Юрий Кувалдин "Внушение" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться
на главную
страницу

Юрий Кувалдин

ВНУШЕНИЕ

рассказ

 
До понимания возникает чувство родства с теми, кто сияет на литературном небосклоне, желая и тебя приподнять до своего уровня, но странно встретить магическое имя среди живущих, поскольку они даже не врубаются в жизнь после смерти, но стоило мне услышать имя, скажем, Марселя Пруста, как я тут же вздрагиваю от восторга, ибо он прекрасно узнал цену звонкого имени, и это просто замечательно самому ликовать от этого чувства, встретив на пути подобного бессмертного автора, памятуя о его начитанности и самому преуспевать в подобном чтении.
Каждый человек начинает свою жизнь вслепую, и у меня не получилось бы ничего, если бы у меня не появились поводыри в лице Чехова и Достоевского, хотя они не были мне знакомы лично, то есть в физическом взаимодействии, но они стояли над отдельными людьми своими книгами, значимые же физические современники были представлены среди миллионов людей единицами, среди которых Фазиль Искандер, Юрий Нагибин, Анатолий Ким, как бы сообщавшие мне последнюю истину о том, что и их родителями были Чехов с Достоевским, и внутреннее строение этой среды призывало нас к глубоким изменениям по отношению к человеку как таковому.
Хотел попить, но сосуд пуст, хотел вспомнить, но память пуста, хотел пойти, но ноги не идут, хотел увидеть, но глаза слепы, хотел послушать музыку, но слух глух, хотел ощутить аромат цветов, но обоняние отсутствует, хотел родиться, но тебя не зачали.
Непременно нужно сказать ему об этом недочёте, но прежде чем сказать нужно подготовить приемлемую фразу, чтобы он не принял это близко к сердцу, ведь известно, что неточно сформулированная мысль ранит сердце того, кому ты хотел сказать о его не совсем верном высказывании, однако на этом месте всегда возникает мысль, суть которой сводится к простому заключению о принятии жизни такой, какова она есть, поэтому, дабы не обидеть человека, всегда полагайся на умолчание.
Стоят поперёк узкого тротуара, не видят меня, перекрывают дорогу, останавливаюсь, ноль внимания, один что-то повторял другому уже более пяти минут, а я всё стоял вроде столба, со слегка вопросительной улыбкой, потому что понимал, что я дли них не существую, я прозрачен, я воздух, но не настолько уж мне было приятно так стоять, но я упрямо стоял, а они продолжали вдалбливать друг другу какие-то прописные истины, и на них требовался мой новый взгляд, принимающий мир таким, каков он есть, и одновременно я тренировал себя на выносливость, на выдержку, дабы с моего языка против воли не сорвалось что-нибудь такое, и даже эдакое.
Наслаждаясь видом первых весенних листочков, сам себе способствовал очередному исцелению, ощутив в себе новые импульсы, не утихающие с каждым новым поворотом земной оси, даже опережая это вращение, как и предсказывал Бодлер в «Цветах зла», ибо после конца всегда наступает начало, за которым следует новый сонет, которому конца и краю нет, и это меня сильно волнует, поскольку я в очередной раз убеждаюсь, что должна была явиться опять та точка вдохновения, с которой я стартовал в детстве.
Чтобы что-нибудь создать, нужно от себя отнять, и прибавить строчку в книге, потому что иначе нельзя, ведь то, что осталось в тебе и не объективировано, исчезнет вместе с твоим «величественным» организмом, который, как ни крути, имеет определённый временной ресурс, за который ты и должен создать свою книгу, которой не было до создания на конвейере человекоделания твоего организма, который сам по себе настолько совершенен, самодостаточен  и прекрасен, что всю дорогу отвлекает от созидательной работы.
По целому ряду признаков прихожу к мнению, что человек есть существо сиюминутное, конечно, люди одни уходят, другие приходят, как бы в целом обновляются, но суть от этого не меняется, этот процесс затрагивает всех и каждого, но решиться на выход в вечность нелегко, следует жертвовать краткостью жизни ради бессмертной жизни в тексте, и по прошествии нескольких лет замечаешь свой успех, когда для других, сиюминутных, силой уравновешивающей игры жизни не приходит простая мысль посмотреть на вещи во временной перспективе.
