Инна Иохвидович "«Бредущая женщина»" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Инна Григорьевна Иохвидович родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, также пишет эссе и критические статьи. Публикуется в русскоязычной журнальной периодике России, Украины, Австрии, Великобритании, Германии, Дании, Израиля, Италии, Финляндии, Чехии, США . Публикации в литературных сборниках , альманахах и в интернете. Отдельные рассказы опубликованы в переводе на украинский и немецкий языки. Автор пятнадцати книг прозы и одной аудиокниги. Лауреат международной литературной премии «Серебряная пуля» издательства «Franc-TireurUSA», лауреат газеты «Литературные известия» 2010 года, лауреат журнала «Дети Ра» за 2010. В "Нашей улице" публикуется с №162 (5) май 2013.
Живёт в Штутгарте (Германия).

вернуться
на главную страницу

Инна Иохвидович

«БРЕДУЩАЯ ЖЕНЩИНА»

рассказ

Она и не пыталась вытолкнуть этот огромный язык из своего рта. Он и так уже обследовал всё: коснулся останков колющих остриями корней, прошёлся по зияющим впадинам отсутствующих зубов, притронулся к гнилым кариозным выемкам оставшихся...
Ужасаясь, она протрезвела. Как это могло случиться? Как не предусмотрела?! Ведь ещё секундой ранее, когда он сжимал её грудь в тесном лифчике или целовал дряблую шею, отвернул высокий ворот водолазки, она могла, должна была остановить его! Но отчего-то захмелевшая, она потеряла бдительность! Теперь было поздно! Этот, почти не знакомый ей мужчина, которого-то и видела всего-то последних несколько часов. знал о ней всё или почти всё! Ведь рот был как бы проекцией её, по нему можно было воссоздать всю её, подлинную.
Наконец он отлепился от неё, и в тусклом подъездном электросвете она увидала его глаза и, малость успокоилась. Они плавились похотью, значит он был достаточно пьян и, ничего не понял. Облегчённо вздохнув, она ключом открыла двери подъезда, невнятно бормоча благодарность за то, что он её проводил, звонко щёлкнув замком.
Сон она любила. Это было, пожалуй, одно из оставшихся состояний, из-за отрешённости своей не нуждавшееся в её контроле! И даже, если снились кошмары или что-то тяжкое, близкое к реальности, когда бывало и непонятно сон это или явь, она краем бодрствующего сознания знала, что спит, и что никто ничего о ней не узнает!
Настало утро, как всегда, нежеланное хмурое утро, выталкивавшее тело из тёплой утробы постели, в ясность и холод начинавшего свою длительность дня.
В углу коридора, примостившись на табуретке, чтобы почистить обувь своим домочадцам, дремал престарелый отец. Дочь её, младшая школьница продолжала лежать в кровати у себя в комнате, одним раскрытым глазом она смотрела телевизор, а другим - закрытым будто досматривала сон.
Сама она носилась из кладовки в кухню, собирая на завтрак нехитрую, по нынешним постперестроечным временам снедь: жарила картошку, резала сваренные овощи, подсаливала их, поливала растительным маслом. Так сновала она между кухней и детской, мимо отца точно действующего лица из царства «Спящей красавицы», придрёмывавшем всюду, где не притулится и своей дочерью, не желавшей понимать всех сложностей жизни, обитавшей в своём полудетском мире, слепленном из мультиков, перешёптываниям с подружками и скучных школьных занятий, оживляемых переменами.
Хлопотливое утро закончилось: девочка ушла в школу, отец, позавтракав, уснул, уже в постели.
Она осталась в необычном уединении в первый день своего безработного существования. Их контору ликвидировали, а куда и кем устраиваться было неясно.
В тишине ей припомнилось вчерашнее. Ведь она годами долго и тщательно таившаяся и маскировавшаяся, не вступая в контакты с противоположным полом была близка к разоблачению своего телесного естества!
В «затворе» прошли её лучшие годы женской жизни.
Тело её, хоть и непропорциональное, было вовсе не чуждо страстям. В одинокой постели оно ждало мужчину, который бы пришёл, взял бы её, подчинил себе... Оно возбуждалось, оно требовало его, оно, если бы не контролировалось жестоким умом, выбежало в пустынность ночных улиц, предлагая себя первому встречному, согласное и на насилие, жаждущее цепкости мужских рук и ног, мужского торса над собой, даже боли...
