Вениамин Элькин “Ильинка” стихотворения
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва
Вениамин Элькин
ИЛЬИНКА
стихотворения
Элькин Вениамин Абрамович родился 3 декабря 1931 года в Москве. Срочная служба в ВМС СССР, Балтфлот (1951-1954), окончил Московский городской вечерний редакционно-издательский техникум и Московский полиграфический институт по специальности журналистика (редактирование массовой литературы) 1960-1966гг. Работа: рабочий на Полиграфической фабрике; внештатный корреспондент многотиражки ЗИЛа; внештатный корреспондент газеты Моск. комсомолец ( 1963); Государств. издательство художественной литературы: корректор (1964), редактор (1963), ст. редактор (1964 - 1991); журнал "Согласие"- внешт. ред., кор-ор ; одновременно внешт. корр-ор, редактор в разных моск. изд-вах. (1992-1994); с мая 1994 по июнь 2002 штатный корректор, автор ряда публикаций в "Общей газете". Общий трудовой стаж около 44 лет. Публиковался: поэтические переводы-в издательствах "Худож. литература", "Советский писатель"," Современник", журналах "Огонёк", "Неман", "Киргизия", еженедельнике "Литературная Россия". Переводы художественной прозы - издательства "Художественная литература", "Советский писатель", журнал "Урал". Рецензии: газета "Книжное обозрение", журналы: "Знамя", "Слово", "Север". Автор диафильмов "Карл Маркс", "Узники Петропавловской крепости" и ещё нескольких, по заказу Всесоюзной студии диафильмов. С 1972 г. по сию пору - член Союза журналистов Москвы.
.
***
Родителям моим
Как мне хочется сказать: «Дорогие!»,
С тем же чувством, как сказалось впервые,
И обнять вас, словно в первый раз вижу,
И поклясться: «Никогда не обижу!»
Метеоры на Землю рушатся,
Взрывы войн грозят мирозданию,
Но любовь моя к вам не глушится
Площадной, преходящей бранью...
***
Вдруг пахнуло. Чем - не различу,
Но, похоже, тем, чем я хочу:
Свежим тёсом, скошенной травой
И дорогой через лес домой,
Речки неглубокой тёплым дном,
Солнышком прогретым, смутным сном,
Где приснились Мама и Отец,
А меж ними я, совсем юнец...
***
Казалось, что лето вступает в права,
Зима и весна позади и дрова
Не лягут до времени мне на ладонь,
Заждавшись, когда их обнимет огонь.
Но ветер, со мной не считаясь, принёс
Откуда-то холод, подул и - мороз!
И снится: стою на высоком мосту
С опорами, вбитыми в ночь, в пустоту,
А где-то внизу, подо мною, течёт
Река, что не может быть пройдена вброд,
И ветер мне лижет лицо, будто зверь,
Пред кем распахнулась знакомая дверь...
***
Полузакрытые двери...
Тайна за ними всегда -
Запах ли неких поверий,
Или какая беда,
Или внезапная прелесть
Полузабытых примет,
Облик того, что в Природе
Не было даже и нет,
Или за ними вдруг ждёт нас
Друга, умершего вмиг,
Юное рукопожатье,
милое слово: «Старик...»
***
Памяти С.А. Есенина
На щеке умолкшего Есенина
Не успела высохнуть слеза -
Крик его последнего мгновения:
«Смерть, уймись, нажми на тормоза!»
Чьей же, кем же нанятой рукою
Горло перерезала петля?
Кто же он, кому обязан болью
Каждый, в ком живёт душа твоя?
***
Памяти эпохи борьбы с космополитизмом
В пылу борьбы с космополитством повылезали робеспьеры,
Невежество, коварство, подлость не дремля делали карьеру.
Какою ледяной водой облиться нам, чтоб не забыли,
В какую из одной чумы в другую нас пересадили?..
***
Я свою повесил кепку. Ну повесил - и висит...
На мою свою повесил тоже кепку одессит.
Сколько ей висеть придётся, и зачем она висит
Вряд ли и партнёр по кепке знает это, одессит.
