Инна Иохвидович "Жизнь после..." рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Инна Григорьевна Иохвидович родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, также пишет эссе и критические статьи. Публикуется в русскоязычной журнальной периодике России, Украины, Австрии, Великобритании, Германии, Дании, Израиля, Италии, Финляндии, Чехии, США . Публикации в литературных сборниках , альманахах и в интернете. Отдельные рассказы опубликованы в переводе на украинский и немецкий языки. Автор пятнадцати книг прозы и одной аудиокниги. Лауреат международной литературной премии «Серебряная пуля» издательства «Franc-TireurUSA», лауреат газеты «Литературные известия» 2010 года, лауреат журнала «Дети Ра» за 2010. В "Нашей улице" публикуется с №162 (5) май 2013.
Живёт в Штутгарте (Германия).

вернуться
на главную страницу

Инна Иохвидович

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ...

рассказ

Елизавета Андреевна Изотова месяц пробыла в больнице. Забрали её туда в понедельник семнадцатого августа 1998 года. В день её рождения, в день, когда ей исполнилось пятьдесят девять лет. В этот «чёрный понедельник» с нею, после того, как прослушала она передачу по какому-то из «голосов» о том, ч т о произошло в России, случился спазм сосудов головного мозга и за нею приехала «скорая».
«Слава Богу, что не инсульт хватил», - думала она ночами лёжа на казённой койке, думала как-то спокойно-остранённо, будто бы и не о себе.
Каждый день в больнице был похож на предыдущий. Так и мысли Елизаветы Андреевны всё кружились и кружились вокруг того дня, когда всё-всё рухнуло!
А самым страшным в её поздне-пенсионерском существовании оказалось то, что совсем недавно, в июле она, наконец успокоилась! Она накопила сумму необходимую для похорон, погребения и места на кладбище! Успокоилась она своими «похоронными»! Ведь собирала годы и всё никак собрать не могла, вечно из «них одалживая самой себе», когда не хватало до конца месяца. «Никогда радоваться сильно нельзя!» - говорила она самой себе, внутри себя, глядя в белеющий на рассвете больничный потолок. В это мгновение ей хотелось сильно, в голос, завыть! Но знала, что нельзя! Иначе вновь погрузится в пучину отчаянья и не сможет придумать, к а к совершить ей то, что хотелось ...
А решила она, не зная точно, как и что сделать, свести счёты со своей постылой жизнью, в которой у неё отняли последнее - похоронные, как у голого - последнюю рубаху. Вернее, это однажды возникло в ней промельком, она было отмахнулось, да это не ушло, а неведомо как укрепилось в ней...
Уже дома, она, и про себя, и вслух, (а жила она сама в своей однушке), перебирала варианты. Сама порешить себя не могла - боялась Его! Ведь знала, что грех великий это! Броситься под автомобиль, поезд, автобус ещё хуже - ещё и другого, ни в чём не повинного обречь на муки и годы в заключении...Не могла она придумать ничего для себя подходящего.
И литература, что десятилетиями преподавала она школьникам, а теперь своим ученикам, когда репетиторствовала, ничего не подсказывала ей толкового, чтоб смерть забрала её сама, чтоб ей невинной перед Ним остаться, и чтоб никого под закон не подвести...
А пока надо было как-то жить, пока не придумается ей что-нибудь подходящее. Репетиторством сейчас ей стало заниматься сложно. А к пенсии прибавка была необходима.
И выход ей нашёлся! Знакомые подсказали. Одна генеральская вдова искала кого-то вроде компаньонки! Совместных прогулок по бульварам, скверам, паркам, чтения вслух романов (у той были проблемы со зрением), в конце концов разговорами о том, о сём...
Генеральша, хоть и была добродушной полноватой крашеной блондинкой, но с некоторым налётом, то ли самодурства, то ли совершеннейшего упрямства! Так, некоторые стихотворения, что читала ей Елизавета Андреевна, по её требованию читались не раз и не два, а столько, сколько её душеньке хотелось, под некоторые она любила вздремнуть! Но если сама чтица вдруг начинала клевать носом тоже, то хозяйка её тотчас же недовольно окликала. Часто ходили вместе в ближайший кинотеатр, в основном на любимые работодательницей мелодрамы или кинокомедии, чтобы после обсуждать их.
Приходя домой, Елизавета Андреевна уже не отвечала даже на телефонные звонки, измученная «рабочим» общением.
По воскресеньям ходила в церковь, в ней в последние тридцать лет находила она успокоение. Страшилась исповеди, зная, что придётся рассказать в с ё о чём думалось после дефолта, после того как её «похоронные» превратились в ничего не стоившие бумажки. Но всё же пришлось...
После разговора со священником ей полегчало... Она ушла от опустошавшей её работодательницы и вновь вернулась к своим ученикам.
С ними она вернулась к любимому делу, а они ей приносили множество новой, выходящей литературы о писателях и поэтах, доселе ей неведомых....
Так она познакомилась с творческими и жизненными судьбами литераторов первой волны Русского зарубежья. Многие ей были хорошо и известны, и любимы, как Бунин и Цветаева, интересны, как Мережковский и Гиппиус, а ещё многие хоть были ей малоизвестны, но имена их были у неё на слуху, как Г.Иванов и Г.Адамович... Но множество было просто новых, совершенно неизвестных ей имён...
Среди них она неожиданно обнаружила одну женщину - поэтессу с особенно трудной, до высот трагедии доходящей, судьбой. Эта женщина была ученицей переводческой студии М.Лозинского, и как все, влюблённой в него. Вот эта влюблённость без ответного чувства была так знакома, до боли, ей, самой Елизавете Андреевне. Та женщина уехала в эмиграцию с семьёй и очутилась в Берлине, где её брат был владельцем издательства русской литературы. В нём она работала и писала свои стихи. Свою тихую лирику, что не была особо известна любителям поэзии. Она вышла замуж, тоже за поэта, родила дочку. Порадовалась было Елизавета Андреевна за незнакомую ей до сегодняшнего дня поэтессу. Да тут же сама и вскрикнула от ужаса!
У Раисы Блох, жившей теперь в Париже, мужа заключили в концлагерь, девочка- дочь умерла от болезни, сама она, имея въездную визу в Швейцарию так и не смогла туда попасть! После всех несчастий, случившихся с нею, она, сорокатрёхлетняя женщина в одночасье превратилась в восьмидесятилетнюю старуху! Потому швейцарские пограничники и не признали её той Раисой Блох, что была на фотографии в паспорте! Так она, русская еврейка оказалась снова во Франции, в Дранси, и чуть позже погибла в одном из концлагерей!
Потрясённая Елизавета Андреевна сама замерла, склонившись пред памятью замученной поэтессы... Она только с изумлением читала её поэтическую исповедь...
Впервые после дефолта, Елизавета Андреевна ощутила вдруг стыд за себя, за свои страдания, за своё стремление быть похороненной за государственный счёт, зная, что вряд ли успеет собрать необходимую сумму...
Этот стыд, как ни странно, вернул её к жизни. Теперь она верила, что не умрёт так скоро, что сумеет собрать эти деньги. И что Он не допустит её смерти раньше положенного ей срока...
И сама вслух повторяла строки стихотворения Раисы Блох:

«Надо жить, не надо вспоминать,
Чтобы больно не было опять».

Штутгарт

“Наша улица” №238 (9) сентябрь 2019