Татьяна Озерова “Новый год-42” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

НОВЫЙ ГОД-42

сказки

В детстве почему-то не чувствуешь времени, когда сменяется длинный день короткой ночью, когда меняются времена года, а ты все живешь в своем мире и только какие-то необыкновенные яркие события вдруг навсегда записываются в твоей голове на всю жизнь.
Определить время по часам Генка мог уже в четыре года. Он ждал, когда стрелочки, большая и маленькая, соединятся друг с другом и покажут цифру 12, тогда бабушка, лежащая на печке, ласково позовет его:
- Геня, Генюшка! - и обязательно протянет ему свою корочку хлеба, припрятанную от скудного ужина.
Мать, для того чтобы заработать хлебную карточку, уходила на целый день на фабрику, шить тяжелые солдатские шинели, к вечеру её руки немели, и она ничего не могла в них удержать, а на завтра опять с утра идти на работу, так как кормить ей надо было пять ртов.
Отец уже второй год был на фронте, и в каждом письме просил жену прислать фотографию ребятишек, тосковал по ним и хотел увидеть, как они выросли за эти годы.
У каждого в семье в то время были свои обязанности: сестра Людмила, как старшая, вела дом, смотрела за всеми в отсутствии матери, иногда что-то варила в печке в чугунке, кормила всех и мыла посуду. Брат - Вовка ходил за водой на колодец, возил в санках два полных ведра. Чтобы вода при движении санок не расплескивалась, на нее клали деревянные кресты: две струганые палочки перевязанные крест- накрест посередине. Еще он приносил к печке дрова из сарая, стругал щепки для растопки, или нарывал бересты с березовых чурок.
Бабка и Генка жили без заданий - один был мал, другая стара, а оба были слабы на какие- то домашние дела. Но жить хотелось всем и особенно хотелось порадоваться хоть чему-нибудь. Большая радость входила в дом, когда приходило письмо от отца. Его читали несколько раз, обсуждали и долго повторяли вслух каждое предложение. Потом заходили на письмо соседи и опять читали и обсуждали. Читали и между строк, что было не сказано или нельзя было сказать из-за военной цензуры. Соседки плакали, утирая слезы концом головного платка.
Отец писал: «Привет с фронта. Здравствуй, моя любимая жена Настя, сыночки Вова и Гена, дочь Людмила и мамаша. Шлю я вам чистосердечный привет и всего хорошего в вашей жизни.
Настя, сообщаю, что я пока жив и здоров, хотя остаться живому в таких жарких боях очень трудно, а вообще все зависит в судьбе, что она скажет.
Очень много было моментов, что с жизнью прощался и целовал тебя на карточке, но оставался невредим, вот и сейчас пишу тебе письмо под сильным обстрелом. Получить письмо из дома - это очень большое счастье. Людино письмо читаю каждый день. Прошу тебя писать как можно чаще, а я буду бить врага, чтобы отомстить ему за все то, что он натворил на нашей земле. Верю, что придет то время, когда мы с тобой встретимся и заживем счастливой жизнью. На этом до свидания, остаюсь твой любящий тебя муж Виктор и любимец деток папа. Всех вас крепко целую и обнимаю. Пиши чаще!»
На октябрьские праздники, мать, как могла, нарядила деток в костюмчики и пальтишки, пошитые своими руками, и они отправились в центр города, в старинный особняк, где располагалась фотография. Старый фотограф долго усаживал детей на диванчик с большим плюшевым медвежонком, но потом решил выстроить их в ряд: старших - Люсю и Вовку по краям, а в центр поставить маленького Генку. Так и «стоит» он до сих пор на этом снимке с вытаращенными от удивления глазами, на какой-то странный предмет с тонкими деревянными ножками, за который прячется незнакомый дядька, обещавший, что к ним обязательно вылетит птичка.
Письмо с фотографией было отправлено отцу, но за этим последовала беда, какую не ждали. Генка где-то заразился брюшным тифом, к такому трагическому событию никто в семье не был готов. Мать просто обезумела от свалившегося на них горя. Сил не было все это пережить, ухаживать за слепой беспомощной свекровью, двумя детьми шести и десяти лет и больным маленьким ребенком. Отпросившись с работы, укутав сына в одеяло, она повезла его на санках в больницу. Свободных мест в инфекционном отделении не было, в большой палате вместе лежали взрослые и дети. Его маленького почему-то положили на кровать валетом к длинному высохшему деду с большой седой бородой. Генка, обессиливший из-за высокой температуры, все видел, как в тумане, и ни на что не реагировал. Он не испугался ни незнакомого деда, ни его низкого голоса, ни всклоченной бороды, а думал, что все это ему снится и, когда он откроет глаза, то будет опять сидеть на теплой печке рядом с бабушкой, которая будет гладить его по голове и шептать какие-то свои ласковые слова.
Через неделю он постепенно стал реагировать на окружающее его пространство, стал узнавать врача, медсестер, которые лечили и ухаживали за ним, медленно просыпался аппетит, а пустой живот словно съезжал в бок, когда он переворачивался на кровати. Волосы на его голове отросли, но после высокой температуры стали виться. Он все время ждал маму. Медсестра говорила ему, что она пришла, передала ему гостинцы, но сюда к нему ей нельзя, она тоже может заболеть. Генка брал в руки бумажный пакетик с лепешками и баночку клюквенного киселя и молча плакал. В палате он был самым маленьким и слабым пациентом, поэтому все его жалели и, как могли, проявляли к нему свое внимание и заботу. Дед, чтобы его успокоить, часто рассказывал сказку «Конек-горбунок», и вся палата от мала до велика слушала сочинение Петра Ершова:

«За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе - на земле
Жил старик в одном селе…»

Образ бородатого деда, не один раз читавшего наизусть ему эту сказку, навсегда соединился с образом сказочного старика, и когда в школьные годы он взял в руки эту книгу с картинками, то разочаровался. В его воображении она жила ярче, фантастичней и в то же время была вполне реалистичной и настоящей.
Наступило время выписки, стоял конец декабря, Мать привезла теплые вещи, повязала его голову несколькими платками, да еще нахлобучила на него старую меховую отцовскую шапку, укутала в ватное одеяло, а сверху прикрыла тулупом, так и везла его на санках, как большую куклу. Крутить головой Генка почти не мог и видел только то, что было впереди и сверху. Все, кто когда-нибудь возвращался из больницы домой после тяжелой болезни помнят, то необыкновенное острое ощущение легкости в теле, ощущение сладкого и чистого воздуха, которым невозможно надышаться, ощущение какой-то новой жизни, которую ты как-то отстраненно, но с любопытством ждешь, рассматриваешь и переживаешь с новой силой.
Город, по которому везла его мать, был прекрасен. Генке казалось, что улицы стали шире, а дома выше, а березы на валу, покрытие пушистым инеем, казались настоящими снежными великанами. Все крыши домов, каждая веточка дерева, силуэты забора и даже провода были словно кем-то нарисованы большой белой кистью.
И вот уже показалась их родная улица с деревянными двухэтажными домами. Хозяйки, по заведенной кем-то традиции, украшали свои окна между зимними и летними рамами целыми художественными композициями. Сначала клали рулон бумаги, на него накладывали слой ваты, ее смазывали крахмальным клейстером и затем посыпали мелкими разноцветными осколками стеклянной игрушки, которые сверкали как блестки. В зависимости от времени года - выставлялись то елочные украшения, веточки рябины, ели, снежинки из серебряной фольги, чтобы окна не так запотевали, по углам в маленьких формочках ставили соль. Окно превращалось в красивую витрину, которой любовались прохожие. Летом, когда убирались зимние рамы, на окне стояли горшки с цветами, целлулоидные лебеди, куколки, мимо которых пройти просто было невозможно, дети, а иногда и взрослые, останавливались и долго их рассматривали.
Дома все радостно встретили Генку, бабушка обняла его, прижала к себе и долго не отпускала, губы ее шептали какие-то молитвы и слезы текли по высохшим и впалым щекам, усеянным тонкими линиями морщинок. Брат прыгал вокруг него и кричал что-то несусветное, а сестра с улыбкой раскладывала на столе тарелки для ужина.
Пахло отварной картошкой, овсяным киселем и хлебом. Генка, так много волновался в этот длинный день выписки, что съев две ложки киселя, вдруг заснул над тарелкой. Мать уложила его на кровать и приказала детям сидеть тихо.
Приближался Новый год. Мать все думала, как подбодрить своих деток, особенно Генку после болезни. Силы к нему возвращались медленно, он тенью ходил по дому и больше сидел или лежал на кровати. Читать он научился рано, но от слабости часто засыпал над книжкой.
Матери за это время пришлось пережить еще одну беду, которая могла плохо закончиться для всей семьи. Их козе Мане пропитания тоже не хватало, и ее иногда отпускали подбирать клочки сена с проезжей дороги. Она пролегала с большой Поклонной горы через базарную площадь, спускалась к озеру, пересекала его и разветвлялась к соседним деревням. Коза гуляла под присмотром Вовки. Он ехал рядом с ней на каталке, сделанной из толстого железного прута. Ребятишки иногда цеплялись за проезжающие сани и въезжали в гору, а затем лихо катились вниз. Вовка в тот раз не утерпел от такого соблазна и прицепился к саням, в надежде быстро обернутся назад. Все получилось, он был счастлив и горд, но когда съехал вниз, то козы не увидел. Он испугался, стал бегать по улице, кричать, спрашивать прохожих не видели ли те козу, но все пожимали плечами.
Мать, узнавшая об этом, побежала на базар, стала спрашивать про козу у торговок и одна из них сказала, что видела, как хромой татарин уводил козу на веревке. Она тут же побежала в татарскую слободу, шла, плакала и громко звала свою кормилицу. Лишить молока троих детей и слабую свекровь значить обречь их на голод и болезни.
- Маня, Маня, Манечка, - звала и причитала в сердцах мать и вдруг за дощатым забором услышала в ответ знакомое блеяние Маньки. Она громко застучала в ворота и закричала, не ведая страха, что сейчас соберет народ, расскажет всем о воровстве и засудит гада! Татарин спокойно и невозмутимо вышел, обругал ее и сказал, что коза его и нечего ей тут орать и плести напраслину.
