Юрий Кувалдин "Человеком не рождаются"рассказ

Юрий Кувалдин "Человеком не рождаются" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

 

вернуться
на главную
страницу

Юрий Кувалдин

ЧЕЛОВЕКОМ НЕ РОЖДАЮТСЯ

рассказ

 
Писателю необходимо многим пренебречь, чтобы иметь право думать о своём классическом бессмертии, с этой точки зрения можно сказать, что жизнь писателя протекает наоборот по отношению к обществу, расставленному по полочкам штатного расписания государства, там идёт карьерный рост, а писателю на всё это дело глубоко наплевать, у него нет карьерного роста, он никуда не спешит в своих ежедневных трудах по расширению страниц своих книг, причём почти всегда идёт не в ногу с обществом, но соответствует дыханию вечности, поэтому окружение его недооценивает, но объективная ценность писателя торжествует после его смерти, речь идет о глубоких непостижимых вещах, смерти тела и бессмертии Слова, вот в чём предмет нашего интереса к классике, к особенностям знаковой реальности, обучающей постоянно пополняющийся животный мир под именем «человечества», но человеком не рождаются, им становятся, во всяком случае, проявляют потуги к этому, в большинстве своём неудачные.
Осторожно, не пугаясь, постараться уберечь чувства светлые от тёмных, до чего же день умён, что не прячется от ночи, ну, а ночь яснее дня в соблазнительных повадках, да, всё это было правдой, и понять её легко годикам к шестидесяти, пусть даже позднее, это только в двадцать лет всё идёт так мучительно, что впоследствии вспоминать совестно, потому что тут налицо противоречие в твоём нахождении там и тут, чего не в состоянии проделать один и тот же человек, объясняется сие недоразумение простенькими причинами выветривания «мозгов», иначе возникла бы религиозная тройственность одного начала, но сначала последние станут первыми, если им разрешили третьи.
К старой обивке дивана настолько привык, что не замечаешь её, а когда подошло время прощаться в связи с приобретением современного дивана, то стало не по себе от расставания со старичком, с розами по ткани, которые, казалось, продолжают цвести, как в парке на клумбах неустанно сияют все розы. но великолепное убранство тут же забывается, когда укладываешься на спине на новом стильном диване и, прикрыв глаза, видишь прекрасную парковую зелень, буйную сирень по забору, и себя, положившего своё вытянутое тело на берегу реки.
Поначалу эксцентричные люди вызвали у меня удивление, в дальнейшем же я убеждался в ошибочности первых догадок, ведь нельзя по малиновым пиджакам, зелёным брюкам и тяжёлым цепям называть человека порочным, поскольку эти мои исходные мысли переносили меня на Бродвей конца пятидесятых годов, когда и я от коктейль-холла до пушки прошвыривался в брюках-дудочках, в красных носках и в ботинках «на манной каше», дабы продемонстрировать свою исключительность, и некоторые люди указывали на нас пальцем, другие же, наиболее продвинутые, изображали понимание, как ныне делаю я, убеждённый в том, что кто-то из щёголей в последствии станет личностью.
Ритм сам собой появляется, вот даже если не хочешь идти ритмично, так, задумавшись, ритм овладевает тобой, подчиняясь синтагме мысли, сочетающей шаг с вдохом, а выдох с ключевым эпитетом, претендующим на расширение этого участка сложносочинённой фразы, выявляющей саму суть движения физического и синтаксического, постоянно напоминая, что тело генерирует слово, которое в свою очередь создаёт тело, подчиняя всё на свете переливанию из пустого в порожнее, но которое и есть окончательная истина, записанная в книге вечности.
Чтобы летать, нужно оторваться от родственных связей, которые связывают тебя по рукам и по ногам, но осуществляют это редкие птицы, чтобы улететь из провинции в столицу, у таких избранников лица индивидуальны до того, что только присниться могут на страницах книги, или на театральной сцене, или на экране кино, или же за фортепиано в концертном зале, остальные же люди теряются в кругу семьи возле колышка при выпасе козы, после того как попили чаю с бабушкой и дедушкой, с папой и мамой, с сыновьями и дочерями, с внуками и внучками, с правнуками и с правнучками, чтобы ходить с ними по густым болотам за клюквой, заблудиться в рутине удушающего быта и прорасти из земли грибами возле разбитого корыта.