Совершенно ясно, что уже ни к чему переживать из-за упущенных возможностей, хотя несколько раз в жизни у меня эти переживания возникали, например, в восемнадцать лет из-за того, что я ещё не написал достойного романа вроде «Преступления и наказания», теперь же мало что на эту тему тревожит, напротив, во мне выработался инстинкт творческого саморазвития, хотя незадолго до написания «Философии печали» время от времени переживания напоминали о себе, но по мере того как мой роман был написан, и я написал премного чего ещё, я всё больше стремился к новым открытиям самого себя, и решительно всю свою жизнь окунал в литературу, что, быть может, послужит наиболее достойным примером для начинающих авторов.
Попеременно выполняя одни и те же действия в течение всей жизни, непременно добьёшься заметных результатов в своём деле, станешь мастером, но вот беда, люди желают получить результат после первого же действия, а не получив его, тут же бросают, чтобы найти такую функциональную сферу деятельности, чтобы результат не замедлил явиться на второй же день, с цветами, с миллионами евро, и с духовым оркестром.
Когда до сих пор не задумывался о том, что твои действия ото дня ко дню соответствовали обратной последовательности той книги, которую ты писал, точно так же ты сейчас оказываешься в положении читателя, читающего свою жизнь в этой обратной последовательности, когда легко быть пророком назад, предсказывать события свершившиеся, вот это-то и вызвало у меня удивление, но заново приняв на веру о концах, дающих начало, и подталкивало к желанию продемонстрировать свою опытность, точно так же, как люди ничего не знающие, пред твоими очами изображают полное понимание тебя.
Минувшие столетия не сделали его ни тяжелей, ни легче, он как стоял на полке вечности книгой, так и стоит, время от времени почитателями изящной словесности прочитываемый, а большего классику не нужно, поскольку у стада один пастух, но стадо идёт туда, куда классик указывает, потому что история не замедляет ход, перемену в поколениях заметить невозможно, хотя кажется незадолго до того мелькали иные лица, но это только кажется и по мере того как определенные психологические основания совершенствовались, чтение и писание вошло у некоторых отделившихся существ от стада в привычку.
Внушить другому человеку мысль, что он идеален, почти невозможно, помимо того тут требуется соединение доброжелательности с желанием излить душу, и когда она у другого человека открывается, возникает намёк на контакт, и человеку кажется, что и ему есть чем гордиться, вдруг впервые начиная осознавать свою жизнь как исключительную, невероятную, сногсшибательную, фантастическую, эту свою единственную, возникшую из капельки росы жизнь, которая способна испытать безмерное счастье.
Неужели и этот день не будет пропущен, неужели и сегодня будет новая оригинальная моя запись?! Да, и этот день не будет пропущен, потому что я живу не в жизни, а в тексте, и он развивается по своим вневременным законам, заглядывая на столетия вперёд, когда он будет точно таким же, как появился столетия назад, ибо я давно сказал, что человек это не то, что он представляет из себя физически, телом, а то, как он отражается в Книге, проще говоря, во всемирной сети, в интернете, и если там человека нет, то он и не жил.
Некоторое время спустя, когда остановился и задумался, понял, что пошёл не туда, потому что нужно было свернуть в первый переулок, но ты его проглядел, потому что и там шёл с мыслями о предстоящей фразе, которая только наклёвывалась, и зрительные внешние образы исчезали, а перед глазами шли слова, нужные из которых необходимо было подхватить и поставить на нужное место, но и здесь я не стал переживать, что прошёл мимо нужного переулка, поскольку по любому московскому переулку я пройду кратчайшим путем к необходимой фразе.
От белых сугробов не осталось ничего, берега черны, желтые стебли прошлогодней травы, как вдруг внезапно наступила весна, выскочили желтоглазые одуванчики, глядя на эти метаморфозы, задумался о повторяемости, о бесконечном воссоздании всего из ничего и обратно, я только подошел к реке, как рыжей полосой солнечного отражения был ослеплён, и ярко-розовым калейдоскопом в глазах поплыли кружевные, инкрустированные хрусталиками глаз картины.
