у такого вот пруда! Никуда не спеша, смотреть, как кружат над его темной гладью мошки. Как, разгоняя по воде круги, пытается их склевать мелкая рыбешка. А на другой стороне у самого берега торчит из стеблей осоки вылизанный дождями и ветром камень, на котором когда-то позировала Васнецову Аленушка. Издерганная служебными неурядицами, одержимая тоской по свободе душа, из городской суеты рвалась к песчаным речным плесам, в просторы весеннего луга, в пропитанный прелым грибным духом полумрак лесной чащи.
И вот свершилось! Никуда не спеша, он шел вдоль кромки леса. Над кустами собирался молочно-серый сумрак. Хрустели и рассыпались под ногами пересушенные листья. Делая поворот, тропинка вела к реке. А там, словно в старинных пейзажах об утиной охоте, подрагивали на течении струны камышей, узкая полоска отмели отделяла от основного русла темную гладь залива, горел закат, цепляясь за черную полосу дальнего леса. Все радовало глаз и дышало первозданной свободой. Но на душе было не весело. Наверное, потому что не смог прожить так, чтобы «не было мучительно больно». А могло вообще случиться по-другому?

К концу третьего года ситуация на работе постепенно наладилась. Руководство, решив, что урок усвоен, прекратило прессинг. Темная полоса сменилась серой. Теперь Глеб старался быть исполнительным и аккуратным. Интересы коллектива больше не принимал близко к сердцу. В прежних идеалах порядком разочаровался. Однако, время от времени, случались рецидивы. То, в ущерб себе, пытался кому-то помочь, или сам опрометчиво полагался на чье-то благородство и дружбу:
«Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей…»
Ведь проходят же в школе «Онегина», а эту пушкинскую фразу почему-то пропускают мимо ушей и во взрослую жизнь вступают с прилипшими к носу розовыми очками. Впрочем, далеко не все. А про нынешнюю молодежь и говорить нечего. Но он то был из тех наивных десятилетий!

Из-за хронической нехватки дождей речка обмелела, обнажив вдоль берега широкую полосу пляжа. Кое-где из серого сырого песка выступали маленькие укатанные рекой камушки. Выбирая более плоские, Глеб начал кидать их в воду. Повторив своей предыдущий рекорд (три рикошета на одном броске) пошел обратно. Мысли, словно рой мух, залетевший в давно оставленную жильцами квартиру, крутились теперь во временном промежутке восьмидесятых. Делая круги над затянутым в дырявый полиэтилен диваном, над столом, где когда-то распивали всей семье чай и смотрели по телевизору новости перестройки, они искали и не находили места, где можно дать отдых крыльям, окунуть хоботок в сахарную лужицу, насладиться сладостью ностальгического сиропа. Всюду только запустение и пыль. Даже солнечный луч, залетая в окно, как-то очень робко скользит по старому паркету, облезлым стенам и норовит быстрей улизнуть обратно.
А ведь те самые годы, должны были стать самыми продуктивными! Когда юность, расставаясь с иллюзиями, переходит в зрелость, но в душе еще бурлят силы, настает время свершений. И нельзя сказать, что он это время безнадежно упустил. Не хватая звезд с неба, от простого инженера дослужился до ведущего. Не только мечтал, но и не жалея сил старался изобрести что-нибудь полезное для страны и всего человечества. Желание так увековечить свое имя, заменяло украденную атеистическим воспитанием веру в бессмертие, и служило мощным посылом к действию. Однако, почва, на которой пытался возделать свой сад, уже начала осыпаться. Гигантский оползень пока еще не явно, но неумолимо приходил в движение, увлекая в пропасть чьи-то надежды на спокойную обеспеченную старость, чье-то желание сделать честную трудовую карьеру.
Один, как известно, в поле не воин. А большинство коллег, лишь отсиживало на работе положенные часы, и ругало прогнившую общественную систему. Средний технический персонал самозабвенно предавался пьянству, и истории о подвигах во хмелю, словно героический эпос, передавались из уст в уста в институтских курилках. А кое-кто вступал партию, делал карьеру, и одновременно исподволь готовил себя к грядущим переменам, сладковатый запашок которых уже витал среди прежних транспарантов и лозунгов.
С горькой усмешкой Глеб вспоминал, как радовался первым всходам гласности. Сейчас же больше склонялся к тому, что это были не ростки новой жизни, а ребра больного, проступавшие сквозь иссыхающие покровы. И хоть никто не спорит, что кости - это тоже правда жизни, куда разумней принять меры к лечению и затянуть их бронзой мышц и свежестью кожи, а не смаковать особенности скелета. Но это стало понятно гораздо позже, а тогда жадно, будто свежий весенний ветер, глотал все, что сыпалось со страниц почувствовавшей свободу прессы.  
Именно в то переломное время ему суждено было создать семью. С высоты прожитых лет, глядя на себя прежнего, он видел нелепую смесь Донкихота с Бальзаминовым. Оставалось лишь удивляться, как вообще ему это удалось сделать. Но во все времена девушкам нужно было выходить замуж, а он, если не принимать во внимание идеалистическую кашу в голове, был жених не из худших. Так что своя семья и ребенок появились. Но тут как раз и грянуло. За какой-то год или два все, чем жил, стало никому не нужным. А забытые термины, как нищета и голод становились новой реальностью. Глеб до сих пор хорошо помнил, как однажды, потратив последние деньги на поездку в метро, долго наблюдал за коммерческой палаткой у выхода. Видя, как в обмен на пиво и сникерсы исчезают в окошке денежные купюры, планировал, что, дождавшись конца торговли, пойдет следом за продавцом и внезапно напав, завладеет выручкой. На счастье палатка работала круглосуточно, и ухода продавца он так и не дождался. Удалось избежать подобных сценариев и в дальнейшем. Постепенно он приспособился к изменившемуся миру. Правда, с мечтами сделать то, что потом назовут твоим именем, пришлось расстаться. И еще один удар, судьба нанесла уже на излете смутных девяностых. Удар подлый, в незащищенную спину.