Влюбляться себе она запретила, заранее предполагая обречённость этого чувства. Влюблённость и любовь она переживала только в своих эротических фантазиях, будь то днём или ночью. Она представляла незнакомых мужчин, либо экранных героев, не только произносивших слова признания, сохнувших и страдавших по ней, но и целовавших, обнимавших, ласкавших всю её - шею, плечи, грудь и живот, спину и ягодицы, лоно... и овладевавших ею, яростно, сильно, по-мужски. Она радостно кричала, а сцепленные крест-накрест ноги сжимались вокруг лона до тех пор, пока она не чувствовала внутри ритмичных сокращений, после которых, что-то опадало, обволакивая и смачивая всё...
Опускались недавно поднятые горделиво вверх тугие соски, лёгкой испариной покрывалось ею же обласканное тело. Ну, а после этого наступали тоска с пустотой, когда казалось, что жизнь до дна исчерпанная дошла до последней черты.
Это , «конечное» состояние взрывалось отчаянием, когда она беззвучно выла, тихо стонала, подчас , будучи не в силах сдерживаться, если дома была одна, то вопила: «Почему?! Почему ей довелось быть отверженной?! За что?!»
Может быть именно поэтому, из-за наступавшего безысходного уныния или бессильной ярости, она старалась «любить себя» пореже.
Лет под тридцать ей было, когда случилось ей познакомиться с красивой, окружённой мужчинами, женщиной. Наталья, так звали ту, тянула её в компании, приглашала в кафе и рестораны, ещё и потому, наверное, что сама она ярче оттенялась на фоне блеклой, неловкой подруги! Это было весёлое время, вкусно ели, много пили, танцевали и смеялись, а под утро и ей доставался какой-нибудь мужчина!
Так она стала женщиной, метаясь из постели в постель - мелькали лица, неласковыми были их голоса, в себе она чувствовала их, входивших и выходивших из неё... Единственным, что объединяло этих её мужчин было то, что все они были пьяны, и то, что с нею они были единожды. С ними, в механичности акта, в «любви», она никогда не испытывала того, что бывало с ней, когда она «любила» сама себя - не было оглушающе-ликующего завершения, финала! Но, чтобы не разочаровывать их, подыгрывать им, (всё-таки они были мужчинами!), она имитировала и врала, что тоже кончила!
Это продолжалось бы неизвестно как долго, если бы не случай. Началось всё как обычно, в пятницу вечером, когда они с подругой сидели в ресторане. Ната вышла в вестибюль позвонить по телефону-автомату. Вернувшись, сообщила, что нужно им ехать в предместье, где их ждут её приятель с другом, хозяином дома.
Там всё происходило по знакомому сценарию, ели и пили. Ей очень не понравился друиг Наташкиного приятеля, - был он небольшим крепышом, с залысинами, из глубины глазных впадин смотрел изучающе внимательный взгляд. И хоть был он ей не просто несимпатичен, но отчего-то даже отвратителен, она знала, что в постель придётся ложиться всё равно.
Разошлись пары по комнатам. Не успели лечь, как он тут же взгромоздился на неё. И, то ли оттого, что он к ней нигде не прикоснулся, то ли от величины его органа, елозившего в ней стало ей больно и она застонала.
- Ты чего? - удивился он, не переставая двигаться в ней.
- Ничего, - прошептала она, - больно что-то, не пойму почему.
- Это потому, что ты сухая, нет в тебе смазки, не страстная... Подожди, я его щас смажу!
Он соскочил и стал перебирать на прикроватном столике какие-то лекарства и склянки.
Она громким шёпотом попросила: «Славик! А может не надо, не будем, а!?»
- Как это не будем, - беззлобно удивился он, - мне же нужно кончить!
Она ещё продолжала упрашивать его, когда он снова, уже намазанным вошёл в неё. Хоть и не столь сильно, всё равно она ощущала боль, кроме того, стало не только противно, но и страшно! Она беззвучно плакала, а он продолжал своё в её «тесноте»! Изредка матерясь, словно заводным существом он ритмично двигался туда-сюда. Подчас ей казалось, что каждым своим движением он словно подпаливает ей внутренности, и пытке этой конца не будет.