***
Старая церковь - темно и прохладно,
Есть где подумать о Жизни и Смерти,
Свечи горят монотонно и ладно,
Всё призывает нас молча: «Поверьте
В то, что ничто не бывает без Бога,
В то, что апостолы эти на стенах,
Перестрадав, передумав о многом,
Нас призывают прийти им на смену».
Сын человеческий всё о нас знает.
Взгляд его пристален, бескомпромиссен,
И в тишине, что в тебе возникает,
Ты понимаешь величие миссии.
Он ведь, как мы, как отнюдь не бессмертный,
Небо молил обойти его чашей
Скорби, как мы, обрыдавшись безмерно,
Тоже приравнен к мучениям нашим.
***
Памяти моего друга Сани Давыдова
Мне предложили в деревне Рилуки
Быть похороненным в той стороне:
«Глянь на просторы, и, станется, внуки
Вспомнят опять о тебе по весне...»
Как тут откажешься - путаясь в травах,
Так толерантно подул ветерок?..
Как тут откажешься - слева и справа
В лёгком поклоне склонился лесок?..
Как тут откажешься - тёмная речка
Ласково тело омыла волной?..
Как тут откажешься - русская печка
Вдоволь блинов испекла мне домой?..
«Да соглашайся же», - рыжая кошка
Тихо урчала всю ночь из сеней,
«Да соглашайся же», - пел под окошком
В старом саду молодой соловей...
***
Памяти моего друга Ивана Казанского*
Иван, мы жили в годы роковые -
Тридцать седьмые и сороковые -
Главенствовал в стране Иосиф Сталин,
Мы с Гитлером союзниками стали...
Но если быть самим с собою честным,
Лишь шахматы нам были интересны.
Ты помнишь, как однажды мы играли
Так страстно, словно Рихтер на рояли?
Как рыцари на рыцарском турнире,
В прах превратить друг друга норовили?
Та партия, сравнимая с молитвой,
Вдруг обернулась остротою бритвы:
То был экстаз - меня по пальцам «чинкой»
Ты полоснул, забывшись, словно финкой.
Желание во что бы то ни стало
Победу одержать тебя взмывало.
Но ты не смог добиться перевеса -
В тебе звучала траурная месса.
След этой схватки виден и поныне,
Как след пороховой от фронта синий.
Однажды ты под именем моим
В газету стих из «Демона» отправил.
«Ну что мне делать?» - я подумал с ним.
Я и тогда тебя в живых оставил...
Нам восемьдесят! всматриваюсь в даль -
Игрушки перешли от внука к деду.
Я сознаю сегодняшнее кредо -
О прошлом неизбывную печаль...
Осталось за бортом стихотворенья
Твоё великолепное уменье,
Которое тебя связало с миром,
Твой позывной, твоя радиолира.
Но это оставляю для потомков -
Им выпадет воспеть тебя, не скомкав,
И молодо звучащими басами
Всем возвестить о том, что было с нами...
______
*Иван Виссарионович Казанский - одна из самых заметных фигур в радиолюбительской
журналистике в 60 - 90-х годах ХХ века, воспитанник Э.Т, Кренкеля.
***
Памяти Анны Андреевны Ахматовой
Обыденная встреча в коридоре –
И странная, как лодка в Мёртвом море,
Внезапная, как радость или горе,
Случайная, как наша с вами жизнь,
Как высота, что дух вам захватила,
Когда во сне ступаешь на карниз.
Итак, Вы выходили, я бежал
С какой-то корректурой, полной вздора.
Столкнуться с вами я не ожидал,
Столкнувшись с вами, стал подобен вору,
Укравшему надежду у других.
Я стал, как мост, утративший опору,
Как шаткий по размеру первый стих.
Я про себя, а может быть, и вслух
Воскликнул ваше отчество и имя -
Я ежедневно жил всё время с ними
И вы спросили, отгоняя мух:
«Кто это?» Вам сказали кратко: «Друг».
Вы шли с Живовой Юлей* обо двух.
«Так значит наши встречи не заказаны» -
Величественно продолжили вы.
И я подумал, что вознаграждаются,
Хоть изредка, Отечества сыны...
