Виктор Кузнецов-Казанский “Весёлые российские денёчки”
Александр Сухово-Кобылин
эссе
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва
Писатель Виктор Владимирович Кузнецов-Казанский родился 8 июня 1942 года в селе Газалкент Бостандыкского района Ташкентской области Узбекистана. Окончил геологический факультет Казанского университета. Кандидат геолого-минералогических наук. Член Союза писателей Москвы. Автор ряда книг. Очерки публиковались в журналах "Дружба народов", "Новое время", "Наука и жизнь" и в центральных газетах. Многие произведения опубликованы в ежемесячном литературном журнале "Наша улица», сотрудничество с которым началось в 2000 году.
Умер в 2010 году.
Виктор Кузнецов-Казанский
ВЕСЁЛЫЕ РОССИЙСКИЕ ДЕНЁЧКИ
Александр Сухово-Кобылин
эссе
Ни одну из пьес Александра Васильевича Сухово-Кобылина цензура не смогла запретить официально. "Свадьба Кречинского", например, была поставлена в Малом театре 28 ноября 1855 года - всего через несколько месяцев после написания комедии. Вторую и третью пьесы, правда, Муромским, Варравиным, Тарелкиным и Расплюевым удалось задержать на несколько десятилетий. "Дело" увидело сцену только через 27 лет: под псевдонимом "Отжитое время" драма пошла в Александринском театре в 1882 году... Еще через 18 лет, в сентябре 1900 года, на сцене Литературно-художественного (Суворинского) театра в Санкт-Петербурге состоялась премьера спектакля "Веселые расплюевские дни" - по комедии "Смерть Тарелкина", завершающей блистательную трилогию...
Чиновникам очень хотелось смягчить сатирический заряд пьес А. В. Сухово-Кобылина, обратить их в шутку или, хотя бы, представить, как дела давно минувших дней. Но и из этого ничего не получилось!.. И сегодня все действующие лица сухово-кобылинской трилогии припеваючи живут рядом. Неприглядность окружающей нас действительности, мастерски отображенной выдающимся российским драматургом, всплывает перед изумленными зрителями на каждом представлении...
"Оправдан, но оставлен в подозрении"
Писателей своих Россия-матушка не щадила.
Их расстреливали на дуэлях... Отправляли на войну под пули врагов... Отлучали от церкви... Держали под полицейским надзором... Гноили на каторге, в лагерях, психушках...
Но уголовником официально назвали только одного... Им оказался Александр Васильевич Сухово-Кобылин - самая таинственная и загадочная фигура в русской литературе.
В середине ХIХ века богатый, родовитый и образованный дворянин (в 1838 году он окончил физико-математическое отделение философского факультета Московского университета) одну за другой создал три пьесы ("Свадьба Кречинского", "Дело", "Смерть Тарелкина"), которые и сегодня с неизменным успехом идут на российской и зарубежной сцене. За перо состоятельный и предприимчивый рязанский помещик взялся только под воздействием жестоких обстоятельств. И кое-как выпутавшись из них, никогда больше литературным творчеством не занимался.
Появлению талантливых, вылившихся из души произведений мы обязаны трагедии, которая разыгралась в жизни их автора. Семилетнее следствие по возбужденному против него делу было не только жестоким, но и пристрастным, ибо прежде всего руководствовалось стремлением доказать участие Сухово-Кобылина в убийстве собственной любовницы.
"Свадьбу Кречинского", написанную в заточении, современники назвали плодом тюремной тоски, а две другие пьесы - горячим, страстным протестом измученного человека против чиновничьего произвола, невежества и равнодушия.
16 ноября 1850 года молодой помещик и предприниматель Александр Васильев Сухово-Кобылин вместе со всей прислугой был арестован в своем особняке на Сенной площади в Москве. Ему инкриминировалось убийство француженки Луизы Симон-Деманш. Эта женщина внезапно исчезла 7 ноября; всю ночь и весь следующий день Александр Васильевич метался по Москве, наведываясь в полицию и к общим знакомым. А через сутки тело Луизы с перерезанным от уха до уха горлом было найдено на пустыре за Пресненской заставой. Деньги, золотые украшения, дорогая шуба из чернобурки - все осталось цело...
Сухово-Кобылин познакомился с Луизой восемь лет назад в одном из парижских ресторанов. Вместе с матерью, тоже красивой, но уже пожилой, она сидела за чашкой кофе. И вовсе не намеревалась вступать в контакт с незнакомыми мужчинами. Но молодой русский "боярин" за соседним столиком был так галантен, изыскан и одинок, что француженки разрешили ему пересесть к ним с двумя бутылками шампанского. Завязался разговор, и Луиза призналась, что отчаялась уже найти работу в Париже.