Разве это не счастье видеть вокруг себя исключительно красивых людей, посвятивших себя служению литературе, в основании которой тоже стоит красота, и какое удовольствие я получаю от бесед с умными книгами, которые постоянно наводят меня на мысль о торжестве красоты, поскольку я имею основание так говорить, ибо красота воплощена в живой сущности возвышенной души, выраженной в знаках текста изумительной книги вечности.
На сегодняшней точке жизни, моментально исчезающей, я не просто показался сам себе неким уникальным воплощением божественного замысла, но главной диковинкой сущего, парадигма которой не изменилась со времён начала начал, так что проще было бы найти иголку в стогу сена, нежели на протяжении всей взаимозаменяемой жизни выражать восхищение чуду жизни, лелеемой Книгой, прочесть которую с трудом удавалось, но с ещё большим усилием доводится писать свою собственную.
Книга прошла красной нитью жизни, да это и понятно, потому что книга - это одно, а жизнь - совершенно другое и, в общем-то, изначально друг от друга далекие, поскольку большинство людей вообще обходятся без книги, и ничего себе, живут-поживают, рождаются и умирают, для меня же книга и жизнь стали законченным целым, то есть книга стала составной частью жизни, даже можно сказать точнее: жизнь превратилась в книгу.
Там стучат в барабан, здесь играют на баяне, толпы идут оттуда, а другие им навстречу, не обращая друг на друга ни малейшего внимания, как и в метро всегда проскакивают мимо друг друга, правда, изредка кто-то одинокий останавливался, скорее всего, человек с приветом, и нерешительно подбирал вопрос, чтобы его кому-нибудь из бегущих задать, но все двигались так энергично и определенно, что ни у кого из них не вызывал сомнения вопрос о правильности своего передвижения, а остановившийся всем этим был немало удивлен, поскольку путь у него проходил в другой параллельной реальности, в которой он всю жизнь следовал к своей сути.
Редкий человек на мгновение задумывается о том, так ли он поступил в том или ином случае, не обидел ли он нечаянно кого против воли, и отыскивает в себе положительные черты, успокаивая себя тем, что и ему есть чем гордиться, что и его душа способна испытать счастье, а при возникновении искренней любви даже потерять голову, что не исключает возможности подражать хорошим привычкам воспитанных людей, постоянно находясь в состоянии исправления своих недостатков.
Жизнь опять подтвердила мысль о том, что только Книга делает человека человеком, а среди  небезразличных лиц в храме вижу накрашенных сверх меры модниц в платочках, пришедших сюда покрасоваться, когда священник, с сожалеющей улыбкой поглядывая на них, читает Книгу, стараясь всё-таки соблюдать сдержанность в изъявлении чувств, под купол вместе с его поставленным голосом улетают вечные истины, призванные уверить модниц, что именно они занимают в мире исключительное место.
Знакомствами человек обрастает с рождения, и в тысячу раз большими знакомствами в энергичной молодости, когда без веселящейся компании и дня прожить невозможно, и чтобы этот юный карнавал жизни никогда не прекращался в совершенном ликовании бессмертия, правда, для этого надо было избегать пожилую интеллигентную публику, искушённую в мнимости веселья, ведь потребности пожилых людей  связаны со взглядом на прошедшее и с необходимым одиночеством, а не на новые знакомства.
Не будучи замечен среди толпящихся на улице людей, как будто я шёл в темноте, я вдруг догадался, что человеческий организм устроен так, чтобы заведомо игнорировать свои копии, идущие туда-сюда, повторяющие изо дня в день одни и те же машинальные действия, но желающие всё проделывать инкогнито, в потёмках ясного дня, смотрите, идут навстречу друг другу, но не признаются в любви, конечно, я это констатирую не без претензии, но тому встречному не высказываю желание долгой жизни, поскольку эта сентенция может пониматься как прямо противоположная.