_______
*Юля Живова - одна из редакторов редакции литературы соцстран Европы.
***
«Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне...»
Давно забыта эта песнь, звучащая во мне.
Я с детства благодарен ей - она дала понять:
Романтики в сраженьях нет, нельзя их воспевать.
Трансвааль - провинция теперь, владение ЮАР.
Другая Англия тогда в ней разожгла пожар,
И был убит другой солдат на той, другой войне.
Войн мировых кошмар страшней, но и "Трансвааль" во мне.
***
Всё пройдёт, и ты пройдёшь -
Флейтой, барабаном, скрипкой, медною трубой,
Ветерком, бураном.
Будет путь тропой глухой, городским проспектом,
В километры высотой или в пару метров, -
Не узнаешь о себе ничего заранее.
Чтоб узнать, проснись, ступи в это утро раннее,
Сделай первый шаг, второй, третий и, рискуя,
Не страшась, иди, иди, плача и ликуя.
***
Представьте: улица, фонарь...
Куда ж без фонаря,
Когда на улице ни зги и холод января?
И Блока нет уже давно - на Волковом лежит,
А Гумилёв? Его за что? История молчит.
Есенин... тоже не узнать: банальный суицид
Или подосланным, но кем, в затылок был убит?
Вот наступил Тридцатый год,
Но, сколько ни копай,
Опять не расшифрован код,
И снова - тайна тайн.
А Смерть уже пошла гулять,
И весел гармонист,
И эх! - гармонь в его руках
Как урагана свист.
Сейчас от тех далёких лет
Остался только прах,
Но мерный шаг тех похорон
Живёт в моих ушах.
История ещё молчит,
Но не стихает звон
Колоколов Истории,
Как предвещал Джон Донн.
Юрий Александрович (Кувалдин, - ред.), вчитался
в Вашу точку зрения относительно характера разных взглядов.
Позволю себе откликнуться в шутливой
тональности. / И настроение, и состояние стали теперь
от погоды зависимы. Это, конечно, мешает внушать
массам, что всё же наступит ремиссия. / Слова, конечно,
тоже нуждаются и в вежливом, но если долго ищутся,
то вежливый подход сменяется невежливым, и мною
понимается, когда народ на улице невежливо орёт. /
Закономерность творчества мне очень интересна.
Когда закономерно желанье созидать? И какова же мера
возможности той сложности, которая должна её в пути сопровождать? /
А возраст - это что? Физической ли зрелости? Предела чьей-то глупости?
Духовных ли высот? Или всего лишь цифры - свидетельство умелости
прожить как можно дольше, а там, что Бог пошлёт?
Кроме этого очередной, на взгляд Ваш и суд, посыл:
«Вот комната эта - храни её Бог! -
мой дом, мою крепость и волю.
Четыре стены, потолок и порог,
и тень моя с хлебом и солью.
..................................................
Покуда по свету разносит молва,
что будто я зло низвергаю,
я просто слагаю слова и слова
и чувства свои излагаю".
Булат Окуджава
«Лица со светлыми лицами классиков».
Здорово сказано! Это про них,
дом наш разрушить нас подстрекающих,
смуты желающих - это их миг.
«Светлые» лица - это ирония:
у провокаторов светлые лица?!
Нет, нормативная лексика здесь,
для описания их, не годится.
Вот они - честных людей, но наивных
организуют для штурма - с оглядкой,
с тем, чтобы незамедлительно смыться
при появлении стражей порядка.
Смута и хаос - бизнес для них,
час, когда время им появляться.
Люди! Решайте на свежую голову
и уясните подробности дела
прежде, чем нож гильотины обрушится,
чтоб голова отлетела от тела.
Не пожалейте себя - призадумайтесь:
кто вам толкует, о чём,
чтобы вложить в ваши умные головы
слаженный - кем же? - фантом.
4/2-21
***
Художник ночь изобразить решил,
«А ты рассвет попробуй, - сказал я, - изваять». -
А он: «Не стану даже пробовать. Наоборот, - ответил, -
ночь так сложней рассвета,
что хочется понять её и тягу к ней поэта». -
«Но всё-таки пиши рассвет: он для людей понятней.
