Лана Гарон “Спичечный коробок” рассказ, похожий на киносценарий
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Лана Гарон о себе:

«Я родилась в Тбилиси в прошлом веке.
По образованию театровед, театральный критик
Окончила: актёрскую студию при Русском ТЮЗе в Тбилиси,
Московский ГИТИС - театроведческий факультет, аспирантуру -  сектор театра Института Искусствознания.
Имею много публикаций по театру.

Но рассказики и прочее писала, как говорится, «в стол».

В течение многих лет работала Руководителем литературно-драматургической части Московского драматического театра им. К.С. Станиславского
С 2013 года - Заведующая литературно-драматургической части Московского драматического театра «Бенефис».

Публикации: в книгах: “О Володине. Первые воспоминания”, “Русский актёр Ножери Чонишвили”,  “Олег Ефремов. О театре и о себе”, “Чеховиана”;  а также - в журналах: “Театр”, “Театральная жизнь”, “Петербургский театральный журнал”, “Драматург”,  “Русский клуб”, “Страстной бульвар, 10” и др.

В 2002 году неожиданно увлеклась живописью, графикой и поделками. -  Персональная выставка в Московском Доме-музее А.П.Чехова (2008г.).
В 2008 г. издана книга-альбом репродукций “Мимолётности” - живопись, графика, фотографии.

Имею награды».

вернуться
на главную
страницу

Лана Гарон

СПИЧЕЧНЫЙ КОРОБОК

рассказ, похожий на киносценарий

История эта произошла очень давно. В прошлом веке. В самой его середине.  Ещё не было компьютеров, мобильников, электронной почты… Даже чёрно-белые телевизоры с крохотным экраном были не у всех! Люди тогда очень ценили общение, они ходили в гости, вместе смотрели в кинотеатрах новые фильмы, читали друг другу стихи и писали письма, которые доходили до адресата примерно через месяц после того, как были отправлены.

Высокий сутулый старик шёл по проспекту Руставели.

Большие резные листья чинар плавали над проспектом, окрашивая воздух в золотисто-жёлтые и бордовые тона, а сами деревья были усыпаны бурыми колючими шишечками.

Старик подходил к газетному киоску. Завидев его, знакомая киоскёрша, наклонилась под прилавок и достала стопку отложенных газет и журналов. Улыбаясь, протянула их старику. Он расплатился и, засунув стопку в раздутый портфель, пошёл дальше.

Старик шёл по проспекту Руставели. Многие встречные прохожие здоровались с ним. Он приветливо отвечал лёгким поклоном головы.

У овального стола, покрытого белой скатертью, сидели девушки и молодые люди. Они что-то горячо обсуждали, время от времени обращаясь к не молодой уже женщине с папиросой «Беломор» в тонкой руке. Видно, что она - душа компании и непререкаемый авторитет. Это - хозяйка дома, Елена Шалвовна. Культуролог, специалист по истории русского и грузинского театра. И все эти молодые люди - её ученики, студентки и студийцы. Они просто обожают её, почти боготворят, но почему-то почти все фамильярно называют тётей Татой. Ей чуть за пятьдесят, она моложе своего мужа лет на 20-25.
Елена Шалвовна с интересом участвовала в диалогах и спорах, но вдруг с неожиданно строгим выражением на подвижном лице начинала что-то объяснять, говорила серьёзно, и все сразу замолкали, внимательно слушали её и что-то записывали в тетрадки.

Этот дом всегда наполнен молодыми людьми. Здесь читают стихи, поют, яростно спорят об искусстве, задают вопросы, получают ответы и тут же возражают, перебивая друг друга. Решают хором кроссворды, хохочут, иногда надолго замолкают, слушая музыку или погружаясь в какие-то рукописи. 
А квартира? Да самая типичная интеллигентская тбилисская квартира, где часть длинного балкона застеклена и превращена в кухоньку. Все стены увешены картинами, эскизами костюмов и театральными фотографиями, на которых не только сцены из спектаклей, но и групповые снимки артистов - на гастролях, на фоне поезда, на отдыхе. Среди них можно увидеть и лица известных и самых великих грузинских актёров и режиссёров - Котэ Марджанишвили, Верико Анджапаридзе, Серго Закариадзе и даже… Немировича-Данченко.

