Сергей Иванович Михайлин-Плавский родился
2 октября 1935 года в поселке Крутое Больше-Озерского сельского совета
Плавского района Тульской области. Окончил Тульский механический институт.
В Москве живет с 1970 года. Печтался в журнале "Сельская молодежь"
как поэт. Автор 6 поэтических книг. Прозу начал писать по настоянию
Юрия Кувалдина. Постоянный автор журнала "Наша улица". В 2004
году Юрий Кувалдин в своем "Книжном саду" выпустил большую
книгу рассказов и повестей Сергея Михайлина-Плавского "Гармошка".
Умер 16 августа 2008 года.
Пришел в 2002 году в редакцию "Нашей
улицы" никому не известный поэт Сергей Михайлин со стихами. А я
стихов не печатаю. Говорю ему - приносите прозу. И он принес. Потом
я ему сказал написать про избу. И он написал.
Сергей Михайлин-Плавский создает
ряд типов, дающих понимание того, что есть русский характер и та самая
"загадочная русская душа". Когда, чем был так сломлен человек,
возможно ли его "распрямление" и "выздоровление"
в России - над этими вопросами Сергей Михайлин-Плавский думает постоянно:
это - широкие картины жизни и быта русской деревни, да и города, написанные
живо и увлекательно. Из книги можно узнать, кажется, всё: как рубили
избы и как вели засолку огурцов, какие приметы и обычаи сопровождали
каждую трудовую стадию, где и когда устраивались деревенские вечеринки
и еще многое, многое другое. Казалось бы, произведения Сергея Михайлина-Плавского
небогаты внешними событиями, резкими поворотами сюжета, нет в них и
занимательной интриги, но они богаты писательским мастерством, добрым
сердцем, умением ставить слова в нужные места со смаком, ему присуща
богатая русская лексика, дух народного языка и его поэзия.
Юрий КУВАЛДИН
вернуться
на главную страницу
|
Сергей Михайлин-Плавский
ЧАЕПИТИЕ
рассказ
В доме кузнеца Ивана Сергеевича по вечерам, когда вся семья была в сборе после гомонливого дня, любят пить чай с сахаром-рафинадом и баранками. Нынче как раз дед Сергей Акимович привез на шее с базара из Плавска целую снизку душистых золотисто-желтых баранок, и семья уселась за стол чаевничать.
Перед каждым на белой скатерти стоит блюдце в синих цветочках и на нем чашка с золотым ободком по внутреннему краю и изображением на боку двух кумушек на скамейке под развесистым деревом-рябиной и насмешливой надписью: "Пока не перегокорят, не разойдутся". Дед самолично купил этот чайный сервиз на шесть персон, намекая на неуёмную разговорчивость своей старухи Василисы Семеновны, всегда готовой на розыгрыш или даже насмешку.
Посередине стола прямо на скатерти горкой лежат баранки и на тонкой ножке высится широкая стеклянная с выпуклостями ваза с кусками сахара-рафинада.
Когда молодая хозяйка, жена кузнеца Валентина Тимофеевна, разлила из заварного белого в ягодах малины фарфорового чайника по чашке терпко пахнущего янтарного напитка, а потом долила до краев чашек крутого кипятка из обливного носача, дед по привычке скомандовал:
- Ну, с Богом!
Он налил чай в блюдце, поставил его на три пальца - большой, указательный и средний - правой руки и понес ко рту, бросив перед этим в рот маленький кусочек сахара. Попеременно, то откусывая кусочек баранки, то запивая его чаем, дед блаженствовал, прикрывая при этом глаза, словно сосредотачивая все свое внимание на таинстве чаепития. Потом, когда в семье появился никелированный самовар с маркой "Госпромцветмет С.С.С.Р Завод в Кольчугине", дед будет распаривать себя чаем до красноты лица и блестящих на лбу маленьких капелек пота.
- Хорош чаек вприкуску! - будет он нахваливать эту вечернюю церемонию чаепития.
При очередном наполнении блюдца в избу по-медвежьи ввалился сосед, состоятельный мужик Федор Ильич с огромным, картофелиной лорх, носом и бородавкой на его кончике, отчего в деревне его за глаза звали "гиря с довеском". У него был большой яблоневый сад, занимавший треть огорода, и поговаривали, что каждый год по весне он ведрами вОЗИТ на базар малиновое и яблочное варенье, а уж о его патологической жадности ходили легенды. Никому еще не удавалось задарма выпросить у него яблочка, разве только ребятишки при его отъездах натрясали ранней грушовки по целой пазухе,
- Садись, Федор Ильич, попей с нами чайку! - пригласил его к столу гостеприимный Сергей Акимович.
- Спасибо на добром слове, - ответствовал неожиданный гость, - чай-то я пить не буду, а вот сахарку погрызу.
С этими словами он взгромоздился на скамейке за столом, взял из сахарницы самый большой кусок рафинада и затолкал его в густо заросший седовато-рыжей бородой рот.
Куски сахара дед колол спинкой кухонного ножа, положив их на левую ладонь.
- Зубы-то не поломаешь, сластена? - съязвила бабка Василиса. -Возьми вон ножик-то да расколи!
- Не, я и так управлюсь, - разгрызая лошадиной челюстью твердый, как гранит, сахар, с присвистом его обсасывая и не обращая внимания на бабкину насмешку, поспешно ответил довольный даровым угощением сельчанин.
Праздник чаепития был испорчен. Дед обжегся чаем и начал ругаться, обвиняя сноху ("Чай перекалила!"), бабка напала на деда за его несправедливость, пытаясь восстановить за столом бывшее благодушие.
Федор Ильич догрыз рафинад, второй кусок брать постеснялся и засобирался домой.
- Зачем он приходил-то? - безадресно, у всех сразу спросила бабка Василиса. - Повесил свою гирю с довеском над столом и грызет сахар, Зубы-то как шшипцы!..
- А змей его знает, - ответил остывающий дед, - нюх у него собачий на всякую дармовщину.
- Богато живут дед Сергей с Иван Сергеичем, - разносил на следующий день по всей деревне пастух Тимоха, отведавший вечером чаю с сахаром и баранками, - каждый день чай пьют с блюдечка и вприкуску. Хорошо!..
"Наша улица” №234 (5) май
2019
|
|