Прошедшее тает столь незаметно, что последующие перемены почти не удивляют, как не удивляет дерево, когда бывшее семечком, потому что всё растянутое во времени проходит мимо нашего внимания, сосредоточенного на близлежащем или стоящем, и почти не поддаётся воспитанию человек, припечатанный к своему месту и времени у своей яблони, возле которого он свалился с ветки, а ты смотришь на него пронзительным взглядом, сожалея неосознанно о том, что и этот человек мог быть не Шопенгауэром, но уровня философа, ведь мозги у него такие же, как у этого умного немца, и ты, отличавший умного от глупого, всегда приходил в движение сожаления об утраченных возможностях, впрочем, все мы находимся «здесь» и наблюдаем постоянный переход настоящего в прошедшее.
Вослед режиссеру Анатолию Эфросу я могу сказать, что и моя любовь - репетиция.  Блестящий режиссер Анатолий Эфрос выпустил книгу, чтобы в тексте сохранить свое искусство, свою душу. Режиссер, чтобы остаться, должен выпустить свою книгу. Всю свою систему изложить. «Репетиция - любовь моя», каждый день «репетэ», к роялю и выстукивай ежедневную норму, всю жизнь напролёт. Я подвожу это под работу писателя, поскольку, как мне представляется, мастер не любил результат, он любил процесс, и я люблю в процессе долго оставаться, писать и писать, и опасаться, что сейчас дойду до конца, когда потребуется результат в виде готовой книги, и я отдаляю результат.
Идёшь на автомате, не разбирая дороги, иначе и быть не может в своих краях, и в этом смысле знание самого себя усиливается, потому что взор обращен в пучины мозга, совершающего невероятные кульбиты в словесной бесконечности, и там, внутри, говорит другой, пока ещё тебе не известный, приводит кучу доводов на предмет расширяющегося до размеров вселенной сознания, дабы потоком синтаксических конструкций, построенных по тому же принципу, что и атомарная система мира, удовлетворить любопытство, которое, тем не менее, никогда не удовлетворяется, поскольку известно, что вспышка влечёт угасание, превращающееся в новую вспышку, и тут сам себя уверяешь в том, что настолько привык к этой текстовой бесконечности, что не в состоянии из неё вынырнуть.
Молодой стал старым, только явился и уже к гробовому входу подошёл, такое суждение, надо прямо сказать, кажется неправдоподобным, потому что молодой лишь секунду видит, а не минуту и очень медленно из новорожденного превращается в младенца, сосущего пышную грудь мамочки, а вам подавай сверхидею превращения молодого в старика, но ведь это лишь показалось, а вышедший на свет божий разглядел молочный сосок, вот ведь невероятное явление по части несоответствия человека и млекопитающего.
Положительные качества человека незаметны, да и сам этот человек на улице как бы невидим, поскольку там бросаются в глаза люди без положительных качеств, имя которым легион, ни более, ни менее, что вызывает гнев, но положительные люди об этом умалчивают, да и вообще, если речь идет о «социальном компоте», человеку положительному, познавшему всю густоту первобытно-общинного строя, нисколько не сложнее существовать в параллельной реальности, нежели тенью проскальзывать по улице незамеченным, иные предпочли бы корректные замечания, но здесь дело обстояло иначе, поскольку движется неведомыми интеллектуально-культурными тропами, вопреки своей воле.
Подальше от печалей уводит сад наслаждений, известный мир растений и радостных животных, вот как надобно исправить  плохое настроенье, стать котиком мохнатым без дальних размышлений, несходством  с человеком вполне доволен он, пластичен, гармоничен, и в меру поэтичен, и смотрит в изумлении на котика народ, от любопытства каждый кота погладить рад, а он с лучистым взглядом проявит интерес к мохнатенькой особе, чтоб очень осторожно войти в страну чудес.
Нравы разнообразны настолько, что дело доходит частенько до безнравственности, но абсолютно точно можно сказать, что нравиться хочется всем, и это понятно, поскольку мир поставлен в зависимость людей друг от друга, но почему-то повелось так, что высказываться на тему, кто кому нравится, не принято, вот и стараются женщины строить глазки, а мужчины казаться строгими, как будто им дела нет ни для чего такого, следуя привычкам общества скрывать и не говорить, мягко скажем, о продолжении рода человеческого, привело к полному закрытию первородного греха эвфемизмами, нравы есть нравы, исправить их не удаётся вопреки взглядам и желаниям расхристанным и отвязанным.
До такой степени обалдев от болтовни, он отключил все телефоны, не смотрел телевизор, не включал интернет, полностью отдавшись неге уединения, полагая, что это годы дают себя знать, а возраст есть знание о жизни чего-то такого, что покрыто покровом тайны, раньше, конечно, не задумывался о тщете всего и вся, потому что надлежало быть таким же жизнерадостным, как все, но в старости пережив чувство разочарования, его радовали абсолютные пустяки, вроде полёта стрекозы над желтобокими кувшинками на пруду, а временами доставляло удовольствие вообще всякое безмыслие, когда душа переполнялась водой, которую даже не хотелось помешать ложечкой, как чай, ведь вода есть вода.
