Вениамин Элькин “Жизнь моя” стихотворения
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

вернуться
на главную страницу

Вениамин Элькин

ЖИЗНЬ МОЯ

стихотворения

Элькин Вениамин Абрамович родился 3 декабря 1931 года в Москве. Срочная служба в ВМС СССР, Балтфлот (1951-1954),  окончил Московский городской вечерний редакционно-издательский техникум и Московский полиграфический институт по специальности журналистика (редактирование массовой литературы) 1960-1966гг. Работа: рабочий на Полиграфической фабрике; внештатный корреспондент многотиражки ЗИЛа; внештатный корреспондент газеты Моск. комсомолец ( 1963); Государств. издательство художественной литературы: корректор (1964), редактор (1963), ст. редактор (1964 - 1991); журнал "Согласие"- внешт. ред., кор-ор ; одновременно внешт. корр-ор, редактор в разных моск. изд-вах. (1992-1994); с мая 1994 по июнь 2002 штатный корректор, автор ряда публикаций в "Общей газете". Общий трудовой стаж около 44 лет. Публиковался: поэтические переводы-в издательствах "Худож. литература", "Советский писатель"," Современник", журналах "Огонёк", "Неман", "Киргизия", еженедельнике "Литературная Россия". Переводы художественной прозы - издательства "Художественная литература", "Советский писатель", журнал "Урал". Рецензии: газета "Книжное обозрение", журналы: "Знамя", "Слово", "Север". Автор диафильмов "Карл Маркс", "Узники Петропавловской крепости" и ещё нескольких, по заказу Всесоюзной студии диафильмов. С 1972 г. по сию пору - член Союза журналистов Москвы.

.

Для одурманенных голов

Вокруг происходящее закономерно? Нет?
Украинские страсти и Белорусский бред?
Неужто чувство братства, что некогда спасло,
Сегодня полуправдой и ложью замело?
А подвиг Беларуси неужто позабыт?
Неужто чувство братства проела моль-бандит?
Какая "незалежность"? Кого и от чего?
Ведь в этом мироздании всё переплетено,
И всё равно придётся быть с кем-то заодно.
И тут уж чувства братства славянам не видать...
Зачем же в свой колодец без удержу плевать?
Скажите - ошибаюсь? Но брать слова назад
Не стану, потому что уверен - верен взгляд.

***
Памяти Александра Трифоновича Твардовского

Он для меня был тем Василием, который Тёркиным назвался,
Который в схватке подо Ржевом убит был, но живым остался,
Который противопоставил службистам взгляд свой, но иной,
И несколько перенаправил ход мыслей их стезёй другой,
Который, ратуя за правду, "По праву памяти" своей,
Тогда был " Домом у дороги" для тех, кто так нуждался в ней.
Да, он был домом у дороги, в который, как в родной входя,
Я чувствовал подобно многим себя как малое дитя.
Он был для нас "За далью - даль", и , дали эти открывая,
Я понимал - за ними есть другие, без конца, без края.

***
Я в ночь Полярной ночью вышел -
Светло, как днём, но ночью дышит.
А горизонт, как хвост павлиний
Природа распушила синий.
Лицо моё в созвездьи красок
За час сменило столько масок,
Как будто южный карнавал
В Полярном круге побывал.
Но нет веселья карнавала,
Лишь тишина вокруг стояла.
Для нас одних в её партере
Природа действо разыграла,
И в отдалении медведи семьёй,
Дрейфующей на льдине,
Смотрели, как природе плащ свой
Подал красавец камердинер.
А мы, вернувшись на корабль,
В сон погрузились столь же яркий,
Как только что преподнесла нам
Природа в качестве подарка.

Воспоминание из Времён Оттепели

Банка горошка зелёного,
В жести он или в стекле,
Не означала намеренья
Стряпать салат "Оливье".
Просто стоит она, куплена,
Стоила десять рублей,
Ждёт восклицаний и радости
Старенькой мамы моей.
Эту картину без лишних,
Ложных восторгов и слёз,
Я до преклонного возраста
Нелицемерно донёс.
Сколько же нелицемерного
В прошлом великой страны
Не донесли поколения
Ныне умерших умы...