За письменным столом, заваленным папками и бумагами, сидел уже знакомый нам старик. Гугули Вахтангович. Хозяин дома. Чуть прислушиваясь к беседе за овальным столом, он занимался своим делом: доставал из папок какие-то листочки, подносил близко к глазам, рассматривал в лупу и снова прятал в папки.  Издали могло показаться, что он работает с какими-то важными документами. Но при ближайшем рассмотрении становилось видно, что он с увлечением сортировал и раскладывал по кармашкам марки и этикетки спичечных коробков.  

Между тем за овальным столом разворачивался яростный спор. Молодые люди и их наставница говорили о поэзии.

- Да они оба - грандиозные поэты!

- И всё-таки я больше люблю Тициана!

- Нет! Что ты! Галактион крупнее, масштабнее! Даже трагичнее!

- Сравнивать нельзя! Сравнивать нельзя!

- Тётя Тата, ВЫ как считаете?

- Как я считаю? Вот Галактион!

Елена Шалвовна читала стихи прокуренным, сорванным на лекциях, шипяще-хриплым голосом, почти шёпотом, но очень выразительно:

Но я забыл твоё лицо!
Твой профиль нежный, твой дикарский,
должно быть, тёмен, как крыльцо
ненастною порой декабрьской?

И ты, должно быть, на виду
толпы заботливой и праздной
проносишь белую фату,
как будто траур безобразный?

Не хорони меня! Я жив!
Я счастлив! Я любим судьбою!
Как запах приторен, как лжив
всех роз твоих... Но Бог с тобою.

- Джемал, помнишь «Будь дальней» Тициана? Прочти!

Джемал читал с сильным грузинским акцентом, отбивая такт рукой:

Будь дальней! Бездну отдаленья
Тоской заполню. Ведь на свете
Нас только двое. Так и встретим
Мы даже светопреставленье.

Я не задам тебе вопроса
О сущности моих влечений.
Но знай, что ты - моих мучений
Нераспустившаяся роза.

Меня твой дальний ветер будит.
Душа о шип твой зацепилась.
Возьми её. О, сделай милость!
Она тебе не в тягость будет.

Тата прервала его:

- А это?!

Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут
Меня, и жизни ход сопровождает их.
Что стих? Обвал снегов.
Дохнёт - и с места сдышит,
И заживо схоронит. Вот что стих.

- Это же великолепно: «Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут меня…»!!!

Девушка горячо возражала:

- Ну, да - в переводе!!!  Ещё неизвестно, кого здесь больше - Бориса Пастернака или Тициана Табидзе!

- А на грузинском ещё лучше звучит! Как музыка! 

Постукивая по столу в определённом ритме, Елена Шалвовна-Тата читала стихи на грузинском языке.

Гугули Вахтангович слушал, застыв с лупой в руке, и по его губам было видно, что он мысленно читал стихи вместе с нею.

Молодой человек очень тихо перебирал струны гитары.

И в это время над головами послышались топот и шарканье множества ног, абажур над столом начал раскачиваться как сумасшедший, и с потолка посыпалась белая пыль. Это - публика покидала зрительный зал после очередного киносеанса. Квартира находилась на цокольном этаже. Прямо над ней располагался известный городской кинотеатр.  


Гугули Вахтангович доставал из почтового ящика письмо. Адрес был написан крупным детским почерком. Письмо было из России. Из небольшого городка в Сибири. От незнакомого мальчика.

Гугули Вахтангович, шевеля губами, читал письмо.

«Здраствуй дорагой Гугули!
Пишет тебе Слава Левашов из Сибири. Я хочу с тобой переписыватся. Твой адрес я нашёл в справочнике калекционеров и узнал, что ты тоже сабираешь спичечные этикетки. А я сабираю и этикетки и марки. У меня их уже очень много. Мы можем обмениватся с тобой. Давай будем переписыватся и дружить. Напиши хочешь ли ты дружить со мной? Я учусь в 4 классе. Хорошист. Напиши в каком классе учишся ты?
Я сейчас болею. Упал кагда катался на коньках и сламал пазваночник. А ты хорошо катаешся на коньках?
Жду атвета как саловей лета.
Слава»

Гугули Вахтангович засмеялся и, скорчив забавную гримасу, произнёс: «Жду ответа, как соловей лета»!