Жизнь наполнена бесчисленными встречами, сегодня одна, завтра другая, молодая, весёлая, во множестве других, совместно, непременно создав соответствующую обстановку, чтобы всё, как положено, было законченным целым, стоит всего лишь подобрать музыкальные инструменты для симфонии счастья, являющееся всегда не по плану, дополняющее обстановку, которую следует обязательно применить  в следующий раз, чтобы вышло безмятежно естественно, а не на показ.
И не подумал он о том, что миновало столько лет, а та знаменитость всё ещё оказывает на него сильнейшее влияние, и никак из-под тяжести этого монумента ему не выбраться, хотя в начале пути отношения у них складывались неплохо, поскольку знаменитый позволял посидеть у него, пролистать его книги, и даже перестукивать на пишущей машинке его новые запрещённые вещи, а когда уходил, то находился под сильным впечатлением от общения, оттого, что считал себя другом маэстро, рассказывал в различных компаниях, что он друг «самого», это на окружающих производило сильное впечатление, ну, надо же, он на короткой ноге, как говорили ранее, с гением, а сам себя как бы отложил в сторону, потому что убедился, что жизнь в качестве друга гения и так хороша, протекает должным образом, внешне они во многом были похожи, но его прошедшая жизнь приравнялась к нулю, хотя он до смерти гордился тем, что был другом знаменитости.
Мама с дочкой идут вдоль речушки по вымощенной брусчаткой тенистой аллее, смотрят по сторонам, внимание девочки привлекают небольшие темные птички, в сравнении с голубями и упитанными утками, мама восклицает, что это птенцы какие-то, девочка останавливается, и тоже повторяет, что это птенцы, я же, проходящий поодаль, не удерживаюсь и говорю, что это скворцы, на что мама тут же сознаётся, они и не знали, затем, подумав, вспоминает познания из школьных лет, ассоциируя этих небольших золотистых птичек со скворечниками, и тут же обе благодарят меня, и я, довольный своей разъяснительной работой, благодарственно кланяюсь, а девочка, припрыгивая, звонко повторяет: «Скворцы, скворцы, скворцы!».
Успокоит нас погода, чувствовал, что успокоит, ускользнул из-под дождя, но зря, мгновенно вернулся под ливень, чтобы душа смирилась с разнообразием погоды, а дождь был так приятен и близок, как будто я родился в воде, но так и было, из воды восходило светило, меня подхватило так нежно и мило, что захватило дух, и я, превративший себя в стихию, усвоив повадки животных сирых, оставалось хвостом помахать дождливым, за давностью лет потерявшим силу, и в эти минуты являлась «богиня моря славная, - как молвил Мандельштам, -  Афина», всецело испытав поэтичности меру, по той же причине склонилась, как к сыну, ко мне, слышали ль звук вы, показав свою власть для примера, естественно ставшего капелькой буквы.
Когда-то ему указали на его вызывающее поведение, и ему это определенно понравилось, потому что таким образом он привлекает к себе внимание, а он этого хотел, ибо считал себя единственным и неповторимым, говорил дерзко, молчал накрепко, вызывая ненависть, никого никогда не то что не хвалил, а даже не выказывал малейшего одобрения, везде и всюду преподносил себя как подарок, остались печальные воспоминания о нём, как о человеке деревянном, обозлённым на весь мир, превосходные гримасы, столь же пугающие приливом ненависти, как и само время сохранило подобный типаж, от которого электрический ток пробегает по телу, источенного временем, но подобные тела животных воспроизводятся с завидным упорством, и все счастливы, встречая подобный материал с выражением горечи и пустоты.
Забрёл, а как иначе, если брёл, чуть параллельно высоковольтным столбам, а там вопросов не задают, мол, куда же ты, бреду и бреду, кто скажет, что наугад, но нет, бреду подряд, вспоминая бригадный подряд, и девичий наряд при народе, когда тот от счастья кружится в хороводе, вроде так, закрыто всё давно здесь, разъехались друзья, соседи улетели туда, куда каждый улетит, даже тело пиита, но не сам пиит, зарыто в этом смысле всё живое, оставив неживой бессмертья книги суть, её перевернуть и снова оживают соседи и друзья, а может, под вопросом все тайны бытия, сплошная суета, опять иду туда, куда никто не ходит, неделя за «неделью», потому что не делится на два, канитель за канителью, положи её в «постелью», чтобы кайф свидетельствовал о наличии присутствия при полном отсутствии.