Зачем тебе брести во тьме,
тропой в ночи невнятной?» -
«Нет, - он сказал, - хочу понять, чем ночь милей поэту:
она враждебна ведь всегда тому, что суть рассвета». -
А я вдруг понял и сказал: «Она милей поэту тем:
что бы ни было - она предшествует рассвету».
Художник кисть не отложил,
но так взглянул при этом,
как будто радостную весть услышал от поэта.
А я поставил точку: «Дом, в котором буду жить,
быть должен освящён котом и всем, кто в нём светить».
Юрий Александрович, может быть, заинтересует Вас картинка, иллюстрирующая
то, что окружало меня в детстве, и в какой-то даже мере жизнь народа нашего, примерно,
с последней трети 30-х и далее годов. Жизнь невыдуманная, с людьми,
проживавшими тогда в одном со мной коридоре. Некоторые имена и фамилии переделаны, в остальном всё - правда.
Жили в доме по улице Ильинка... /тогда улица Куйбышева - для справки/
Потянуло вспомнить о прошедшем - о моих соседях по Ильинке.
И начну, пожалуй, с человека, звавшегося Михаилом Глинкой.
Никаких к нему претензий не было, но, в каких-то облаках паря,
утверждал он: жизнь свою Сусанин не за Сталина отдал, а за царя.
А народу, в общем-то, до фени, за кого Сусанин жизнь отдал.
Не за Сталина? Ну так ему и надо. Но НКВД так не считал.
И пришли, и увели сердешного. Как до них дошло, никто не знал.
«Истина восторжествует обязательно, - как сказал Володин*. - Но потом».
Ну а я вдогон - о «бабе» Дуне, о Василии, золотоволосом её сыне,
сгинувшем в боях на фронте как-то сразу, не успев и "треугольника" прислать.
Дети его стали драться тазом, и рыдала вместе с Дуней мать.
И о «Рыжем», персонаже доброй сказки, чьё лицо как бы укрыто было маской.
Помнятся Лариса с дочкой Таней - лучик света в тёмном царстве пьяни.
О Моторе, старой большевичке, сохранившей старые привычки.
Думалось старухе об одном: жизнь вокруг казалась страшным сном -
муж её в 30-х был расстрелян, что-то тут не так товарищ Ленин...
Но молчит на стенке репродукция, рот раскрыт: он произносит речь,
а меж тем куют его сподвижники беспощадный «пролетарский» меч.
Об Иване, вечном хулигане, - на побывке был с передовой,
в гимнастёрке, порохом пропахшей, в двери постучался, сам не свой:
«Извините, люди за евреев, столько мук, принявших от злодеев».
Фокины... Соседи через стенку. Много потеряешь в колорите, если их не
вспомнить: тётя Оля, муж, невестка, дети, младший - Витя.
Об авиатехнике Сучкове, в мать мою пальнувшем из рогатки, чуть
не выбил глаз; его мамане, лепетавшей ласково: «Ребятки...»
Окопавшись этажом повыше, в комнатушке, что под самой крышей,
«мирно» проживал один «подвижник», сбросил в моего отца булыжник,
пролетевший прямо перед носом как решение еврейского вопроса.
Не забыть бы о семье соседей во главе с «врагом народа» Федей.
Дядя Федя стал «врагом народа» в результате службы у Ягоды,
а сынишка - узником ГУЛАГА. выжил, был директором продмага.
Жил «окруженец» Пётр Пашин, плена нахлебавшийся, и в нашем
отсидевший лагере за это, жил с собакой, названной Кометой.
Грех забыть о дяде Киселёве, тихом, с некой тайной человечке,
починявшем примуса и керосинки, убегавшем к дочери в Лосинки.
Жили в доме люди с «пунктом пятым»: на «Мосфильме» кинооператор;
Гирш Шполянский - он ругался матом; Миша Мартов - мы здоровались с ним сухо,
он востро держал при этом ухо; мальчик Моня, с очень нервной мамой,
и Лещинская-врачиха с «личной» драмой: муж её, когда-то «красный конник»,
в урне прозябал на подоконнике.