Сумерки сгущались по-осеннему быстро. Ускоряя шаг, Глеб возвращался с прогулки в дачный поселок. Ту новую черную полосу начала двухтысячных он в последние годы старался не вспоминать. Но сейчас, когда наступало время подводить итоги, и от этих воспоминаний не куда было спрятаться. Что-то противопоставить супружеской измене вообще очень сложно, если, конечно, не обладаешь властью или богатством. А, что может сделать рядовой сотрудник не очень преуспевающей фирмы? Тут либо закрыть глаза, смириться, самому завести шашни на стороне, либо пойти на принцип. Глеб выбрал последнее, и на исходе пятого десятка лет снова оказался в положение семейно-неустроенного. Хорошо хоть дочь приняла его сторону, но у нее уже была своя жизнь, и виделись они не часто, от случая к случаю.
С тех пор, как он обустраивал семейное счастье в первый раз, все сильно изменилось. Сам он полысел и обрюзг, зато красивых женщин вокруг появилось огромное множество. Будто рассыпанный по полу горох, они теперь заполняли все пространство огромного мегаполиса. То и дело попадались навстречу в метро, магазинах, гордо глядя вокруг, выруливали с автостоянок на престижных автомобилях. Но вся эта благоухающая, по-праздничному нарядная толпа проходила мимо, будто сквозь него, не отрывая от ушей мобильные телефоны. А в то же время на электронную почту, словно завывания голодных волчиц, то и дело прилетали откровенные призывы незнакомок. Но их Глеб удалял вместе с остальным спамом, полагая, что это либо ищут клиентов проститутки, либо ловят одиноких лохов мошенники. В общем, шансов на успех в этой второй попытке было куда меньше, но благодаря везенью, а может и божьему промыслу все опять удачно сложилось. Он снова обрел жену и друга, с которым можно было встретить надвигающуюся осень. Однако, желание прожить так «чтобы не было потом мучительно больно…», все еще продолжало тревожить мысли. Словно прометеев орел, оно время от времени прилетало поклевать и без того не очень здоровую печень. Будто подготавливало к той «мучительной» душевной боли, что придет, когда ничего уже нельзя будет исправить.
Однако, уже вряд ли что-то можно было изменить. Работы хватало и даже с избытком. Но все сводилось к обслуживанию плодов чужой инженерной мысли. По старой привычке анализируя технические решения, Глеб видел, что особой гениальностью зарубежные партнеры не страдают, но все сделано добротно, с хорошим дизайном, в продуманной до мелочей упаковке. Чего хронически не доставало аляповатым, собранным на коленке поделкам, которые он, словно агентов подполья, когда-то внедрял на отечественные предприятия. Теперь насмотревшись и научившись, многое мог бы сделать лучше. Но такого шанса никто ему не собирался давать!
Работа превратилась в заурядное добывание денег. Сам же он уподобился лошади, которая уныло тащит тяжелый воз в бесконечную гору. Да еще и появились хозяева, что за недостаточное усердие норовили хлестнуть по потной конской спине плетью. Отношения с начальством и раньше как-то не очень складывались, но эта новая реальность угнетала гораздо сильнее. В итоге, сменив несколько фирм, зацепился там, где меньше платили, зато директор был человеком старой формации - интеллигентным и совестливым. Однако и воз, и бессмысленно-нудный подъем никуда не делись. Лишь пенсия, о которой когда-то даже не хотел думать, казалась единственной возможностью сбросить натирающее шею ярмо. Но вот, вспорхнувшая воробьем, неосторожная мысль подтолкнула судьбу, и оказалось, что без этой опостылевшей поклажи теряется сам смысл существования. И тут же возник, пугающий вопрос:
«А кто мы есть? Неужели только функция, которую день изо дня выполняем?»