Из-за стены донёсся громкий мужской крик. Её партнёр усмехнулся, и ни на мгновенье не останавливаясь в своей непрерывности, констатировал: «Мишка кончил! Он всегда орёт, когда кончает!» И уже без слов продолжил своё действо.
Когда же, наконец, он сквозь зубы что-то процедил, то из этого она заключила, что когда он выпивши, то «проскакивает» точку семяизвержения! Она и вовсе обессилела от предстоящей длительности пытки.
За окном стал сереть рассвет, когда она почувствовала в себе горячую жидкость! И обрадовалась ей, как спасению, как возможности сбежать, ускользнуть от этого спокойно-страшного человека.
Одеваясь, она рванулась к двери.
- Ты куда? - растерянно спросил он.
- Я? Мне домой надо, - затараторила она, пугаясь, что он сейчас снова завалит и взлезет на неё.
- Как это?! Мне ещё нужно будет, а ты...
Она не выдержала и заплакала навзрыд.
В комнату заглянула обнажённая пара.
- В чём дело? - поинтересовался Наташкин партнёр.
- Вот решила уйти, а я думаю, вдруг мне снова захочется, я её сухую только раз отжарил.
Она даже говорить не могла, душили слёзы...
- Отпусти её, - присоветовал ему друг.
- Ладно, чёрт с тобой, иди, - махнул рукой тот, - всё равно бревном лежишь, не подмахиваешь! Иди!
Плачущая выскочила она ещё на ночную улицу предместья, плохо представляя даже в какую сторону идти.
Добралась до небольшого здания вокзала. Стала в очередь на такси, она вдруг почувствовала, что её вот-вот стошнит. Еле добежав до туалета, вырвала прямо в загаженный вокзальный унитаз. Однако легче не стало, если бы можно было выблевать из себя всю мерзость, так же быстро и легко, как обычно она после «контакта» направленной струёй вымывала очередную порцию спермы. Если бы... Лицо она подставила под воду из крана. Вода охлаждала кожу, смывала остатки рвотной массы из уголков рта, скользя по поверхности, не достигая замусоленной души её, одноночной бляди.
Снова она замкнулась. Тихо проживала она со вдовцом-отцом, с виду классической старой девой. Правда тело её, по-прежнему оставалось у страсти в плену и...она иногда позволяла себе «любить».
Однажды в кафе, где в уголке она пила свой кофе, к ней за столик подсел худощавый паренёк. Отчего-то они разговорились. Если уж поточнее, то говорила она, он был пьян. Показался он ей милым, и хоть молодым, но несчастным, исстрадавшимся! Отец в это время был в доме отдыха, потому она и пригласила его к себе.
Жалость к нему захлестнула её, так, что она и не заметила, как они очутились в постели. Как это случалось и с другими мужчинами, финальной точки она не достигла, но была ошеломлена его чуткой ласковостью. Ей не пришлось и себя стыдиться, своей несуразной фигуры, всего её облика...
Всю ночь, особенно когда задремал он, она не сомкнула глаз - она боялась утра, его исчезновения.
Но он не только не ушёл утром, он остался с ней, как почудилось ей тогда - навсегда.
Оказалось, что нигде он не работал, не имел не только образования, но и специальности! Она его жалела - за вспыльчивость, за неудачливость, за неумение что-то делать - как-то приспособиться к жизни. И душой прилепилась к нему, любя. Она бы любила его и импотентом, благодарная за ласку, за радость прикосновения, просто за то, что он есть рядом с ней. Верно она тогда, впервые ощутила материнское чувство, он был ей ребёнком.
Был он родом из слободки в нижней части города, где и до Октябрьской революции, да и нынче ютилась в трущобах городская беднота. А сам он был всегда словно бы чем-то напуган, боялся не только милицейского свистка, (ведь он считался к тому же тунеядцем), но даже просто чужого взгляда, вызывавшего у него приступ страха! Советскую власть, которую, как он считал искалечила ему жизнь он ненавидел зло и остро! Но все нарекания и сетования по этому поводу, он предъявлял не власти, а почему-то ей?! Она прощала ему эти часы матерной брани, потому ещё, что чувствовала какую-то вину за то, что не родилась в бедности, в слободских домиках без удобств! Она наперёд прощала ему всё, лишь беззвучно рыдала по нему в минуты его отсутствия...
