Татьяна Озерова “Мои сиреневые дни” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

МОИ СИРЕНЕВЫЕ ДНИ

рассказ

Мой первый сиреневый день запечатлен на фотографии в кишиневском дворике, где я стою с огромной, в половину моего роста, веткой сирени, а кукла-пупсик валяется рядом. Как и все девочки того времени, я одета в капор, платьице и широкие шаровары, прикрывающие ботинки. Рот от удивления перед фотографом и ожиданием птички, которая должна обязательно вылететь - открыт. На обратной стороне фотографии маминой рукой химическим карандашом написано: «Моя голубоглазка, любимица всех. 3 мая, 1949 года».
А потом мои сиреневые дни замелькают яркими, неповторимыми пятнами долгой прожитой жизни.
Помню впечатление от большого палисадника перед домом в деревне Михайловское. Сирень горела огромными синими свечами, мы со школьной подружкой Валей стояли перед ней, как вкопанные, и не могли оторвать глаз об буйства сине-фиолетовых и белых красок, от дурманящего запаха и гудения пчел. Хозяин дома, видя наше неподдельное восхищение, подарил нам девчонкам по букету, и мы шли, улыбаясь встречным прохожим, наполненные жизнерадостной музыкой, как в каком-то виденном нами кинофильме знаменитого режиссера Григория Александрова.
Праздник весны разливался по всему нашему молодому телу, он буквально пел в нашей легкой походке, в радостном возбуждении от подарка, неудержимом веселом смехе, который бывает только в юности от переизбытка неистраченных сил и чувств.
В нашей семье все любили цветы. Трогательные, нежные, яркие, веселые и грустные букеты зависели от времени года. Черемуху и сирень сменяли ромашки и колокольчики, огненные листья клена были цветами осени, зимой в хрустальной вазе долго стояли пышные сосновые ветки, В нетерпении сердца, торопя весну, уже в феврале ставились тополиные веточки, которые раскрывали на подоконнике свои клейкие, блестящие листочки. Желание рисовать окружающий мир пришло ко мне очень рано, неудержимо хотелось сохранить увиденную красоту, передать ее на бумаге в певучих линиях и сочных красках.
Вспоминаю одну из своих весен. Сижу за мольбертом, пишу акварелью букет сирени. Начатую работу нельзя исправить, смыть, забелить или « закрасить» - сразу испортишь чистоту белого листа, который должен просвечивать сквозь прозрачные мазки краски. Только тогда, при этом условии, появится воздух в пейзажах, натюрмортах, портретах, появится неповторимая свежесть и сочность живописи, а зрителю покажется, что работа сделана за несколько коротких минут или только что окончена.
Освещенную часть букета пишу в лессировочной технике по-сухому, а теневую прописываю по-сырому, за один прием, сочно нанося краску в нужное место. Вода течет по бумаге, смешивая лиловые, синие и фиолетовые оттенки, темная зелень крупных листьев сердечком блестит от бликов, тонко просвечивают кое-где коричневые веточки, держащие на своих хрупких плечах спелые гроздья соцветий:
Водопад сирени на окне, звезды сине-белых брызг спадают вниз. Спелой гроздью внутри вырастают слова , и так сладко, и больно, что словом не назвать красоту… и одно лишь томленье от счастья и грусти.
Мучаюсь из-за несовершенства своей работы, а перед глазами стоит роскошный букет сирени Петра Кончаловского, о котором так хорошо написал Александр Кушнер: «Фиолетовой, белой, лиловой, Ледяной, голубой, бестолковой…», вспоминаю таинственную и волшебную сирень Михаила Врубеля, а в душе звучит музыка Сергея Рахманинова, его знаменитый романс на стихи Екатерины Бекетовой

По утру, на заре,
По росистой траве
Я пойду свежим утром дышать;
И в душистую тень,
Где теснится сирень,
Я пойду свое счастье искать…
В жизни счастье одно
Мне найти суждено,
И то счастье в сирени живет;
На зеленых ветвях,
На душистых кистях
Мое бедное счастье цветет.

