Сергей Михайлин-Плавский "Вобусал" рассказ

Сергей Михайлин-Плавский "Вобусал" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

Сергей Иванович Михайлин-Плавский родился 2 октября 1935 года в поселке Крутое Больше-Озерского сельского совета Плавского района Тульской области. Окончил Тульский механический институт. В Москве живет с 1970 года. Печтался в журнале "Сельская молодежь" как поэт. Автор 6 поэтических книг. Прозу начал писать по настоянию Юрия Кувалдина. Постоянный автор журнала "Наша улица". В 2004 году Юрий Кувалдин в своем "Книжном саду" выпустил большую книгу рассказов и повестей Сергея Михайлина-Плавского "Гармошка". Умер 16 августа 2008 года.

Пришел в 2002 году в редакцию "Нашей улицы" никому не известный поэт Сергей Михайлин со стихами. А я стихов не печатаю. Говорю ему - приносите прозу. И он принес. Потом я ему сказал написать про избу. И он написал.
Сергей Михайлин-Плавский создает ряд типов, дающих понимание того, что есть русский характер и та самая "загадочная русская душа". Когда, чем был так сломлен человек, возможно ли его "распрямление" и "выздоровление" в России - над этими вопросами Сергей Михайлин-Плавский думает постоянно: это - широкие картины жизни и быта русской деревни, да и города, написанные живо и увлекательно. Из книги можно узнать, кажется, всё: как рубили избы и как вели засолку огурцов, какие приметы и обычаи сопровождали каждую трудовую стадию, где и когда устраивались деревенские вечеринки и еще многое, многое другое. Казалось бы, произведения Сергея Михайлина-Плавского небогаты внешними событиями, резкими поворотами сюжета, нет в них и занимательной интриги, но они богаты писательским мастерством, добрым сердцем, умением ставить слова в нужные места со смаком, ему присуща богатая русская лексика, дух народного языка и его поэзия.

Юрий КУВАЛДИН

 

 

 

 

 

 

 

вернуться
на главную страницу

Сергей Михайлин-Плавский

ВОБУСАЛ

рассказ

 