Глаза становятся очами, чтобы нести вам очарование, чтобы взоры осеняли, вдохновляли, возвышали, уводили от печали, не молчали, не встречали безразличной вас улыбкой, называемой дежурной, вот в чём заключена их сила, в этих единственных для вас очах, которые мы наделяем глубокой чувственностью, которая выше всяческих логических рассуждений о пользе мгновений эмоционального подъёма, естественно, каждый человек испытывал подобные состояния очей небесных, но каждый в своём небывалом эйфорическом чувстве стоял особняком, никому не приписывая такой возможности, потому что ему казалось, что способность очаровываться всецело принадлежит только ему, поэтому не выбалтывал своих переживаний исключительно из осторожности не нарушить собственное очей очарованье.
В слове «знак» лежит знакомство, мы знакомы, как представить такое в виде знака, ставшего прологом знаковой системы, очень просто, потому что знак зовёт к себе другой знак, чтобы вместе выглядели уже не так, как один знак, так вот и естественно происходят перемены в знаковой системе поколений, которых тоже, как и нас, сильно волновали знаки своим множеством, а это множество относилось лишь к одному знаку, как капля относится к океану с лодкой на волнах, проплывшей мимо связующим звеном, которым тебя и меня жизнь наделила.
Опьянённый новизной новорожденный явился только для того, что мир крутился вокруг него, а как ещё прикажете понимать зацентрованность индивида, взирающего на этот мир исключительно из себя, когда всё так реально и вещественно, что даже не отличал одно дерево от другого, считая деревья эти неотъемлемой частью самого себя, вот тут и начинается полное усвоение мира в себе, пусть жизнь подошла к концу, но в том далеком прошлом не без основания занял значительное положение среди деревьев, отмеченных мною.
У него так, ну, и я попробую, нельзя отставать от жизни, и уже все «так» на службе заразительности примера, в состоянии восхищения перед новизной, которая действенней любых правил и привычек, особенно это касается женщин, притягательные особенности некоторых из них становятся правилами для других, возбуждающими желание угнаться за ними, а когда с таким трудом удалось перевоплотиться на современный манер, основательно задействованный уже всеми, то наступает состояние штиля, когда у всех одинаковые причёски и одежды, и все находятся как бы в ожидании бури, и она случается, например, когда все лысеющие мужчины, стесняющиеся своих лысин, стали брить головы «под Котовского».
Наверное, люди ощущают себя подобно птицам, только почему-то, как говорил классик, не летают, хотя кто-то и испытал чувство полёта в состоянии экзальтированной любви, так поднесешь спичку к сигарете, смотришь долго на огонёк, съедающий дерево, чернеющее и свивающееся в кольцо, но не прикуриваешь, длишь ожидание удовольствия от первой затяжки, когда разум осветляет чувство, затуманивая интеллект, с трудом преодолевая смущение, чтобы всё в тебе вздохнуло природным началом, и беззаботные взволнованные птицы души понесли тебя за облака.
Полезны сведения об известном человеке, и всегда бесполезны о неизвестном, которому наплевать на всяческие дела известных, поскольку он в жизни утонул с головой, одна проблема наплывает на другую, требуя изворачиваться, прятаться и при этом преуспевать по части жён, квартир, карьеры, хозяйственной пронырливости, когда-то он был вспыльчив, но поборол этот недостаток, как и прочие другие отрицательные качества, недавно по секрету сообщил, что купил молокозавод на рязанщине, я поверил, но незамедлительно его продал, и все эти его тайные приемы жизни должны заметать следы, и он повторял: «Чтобы комар носа не подточил!», - установив раз и навсегда своё инкогнито, значение которого поставил во главу угла своей биографии, а если кто-то задавал вопрос о том, чем он занимается, отвечал машинально: «Живу помаленьку…».
Анна Ахматова родилась в 1889 году. Марина Цветаева родилась в 1892… Посмотришь на современных писательниц - возраста нет, даты не указаны, за редкими исключениями, так Маргарита Прошина прямо называет везде год рождения - 1950, то есть у неё ныне идет юбилейный год 70-летия, а те, вроде они стары, поищем и найдём год рождения, ну, да, ищите-свищите, нет года, но где-то она сама, молодящаяся, вдруг говорит о внуке, который вернулся из армии, ничего себе, дело обстоит не так плохо, можно уже сузить догадки о её возрасте, во всяком случае она родилась не в девятнадцатом, а в двадцатом веке, сплошные тайны женской хронологии, конечно, поначалу я её не признал, а теперь озадачился арифметикой, сколько нужно вычесть лет из неё, сколько прибавить внуку, в общем, таким образом подыщем сумму истекших лет.