Жил и управдом товарищ Гущин, относившийся «скептически» к евреям,
«на ушко» шепнувший мне однажды: «Приходил бы Гитлер поскорее».
Времена... Москва была в осаде - немец рядом. Те ещё дела...
Голова моя, теперь седая, через годы это пронесла.
Дом недалеко наш от Лубянки, быстрым шагом пять минут примерно.
Да, но жизнь настолько многолика, а любовь родителей безмерна...
***
Вчитываясь в поэтов, павших на той Войне,
Думаешь не об этой - об ушедшей стране,
Той, что осталась в прошлом, тоже необратимом,
Той, которой не только был, но и остался сыном.
Ибо забыть о прошлом, просто, как хлам, отбросив,
Значит, что-то в будущем с нас непременно спросит.
***
Какая жалость - красота с годами увядает.
Как некий замок изо льда, неудержимо тает.
Как всё живое, не уйдёт от погруженья в Лету,
Оставив память о себе удачному портрету.
А тот, кто написал портрет, достоин сожаления,
Поскольку тот, кто написал, себя лишает зрения.
А гений - это же дитя, он с завистью не знается.
Творя, он слышит лишь себя, он лишь творить старается.
В больнице
Всмотришься попристальней в себя -
Стало хрупким то, что было прочным, -
Среди лета холод декабря,
Смутного того, что ждёшь подстрочник.
Вскрикнет вдруг в тебе, не обессудь,
Понятое лишь теперь былое,
И пахнёт, как некогда в лесу,
Выступившей на коре смолою.
***
Нужно с фотографий пыль стереть
И уже потом на них смотреть,
Ибо из-за пыли не видны
След на них оставившие дни.
Прикоснёшься тряпочкой сухой -
Станет цвет лица совсем другой,
Озарится то, что никогда
Знать не позволяла суета.
Моим одноклассникам
Где ж вы сегодня, мои одноклассники -
Хулиганьё, дурачьё и проказники?
Разные: вредные или не очень,
Дети совслужащих, дети рабочих?
Время военное, тяжкое Время.
Капало Время детям на темя.
Время как скульптора острый резец -
Где-то подправит, и вот вам подлец,
Сгладит рисунок искривленных губ -
Запечатлённый умён и не груб.
Семьи неполные, дети несытые,
Чьи-то отцы на фронтах поубитые,
Кто-то, в порядке урока другим,
К стенке поставлен вождём дорогим.
Все остальные во имя Победы
Сносят геройски утраты и беды.
Где вы сегодня, мои современники,
Незаурядного Времени пленники?
Юрий Александрович, связь с Вами - это связь с Родиной: с Москвой - вся моя жизнь, всё плохое и хорошее.
С жизненным пространством внутри неё - поначалу на Ильинке, с замечательными, любящими родителями,
затем полёт из гнезда: Преображенка, Тушино, Измайлово. Сейчас на чужбине, но не беженец,
а как бы в гостях. Заедают старость, болячки. Дышу Москвой. Там всё. Ждём тепла, хотя я хомо сапиенс
зимний и здоровью моему полезен холод русский. С уважением и не менее горячим приветом. В.Э.
Молодые - вам решать: чем дышать и как дышать...
Навалились "пациенты...
Хорошо ещё, что смог
подготовиться, а то вот
навалились, словно смог.
Навалились "пациенты"...
Дай-ка я ещё посплю,
а как высплюсь, с новой силой
"пациента" вылеплю.
Как подать его народу -
бюстом или в полный рост?
Руки-ноги, как обычно,
вот головкой он непрост.
Как лепить его: "героем" -
крушит всё - вдоль, поперёк,
так велит в мозгах засевший
полный злобою микроб.
Или вежливым, спокойным
и достойным - человек.
Вам решать. Вы молодые.
Вам прожить с ним, может, век,
а возможно, даже больше, не поняв -
он человек: где-то злой, но тут же добрый,
весел, хмур, великодушен, самодур,
но и при этом всё ещё кому-то нужен?
Или лишь самовлюблённый, и не дать он и не взять,
как в России говорится, скажем прямо: просто б..дь?