На свой участок Глеб Петрович вернулся, когда уже стемнело. Зажег свет во всем доме. Включил электрический чайник. Пока тот, с большой натугой пытался вскипятить воду, послал СМС-привет дочери и позвонил жене. Узнав, что в выходные она собирается навестить его по месту ссылки, обрадовался, как подросток в пионерском лагере, а вместо гостинцев попросил привести томик Пушкина.
Сделав несколько бутербродов, он заварил чай и сел ужинать перед телевизором. Еще один день приближался к завершению. Самый обычный день в длинной череде подобных. Будто спортсмены-близнецы, они пробегали мимо по идущей под уклон дорожке. Куда ведет этот спуск, он знал, но не хотел даже осторожно прикасаться мыслями к этой теме.
Телевизор в этой местности ловил только четыре канала. Хуже всего показывала «Культура». Однако именно её Глеб смотрел чаше других. Вот и сейчас, невзирая на треск помех, зацепился за интересную передачу. Рассказывали о создателях современного дизайна офисной мебели. Оказалось, что привычные формы кресел, столов, диванов родились в начале двадцатого века, как гениальное озарение, связавшее воедино эстетику, простоту, удобство, новые материалы и технологии. Каждый раз, когда Глеб слышал о людях, оставивших след в науке или искусстве, он испытывал смесь зависти с восхищением. Однако, это были слишком далекие вершины, чьи очертания, только в ясную погоду проступают на дальнем горизонте. Но оказалось, что талант творца может проявиться даже в сугубо прикладном деле. И тут, очень кстати, вспомнилось пожелание супруги сколотить хоть какую-нибудь лавку. В голове сразу закрутились возможные варианты конструкции. Весь остаток вечера он увлеченно чертил на листке из школьной тетради. Уже засыпая, все еще мысленно проводил под разными углами запилы, а заодно вспоминал Платона. Как утверждал древнегреческий гений, где-то рядом с Олимпом, в вечно солнечном заоблачном мире у каждой вещи существует свой идеальный образ, а по Земле расходятся лишь его копии, далеко не всегда совершенные.
Уже к концу следующего дня он убедился, что извлечь из виртуальных сфер даже образ идеальной лавки дело не такое уж и простое. Земное воплощение получалось то слишком шатким, то слишком тяжелым. Глеб знал, что жена снисходительно отнесется и к таким поделкам. Репутация мастера «золотые руки» с его личным образом как-то не очень вязалось. Но теперь он и сам хотел достичь совершенства. В результате после нескольких попыток, наконец, получилась конструкция положительно-отличная от всего того, что делал своими руками раньше. Жена, приехав на выходные, назвала лавку шедевром. Несмотря на долю иронии, похвала прозвучала вполне искренне. А в понедельник, проводив ее на электричку, Глеб снова принялся за работу. Теперь он решил замахнуться на дачную скамейку со спинкой. А в голове, опережая руки, уже крутились планы создания целой линейки дачной мебели, которой можно будет продавать через сайт в интернете. В очередном СМС он поделился идеей с дочерью, прикрепив к посланию фото новоиспеченной лавки. Девчонка отнеслась к отцовской блажи весьма скептично и посоветовала сначала посмотреть каталог «Икеа».
На следующий день, проклиная качество дачного интернета, Глеб последовал совету. Выводы оказались печальны. Вернувшая было молодой задор идея, оказалась мертворожденным младенцем. Таким же не увидевшим свет зародышем, как многие из того, что пытался сделать раньше. Все в этом мире уже было придумано до него. И не просто придумано, а поставлено на промышленные рельсы. Тут в пору было позавидовать Робинзону, которому посчастливилось создать мини-цивилизацию своими руками. Снова наступила апатия. Как солома из старого матраса полезли мысли о «периоде доживания», о смысле, вернее, бессмысленности жизни. Однако, в душе уже зрел протест:
«Да, ты живешь в мире, где всё большему количеству людей отводится либо роль офисного планктона, либо роботов, прикручивающих всю свою жизнь одну и ту же гайку. А скоро и тех и других заменят настоящие машины. И что тогда? Эра всеобщего счастья? И, похоже, никто всерьез такой перспективой не озабочен. А может, мы просто этих озабоченных не слышим?»
Душевный протест снова побудил к действиям. Внимательно пересмотрев каталог, Глеб обнаружил, что не все так уж и идеально. К тому же его задумки отличаются тем, что кроме скрепляющих шурупов не будет использовано никаких металлических деталей. С коммерческой точки зрения это не давало никаких преимуществ. Но кто заставляет обязательно раскручивать коммерческий проект! Не это ли одна из уловок враждебной ему реальности?

