Виталий Лоринов "Писательское Переделкино" эссе
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Виталий Миронович Лоринов родился 3 марта 1938 года в Днепропетровске. В 1965 году окончил Кишинёвский Институт искусств по классу композиции Гурова Л.С. Продолжил музыкальное образование в Московской консерватории в классе Леденёва Р.С.
Среди сочинений:
Опера "Сцены из жизни провинциального города" (по М.Е. Салтыкову-Щедрину), опера-мистерия "Иов страдающий" (по Ветхому Завету); 5 симфоний, Увертюра и Сюита для оркестра, "Музыка" для струнного оркестра с ударными, Концерт для оркестра. Инструментальные концерты: для скрипки, тубы, виолончели, гобоя и солирующей скрипки; Квинтеты для деревянных и медных духовых, два струнных квартета, камерные ансамбли для различных оркестровых инструментов; инструментальные сонаты; вокальные, хоровые и фортепьянные циклы; хоры, романсы, инструментальные пьесы; музыка для эстрадно-симфонического оркестра, и т. д.
Член Союза композиторов СССР (ныне России) с 1967 года.
Среди литературных произведений:
"Повесть о фронтовом детстве"; 
"Исповедь одного года"; 
"Глазами современника"; 
"Книга о жизни"; 
"Диалоги с самим собой" (размышления композитора).
Рассказы и главы из "Исповеди одного года", а также "Повесть о фронтовом детстве", публиковались в ежемесячном журнале современной русской литературы "Наша улица" (Юрий Кувалдин. Москва).

.