Колхозный фельдшер Кузьма Андреич Горчичников в последнее время по утрам дюже мучился головными болями. Просыпается он утром, а голова раскалывается на две половинки: и белый свет не мил, и похмелиться нечем. Другие мужики как-то приспосабливаются к огуречному или капустному рассолу, а у Кузьмы Андреича душа не лежит к этим народным средствам: он в течение последних 20 лет всегда похмелялся мензуркой чистого спиртика, который для этих целей исправно водился в достаточном количестве в деревенском медпункте. Расходовать этот ценный продукт было особо не на что: ну укол там кому сделает - ватку намочит из маленького пузыречка или виски разотрет такой же ваткой, если кто угорел ненароком. А то - редко правда! - свата Егора угостит стопариком "чистого" (а это цельный стакан самой забористой сахарной "дурочки") да иногда участковый присосется - не отвяжешься! И больше - никому! Вот и водился желанный напиток в хозяйстве Кузьмы Андреича и шел, главным образом, только на личное потребление, О, это был целый ритуал!
Уже с утра, приходя в медпункт, Кузьма Андреич, готовясь к вечеру, ставил в тумбочку банку с огурчиком в рассоле, рядом клал завернутый в чистую холстинку граммов на 150 брусок сальца с темно-коричневой прожилкой и несколько кусочков черного хлеба: нет ничего вкуснее черного хлеба с деревенским салом! А вечером, когда в шесть часов он закрывал свое "учреждение", наступал ни с чем не сравнимый торжественный момент: Кузьма Андреич готовился к трапезе. Он не спеша (торопиться некуда, дома по хозяйству жена управится, в семье-то он главный добытчик, никак не зависящий от пустого колхозного трудодня) резал скальпелем хлеб и сало на маленькие кусочки, делал из них крошечные бутербродики - канапе называются! - все по-благородному, чистенько и аккуратно, раскладывал их на тумбочке на газетке "Районные будни", доставал пузырек с бесцветной жидкостью и синюю мензурку с делениями на 30 капель.
Медленно, с вожделением наполнялась до самых краев мензурка - не пролей капельки! - и при полном глубоком вдохе быстро опрокидывалась в рот, в самую воронку горла. Пока проходил выдох, жидкость успевала приятно обжечь горло, пробежать по пищеводу и начинала всасываться в кровь. Вот тут-то и летел в рот маленький бутербродик с кусочком сала и колечком огурца. Нет ничего дороже этого момента у Кузьмы Андреича! Мензурка и три бутербродика, еще мензурка и три бутербродика, и так до трех раз - Бог троицу любит! И больше - ни-ни! Эта норма за 20 лет устоялась крепко! Душа получала свое и больше не просила. И даже в других случаях (дома ли на праздники, в гостях или с мужиками иной раз) девиз "Бог троицу любит" был непоколебим. Правда, тут подводила посуда: рюмка, стопка, стакан, смотря во что наливали "огненную водичку", но все равно три захода и - баста! Но опять же ,если пили стаканами, то до третьего иной раз и не доходило, Кузьма Андреич падал раньше, но это уж как у кого на роду написано. Да и не старался Кузьма Андреич опозориться (так он про себя думал), хотя на фоне деревенских пьянчужек это было обычным явлением: свалился с копылов где-нибудь в лопухах, проспался, все равно домой пришел. И в оправдание даже пословицу приспособили: Витя Длинный, сам трезвый, черт, а всегда ввернет по этому поводу, пьяница, мол, проспится, а дурак - никогда. Но у Кузьмы Андреича своя стезя: из медпункта - домой. Жена им дорожила и души в нем не чаяла: как же, он каждый месяц нес домой живые денежки; она его считала государственным человеком, он ведь получал оклад от государства, не то, что другие мужики горбатились за "палочки" и не дорожили своими местами. Поэтому к приходу с работы подавала она Кузьме Андреичу тарелку щей или горохового супа с куском баранины и прозрачно-желтыми пуговичками жира. Он с аппетитом откушивал и шел помогать по хозяйству: наколоть дров на утро, натаскать воды, загнать на двор скотину, а потом позднее, довольный жизнью, ложился спать в обнимку с женой, что было удивительно для почти всех деревенских мужиков, их-то жены либо не пускали к себе в постель в расхристанном виде, либо сами мужики не доползали до супружеского ложа с мягкой периной, набитой гусиным пухом.
А жена фельдшера гордилась своим мужем - вся деревня перебывала у ней в долгу: тому дай десяточку, тому пятерочку, очень они уважаемые на деревне люди.
И только по утрам - такая досада! - у Кузьмы Андреича всегда болела голова. Оно бы и ничего, можно терпеть, если бы не на работу. По утрам вся мужичья половина деревни так же мучается головной болью, но однако работают. А у Кузьмы Андреича особая статья - ответственность. Тут ничего не попишешь! Не дай Бог не тот укол сделаешь кому-нибудь, ведь человека можно угробить. Это и жена его понимала и каждое утро участливо его спрашивала:
- Болить?
- Болить, - неизменно отвечал муж внимательной супружнице и садился за стол в предвкушении утреннего возлияния. И вот тут она вместе с завтраком подавала ему полную мензурку светлой и прозрачной, как девичья слеза в предверии любви, такой желанной опохмелки, что нутро у Кузьмы Андреича вздрагивало (зря что ли придумали люди самый короткий и такой жизненный тост: "Вздрогнем!"), аж плечи слегка передергивались, а голова, казалось, только от одного созерцания приходила в норму.
