Инна Иохвидович "Центр циклона" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Инна Григорьевна Иохвидович родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, также пишет эссе и критические статьи. Публикуется в русскоязычной журнальной периодике России, Украины, Австрии, Великобритании, Германии, Дании, Израиля, Италии, Финляндии, Чехии, США . Публикации в литературных сборниках , альманахах и в интернете. Отдельные рассказы опубликованы в переводе на украинский и немецкий языки. Автор пятнадцати книг прозы и одной аудиокниги. Лауреат международной литературной премии «Серебряная пуля» издательства «Franc-TireurUSA», лауреат газеты «Литературные известия» 2010 года, лауреат журнала «Дети Ра» за 2010. В "Нашей улице" публикуется с №162 (5) май 2013.
Живёт в Штутгарте (Германия).

вернуться
на главную страницу

Инна Иохвидович

ЦЕНТР ЦИКЛОНА

рассказ

 «Может быть это точка безумия»
                           Осип Мандельштам

По распорядку дня в 22-00 полагался ночной сон. И уже в 22-10 первое отделение городской психиатрической больницы было погружено в сон. Спали проглотившие снотворное и психотропные препараты больные, особо возбуждённым сделали укол.
Только в одной из палат, на койке в левом углу, у окна, бесшумно, стараясь ничем не выдать своего бодрствования, ворочалась пожилая женщина. Видимо проглоченная на ночь привычная доза таблеток не подействовала, и сон не завладел её большим телом, тяжестью не придавил темнеющих век, не расправил страдальческой, невидимой в сумраке улыбки.
А может ей не спалось не столько от привычки к снотворному, сколько от того, что сегодня состоялся консилиум, наконец-то выпускавший её отсюда, на волю! Ворочаясь, она вспоминала сегодняшнее, себя на возвышении в аудитории кафедры психиатрии , во время демонстрации больных. Лечащий врач - внимательно-темноглазая молодая женщина как-то торжественно-приподнято читала: «Школьник  Берта Иосифовна, шестьдесят семь лет, дальше что-то было про статус и климакс,  болезнь Паркинсона, маниакально-депрессивный психоз, неадекватную реакцию на жизненные  ситуации...»
«Неадекватная реакция, неадекватная реакция...» назойливо крутилась в голове фраза, и она продолжала смотреть на врача, ничего уже не слыша. Видела лишь как у той открывался и закрывался рот, и как отрываясь от бумаги, в которую заглядывала, глядит на аудиторию её холёно-нежное лицо.
Она не знала, как заговорила сама, лишь услыхала: « Моя неадекватная реакция? Но разве я неверно реагирую? Мне нечему радоваться: одинока, мизерная пенсия, комната в  коммуналке, сосед – пьяница и хулиган...! Мне есть о чём грустить и печалиться! И это вовсе не «бред справедливости», и тем более не «беспричинная тоска»! У меня это не болезнь, это – реакция на жизнь»
После этого в памяти был провал, только радость мешалась с жутчайшим страхом. Радостью лилась после месяца молчания речь, дивное, почти забытое (и как же быстро?!) звучание собственного голоса. И страх! Ведь была ж на грани, чуть не сорвалась, остаться здесь, вновь невесть сколько проживать тут, в доме с зарешётчатыми окнами, в самом средоточии Неволи, в мёртвой точке, в центре циклона...
«Вот уж поистине, главное вовремя остановиться» - сказала она самой себе, успокаиваясь. По лицу, что-то говорившего профессора поняла, что выйдет, выйдет отсюда. Тогда она начала, как ни трудно это было, вслушиваться в то, что говорил он.
- Я и мои коллеги понимаем, что у вас не циклотимия, а попросту говоря реактивное состояние. Готовьтесь завтра к выписке.
Мужественно, ни на кого не глядя, и нигде не останавливаясь, она дошла до палаты, и там легла в кровати, лицом к стене. Взяла подушку и спрятала в ней радостное   лицо.
Но сейчас была ночь, последняя здесь. Чтоб переключиться она стала вспоминать вчерашний день, все подробности его. Так она обычно ежевечерне «доказывала себе, что память её не подводит, несмотря на все таблетки». Боялась потери своей некогда хорошей памяти! Была прогулка во внутреннем дворике. Одна из больных наклонилась над клумбой с пышно разросшимися цветами. Санитарка, сидевшая у калитки, подумала, что та присела по нужде, потому и заорала: «Ты что там делаешь?! Сейчас же встань, а не то зафиксирую сейчас  по законам отделения!» Больная выпрямилась, бледная и тонкая, точь-в-точь, как тот нежный ирис, к которому она только что приникла! Она испуганно бормотала: «Я, я ничего, я же к цветку!» Санитарка беззлобно ругнулась и замолкла.