вернуться
на главную страницу

Виталий Лоринов

ПИСАТЕЛЬСКОЕ ПЕРЕДЕЛКИНО

эссе

Я приехал в Переделкино, в кардиологический санаторий, что по другую, ближнюю к Москве, сторону писательского городка и Дома творчества писателей. Я часто ездил электричкой в Москву, и назад. В один из таких дней, в проходе, между сидящими пассажирами, увидел женщину с большими вдумчивыми глазами. Мы как-то оба внимательно посмотрели друг на друга. Когда мы вышли на платформу, она направилась в сторону писательских дач, я - в санаторий. Спустя несколько дней, когда еще не утихали дебаты по поводу судьбы дачи Бориса Пастернака (ее было хотели отдать не то Чингизу Айтматову, не то еще кому то другому), пошел я с Юлией Западинской, концертмейстером первых скрипок Горьковского симфонического оркестра, на дачу Всеволода Иванова, к его вдове, члену Союза писателей Тамаре Владимировне Ивановой. Шел Тамаре Владимировне в ту пору уже 90-й год. Это была седая и стройная женщина, начинавшая свой творческий путь еще актрисой театра им. Мейерхольда. По рассказам Татьяны Владимировны, еще до содружества с Всеволодом Ивановым, в начале 30-х, на даче у Максима Горького, в Тессели (в Крыму), будучи приглашенной на обед, она познакомилась там с Исааком Бабелем. Ко времени нашего визита, Тамара Владимировна выпустила книгу воспоминаний о Горьком, Бабеле, Пастернаке, ну и, конечно, о Всеволоде Иванове, с которым прожила совместно немало лет. "Портреты современников" - так называлась книга.
Когда мы к ней пришли, то по соседству стучали топоры. Нашу беседу с ней прервал зашедший к ней молодой парень, поранивший себе палец, который попросил йод. Насколько мы поняли, плотник работал на даче Пастернака, где вовсю уже велись восстановительные работы. От Тамары Владимировны узнали, что вопрос с устройством музея Бориса Леонидовича, как в Союзе писателей, так и на государственном уровне уже решен. Мы говорили обо всем, в особенности о литературной жизни на тот момент вообще. Она нам задала вопрос, какое литературное произведение на настоящий момент нас занимает. "Конечно же, роман Василия Гроссмана "Жизнь и судьба", который по психологизму и глобальности жизненной темы сродни "Войне и миру" Льва Николаевича Толстого, - отвечал я. - Это как бы эпопея жизни России в 20 веке, летопись её самых драматических лет.
"Ну зачем же так, - возразила Татьяна Владимировна. - Алексей Максимович всегда любил такие высокие эпитеты". Но, в свою очередь, и я задал этот вопрос ей, то есть, каково ее отношение к роману Гроссмана, который тогда занимал не только читательские умы. Ведь в свое время Суслов (секретарь ЦК КПСС по идеологии) с иронией заявлял, что этот роман может быть издан в лучшем случае лишь через 300 лет, если вообще когда-нибудь будет издан. Татьяна Владимировна не задумываясь ответила, что считает "Жизнь и судьбу" по значительности темы, конечно, продолжением условно говоря "Войны и мира". То есть роман Гроссмана, рассматривающий в историческом плане судьбу России, есть следующий этап после "Войны и мира".
Во время разговора пришел Кома, Вячеслав Всеволодович, сын Всеволода Иванова, литературовед, который что-то одобрительно восклицал по поводу опубликованной критической статьи Наума Гребнева. Затем зашла жена писателя Ильи Саца, занимавшаяся переводами Камю с французского на русский, а также жена писателя Льва Славина. Заговорили о Фадееве, и о его трагическом уходе из жизни. Все говорили о Фадееве с глубоким уважением. Жена Льва Славина, полная и низкорослая женщина, похожая на старую одесскую еврейку, сообщила, что в свое время, когда Фадееву представили очередной список писателей, подлежащих репрессиям, он ответил, что Саца и Славина он никому не отдаст. И вычеркнул из списка их фамилии.
Мы вновь заговорили о Гроссмане. Я знал, что он был военкором центральных газет во время войны, и автором нескольких книг о Сталинграде ("Степан Кольчугин" и другие). Но меня интересовала его личность. В отчетах пленумов и съездов СП СССР его нигде и никогда не упоминали. Татьяна Владимировна сказала, что Гроссман был другом Твардовского, и этим для меня все было сказано.
В ту пору, когда мы посетили Тамару Владимировну Иванову, в Переделкино еще жил патриарх советской литературы Вениамин Каверин. Ему уже тоже было 90. Я очень хотел с ним познакомиться и повидать его. Ну и, конечно, задать ему массу интересующих меня вопросов. Тем более что накануне вышел его "Эпилог", с документами и протоколами заседаний Правления СП СССР, и, в частности, по вопросу отношения к Пастернаку, в связи с его "Доктором Живаго". Тамара Владимировна сообщила мне его переделкинский телефон, и номер телефона его московской квартиры, но в это время его не было на месте. Он уехал в Дубулты, в Дом творчества писателей. Но, к сожалению, буквально через месяц Каверина не стало. Он умер.
Тамара Владимировна подарила нам свою книгу воспоминаний, прекрасно изданную. Но я передал ее Западинской, так как инициатива посещения Тамары Владимировны принадлежала ей. А на дачу к Чуковской мы пошли, спустя несколько дней. Это было то время, когда Лидия Корнеевна прилагала усилия для возвращения имени и литературы Солженицына в Россию. И ее публикация в "Литературной газете" была передана по радио Би-Би-Си. Лидия Корнеевна легко узнала меня по случайной встрече в электричке. Дача Чуковских тогда еще не имела статуса музея, и Лидия Корнеевна прилагала немалые усилия к этому. Вообще, на дачу к Чуковским было буквально паломничество, особенно матерей с детьми. Я даже полагаю, что приезжали со всех концов страны. Лидия Корнеевна мне показала многие реликвии, касавшиеся Корнея Ивановича, и, в частности, мантию и шляпу почетного доктора Оксфордского университета, которым был удостоен Чуковский еще при его жизни. Я поинтересовался у Лидии Корнеевны ее интервью на Би-Би-Си по поводу Солженицына. Она мне показала комнатку на 1-м этаже, где Корней Иванович тогда предоставил убежище опальному Солженицыну. Но окошко из этой комнаты, выходившее во двор, тщательно драпировалось, так как было обращено в сторону дачи Валентина Катаева, которого смертельно боялся Солженицын. Несмотря на всю талантливость, Катаева, как видно не без основания, считали доносчиком. И даже на 100-летний юбилей со дня рождения Корнея Ивановича, куда позвали всех переделкинцев, его не пригласили. А от Тамары Владимировны узнал, что когда были гонения на Пастернака, и его исключили из членов СП (тогда во главе СП был Федин), никто с Борисом Леонидовичем не поддерживал отношений, кроме Чуковского и Всеволода Иванова. Чуковский прикидывался дурачком, и к Пастернакам заходил. А Федин, естественно, отмежевался. Ну, разве в этом случае могло быть иначе?..
Бывая в Переделкино, всегда я посещал могилу Пастернака. Уже старенький, скромный и неказистый памятник, все еще сохранял следы красной краски, которой когда-то был вандалами облит... Дорога к могиле "не зарастает". Обычно в годовщину, 30 мая, у могилы собирается народ.
Для санаторников могила Пастернака - достопримечательность, которую надо посмотреть. И это естественно. Ведь Пастернак обессмертил не только Россию, но и Переделкино. А в Переделкино - очень примечательная церквушка, вплотную примыкающая к летней резиденции патриарха всея Руси. Построена она в 16 веке. Это - бывшие палаты бояр Колычевых, приближенных к Ивану Грозному. Изумительные по цветовой гамме разноцветные купола напоминают храм Василия Блаженного. Пожалуй, это - малый Василий Блаженный. Пастернак был крещен еще в отроческом возрасте, но в церковь никогда не ходил. А отпевали его в местной церкви. О том, насколько Пастернак вообще был духовен в религиозном смысле, можно судить по "Вифлеемской звезде", цитированию отдельных строф и стихов из новозаветного Священного писания в "Докторе Живаго". Местному батюшке, 36-37-летнему рыжеволосому крупному мужчине с мясистым лицом, я как-то сказал, что живший в Переделкино Пастернак при жизни в церковь не ходил, хотя и был крещен, но отпевали его здесь. Но батюшка, человек совсем другого поколения, назвал все это бесовщиной. Каков его культурный уровень, я понял еще и из такого штриха. После очередного богослужения он отвечал на вопросы прихожан. Я вдруг увидел двух немолодых, но уже усыхающих блондинок, одна из которых вручила батюшке маленький ларец с крестиком на крышке.
- Это вам от Натальи Солженицыной, - услышал я. - Они здесь крестили своего первенца...
- Да, да, спасибо! - весьма неадекватно, суетливо и равнодушно поблагодарил местный батюшка, по-видимому, даже не слыхивавший о Солженицыне.
А Солженицыны тогда еще жили в Вермонте (США). Наталья Солженицына приезжала в Москву, и передала ларец через другие руки. А в переулке, рядом с церковью, вернее, слева от нее, была когда-то дача Константина Симонова, в бытность его совместной жизни с актрисой Серовой.
Но время идет неумолимо. И все проходит и уходит. И гордость СССР, писательский городок в Переделкино доживает свой век, если вообще не последние дни. "Жизнь прошла, как Азорские острова" (по меткому выражению Маяковского). Обитатели переделкинских писательских дач, за очень малым исключением, уже не имеют прямого отношения к писательскому труду. "Иных уж нет, а те - далече" (А. С. Пушкин). "Так проходит слава мира" (латинское изречение).

"Наша улица” №241 (12) декабрь 2019