Только одна утренняя мензурка - всего-то 30 капель! - а человек на цельный день становился деятельным и нужным другим людям. А вот с некоторых пор этот режим нарушился: все стало дорожать, поставки лекарств в медпункт сильно урезали, в том числе и раствор медицинский антисептический 95%,что очень затруднило привычное течение жизни Кузьмы Андреича. При трех незыблемых вечерних мензурках на утреннюю не хватало, голова болела по полдня и больше, Кузьма Андреич мрачнел, глотал таблетки от головной боли и подумывал о свекольной или сахарной "дурочке" - все-таки это не химия.
А тут как раз сват Егор занемог: кружится у него голова и "плывет" в сторону при ходьбеt только ноги успевает под себя подставлять, иначе и в кювет можно свалиться, а народ, особенно бабы, запишет в алкоголы. И хоть ты один только раз упадешь по пьяному делу, а про тебя все равно полетит молва, опять - опять! - мол, Егорка в канаве валяется, и когда только успевает накушаться-то?
Пришел Кузьма Андреич к свату, померил давление - 160/90, помял пальцам, шею, затылок, плечи, посоветовал виски растереть ваткой, смоченной... А сват и не дал договорить, сразу догадался, полез куда-то за печку и достал валенок, в нем бутылка притаилась из-под "красного крепкого", "огнетушитель" в народе прозывается,
Достал Кузьма Андреич ватку, смочил ее, приложив к горлышку "огнетушителя" - ух, какой сразу дух пошел по избе! - растер свату виски, а тот и говорит:
- А ты сам-то как с утра?
- Плохо, сват! - сознался непохмеленный фельдшер.
- А, может, эта?.. Баба-то простить, раз фершал велел! - и стаканы на стол - раз!
А дальше - известное дело! Головы поправились, в окошко заглянуло солнышко и заиграло на всех гранях опустошенных стаканов. Сват снова, было, взялся за бутылку, но Кузьма Андреич, верный своей утренней привычке и, тем более, при исполнении, остерег враз оклемавшегося свата:
- Одноразовый похмел - лечение, а дальше - пьянка, переходящая в алкоголизм. Так что притормози, сват.
Кузьма Андреич очень гордился этими своими "тормозами" (вечером - не больше трех, утром - одну мензурку) и при случае призывал к тому же деревенских мужиков.
Сват нехотя убрал со стола закуску, спрятал валенок с "огнетушителем" (придумают же, черти, название, а ведь и правда это зелье, словно костер "тушит", когда все нутро "горит") за печку и засобирался в мастерскую на тракторную стоянку, а Кузьма Андреич вспомнил, что и ему туда надо: раза два в месяц он обследовал механизаторов на предмет простуды и, особенно, чирьев, возникающих от вечно забитых соляркой, нигролом или другой смазкой пор на коже рук трактористов и комбайнеров.
У механизаторов был перекур: они сидели вокруг ведра, куда бросали окурки, кто на табуретке, кто на пеньке, на перевернутом вверх дном ведре или просто на корточках. На повестке дня стоял жгучий вопрос: кто чем похмеляется, когда в доме нету ни капли спиртного. Они уже перебрали все народные средства: Илюха Максимкин, например, вычерпал весь рассол из пятиведерной кадушки огурцов, жена - в панике, огурцы все заплесневели и стали квелыми, Васька Мишин кружкой отжал весь капустный рассол из ведерной кастрюли и теперь по утрам горстями ест квашеную капусту. Леха-шофер - только попадись утром! - зараз выпивает целую кринку простокваши, с вечера приготовленной женой на блины.
А многие глотают таблетки: аспирин, цитрамонт, а в последнее время эти, как их, фералгант у пса (а при чем здесь пес, никто не знает, у него-то голова по утрам, небось, не болит?). А тут и подошли как раз Кузьма Андреич со сватом. Мужики враз оживились и с ходу задали жгучий вопрос фельдшеру:
- А чем наш фершал похмеляется? - и сосредоточенно ждали ответа.
А фельдшер обвел всех взглядом и сказал:
- Клин клином вышибают!
- Эк, удивил! А есть ли какие таблетки от похмелья?
- На похмелье хорош папазол, - неожиданно вспомнив, сказал мужикам Кузьма Андреич и пояснил, - зять мне в Москве рассказывал. К ним в министерство командировочные приезжают с больной головой ("То же, как и у нас", - загалдели мужики), пьют всю ночь в поезде, а утром башка чугунная, вот они и приспособились: в аптеку по пути - шасть! - две-три таблетки заглотил и, глядишь, через полчаса почти нормальным человеком стал, способным решать государственные задачки. Это, говорят, ленинградцы придумали, а теперь все командировочные России так похмеляются: ни тебе запаха, когда стоишь перед высоким начальством, ни головной боли, до обеда дотянешь, а там и некоторым чиновникам сам Бог велел. Но - предупреждаю! - у меня этого папазолу нету! Мне не дают, говорят, у вас, мол, в деревне свежий воздух хорошо голову проветривает.
- Эх, вы, пьянчужки несчастные, - встрял в разговор Витя Длинный (он недавно вернулся с областного конкурса рабочего мастерства комбайнеров), и ты, Кузьма Андреич, фельдшер никудышний, до сих пор не знаешь, что самое лучшее похмельное средство - вобусал! И никакого рецепта не нужно. Мужики так и притихли: у кого цигарка на губе повисла, кто затылок чешет.