У Сергея Рахманинова и Екатерины Бекетовой потрясающая гармония слова и музыки, все образы найдены, все звучит органично, а у меня, как когда-то я написала в стихах:
Бывает у природы настроение себя подать в расчерченных кристаллах, иль в строгом, ограниченном пространстве конструкции какого-то предмета, где четко грани, ритмы прорастают, и свет, и тень свое здесь знают место, и восхищают удивленный взгляд. Но мне милее тихая улыбка размытого полунамека формы, где свет и тень перетекают зыбко, себя все ищут и не знают нормы. Тогда душа берется за работу, воображенье дорисует форму, и цвет, и блеск, и аромат предмета, но навсегда оставит без ответа всю бесконечность нерешенных формул.
Писала, рвала бумагу, переписывала натюрморт несколько раз, но так и не добилась желаемого результата. Случайно зашла в мастерскую к художнику Юрию Ткачеву, который иллюстрировал две моих книжки, и у него увидела «свою» сирень. То чего я добивалась, то чего хотела передать в своей работе, ту легкость и прозрачность акварели, те чувства, которые переполняли меня - тихую поэзию грусти. Увидела и не могла уснуть от переживаний. Открывала окно в темную, весеннюю ночь, писала стихи на каком-то обрывке бумаги. А утром снова пришла к нему в мастерскую, подарила стихи и приобрела его работу. Он с ней спокойно расстался, так как знал, что она попала в хорошие руки, что ею долго будут любоваться мои друзья и моя семья, что она будет слышать от людей много добрых слов и комплиментов в его адрес.

Как листы календаря, ты листаешь лето.
Акварели у тебя я люблю за это.
Ландыш тут еще душист и сирень нежна.
Гром гремит и из окна радуга видна.
И схватив велосипед, всем сказав: «Привет»,
Успеваешь дописать радуги портрет.
Буду я среди зимы с акварелью той
Капли летнего дождя слышать над собой.

Еще один сиреневый день запомнился мне «Последним звонком» на факультете начальных классов Владимирского педагогического института. Провожая студентов выпускного курса, мы всегда украшали зал цветами, и тогда мне приходилось спускаться от Золотых ворот к Николо-Галейской церкви, где была мастерская замечательного художника Николая Владимирова, с ним и его семьей мы дружили долгие годы.
Это живописное место на Николо-Галейской улице, старый деревянный дом дореволюционной постройки, словно были подарены ему самой судьбой. Его окна отражали и дробили на фрагменты купола церквей и колоколен, словно обрамляли неповторимый, совершенный по красоте и композиции городской пейзаж.
Весной на больших полотнах он неистово писал сирень, она была у него живым существом, занимала все пространство картины, а внизу под ее ветками ютились маленькие домики сказочной улицы. Я приходила к Николаю нарвать цветов для студенческого праздника, и он всегда помогал мне срезать пышные ветки сирени, и собирал их в красивый букет.

В старом переулке городском
Домики, кружась, уходят вниз.
В каждом палисаднике кругом
Облака сирени поднялись.
Пламенем неистовым горят,
Нас с тобой с ума свести хотят
Мне в руках букет не удержать
Бело-синих звезд полна охапка
В День Сирени горю не бывать.
Кому счастья? Подставляйте шапку!

