Ирина Оснач “Оклан” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Ирина Оснач родом с севера Камчатки, где долгая зима, короткое лето, сопки и тундра. Родители Ирины - из поколения советских романтиков, приехавших осваивать Дальний Восток. Ирина Оснач училась на семинаре прозы А. Е. Рекемчука в Литинституте. Потом на перекрестке (остаться в Москве или вернуться на Камчатку) выбрала «вернуться на Камчатку». Работала в областной газете, много писала и была одним из известных журналистов Камчатки. Теперь живет в Подмосковном Красногорске. Автор повестей и рассказов, которые публиковались в альманахе «Камчатка», журналах  «Юность» и «Дальний Восток», антологии камчатской современной литературы «Земля над океаном», альманахе «Пятью пять», журнале «Наша молодёжь», международном литературном альманахе «Особняк», «Независимой газете». Рассказы Ирины переводились на болгарский язык, вошли в лонг-листы международного Волошинского конкурса и литературной премии им. О. Генри «Дары волхвов». В сентябре 2018 года стала дипломантом XVI Международного литературного Волошинского Конкурса.
В "Нашей улице" публикуется с №226 (9) сентябрь 2018.

вернуться
на главную
страницу

Ирина Оснач

ОКЛАН

рассказ

Что только не предлагает поисковик, когда набираешь «Оклан»: и новозеландский Окленд, и Окленд в США, и Оклахому. И, наконец: «Оклан (Oklan) - населенный пункт, Пенжинский район, Камчатский край, Дальневосточный федеральный округ, Россия».

Россия, Камчатский край, Петропавловск-Камчатский, аэропорт Елизово. Потом ждать-пождать рейс в Каменское, райцентр на севере полуострова. А уж из Каменского до Оклана добирайся как хочешь: на вездеходе, тракторе или моторке. Тогда, в моем детстве, это был небольшой поселок, а сейчас он и вовсе крохотный. Поселок у протоки реки Оклан.

Из таких протоков собирается река Оклан, потом большая река Пенжина, которая впадает в огромную Пенжинскую губу и дальше в необъятное Охотское море…
В Оклане было мое последнее лето перед школой. Осенью, в конце сентября, мы уехали в Манилы, там я и пошла в первый класс.
А в Оклане самым большим моим другом был глухонемой старик-сосед Миша.

Миша жил на пенсию и тем, что промышлял в тундре и на реке. Рыба, как говорили взрослые, при виде Миши выскакивала из реки и кричала «Амто!», «Здравствуй» на корякском. Миша ловил ее голыми руками, и щедро делился.
Почти каждое утро на крыльце мама находила подарок от соседа - ведро с хариусами, гольцами или кетой. Чаще всего в ведре была щука - одна, но большая, хвостом и зубастой головой торчащая из ведра. Мама делала из нее котлеты и пирог, которым угощала Мишу. Жил он один, не до разносолов, и поэтому пирогам радовался искренне, мычал, размахивал руками и кивал.

Именно Миша и научил меня всем премудростям самой лучшей и тихой на свете охоты - грибной. Утром он стучал в наше окно, быстро-быстро, будто дождь колотил, и шел в тундру. Я тут же одевалась, брала ведро и догоняла Мишу.
Он показывал палку в руках - мол, ищи себе такую же удобную палку, чтобы с кочки на кочку в тундре прыгать, и при случае опереться на нее, а в лесочке траву раздвигать в поисках спрятавшегося подосиновика. А когда такая палка-выручалка найдется, глянь, уже до речушки дошли, а за речкой - самые грибные места.
Говорить Миша не мог, только мычал. Все, что хотел сказать, руками показывал, или по плечу хлопал - смотри, там птица выпорхнула из ягельника, а вот гриб-тройняшка, из одной ножки три шляпки! Или же - туда не ходи, там болото, провалишься! Или - не бери этот гриб, он плохой!

С Мишей я будто ходила по волшебной земле, которая, когда он проведет впереди себя палочкой, показывала всякие диковинки - пройдешь, не заметишь.
Дорога за грибами была такой - сначала речка, потом тундра, слева болото, повернуть, и уходишь в распадок между сопками, а там - грибное раздолье. Иди от одного гриба к другому. В небольшой рощице росли маслята. Я нагибалась, подрезала тугие ножки, складывала в ведро, где лежали подосиновики-красноголовики: толстоногие, с маленькими шляпками, их приходилось выковыривать из ягеля или брусничного ковра.

А потом Миша зажигал костер, обычно мы останавливались возле озерца. Оно мне казалось неглубоким, можно было даже разглядеть основания кочек, длинные стебли росших на кочках трав шевелились в воде.
Однажды я не устояла, и из детского озорства, любопытства, коснулась воды резиновым сапогом. Он тут же стал скользить по кочке вниз… А я стояла и смотрела, понимая, что сейчас вода потянет и меня. Но пошевелиться, очнуться не могла.
Миша подоспел вовремя, схватил, выдернул меня из озерца-болота, даже сапог достал своей палкой.
Кричал-мычал на меня, размахивая руками, а я с трудом отвела глаза от поверхности озерца, и тогда где-то в глубине мха, в котором только что был мой сапог, булькающее вздохнуло.
Чай мы пили на ягельной полянке, будто припорошенной сухим хрустящим снегом. И уже не спеша шли домой, в Оклан.