Молодые! Вам решать.
Слова, которым нет замены
Вот это слово как произнести?
Как груз его, произнеся, нести?
А ведь оно значенье языка
не умаляет вроде бы, пока.
Наоборот - скрепляет, как бетон,
подчёркивает смысл, крепость, тон.
Оно не опресняет нашу речь.
Оно эффектно, как старинный меч.
Поэтому уместнее его нет,
если смысл требует того.
Юрий Александрович, извлёк сочинённое мною
в момент душевного равновесия /1962 г./
***
Озеро в замше опавших листьев
Всё припорошено тусклым блеском...
Солнце, бледное от усталости,
Село где-то за перелеском.
Осень, ладонью случайного ветра
Мягко погладив уснувшие воды,
Как бы в раздумьи коснувшись березы,
Молча ушла под хрустальные своды...
***
Посижу - наберусь тишины,
вспомню, как мне жилось до войны,
девяти с половиною лет,
в государстве, которого нет.
***
Погружение в прошлое - вспомнил:
хата, в хате покойник, стена,
на которой от пламени свечки
разбегаются тени. Война!..
Тьма ночная порушена ветром,
залпы пушек и поступь врага.
И метёт в подмосковных просторах,
заметая селенья, пурга...
В больнице
Всмотришься попристальней в себя:
стало хрупким то, что было прочным,
среди лета - холод декабря,
ощущение того, что ждёшь, подстрочник.
Вскрикнет вдруг в тебе, не обессудь,
понятое лишь теперь былое
и пахнёт, как некогда в лесу,
выступившей на коре смолою.
***
Внуку
Тебе, кому тринадцать лет,
шлют дед и бабушка привет,
целуют, обнимают и горячо желают
не синяков и шишек -
весёлых, умных книжек,
здоровья и умения
бороться с невезением,
всегда быть добрым с добрым
и умным с дураком,
а если кто ударит, дать сдачи - кулаком,
быть сдержанным, достойно вести себя и знать,
что гнев плохой советчик - гнев надо переждать.
Обдумывай поступки, чужие и свои,
учись всему, что нужно, на "5", а не на "3".
Учись, родной! Наука продлевает
нам дни быстротекущей жизни...
Так говорил Михайло Ломоносов.
Он знал уже ответы на вопросы,
которые сегодня задают.
...А тут и Бонды постучались.
Их ,правда, трое из шести.
Они желают по-бондистски
тебе твой праздник провести.
Ты их не слушай, поздравленья
от них, конечно, принимай,
но у тебя своя дорога.
Своя! Ты это твёрдо знай.
Библейские мотивы
Был прост сапожник Агасфер,
ну что тут скажешь? - прост.
И потому не смог понять
Христа, что крест свой нёс.
Нет чтобы губы омочить
Христу, хоть капелькой воды,
а он Ему:"Чего присел?
Здесь не кабак!" Христу! на "ты"!
И вот до Страшного суда
он обречён брести по свету,
и кличку "Вечный жид" ему
смыть нет возможности за это.
И где бы ни был он, над ним
висит прощенья невозможность.
Быть может, только Страшный суд
простит ему его оплошность...
***
И вот опять суббота, и снова воскресенье,
и видится надежда на близкое спасенье.
Она не умирает, она жива всё время,
хотя долбят ей годы лысеющее темя,
хотя ещё не слышно спасающего клика,
спасателя не видно, не видно его лика.
Ещё не брызжут искры из мостовых булыжных -
из-под копыт летящих коней огненно-рыжих.
В седле, коней меняя, сидит твоя надежда,
она, как небо утром, прозрачна и безбрежна.
***
Между серьёзным, в промежутке,
всегда необходима шутка -
за исключением, быть может,
когда болезнь нас потревожит,
за исключеньем похорон -
тогда неподходящий фон,
за исключением паденья с двенадцатого этажа -
тогда нам времени не хватит для нужном шутке куража,
а также, если в промежутке
внезапно станет не до шутки.
"Наша улица” №256 (3) март 2021
Охраняется законом РФ об авторском праве