Осень постепенно брала свое. Вечера становились холоднее, по утрам траву прихватывало белым налетом инея. После завтрака, согрев себя горячим кофе, Глеб приступал к работе. После долгих поисков конструкция скамейки получилась простой и надежной. Дизайн, конечно, вышел своеобразным, но Глебу свое детище нравилось. Даже дочь, увидев фото, похвали, и назвала стиль «дачным модерном». А на очереди уже стояло легкое кресло, табурет и набор настенных полок. Временами ему казалось, что он в своих творческих поисках проникает в платоновский мир идеальных вещей и подсматривает там технические решения. И все больше Глеб влюблялся в материал, с которым работал. В отличии от холодного и бездушного металла, дерево подкупало своей теплой живой податливостью. Временами даже приходили мысли, что, наверное, он всю жизнь занимался не тем, чем должен, и мир потерял великого плотника.
Наработавшись за день, Глеб совершал короткую прогулку к реке. Вернувшись, закрывался в теплом и уютном пространстве дачного домика. Остаток вечера проводил с томиком Пушкина.  Словно коньяк многолетней выдержки смаковал давно знакомые строки:

Встает заря во мгле холодной
На нивах шум работ умолк…

…Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах.

Образы русской природы, картины ушедшей старины, извечные конфликты страстей и характеров каплями драгоценной влаги лились в сознание. Мир, как в юности, расширяя грани, наполнялся таинственным смыслом, и Глеб уже не жалел о том, что всё так сложилось.
Однажды в середине дня, когда он заканчивал кресло, ему позвонили с работы. Еще две недели назад он бы жадно, как голодный кусок сочного мяса, схватил трубку. А теперь, не зная как поступить, в нерешительности стоял у надрывающегося телефона.

“Наша улица” №229 (12) декабрь 2018