- Поезжайте к нам в Россию! - горячо откликнулся Сухово-Кобылин. -Я готов хоть сейчас написать вам рекомендацию к лучшей портнихе Петербурга мадам Андрие. Вы получите там отличное место.
И он тут же настрочил рекомендательное письмо.
На этом они расстались, больше в Париже не встречались, и Александр Васильевич даже забыл о своем внезапном порыве. Примерно через год - в следующем уже 1843 году - в Петербурге он, выполняя поручение жившей в деревне сестры, заглянул к мадам Андрие. Когда Сухово-Кобылин выходил из магазина со свертками, к нему подошла одна из служащих.
- Не узнаете? - спросила женщина. - Я та самая парижанка, которой вы год назад дали рекомендацию к мадам Андрие. Я приехала и, благодаря вам, получила место.
- Давайте встретимся где-нибудь. И вы мне все расскажете подробно, - радостно предложил молодой барин. Красавица вскружила ему голову. И вечером они уже сидели в кабинете лучшего в Санкт-Петербурге французского ресторана.
- Жениться на вас не могу. Против этого восстанут все мои родные, а я от них завишу. Но, - предложил Сухово-Кобылин, - давайте станем как муж и жена жить в моем имении... Ну, что вам здесь в каком-то магазине служащей? Чего вы добьетесь, до чего дослужитесь?!.
Луиза согласилась без колебаний - ведь уже тогда, в парижском ресторане, она до безумия влюбилась в экстравагантного русского. А тот через месяц в родной Кобылинке, что на Рязанщине близ Спас-Клепиков, за речкой Пра, начал скучать и даже жалеть о случившемся.
В Москве, куда они скоро переехали, Сухово-Кобыдин опять ощутил расположение к Луизе Симон-Деманш. Сначала молодые вместе жили в большой квартире на Тверской. В 1849 году, когда Александр Васильевич окончательно охладел к француженке, он купил себе дом на Сенной площади, а для нее снял пятикомнатную квартиру на первом этаже в одном из соседних флигелей. В распоряжении Луизы, правда, оказались только гостиная, спальня и кухня. Остальные помещения были заняты нераспроданными бочками и бутылями с вином.
Сухово-Кобылин был помещиком новой формации и стремился стать предпринимателем. Под именем Симон-Деманш он пытался организовать виноторговлю, открыл винокуренный, сахарный и конный заводы. Но удачно пошло у него только разведение скаковых лошадей - потому, может быть, что сам он был прекрасным наездником. Рысаки, выращенные на заводе Сухово-Кобылина, брали призы за призами, и их охотно покупали.
Барин почти все время обретался теперь в Кобылинке, и, будучи в Москве, почти не оказывал Луизе прежних знаков внимания. Она, как казалось окружающим, смирилась со своей участью, "поняла свое место" и уже не претендовала на права хозяйки. Хотя иногда и устраивала Сухово-Кобылину нервические сцены ревности.
Одна из таких сцен разыгралась и в роковой вечер 7 ноября 1850 года, когда Александр Васильевич направился на бал к Нарышкиным - в дом, где давно упорно и почти безнадежно ухаживал за хозяйкой.
Новое увлечение Сухово-Кобылина перестало уже быть секретом. Осведомлена о нем была и Луиза. И Надежда Ивановна Нарышкина во время бала ничуть не сомневалась, что француженка бродит где-то в переулке, вглядываясь в ее окна. Поэтому она подвела своего поклонника к раскрытому и ярко освещенному окну и на глазах у несчастной ревнивицы жарко поцеловала в губы...
Больше Луизу Симон-Деманш живой не видел никто. В доме Сухово-Кобылина полиция произвела обыск. Когда в одной из комнат обнаружились пятна крови, хозяин и вся прислуга были препровождены в участок. Так началось многолетнее "Дело о дворянине Сухово-Кобылине, обвиняемом в убийстве при посредстве своих крепостных находившейся с ним в противозаконной связи француженки Симон-Деманш".
Вначале прислуга так отвечала на вопросы следователя: "Знать ничего не знаем, ведать не ведаем. Барин поехали на бал на своих лошадях. Их француженка, спустя немного, велела позвать извозчика и куда-то уехала. Больше мы ее не видели!" Но после долгого сидения в камере показания изменились: "Мы ненавидели француженку за жестокое обращение с нами и, воспользовавшись, что барина не было дома, зарезали ее. А тело отвезли на пустырь".