Гугули Вахтангович прикрыл глаза рукой, затем отодвинул ладошку и задумчиво посмотрел прямо перед собой.

Всё было заполнено мандаринами. Они висели на деревьях, и, казалось, спускались прямо с неба; ими были заполнены большие плетёные корзины; женщины стояли на лесенках под деревьями и, улыбаясь, передавали мандарины из рук в руки…
Смуглый мальчик лет десяти с огромными чёрными глазами в пушистых ресницах жонглировал мандаринами и кидался ими, как снежками. Внезапно это оранжевое «море» раздвинулось, впустило в себя белый цвет, и в середине ледяного поля, почему-то усыпанного мандаринами, завертелся волчком светлоголовый мальчик на коньках. 

Гугули Вахтангович сидел за овальным столом и пил чай из тонкостенного стакана в красивом подстаканнике.
Тата играла на пианино.

Гугули Вахтангович, директор Театрального музея Грузии, принимал делегацию артистов и режиссёров из Японии. Он лично водил их по залу Художественного музея и показывал картины Пиросмани и Гудиашвили.
Японцы смотрели, восхищались и фотографировали друг друга на фоне шедевров.

Гугули Вахтангович быстро шёл по улице Кецховели в направлении Центральной публичной библиотеки.

Гугули Вахтангович сидел в читальном зале публичной библиотеки и листал школьные учебники, что-то из них выписывая.

Гугули Вахтангович сидел за своим столом, заваленном папками. Он что-то напряжённо писал. Задумывался, шевеля губами и глядя прямо перед собой огромными тёмными глазами, потом снова склонялся над листком бумаги в клетку, вырванным из школьной тетрадки.
Он писал, старательно подделываясь под детский почерк: «Я тоже учусь в 4 классе. Мой любимый предмет география. Мне нравится узнавать про разные страны и столицы». Гугули Вахтангович перечитал написанное, подумал и поправил в слове «столицы» букву «о» на «а»: «… про разные страны и сталицы. И я тоже люблю читать книги про путешествия и разные приключения. Я не умею кататься на коньках, потому что в Тбилиси очень тёплая зима и почти никогда не бывает снега.
Зато у нас есть горы».  

Тата стояла за спиной своего мужа и читала, что он написал. Засмеялась и шутливо погладила по голове, как ребёнка. Он посмотрел на неё неожиданным для его возраста очень мужским взглядом и поцеловал руку. Она снова засмеялась и быстро вышла из комнаты.
Тата сидела на табурете в кухне, нога на ногу. Смотрела в окно. Автоматическим жестом, не глядя, взяла лежащую на столике пачку «Беломора», выбила оттуда папиросу, жадно затянулась.

Гугули Вахтангович достал из почтового ящика письмо, открыл конверт. Из него выпали две марки и этикетка спичечного коробка. Он поднял их и стал внимательно рассматривать.

Гугули Вахтангович читал письмо.

«Здраствуй Гугули!
Я получил твоё письмо. Знаеш мне больше всего нравятся книги про войну. Особено про то когда сражаются дети. Мне мама принесла из библиотеки очень интиресную книгу. Отряд Трубачёва сражается. Ты не читал? Как жалко что война уже кончилась. Я очень мечтаю защищать нашу родину. Кем ты хочешь быть, когда вырастишь? Раньше я хотел быть учителем физкультуры но теперь твёрдо решил что кагда паправлюсь и смогу ходить начну тренироватся и стану лётчиком.
Жду атвета как саловей лета
Слава»

Гугули Вахтангович смотрел прямо перед собой.