***
Тарелка выскользнет из рук -
Раздастся характерный звук,
Осколки дружно полетят,
Вспорхнув, как стайка воробьят,
Напомнив от рояля звук,
Когда его коснёшься вдруг.
И вздрогнут клавиши, а кот
Сторожко спину изогнёт -
Ему покажется, что пёс 
Готов ему вцепиться в нос.
Но пёс, лишь тявкнув пару раз,
Решил поспать хотя бы час.
А я, осколки подобрав,
Подумал, как я был неправ,
Нарушив в доме тишину.
Подумав, отошёл ко сну.
И снится мне, как будто я
Раздвоен - я и жизнь моя,
Отдельно от меня течёт, 
Минуя каждый поворот,
А вслед, как ветер, всё быстрей,
Жизнь, в прошлом бывшая моей.

Нравоучение желающим услышать

В Двадцать первом веке Двадцать первый год,
Что кроме covida миру принесёт?
О спасении души мантру повторяя,
Торопиться не спеши в предвкушеньи рая.

Если хочется сказать что-нибудь такое,
Думай прежде, чтоб потом не терять покоя.
Думай, чтоб не пожалеть о тобою сказанном, -
Ты ведь мыслящий тростник, наделённый разумом... 
                                

***
Серебристый прах умершей ночи, холод источавшую росу,
Я рассыпал, раздвигая ветви дерева, стоявшего в лесу.
Как собрать мне призрачные блёстки? Наклонился и увидел вдруг
В каждой обронённой мною капле солнца восходящий яркий круг...

*** 
На синем небе осенний лист 
Один беззвучно танцует твист.
А ветер резче, и темп сильней.
Упал он где-то у тех корней, 
Что влили влагу в него весной,
И дали запах ему лесной,
И право дали ему на смерть,
Чтоб превратиться в земную твердь. 

***
Я ежедневно самосохраняюсь, 
Когда сквозь морок видятся стихи.  
Они - нектар, которым наслаждаясь,
Храню подверженные времени мехи. 
И, всматриваясь в некое пространство, 
Сижу и жду, и вот он, тот росток, 
А вслед за ним, сверкая новобранством,
Как с высоты горы - стихов поток.  
Я в нём несусь, куда ещё не зная. 
Меня швыряет хлёсткая волна, 
И я себя бесстрашно погружаю
В тот грохот, что с собой несёт она.

Памяти участкового

В полицейской форме человек в двери постучался.
Было поздно. Не боясь, открыл.
И рост большой, и вопрос довольно-таки грозно:
- Почему открыли, не спросив?
- Почему? Я вижу - полицейский...
- Не шутите.
Странный разговор...
Он в ответ: "Впустили - посадите".
Усадил и чаю предложил.
Пить не стал. "В районе - ограбление. И убийство.
Осторожней надо быть. И не открывать любому двери".
И ушёл, оставив мне визитку и в дверях устало честь отдав.
Это участковый был. "Убили! Пьянь, ножом...."
И горло сжал удав.

Мне запомнился и рост его высокий,
Тон, которым задан был вопрос,
Интерес его неравнодушный.
Нож убийцы мне удар нанёс.

Вопросы, вопросы...

Мне кажется нечестным сказать, что весь народ
под чьими-то знамёнами сейчас идёт вперёд.
Мне кажется, что часть его идёт наоборот?

Давно ушёл в предания рабочий-пролетарий
с булыжником, которым он капитализм таранил,
однако и сегодня "булыжники" летят -
швыряет их сегодня не пролетариат.

У памятника Пушкину теперь бурлит народ -
огня он, что ли, жаждет, в котором ищут брод?
Мальчишки и девчонки, кривляясь и смеясь,
в бесстрастных охранителей швыряют снег и грязь.
Народ разогревается - эх, раззудись плечо!
Он по борьбе соскучился - ему всё нипочём?
И снова "что же делать", " кто виноват" и в чём?

Толпа стеною движется - ей всё не по уму.
Взаимопонимание? Зачем оно? К чему?

Какому закулисью понадобился бунт?
Кто, для какой картины наносит этот грунт?
Мальчишек и девчонок вбивают носом в грязь,
воспользовавшись тем, что они, ещё смеясь,
воспринимают это - пока им не понять:
за справедливость надо иначе воевать -
не разрушая то, что построено для них,
не позволяя, чтобы верх брали смерть и псих.

Но вот листовку клеит, и как это понять? –
пацан, а в ней алеет призыв: жечь, убивать!

Но кто такую мессу подсовывает нам?
Она под стать России отъявленным врагам.
О власть! Подумай крепко, чтоб нам не опоздать
с тем, что необходимо, не медля, предпринять.
Чтобы в предвестье грома сомкнулись пальцы так,
чтоб отшатнулся в страхе недальновидный враг.

"Наша улица” №255 (2) февраль 2021