Она оказалась рядом в партере, занавес ещё не открылся, но она встала, я взглянул на неё, она сильно постарела, но при всём при том осталась такой же привлекательной, как в молодые годы, видимо, жизнь так устроена, что просто обязана сохранять прекрасные черты и даже обещать нечто большее, конечно, это объяснялось тем, что в своё время она отказала тебе во внимании, постоянно убегая, как бы говоря этим, что она не равнодушна к тебе, иначе зачем тогда постоянно убегать, ведь если бы была равнодушна, то сидела бы спокойно и ждала открытия занавеса, а так жизнь прошла, ты поклонился, она пожала плечами, чем приковала твое внимание, словно говоря, тогда надо было быть смелее.
Не современник он, не он, раздвоен он и удален в московское средневековье, из переулка в переулок века мелькают, как одежды на первых встречных москвичах, век современности зачах, хрущобы пали на глазах, и не за страх и не за совесть палаты древние, как повесть, введут его в иную жизнь, он современник домостроя спасёт компьютерную Русь от просвещённого покоя, по-видимому, вот такое соединенье тьмы и света давно известно в интернете, он весь в преданьях старины, чтоб никаких там перестроек, он верит в древние устои для процветания страны, в триумф державного застоя.
Воспитывать себя нужно ещё до рождения, чтобы в лесу никто не заметил, как ты из семечка проклюнулся росточком, и совершил это только по той причине, что в семечке уже была заложена культура твоего поведения, и раз ты становишься деревцем, то, стало быть, ты очень воспитан, культурен, начитан, соблюдаешь дистанцию между деревьями, никому не мешаешь, сосредоточившись в своём одиночестве для благоприятного развития, потому что в тебя вложена идея: живёшь сам, не мешай жить другим, шевели на солнышке под легким ветерком мозгами и мечтай о собрании лесных сочинений.
Мысль живёт словоупотреблением, и чем разнообразнее у человека лексический запас, тем ярче выражается мысль, собственно, мысль и есть словоупотребление, словесный объект, от этого и речь интеллигентного человека стоит выше смысла, этого посконного «сухого остатка», которым якобы познаётся мир, но миру на всё это наплевать, и как говорил Бродский «мир остаётся прежним», изменяются лишь комбинации букв, завораживающие тех, кто работает с ними всю жизнь во славу красоты, ведь у классиков цвел чистейший язык, который я слышал по многу раз, пытаясь сравнивать его с «мыслями» тех, кому мысль понятна и без слов, но это разговор о кошках и собаках, или мысли одного человека, не прочитавшего за жизнь ни одной книги, вот именно ему «всё понятно без слов», и повторял эти слова с заинтересованной улыбкой, но было неизменно то, что хоть слово запомнил.
На общем плане видна расстановка фигур, внутри плана индивид видит, в лучшем случае, спину впереди стоящего человека, профили людей справа и слева, а если оглянется, то выпученные на него глаза человека, идущего сзади. И даже вопроса не возникает, почему он идёт, потому что ты сам вопреки желанию идёшь, придерживаясь спины впереди идущего, от точка альфа до точки омега, сменяя изредка темп, ведь ночью тоже приходится идти, даже когда тебе кажется, что ты спишь, но всё равно идешь, и даже упавшие дважды, как поёт Бачурин, всё равно идут на руках его поднявших, спина впереди, профили справа и слева, и сзади сверлящие твою спину глаза дубликата.
Переживания управляют сознанием, а сильные переживания останавливают мысль на одной точке, как будто человека сковали кандалами и привязали к проволоке, тянущейся с запада на дальний восток, где собирается восходить солнце, но не радует закованного, не знакомого с системой Станиславского по полнейшему отказа от собственного я, от перевоплощения в другого человека, чего невозможно достичь тому, кто не натренирован по этой всесильной системе, которая есть альфа и омега творческого человека, главным образом, писателя, играющего роли каждого из своих персонажей, влезающего в их шкуры, полностью освобождающегося от авторского эго, выступающего всегда в чужом обличьи.

 

 

"Наша улица” №250 (9) сентябрь 2020

 

 
 

 

 

kuvaldin-yuriy@mail.ru Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве
   
адрес в интернете (официальный сайт) http://kuvaldn-nu.narod.ru/