В одном только крепостные были непреклонны: "Барин ни при чем!"
Но им не совсем поверили, и освобождать Сухово-Кобылина не торопились. И барин, и крепостные готовились к кандалам и каторге. Но родные Александра Васильевича добились, чтобы Правительствующий Сенат "обратил дело к переследованию и постановлению новых решений, не стесняясь прежними".
Тогда только следствие вернулось к тому, с чего следовало начинать - к анализу следов крови в людской. "Медицинская контора" определила, что кровь была куриной, и это совпадало с первичными показаниями повара, утверждавшего, что зимой он резал птицу в помещении. А упомянутое выше признание прислуги оказалось самооговором - оно было выбито пытками и запугиванием. Есть, например, сведения, что следователь Троицкий за огромную по тем временам сумму в 30 тысяч рублей обещал освободить Сухово-Кобылина от всех подозрений. И потому особо усердствовал...
По новому приговору дело о смерти Луизы Симон-Деманш было решено "передать воле Божьей". Крепостных освободили прямо в зале суда. А квартального надзирателя и следователя за пытки и истязания, допущенные с целью вырвать ложные показания, наоборот, лишили всех прав состояния и отправили на поселение в Сибирь. Сухово-Кобылина (с него на суде подозрение в убийстве полностью не было снято) освободили из-под стражи позднее - 4 ноября 1854 года. Неукротимый прежде светский лев после четырех лет заключения выглядел усталым и одиноким, никого из прежних знакомых не посещал и много-много времени проводил на могиле Луизы на иноверческом "Немецком" кладбище в Лефортове. В дни ее именин Александр Васильевич наведался в католический костел, куда ходила его бывшая возлюбленная и где отпевали ее тело... И сделал в своем дневнике такую запись: "Боже мой, как же я не знал, что так люблю ее?".
Публицисты и историки русской литературы не раз обращались к описанным выше трагическим событиям. Блистательный Влас Дорошевич, например, в опубликованном в 1900 году очерке доказывал полную невиновность Сухово-Кобылина, а Леонид Гроссман в 1927 году - в соответствии с требованиями того времени, - наоборот, зачислил крепостных в число "жертв царского суда", а дворянина-помещика - в убийцы...
Процесс по делу об убийстве Луизы Симон-Деманш проходил с 1850 по 1857 год. Первые пять лет пришлись на конец царствования Николая I. В 1855 году начался новый этап истории России, вступавшей на капиталистический путь развития. Активизировалась общественность, разворачивалась борьба за демократические преобразования, за отмену крепостного права... И следствие по делу об убийстве французской гражданки в этих условиях оказалось в тупике: оправдание крепостных или барина, равно как и их осуждение, не сулили Правительству ничего, кроме дополнительных неприятностей. Растянувшийся на семь лет процесс закончился бесплодным компромиссом...
Весну 1859 года Сухово-Кобылин провел в Париже, где познакомился и обвенчался с Мари де Буглон, которую осенью привез в Россию - вначале в Москву, а затем - в Кобылинку. Но француженка в деревне заболела чахоткой. Лечить ее отказались даже московские медицинские светила. Тогда Сухово-Кобылин повез молодую жену на ее родину - к матери, поспешившей выехать из Парижа им навстречу. Они встретились в Вилькомире, где Мария Сухово-Кобылина скончалась на руках матери и мужа 26 октября 1860 года.
Семь лет спустя Александр Васильевич вернулся из Лондона с новой женой - Эмилией Смит. Суровый российский климат погубил и англичанку: она жестоко простудилась и умерла через три месяца после переезда в Москву. Похоронили ее на том же "Немецком" кладбище, где покоится и Луиза Симон-Деманш.
После утраты Эмилии Сухово-Кобылин продал московскую городскую усадьбу, поскитался несколько лет по России, Польше, Германии, а затем почти безвыездно поселился во Франции.
Театральный фурор и запреты
Свою первую и самую знаменитую комедию "Свадьба Кречинского" Сухово-Кобылин, как уже отмечено выше, написал в камере городского арестного дома на Большой Калужской (теперь там Вторая Градская больница). И за две недели до освобождения вручил рукопись навестившему его актеру Малого театра Прову Михайловичу Садовскому.
Появление скандального имени на театральных афишах породило в городе новую волну слухов о гибели несчастной француженки. Судачили, что она сама в припадке ревности напала с ножом на Н. И. Нарышкину, якобы вышедшую из спальни Сухово-Кобылина, а тот вырвал нож и перерезал Луизе горло. Полиция сочла пересуды досужими и бездоказательными. И подготовила решение, снимавшее с новоявленного драматурга клеймо убийцы.