С усилием оттолкнувшись от «больничного», погрузилась она в своё собственной прошлое.
Скучно и уныло, уныло и скучно, перескакивала она мысленно с одного на другое. То всплывали в памяти года, проведенные в эвакуации, перебиваемые куплетами её собственного сочинения, не так уж и давно читанные на вечере в доме отдыха, а то и нигде не читанные, а написанные ею  после посещения очередного отдела кадров в поисках очередной работы: «Мне цена -  одна копейка, потому что я - еврейка. Потому-то с неохотой принимают на работу». Наверное всё же лучшими были годы, когда она работала кассиром в детской парикмахерской, где были спокойные женщины-мастера, и где она, со своим, пусть и заочным, но дипломом инъяза была кем-то вроде интеллектуального лидера! Особенно она любила последние четверть часа перед закрытием парикмахерской, когда выручка уже была сдана, но она сидя за кассой, говорила. Бесшумно влажной тряпкой уборщица сметала тонкие детские волосы, усталые парикмахерши молча одевались, слушая её. Вспоминались реорганизации различных контор, в которых работала она, расформирование и сокращеия штатов, под которые вечно попадала она. На пенсию она вышла с должности машинистки.
Вспоминала и диетическуюстоловую, где на пенсии нашла себе пристанище не только она, но и другие одинокие старики. Там было тепло в холодные зимы, а пища лёгкой для вставных челюстей и эрозированных желудков. И, как шутил один из многолетних посетителей диетстоловой, седой и исхудавший, с выцветшими светлыми глазами, похожий на Дон Кихота с книжной гравюры старик, здесь «клуб после шестидесяти»! Но «диетку», куда можно было купить курсовку на питание, со скидками соцобеспечения, (что было куда как кстати при её шестидесятивосьми рублёвой пенсии), перенесли в один из новых микрорайонов, где в изолированных квартирах жила по большей части молодёжь, и где она в общем-то была ни к чему. А ведь таким как она нужно было зимы «переживать»!
Скрючившись, чтобы не улетучивалось пусть и эфемерное, но хоть какое-то тепло, накрывшись, вернее набросав на себя всё возможное, (плохо стали топить), лежала она не включая света  длинными  декабрьскими, январскими, февральскими да и мартовскими  вечерами в своей длинной, «пеналом» комнате, а за тонкой, совершенно «звукопроницаемой» стенкой забористо и бессильно матерился пьяный сосед. Ближе к ночи он засыпал, и тогда она спокойно могла пойти в уборную. Единственное, что согревало её в эти вечерне-ночные, с ранних сумерек до полной тьмы, часы, были воспоминания - о Любви! В ней было всё как в сказке - море и пляжная галька, пальмы и зной южного полудня, и порыв свежего ветра в ночи, окутанные утренней дымкой горы, и белые гребешки волн, и шум прибоя, и... Он. Всё было бурно и прекрасно, как в кинофильмах! Но и кончилось всё так же внезапно и мгновенно, как и киносеанс! Звали его просто Геннадием, был он офицером. И вроде был разведённым. Она не думала об этом, а как бы знала то, что было правдой - женат, в армии неженатых не было! Он стал первым настоящим Мужчиной в её жизни, хоть мужчин она знала и раньше. В том, как они встретились в небольшом курортном городишке, как в первую же ночь стали близкими, (как когда-то и Гёте со своей будущей женой), во всём этом присутствовал некий знак,  наверное знак Судьбы, чудилось ей. Верно он и был тем Суженым, о котором постоянно говорили ей карты, о котором, проводя по её ладони смуглым пальцем вещали ей рыночные гадалки-цыганки, тем самым, которого на «коне не объедешь»! Она любила его, своего ненаглядного!
На вокзале в Симферополе он провожал её. Она же загадала, что если сейчас он положит её чемодан, поцелует и уйдёт, но как только тронется поезд, впрыгнет и в тамбуре они снова приникнут друг к другу, целуясь, то будут они вместе!  Навеки! Всё произошло так, как она загадала... Поцеловав и задержав в ладонях её лицо, прошептал: «Белла! Будь счастлива!» и в ту же секунду соскочил с подножки набиравшего скорость поезда. Оставив её счастливой и слегка недоумевающей, как же она могла быть без него счастлива?!