А потом мы уехали из Оклана, я пошла в школу, погиб отец, я выросла, уехала учиться в Москву, после Литературного института вернулась на Камчатку, в Петропавловск-Камчатский, работала в газете «Вести». И однажды главный редактор «Вестей» Искандер Хакимов сказал мне, что нужно полететь на мыс Лопатка, это юг Камчатки, написать о погранзаставе.
- Надо, значит, надо! Когда?
- Завтра, рано утром, в аэропорту Халактырки.
Вместе с фотографом Василием Козьменко отправились в Халактырский аэропорт, сели в вертолет, полетели на Лопатку.

И после интервью вдруг оказались не у дел - обо всем с пограничниками поговорили, чай попили, пошли к вертолету, а вертолетчики говорят, что надо подождать пару часов, если хотите, идите в тундру, и тару с собой побольше возьмите.

Мы думали, они пошутили насчет тары. Какие шутки! Вокруг были одни грибы, мы выбирали самые молоденькие, но и их вскоре некуда было складывать. Мы ходили по тундре, выковыривали, выдергивали грибы из ягеля, и думали-мудрили, куда их сложить. Приспособили мою куртку.

От этой поездки у меня осталась фотография, белая от солнца, которое бьет в вертолетный иллюминатор. Осеннее камчатское солнце, в котором меня почти и не видно.
На обороте фотографии - «лечу на мыс Лопатка».
Совершенно не помню, у кого брала интервью, о чем и когда? Много было интервью, очерков, километры и километры газетных текстов.

А солнце в иллюминаторе вертолета помню хорошо. Я смотрела на огромное осеннее камчатское солнце, и Камчатку внизу, под вертолетом, и вспоминала Оклан, Мишу, как мы ходили за грибами, и дала себе слово написать о Мише и Оклане. Хотя, казалось бы, какая связь между Окланом и мысом Лопаткой?
Мы вернулись в Петропавловск с курткой, полной грибов, и я поехала в редакцию писать интервью в номер.
И забыла, отложила «на потом», что обещала себе.

«А потом» увидела в Фейсбуке несколько фотографий Екатерины Долган, которые назывались «Лето. Оклан». Медведица с медвежонком, рыбаки вытягивают сеть, на берегу - моторная лодка, бабушка чистит рыбу… Екатерина родом из Оклана, жила в райцентре Каменское, работала в газете «Полярная звезда», вернулась в Оклан.

Я увидела эти фотографии и поняла - пора выполнять обещание. И неожиданно начала писать про Камчатку так, как давно хотела, но не могла, слишком много было личного, горестного, от которого никак не получалось вырваться, оторваться, встать на крыло.

Весной 2019 года Оклан отмечал 340-летие Акланского острога, от которого этот поселок ведет счет. Того самого Акланского острога, одного из древнейших поселений Камчатки, который основали казаки-первопроходцы, сделав его перевалочным для продвижения на юг Камчатки. Острог этот не раз сжигался и разорялся, затем Екатерина II повелела основать город Акланск. И острог некоторое время значился уездным городом Охотской области Иркутского наместничества. И даже получил герб: в верхней части щита герб иркутский, в нижней части «в золотом поле стоящий медведь, в знак того, что в округе сего города много их находится».
В начале 18-го века, когда началось морское сообщение с Камчаткой из Охотска, сухопутная дорога на полуостров через Акланский острог почти перестала использоваться. В советское время построили в тех местах поселок Оклан-Ламутский, который потом стал Окланом.

Я помню Оклан небольшим поселком, а сейчас он и вовсе крохотный. Поселок у протоки реки Оклан.
Из таких крохотных ныне поселков, как река Пенжина из протоков, и собирается Камчатка, Дальний Восток.
И у меня на душе тепло оттого, что этот маленький поселок до сих пор есть на севере Камчатки и отмечает свой День:
«После концерта гости и участники праздника отведали угощение, приготовленное заботливыми хозяюшками Надеждой Икавав, Еленой и Любовью Долган, Верой Беляевой. Мясо оленя для праздника передал производственный участок «Таловский», оленью кровь для национального блюда прислала Лидия Гергольтагина из села Манилы, этноцентровцы напекли лепешек, окланские женщины нажарили щучьих котлет» (из рассказа Екатерины Долган о празднике Оклана на сайте администрации Пенжинского района.
Я прочитала про щучьи котлеты и вспомнила, как рыба при виде Миши выскакивала из реки и кричала «Амто!». Миша ловил ее голыми руками, и щедро делился. А моя мама делала котлеты и пекла пироги. И я написала про Оклан и Мишу, с которым я ходила за грибами, и который спас меня, вытащив из вязкого озера. Привет, привет тебе, Миша, в твоей небесной тундре!

"Наша улица” №240 (11) ноябрь 2019