Каждой весной у меня на столе стоял букет сирени белой, махровой, голубой, темно-фиолетовой почти чернильной, в каждом была своя неповторимая прелесть, за каждым сиреневым днем стоял свой рассказ о старинной усадьбе, о работе художника, о времени и любви…
Шумят над Клязьмой-рекой золотистые сосны, вековые липы и березы пушистыми зелеными шапками уходят в высокое летнее небо. Воздух в Пенкино особенный местные жители говорят, что его можно пить, как целебный нектар. В бывшей старинной усадьбе князей Грузинских, где бывал сам Петр Ильич Чайковский в 80- годы прошлого века, располагался детский санаторий. Волею судьбы мы с мужем оказались в этом чудесном уголке владимирского края.
Старожилы рассказывали, что проектировал этот дворцово-парковый комплекс в 1879 талантливый петербургский архитектор Е.А. Сабанеев. Здания причудливо сочетали в себе псевдорусский стиль с элементами барокко и готики. Имение окружал большой фруктовый сад, а к реке спускалась фантастическая по красоте аллея из разных сортов сирени.
Именно в этом месте передо мной оживали темные аллеи Ивана Бунина, расцветал алый шиповник по берегу реки из обыкновенной истории Николая Огарева.
В современном городе, среди безликих бетонных многоэтажек, которые уродуют душу человека, могут родиться только фильмы ужасов, а поэтические легенды и предания появляются и поныне совсем в другом месте. В Пенкино (само название чего стоит), каких только историй я не услышала от воспитателей, медсестер и персонала детского санатория, на каждой дорожке и в каждом глухом уголке пейзажного парка рождались и жили своей жизнью мистические рассказы о прошедшем времени и его героях. Сама природа большой реки, ее широких берегов, густого, смешанного леса на многие километры вокруг усадьбы, извилистых песчаных дорог и дорожек, брусничных, черничных и клюквенных полян давало волю буйной человеческой фантазии. Местные жители были настоящими язычниками, всерьез одушевляли силы водной и земной стихии.
Если уж сам Петр Ильич Чайковский называл это место земным раем, что говорить о нас, попавших в этот рай через столетие. Под жилье нам отвели комнату в большой деревянной веранде, окна которой выходили на запад и «утомленное солнце» садилось на наших глазах за реку Клязьму. От кирпичного здания центрального корпуса отходило по правую и левую сторону несколько старых аллей, которые я постоянно писала в свободное от работы время. В конце недели вся стена нашей комнаты была покрыта акварельными пейзажами реки, зданий, в обрамлении берез, сосен и лип.
В детском санатории была большая библиотека, с редкими книгами, какое это было счастье, держать в руках поэтические сборники Николая Заболоцкого, Юлиана Тувима , Леонида Мартынова, художественные альбомы Кузьмы Петрова-Водкина, Татьяны Мавриной, Зинаиды Серебряковой. Мы набирали стопки книг и вечером на веранде устраивали чтение с чаепитием. Нас, городских жителей, окружала пленительная красота: тишина уединения, когда вечерние лучи солнца пронизывают липовую аллею и ровные полоски тени и света, как клавиши пианино, ложатся на песчаную дорожку, создают музыкальную среду живописного восприятия пространства. Сирень уже отцвела, но ее густая темная зелень создавала глубокую тень, контрастирующую с золотистыми стволами высоких сосен, причудливо раскинувших свои могучие ветви, которые еще долго ловили и отражали заходящее солнце.
В нашей комнате оно окрашивало теплым оранжевым светом выцветшие голубые обои, скатерть и белые чашки, букеты полевых цветов в стеклянных вазах и банках, вечернее освещение создавало неповторимый уют, пробуждало новые чувства и желания тихого, молчаливого прикосновения друг к другу.
Погруженные в атмосферу старой усадьбы, живо представляющие ее историю и традиции, мы часто отправлялись на вечернюю прогулку по парку, спускались к реке, по липовой или березовой аллее, чтобы искупаться. На берегу реки еще цвели кусты шиповника, поляны покрывало пышное разнотравье. Вода была теплой, а воздух уже прохладный, он холодил наши мокрые тела. На обратном пути после купания мы торопились попасть в густую липовую аллею, мы словно оказывались в жарко натопленной избе, столетние липы до глубокой ночи хранили тепло летнего дня. Обычно в книгах мы читали о прохладной липовой аллее, а тут на себе испытали другие волнующие ощущения.
И вот дошла очередь рассказа о датской сирени под окном моих внучек. Она заслоняет дом и лужайку с левой стороны въезда во двор. Белые и лиловые кусты пышно разрослись, несколько раз за эти годы мне пришлось ее разрежать, спиливать толстые ветки и срезать тонкие. Один из кустов сирени заглядывает в окно кухни, я подсмотрела это ранним утром за завтраком: в чашках, наполненных чаем, отражались кисти сирени. Это была фантастическая картинка для городского жителя - чай с сиренью! Почти как у И. Северянина, у которого, какой только сирени не описано…
Вспомнила детство, когда из ивовых прутьев мы делали лук и стрелы. Сделала своим девчонкам из гибких веток сирени два лука и стрелы в колчанах. На большой зеленой лужайке около дома они стали изображать древнюю богиню охоты - Артемиду.
Бегайте, прыгайте, летайте, юные девы! И как все это им было по душе, как погрузились они в этот миф, эту сказку, как страдали, когда в зарослях кустов терялась стрела и дикая серна спасалась от них бегством!
И вот уже почти завершен круг жизни, а в моем саду на Сиреневой улице снова цветет сирень. В ее крупных цветах смешаны все оттенки грозового неба, вся нежность летних сумерек. Особенно она хороша после дождя, напоенная влагой, сверкающая тысячью прозрачных капель, женственная, влекущая, живая, рождающая ощущение молодости и счастья жизни.

Владимир

"Наша улица” №246 (5) май 2020