Каждая капля звучит своей нотой, вот ты прислушался, кто-то шагает с ритмом дождя, ожидая просветов, но не беда, что ты без зонта, тело твоё вышло из воды и не промокает, как цветы, обращающиеся с водой на «ты», это и тебе помогает отчасти, частью речи являешься ты, состоящий из алфавита, где буквы цементом слиты, не разорвать, не разделить нити дождя.
Прошедший час содействовал моим удовольствиям, я просто тихо сидел в углу и читал, пребывал не в разговорах о литературе, а был в литературе, в последующие часы перейдя к работе над новым произведением, и так, в сущности, изо дня в день в течение всей моей жизни, а когда меня кто-то вдруг в периоды моих обязательных дневных прогулок встретит, то спрашивает, проявляя при этом настойчивый интерес к моей персоне, не заболел ли я, на что всегда тою же монетой отвечаю, что я выздоровел.
Пройдя значительное расстояние по улицам и переулкам, заметно устал, но не давал себе спуска, преодолевал упрямо усталость, ускорял темп, потому что, спустя время, не мог не испытывать невероятную лёгкость при открытии второго дыхания, которое я всегда с завидным постоянством жду, так и в работе за столом испытываю большое наслаждение при открытии вдохновения, того же второго дыхания, как при ходьбе, даже намного большее наслаждение, чем все другие чувства, но которые не сыграли особой роли в творчестве, хотя следовало бы усматривать здесь подвох, да и во многих прочих случаях, о которых, скорее всего, забыл, но даже если бы было известно о них что-то, то и этот факт вовсе не повлиял бы на первенство второго дыхания.
Если люди вообще не приучены к чтению, то не нужно надеется, что именно твоя книга произвела бы на них впечатление, поскольку они видят твое тело, и по этому видению дают тебе писательскую оценку на каком-нибудь очередном вечере в ЦДЛ, говоря, как он хорошо выступил, отметив заинтересованные взгляды у собравшихся, потому что именно это они хотели услышать, и пришли сюда только для того, чтобы скоротать время, более действенный способ узнавания писателя, то есть через книгу, им недоступен.
Людей на свете тьмы и тьмы, всегда, сейчас и в перспективе, и в каждом видится характере стремление остановить мгновенье, а не ходить всю жизнь за гробами, в каждом из которых с ужасом представляя себя, а по разные стороны стоят бессмертные, готовые сотворить мир, так что поражаешься до глубины души величию их замысла.
Постоянно иду от толпы в противоположном направлении, давно усвоив привычку крайнего индивидуализма, потому что я полюбил другое, сидеть за письменным столом в тишине и писать то, что только я хочу, при этом всегда меня не отпускала мысль об исчезновении моего биологического компьютера, и довольно часто я с сожалением думаю о людях, растрачивающих свою жизнь на пустяки, но, разумеется, я мог бы не переживать за них, но все время переживаю из-за горького сочувствия к ним, обезличивающим себя в толпе, и вместе с толпой исчезающим с лица земли.
Всплеск эмоций, как порыв ветра, не простого, а северного, тихая вода пошла рябью, взметнулась, шлёпнулась, взвилась, заштормила, и стоит с криком человек, один с радостным - человек родился, другой с трагедийным - человек умер, а волны вздымаются до неба, и смешиваются с ним, и крутят-вертят всеми и всюду, и воет вьюга, и стонут жёны, и мужья бьются головами о скалы.
Прежде чем работать над собой, люди говорили о тебе, постоянно пишущем, оказывая давление, чтобы ты вместе с ними радовался трудовым будням жизни и бросал эту писанину, и каждый принимается судить тебя, выправлять, полагая, что можно доказывать свою правоту другому, и каждый руководствуется благими намерениями сообразно своим представлениям о жизни, но не следует обращать внимания на людей нетворческих, коих миллионы, и пусть именуют они тебя чудаком, или того похлеще, гни свою линию строчек, именно литературу остается только предпочесть вопреки желаниям большинства, но всё же нужно принять во внимание их пожелания для придумки новых персонажей.