- Какая ж она твоя, когда я ее голос знаю, и она меня признала - отвечала пораженная наглым бесстыдством мать.
- Ты думаешь я управу на тебя не найду, сейчас всех твоих соседей подниму, и торговка на базаре подтвердит, они-то скажут, честные люди, была у тебя коза или нет, а я свое верну!- не уступала она. Не ожидавший такого напора, татарин выпустил Маню, та бегом к хозяйке. Обессилевшая от пережитого мать, обняла козу за шею, села в сугроб и громко заплакала. Вовке, конечно, досталось за ротозейство, но все на этот раз обошлось и жизнь пошла своим чередом.
Еще до выписки Генки из больницы, мать обговорила с соседкой Клавой, как устроить для детей елку. Война, кругом горе, а деткам-то нужен маленький праздник. Елку решили сделать одну для всех на общей кухне и все приготовить в тайне от детей, сделать для них настоящий сюрприз. Женщины с первого и второго этажа их дома собрались во дворе у поленницы и стали договариваться между собой, кто, за что будет отвечать. Тетка Вера, мать третьеклассника Кольки, обещала привезти из леса елку, игрушки у всех были еще довоенные, их собрали в картонную коробку. Тетка Паня принесла патефон с пластинками и кулек карамели - подушечки. Мать поздним вечером, когда дети заснули, стала шить из марли и белой простыни костюмы. Люся стала «снежинкой», Вовка - «зайцем», а для Генки готовился особый костюм звездочета. Из сложенной газеты, сделала колпак, прошила его для прочности нитками, раскрасила и наклеила звезды, вырезанные из серебристой фольги - бумаги из- под чая. Из темной старой бабушкиной юбки выкроили плащ для звездочета. Старшекласснице Лене, живущей по - соседству, которой взрослые доверили свой секрет, поручили написать на листочках шуточные задания и пожелания. Листочки эти скручивались в трубочки и складывались в шапку, из которой потом каждый доставал свой фант. Лена сама захотела нарядиться Снегурочкой, а кто у них будет Дедом Морозом долго не могли решить: кто-то из женщин не подходил по росту, кто-то не знал «роли», что и как будет говорить, и наотрез отказывался выступать.
Мать, вспомнила про дальнюю родственницу учительницу Марию Ивановну, ее и упросили прийти и провести с детками праздник. Она согласилась, выпросила в Доме пионеров костюм Деда Мороза, и все было решено.
И вот наступил долгожданный вечер, детей нарядили в костюмы и собрали всех на общую кухню. Там стояла красавица елка, украшенная игрушками и снежинками из ваты. Никто не знал Марии Ивановны, и все поверили, что Дед Мороз к ним пришел настоящий, а вот в Снегурочке все сразу узнали соседскую Лену, но это совершенно никого не разочаровало, а наоборот обрадовало. Начался праздник, дети водили хоровод под всем известную песню « В лесу родилась елочка», читали стихи у елки, а маленького чтеца или певицу для лучшего обозрения ставили на табуретку.
Мать вдруг забеспокоилась и стала глазами отыскивать своего любимого Звездочета, где же ее Генка, почему его нет рядом с братом? Она заглянула в комнату и не увидев там никого, выбежала даже во двор - там тоже было тихо и пусто. Тогда она вернулась в дом и стала искать сына под большим столом, под кроватью, заглянула на печку - Генки нигде не было. Она позвала его сначала тихим и спокойным голосом:
- Гена, ты где? Откликнись, сынок! Куда спрятался? - Ответа не было. Тогда она уже громко закричала:
- Гена! Отзовись! Проходя мимо большого шкафа, она машинально открыла его дверь, и оттуда заблестел плащ звездочета. Генка от смущения и застенчивости спрятался туда и боялся идти на елку в необычном костюме. Мать взяла его на руки и прошла с ним на кухню, подав всем знак тишины - приложив палец к губам, чтобы дети не обращали на них внимания и чтобы Генка постепенно освоился и осмелел. Дед Мороз вручил ему подарок- мешочек с лесными орешками и деревянного солдатика, купленного матерью на базаре у инвалида, который резал из липы незамысловатые игрушки. Генка был счастлив!
Подарочки под елку каждая семья готовила сама, а потом даже кто-то придумал обменяться ими, и Петина книжка досталась Люсе, а Люсина игрушка - Пете. Потом завели патефон, сели за общий стол, пили чай, взрослые понемножку выпили и закусили, и все очень хотели, чтобы Новый год принес им облегчение и надежду на самое хорошее - нашу Победу.

Владимир

"Наша улица” №254 (1) январь 2021