Премьера "Свадьбы Кречинского" состоялась 28 ноября 1855 года в Москве, в Малом театре. Муромского ("высоким резцом", как выразился в письме матери сам драматург) играл великий Михаил Щепкин, Расплюева - Пров Садовский. А вот исполнителем заглавной роли актером С. В. Шумским Сухово-Кобылин доволен не был... Ему в роли Кречинского больше импонировал В. В. Самойлов в Александринском театре Санкт-Петербурга...
Автор, сидевший на премьере в литерной ложе, наслаждался восторгом зрительного зала, но поклониться не вышел... "Я прижал к груди портрет Луизы и махнул рукой на рукоплескания", - записал он в дневнике.
Театральный успех пьесы участника недавнего уголовного судебного процесса об убийстве французской гражданки, на котором никто не был осужден и никто не был оправдан, могло, по мнению вступившего в 1855 году на трон Александра II, вызвать в обществе нездоровый ажиотаж. Который, как не без основания предполагал Император, сумевший всего через год с минимальными потерями для России завершить Крымскую войну, напрямую столкнувшую Россию с Англией и Францией, обещал оказаться взрывоопасным...
И все-таки в течение первых 25 лет после премьеры "Свадьбу Кречинского" давали в Александринском театре сто раз - чаще, чем лучшие произведения А. Н. Островского. Больше (105 представлений) выдержало только "Горе от ума". Без малого 300 спектаклей "Свадьбы Кречинского" с огромным успехом прошли в других российских театрах.
Воодушевившись успехом, Сухово-Кобылин через несколько месяцев после премьеры "Свадьбы Кречинского" завершил драму "Дело", а затем - и вторую свою комедию "Смерть Тарелкина". "Это моя месть, - записал он в дневнике. - Месть есть такое же священное чувство, как любовь. Я отомстил своим врагам. Я ненавижу чиновников". Но "чернильные души" поняли все и надолго запретили обе пьесы. Хотя трилогия была напечатана отдельной книгой в 1869 году, премьера "Дела" состоялась только в 1882 году, а "Смерть Тарелкина" была допущена к постановке только в 1900-м.
При жизни А. В. Сухово-Кобылина его трилогия ни разу не переиздавалась.
Материальная заинтересованность
За 10 лет до своей кончины отставному титулярному советнику А. В. Сухово-Кобылину пришлось вести переписку с Императором Александром III - драматург вынужден был ходатайствовать о выплате ему авторского гонорара за постановку "Свадьбы Кречинского".
"Моя пиэсса, - заявил он, ожидая Высочайшего правосудия, - есть создание моего духа и духовная часть меня самого... В июле 1855 года она была передана мною в Дирекцию Императорских театров вместе с собственноручным моим заявлением, что отдаю ее на поспектакльную плату... С тех пор я, проживая постоянно в моих имениях, не имел сношений с Дирекцией и никаких изменений супротив этого моего заявления не делал. Пиэсса имела успех неожиданный. Тысячи раз игралась она и теперь играется во всех концах России, и потому "свадьба Кречинского" стала народным достоянием. Довольно много лет спустя после дебюта касса Императорских театров отказала мне в выдаче поспектакльных денег, - вследствие чего я обратился к Директору с требованием оказать мне мое вышеупомянутое заявление. Заявления не нашлось. Оно бесследно пропало и поднесь не отыскано. Раздраженный моими настояниями Директор выразил свой отказ в выражениях, вызвавших между сторонами прискорбное столкновение, после которого я был вынужден прекратить всяческие сношения с Дирекцией и ждать момента, когда иные личности станут в голове Управления".
Совсем уже немолодой драматург вовсе не сквалыжничал: в августе 1887 года его постигло серьезное несчастье - в Кобылинке, полностью заложенной и перезаложенной в банках, сгорел весь урожай.
"Эта материальная крайность ныне вынудила меня просить Ваше Императорское Величество восстановить мое авторское право на мою пиэссу, которое я никому и никогда не переуступал".
Благодаря вмешательству Министра Императорского двора графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова, правителя канцелярии Министерства Василия Силовича Кривенко и драматурга А. Н. Островского, появится реальная надежда. Тем более, что совсем недавно Островскому Высочайшим указом была дарована пожизненная пенсия.