Дома она начала получать от него письма: начинались и заканчивались они одинаково – «Белла, Белла, моя Белла!»  Мужчинам она всегда представлялась  под этим именем, собственное казалось ей неблагозвучным и ассоциативно напоминало ей о пушке Круппа «Большая Берта»!
Вскоре его «большого чувства» не хватило даже на поздравительные открытки...
Со временем  всё-всё подлежало «дереализации» и «дематериализации», кроме её собственного чувства, её большой любви, крушения и горечи её...
И многие годы, лелеявшая воспомининия об этом, гордая сопричастности всем брошенным и несчастным в любви, она только сейчас, здесь на больничной койке, поняла, что возможно она вовсе и не любила, а возможно тогда «пора пришла, она влюбилась», впрочем, как и все люди, кто считал, что хоть раз в жизни, но любил! Вероятно, это было одним из самых распространённых заблуждений. Но как же без этой иллюзии трудно, тяжело жилось...
В раздумьях об уникальности и избранности любимых и любящих, о безлюбовности собственного, впрочем, как и у миллионов других, существования, засерел рассвет.
Она получила вещи, сдала тапочки и халат, и не прощаясь (она всё напоминала себе, боясь забыть, чтоб ни в коем случае не сказать: «До свиданья!», чтоб не дай Бог не вернуться вновь сюда) ушла.
Через несколько дней пришла она по вызову в психдиспансер к психоневрологу, месяц назад направивщшего её в клинику неврозов.
- Берта Иосифовна! Как же это вас угораздило попасть в психиатрическое отделение? Я же давал вам направление в клинику неврозов?
В ответ она промямлила что-то невразумительное. Не могла же она рассказать правду!
Как пришла туда с направлением, в ту, «нормальную» клинику, как морщась врач – мужчина объяснял ей, что клиника перегружена, что заполнены все койко-места, что впору класть больных в коридорах. Изредка он бросал на неё пристально-брезгливый взгляд, и тогда ей передавалось его видение себя - ссутулившееся полное тело, лицо с  курчавившимися седыми бакебардами, такие же седоватые уски над верхней губой, глаза с ободками краснеющих век, затравленное выражение глаз... И, вздрогнув, она словно бы узнала взгляд того, человека из подворотни! Когда он схватил её за плечо и больно, будто выворачивая его, дыша перегаром требовал от третьеклассницы Берты: «Скажи кукуруза, кукуруза! Скажи «р-р-р»! Тогда она ничего не ответила, а изловчившись вырвалась и убежала... Теперь же не осталось сил, да иссякла детская вера в то, что всё будет хорошо! Потому сейчас она и произнесла чётко и раздельно , она никогда, в отличие от покойных родителей не картавила: «Ку-ку-ру-за!» Тогда он и вызвал санитаров. Так она оказалась в мёртвой точке, что всегда есть в центре циклона... «МОЖЕТ БЫТЬ ЭТО ТОЧКА БЕЗУМИЯ?»
Она ничего не смогла объяснить наблюдавшему её несколько последних лет, врачу. Но самое главное, что диагноз, по которому лежала «в дурке» сняли!
Привычные успокаивающие и снотворное были выписаны, врач куда-то торопился, и снимая халат попросил её отнести карточку в регистратуру, его медсестра была на больничном. Спускаясь по лестнице, она прочла свой диагноз: «Шестое февраля 1984 года. Реактивное состояние»
В картотеке-хранилище молоденькая девушка - медрегистратор разговаривала по телефону, и не прерывая разговор, головой подала знак, куда положить карточку.
На столе она вдруг увидала ещё одну свою карточку, с переданной из больницы выпиской: «Маниакально-депрессивный психоз, - прочитала она, - болезнь Паркинсона...» Вот эта карта настоящая!  - будто бы пронзило её, а у неё на руках - отписка, бумажка. Это только молоденькая девушка, вчерашняя школьница, по незнанию допустила её сюда в хранилище Тайн! Объятия санитаров железные, не вырвешься! Да и разве существует хоть какая-то возможность вырваться из неволи, из самого центра её, из точки мёртвой, точки безумия...   

Штутгарт

“Наша улица” №240 (11) ноябрь 2019