Как бы ты ни был вместе со всеми, всегда ты один и, по сути, твоё одиночество огромной разницы с другими одиночествами не имеет, хотя каждый человек к своему одиночеству идёт окольными путями и даже в точности не помнит, как оказывается тем, который предстаёт пред ним в глубокой старости, когда всё свершившееся в жизни как бы теряет определенность в силу различных причин, поэтому невозможно догадаться, что представляет из себя старик, не объективировавший свою душу.
Если пойду слишком поздно, то опоздаю, а если явлюсь слишком рано, то буду томиться в ожиданиях, но всё равно испорчу себе настроение, по тем же причинам портится настроение, когда вообще не идёшь туда, где тебя ждут, но сразу этого не понимаешь, потому что этим доставляешь себе удовольствие, не подумав о том, что огорчаешь ожидающих тебя, но сам не испытываешь на себе их чувств, потому что не возникает мысли об этих противоречиях, но пока это возможно - не иду рано и не опаздываю, так всю мою жизнь не иду раньше времени и не опаздываю, потому что сижу на месте за письменным столом, иного счастья я не могу себе представить.
В промежутке между рожденьем и смертью волновало слишком сильно обилие впечатлений от спектакля жизни, но даже не возникло мысли, что в твоём теле находится кто-то другой, а не ты сам, но пока это было возможно ты смотрел из себя, слушал из себя, говорил из себя, так бы всю мою жизнь я бы проскакал вместе со всеми по сцене, но вот после появления сюда я сразу взял карандаш и стал сочинять то, что виделось только из моего тела, которое мне не принадлежало, да и, вообще, кем тогда были мы, размноженные до бесконечности, однако куда важнее было, не думая ни о чём, изо дня в день размножать свои тексты.
Творчество всегда извилисто, непреднамеренно, и его можно уподобить ежесекундному движению реки, которая постоянно, сталкиваясь с препятствиями, огибает плавно их, по одной только Москве она делает столько невероятных поворотов, создавая петли, как, к примеру, самая выразительная петля, делающая Замоскворечье полуостровом, и даже остров Садовнической улицы между каналом и рекой, так и в творчестве петли создают острова и полуострова романов и повестей, но ещё больше рассказов.
Волей автора наделяются страстями персонажи, но при этом он сам сохраняет изысканное хладнокровие, как бы разделяя материю книги надвое, чему способствует невиданное вдохновение в моменты исполнения ролей персонажей, и тот же подъём во время возвращения к себе, поэтому за подобную работу сядет не каждый, охраняя самого себя в себе, оберегая собственную психику, а не каких-то там посторонних людей, но произведение как пророчество живёт только благодаря авторским перевоплощениям в потоке сознания любого созданного им человека.
Это просто беда, как люди часто мешают друг другу, нет, чтобы разойтись по разным углам, а углы эти от Балтики до Тихого океана, так нет же, они все лезут в одну точку, не соображая, что в центральной точке только одно машиноместо, но стоят в пробках, и из-за всяческих огорчений приходится постоянно держать себя в узде, потому что в огорчениях нет недостатка, но всё же, если задуматься, то огорчения воспитывают силу духа, когда необходимо не просто мириться с каждой новой болью, а как ни в чём не бывало гнуть свою творческую линию.
И в эту сторону зовут, и приглашают в ту, поскольку связан ты во всём с вращением людей, которым скучно быть одним, вот множат нас, как снег, который плачет по утрам согревшимся дождём, чтоб быть с народом день и ночь, стать капелькой дождя, идёшь, как тень, туда-сюда, плывёшь, куда зовут, туда зовут, сюда зовут, вертись волчком, крутись, пока народ тебя зовёт, иль ты зовёшь народ.
Свой ангельский полёт ты совершил в тиши по выгнутой воде к амфитеатру неба, в прозрачной вышине не видно ни души, партера пустота торжественно целебна, пусть короток твой век, сердечко бьётся птицей, и глаз не разберёт, где небо, где вода, ты отвечаешь «да» тому, что на странице, что будет впереди, тогда, уже, всегда.

"Наша улица” №236 (7) июль 2019