"...Если Островский получил таковой дар от щедрот Ваших, то тем паче могу я ожидать от правосудия Вашего Императорского Величества восстановления моей авторской собственности - которая есть священнейшая из всех собственностей..."
Дирекция Императорских театров при первых обращениях Сухово-Кобылина уподобилась Министерству юстиции времен дела об убийстве Луизы Симон-Деманш. И драматург, успевший, казалось бы, за свою нелегкую жизнь привыкнуть к бюрократическим абсурду и произволу, был взбешен серией формалистических проволочек и чиновничьих отписок.
Александр III, прочитав письмо знаменитого драматурга, всемилостивейше повелел выплатить ему единовременно пять тысяч рублей. 7 апреля 1888 года Сухово-Кобылин получил их в кассе Министерства двора. Он не был удовлетворен таким разрешением своего дела, но при встрече с графом Воронцовым-Дашковым выразил намерение письменно поблагодарить Императора. И услышал в ответ, что Государь не любит, когда его благодарят за деньги; более того, он очень занят и уезжает в Гатчину...
И все-таки вечером того же дня Александру Васильевичу неожиданно принесли извещение о назначенной на 8 апреля Высочайшей аудиенции. В Зимнем дворце Сухово-Кобылин поблагодарил Императора за полученное пять лет назад разрешение усыновить свою дочь Луизу и сообщил, что она вышла замуж за графа Исидора де Фальтана - прекрасного человека и храброго солдата... Ни об украденном гонораре, ни о пожизненной пенсии (подобной той, что четыре года назад Александр III наградил Островского) речь не заходила.
- Почему вы не пишете еще? - спросил Император.
"Я, - вспоминал впоследствии Сухово-Кобылин, - хотел ответить, что цензура и так протомила мои пиэссы целые десятки лет, но счел неуместным жаловаться. И, указав Государю на свою седую голову, сказал: весна и лето мои прошли и наступила зима; теперь уже писать поздно!"
Казалось, больше Сухово-Кобылину обращаться в России не к кому и незачем. Но упрямец продолжал беспокоить чиновников - вплоть до 1900 года. Заграничные антрепренеры, ставившие его пьесы, наоборот, расплачивались с ним очень аккуратно. "Мы, - парижский режиссер Денизо написал в середине 1880-х в редакцию одной из петребургских газет, - вправе поступать с русскими авторами, как поступают у вас в России с нашими, но делать этого не желаем: пусть г. Сухово-Кобылин пришлет нам разрешение на постановку и назначит причитающийся ему гонорар".
***
А. В. Сухово-Кобылин - один из немногих долгожителей среди российских литераторов. Он прожил 85 лет - на три года больше Льва Толстого. Дольше среди наших дореволюционных писателей жила только Каролина Карловна Павлова - поэтесса, приведенная на Парнас Пушкиным и Мицкевичем и скончавшаяся через 37 лет после премьеры "Свадьбы Кречинского"...
Только природное долголетие помогло драматургу увидеть на сцене все свои пьесы. Первая постановка драмы "Дело", как мы уже знаем, состоялась в 1882 году - через 27 лет после премьеры "Свадьбы Кречинского", хотя между событиями первой и второй пьес Сухово-Кобылина прошло всего шесть лет, а между второй и третьей - и того меньше. "Смерть Тарелкина" была поставлена лишь за два года до кончины драматурга-долгожителя.
По словам самого А. В. Сухово-Кобылина, в каждой из его пьес заключено "...сущее из самой реальнейшей жизни". Актуальны его пьесы и сегодня, хотя еще при первом издании все они были объединены обложкой "Картины прошлого".
Темы плутовства, хищничества и паразитизма, всепоглощающей жадности, ханжества, двоедушия актуальны и в сегодняшней России. Совсем как в пьесах Сухово-Кобылина, вокруг нас, подобно пене, всплыла разномастная "расплюевщина" и расплодилось великое множество грязных пороков и несправедливостей. И отнюдь не в почете добродетель.
Сухово-Кобылин, смертельно ненавидя и беспощадно бичуя бюрократию и мракобесие, совсем не принадлежал к "революционно-демократическому лагерю". Ему не нужны были великие потрясения, но нужна была Великая Россия.
"Если сцены эти доставят людям несколько минут простого, веселого смеха и тем дадут случай на время забыть ту Злобу, которая, по словам Писания, каждому Дневи довлеет, - сообщал драматург в предисловии к "Смерти Тарелкина", - то я сочту себя вполне удовлетворенным".
«Наша улица», №236 (7) июль 2019
Охраняется законом РФ об авторском праве