И откуда этот Витя чего только набирается-то? Каждый раз вывернет чего-нибудь, ошарашит мужиков и посмеивается, змей длинноносый. Кузьма Андреич тоже о таком препарате не слыхал, но постарался запомнить его название, а чуть позже отвернулся к окну и записал на бумажке. А мужики сразу поверили в могучее средство и кое-кто уже совал мятые пятерки да десятки (цены-то нынче - ого!) в руки Кузьме Андреичу, поедешь, мол, в Плавск за лекарствами для медпункта и нам заодно купишь. Завтра же и поезжай, чего тянуть-то? А то из других деревень мужики пронюхают, особенно из Кондыревки или Савватеевки, и разберут все таблетки в чертовой бабушке. А что ты думаешь? Счас у всей России голова-то болить!..
Наутро Кузьма Андреич с Лехой-шофером направился в Плавск за лекарствами. В районном аптекоуправлении по его личной просьбе и при его присутствии внимательно просмотрели весь перечень медицинских препаратов (гроссбух - дай Боже! - потолще Библии будет), но вобусала не нашли. Не значится! Так и ни с чем вернулся домой обескураженный Кузьма Андреич. Над ним там, еще в Плавске, посмеялись, что, мол, ты на старости лет выдумал, ученые люди еще не доперли до этого: чего захотел - стопку заменить таблеткой! Да тогда у каждого мужика в кармане персональный самогонный аппарат заведется. Хлопнул две-три таблетки и - шла играла! - на целый день настроение и никакой вытрезвитель тебе не страшен. А поди - докажи! Хоть с обыском приходи - браги в наличии нет, даже запаха изо рта нету. Одни подозрения, что выпимши, но это еще доказать надо. Тут уж на твоей стороне - презумпция невиновности: не пил я вина и все тут! А если пил - докажи!..
Ой, как обидно Кузьме Андреичу от такого оборота дела! Во-первых, жалко расставаться с мечтой об удобной похмелке, а, во-вторых, с какими глазами завтра возвращать деньги мужикам: они-то спросят, что же ты, мол, за фершал такой, что своего хозяйства не знаешь, и как же ты, мол, нас лечишь, какими порошками пичкаешь, что допустил такую оплошку и позволил себя, специалиста, обдурить какому-то Вите? А пурген, к примеру, это от чего? От запора! А, может, ты нам дашь его от сердечной деятельности?..
Всю ночь ворочался Кузьма Андреич в постели, сам не спал и жене не дал заснуть: принимал трудное решение. Стар стал, отстал от жизни, весь свой профессионализм растерял, не сумел разгадать подвоха деревенского баламута-подстрекателя, пошел на поводу у поддавох-мужиков, даже деньги собрал на этот чертов вобусал и ... опозорился. Придется уходить в отставку - это будет по-честному. "Я же не президент какой или председатель правительства, наворотил черт те что за отчетный перивод и снова продолжает дурить народ", - так думал Кузьма Андреич, идя перед обедом на тракторную стоянку.
Моросил мелкий и нудный дождик, словно плакал ребенок, которому не хотелось плакать, но добиться своего надо, вот он и размазывал слезы по щекам. Луж не было, но дорога была скользкой, можно враз залететь в канаву. "Подскользнулась моя дорожка к концу жизни, - невольно как-то подумалось Кузьме Андреичу, - ну и ладно, посмотрим, что скажет Витя. А вдруг!.." Он не успел додумать какую-то, возможно, спасительную мысль, как услышал:
- Кузьме Андреичу - наше вам с кисточкой! А мужики тебя заждались!
- Осечка вышла, мужики. Нету такого лекарства, вобусала этого чертова. Набрехал вам Витя Длинный, - на одном дыхании устало сообщил фельдшер и добавил, - да и мне набрехал тоже, дураку старому. Так что получай деньги обратно.
- Как нету такого лекарства? - чертом подскочил Витя к Кузьме Андреичу, - А водка и бутерброд с салом? Это тебе что - не вобусал?..
В мастерской стало тихо, как на курином насесте перед первыми петухами. Мужики осмысливали витино сообщение.
- Да эт мы и без тебя знаем, - разочарованно сказал Илюха Максимкин и заржал во все горло, сверкая белками выпуклых глаз.
- Вот змей-то, надо же выдумать!
- Всех на смех поднял!
- Обмишулился ты, Кузьма Андреич, а? - загалдели мужики, дружно похохатывая.
- Обмишулился, мужики, стареть стал, пора на спокой, - согласился старый фельдшер.
Но мужики продолжали смеяться и не слышали последних его слов. Они на него не обижались: ну, подняли человека на смех, с кем в деревне такого не бывает? Это еще Ваньки Братчикова нету, тот тоже чего-нибудь отмочил бы... К мастерской подкатил Леха на ЗИЛе.

- Срочно в Плавск еду. Кому что купить? Быстро деньги давайте!
- Привези нам вобусалу, его без рецепта дают, - ржали мужики...
Кузьма Андреич, не заходя домой, уехал с Лехой в Плавок подавать заявление об уходе на пенсию по старости.
А на следующее утро соседи услышали, как кричала его жена:
- Змей облезлый! От денег добровольно отказался! Чем теперь похмеляться-
то будешь? Свеклу в колхоз воровать пойдешь, что ли?..
И если этот крик слышала хоть одна соседка, значит его услышит и вся деревня.

 

 

"Наша улица” №244 (3) март 2020

 

 

 
 
kuvaldin-yuriy@mail.ru Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве
   
адрес в интернете (официальный сайт) http://kuvaldn-nu.narod.ru/