Она не приметила, когда и забеременела, но обрадовалась этому.
А он на людях, на улице стал стесняться её живота, шёл на шаг - два спереди либо сзади, вроде бы они и не вместе. Она, понимая его, не обижалась.
Позже он и вовсе пропал, она убивалась, как ему теперь живётся?! Ведь они всё это время жили на её мизерную зарплату инженера в бюро технической информации, да на какие-то её случайные подработки.
Всю беременность промучилась она одним желанием - родить сына! Только не дочь, чтоб не пришлось той повторить её участь! «Сына, сына, сына» - ежеминутно заклинала она...и родила дочь!
Оглушённой пребыванием в роддоме, с ребёнком на руках явилась она домой к старому отцу. Кормления, перепелёнывания, подмывания, купания, стирка, глажка, приготовление пищи, глотания чая с молоком (чтобы прибывало молоко грудное) в этом автоматически бездумно прокрутилась она в первые три месяца жизни ребёнка. Пока тяжело не заболела малышка, и она, наконец не осознала себя матерью! С болезнью своей маленькой боролась она остервенело, без устали! И обвиняла себя в девятимесячных заклинаниях, в подсознательном желании смерти крошечному существу нежеланного ей пола. Она вышла на бой с костлявой... И победила!
Неожиданно для себя она задумалась над своим образом или как говорили нынче, имиджем. Она немолода, а ребёнок маленький. Она припомнила себя девочкой, когда стыдилась своей пожилой матери! Потому и школьным подругам говорила, что это вовсе не мама, а её бабушка! И вот теперь, для того чтобы выглядеть моложе, как бы «убрать» пространство лет между ними, она начала охорашиваться, заботиться о своей внешности, пытаться хотя бы на людях, выглядеть не на свои годы. При этом испытывая странное чувство нереальности, не мира вокруг, а себя самой, что смотрела на неё с зеркальных витрин универсамов.
Став «матерью» ему, возлюбленному своему, ещё до рождения дочери, она решила, что наконец-то освободилась от своей, как бремя тяжкой, женской сущности или затянувшейся , слишком неестественно для неё «игры» в женщину. Она не была по натуре «игроком», её не хватало даже на кокетство.
Как ни странно, как никогда ранее, выглядела она женственно, почти хорошенькой?! И за ней стали ухаживать мужчины?! И это оказалось ей то ли испытанием, то ли искушением?! Одна она знала про себя всё: про кожу на бёдрах и ягодицах, в которую она по утрам тщетно втирала кремы; про то, что грудь после годичного кормления висела «пустыми мешочками»; живот, которым после родов из-за болезней дочки, ей было некогда заниматься, свисал; зубы крошились и их уже приходилось вместе с корнями вытаскивать; болезни одолевали... Она часто думала о том, что если её раздеть, да ещё в середину заглянуть - то она бы предстала настоящей развалиной! В которой и остатков женского не осталось, несмотря на регулярные месячные! Но другим-то она представала женщиной с отличным макияжем, стройной благодаря импортной грации, в макси-юбке, скрывавшей варикозные вены ног, с проработанной походкой модели.
Вот этот разнобой между самоощущением и собой, будто на «маскараде» был чудовищен! И она всё время ожидавшая разоблачения была начеку! И вот это чуть было не произошло вчера! К счастью, не только она была навеселе!
Она подошла к балконной двери, распахнуть для проветривания, как тут же отшатнулась! На улице, разглядывая окна дома, стоял мужчина. Отпрянув, она попыталась урезонить своё волнение. Мало ли кто это мог быть?! Вполне возможно, и скорее всего это не тот, не вчерашний случайный знакомый из бара! Но попыток выглянуть и убедиться в этом она не делала. Было страшно!
Открыла окно в комнате дочери, убежавшей в школу, оно выходило во двор. Вернулась к старику отцу, задремавшему на стуле в коридоре, собираясь почистить свою обувь. И ей подумалось, что она, как и он, отыгранный жизнью персонаж - «бредущая женщина», у которой вот-вот закончится «завод»...

Штутгарт

“Наша улица” №248 (7) июль 2020