Солдаты месили мокрые грязные листья, передвигаясь по перелеску; раздавались хлюпающие звуки и выстрелы; редкие огненные всполохи освещали вечернее небо… 

Несколько раз Гугули Вахтангович наклонялся над столом, принимался писать, потом зачёркивал, снова думал, смотря прямо перед собой и шевеля губами. Снова рвал написанное. Снова думал. Наконец, решительно взял новый листок и написал:

«Я тоже хочу стать лётчиком».

Гугули Вахтангович читал письмо.

«Здраствуй Гугули!
Мне сегодня подарили котёночка. Чтоб я не очень скучал. Котёнок серенький. Зовут Муркой. Кагда вырастит станет пушистой кошкой. 
Уже год как я не могу ходить. Со мной занимаются чтоб я не очень отстал. Приходят учительницы по разным предметам. Кагда я снова смогу ходить мама обещала поехать со мной к морю. Я пасматрел по атласу Тбилиси очень близко от моря.
Дасвиданя
Слава»

Гугули Вахтангович прикрыл рукой глаза.

Перед собой он видел грузинский сельский дом, стоящий на деревянных столбиках. Дом его детства. На перилах растянулась изнывающая от жары рыжая кошка. На тесёмках вдоль всего балкона висели лук, чурчхелы, порезанные ломтиками яблоки и груши. Ярко-красный петух ковырялся в опилках и сзывал кур к трапезе.

Гугули Вахтангович писал.

«У меня тоже есть кошка. Её зовут Мзия. Потому что она совсем рыжая и похожа на солнышко. А на грузинском языке слово Солнце - Мзэ. Хочешь, я буду учить тебя грузинскому языку? Когда ты приедешь в Тбилиси, уже будешь знать какие-то грузинские слова. У нас слова очень точно отражают смысл. Звуками. Например, слово «пушка» по-русски звучит слишком мягко. А по-грузински - грозно, звучно: «зАрбазани». Или: есть фраза на грузинском, которую не могут произнести люди иноязычные. «Лягушки квакают в воде». Там звуки передают и кваканье, и журчание воды. В других языках таких букв и звуков просто нет!..»

Гугули Вахтангович задумался. Перечитал написанное. Зачеркнул последние фразы. И начал переписывать письмо. Теперь оно выглядело так:

«У меня тоже есть кошка. Её зовут Мзия. Потому что она совсем рыжая и похожа на солнышко. А на грузинском языке это слово - Мзэ. Хочешь, я буду учить тебя грузинскому языку? Когда ты приедешь в Тбилиси, уже будешь знать какие-то грузинские слова.
Я жду тебя.
Гугули»

В уже знакомой нам квартире кто-то бренчал на пианино. Под бравурную музыку юноши азартно натирали до блеска полы, передвигали горшки с цветами и мыли подоконники. Девушки осторожно снимали со стен картины и фотографии в рамочках и вытирали пыль. На этажерке в углу стояла ещё не украшенная небольшая ёлочка. Во всём ощущалось приближение праздника. Не смолкал смех. Напевали. Сначала не стройно, обрывочно, но постепенно вытесняя бравурную музыку, зазвучала грузинская песня «Мхолод шен эртс».

Тётя Тата, склонившись над кухонным столом, укладывала посылку: мандарины, гозинаки, чурчхелы, орешки. Рядом сидел Гугули Вахтангович. В большой конверт он складывал марки и спичечные этикетки. Затем передал конверт Тате. Она перекладывала сладости бумагой для компрессов. Сверху над всем устроила конверт с марками. 

Время от времени сверху, как всегда, доносились топот и шарканье множества ног, абажур над столом начинал раскачиваться, и с потолка сыпалась белая пыль: это после очередного киносеанса публика покидала зрительный зал.

Студийцы Сеня и Женя входили с посылкой в Центральный Дом связи.

Гугули Вахтангович шёл по проспекту Руставели. Воздух казался мягким и прозрачным от светлой молодой листвы. Встречные здоровались как-то особенно приветливо.

Гугули Вахтангович привычно подходил к газетному киоску, и, завидев его ещё издали, киоскёрша начала улыбаться и доставать отложенные газеты и журналы.

Гугули Вахтангович шёл по проспекту Руставели.

Гугули Вахтангович открывал почтовый ящик. Но писем не было. Для верности он даже пошарил рукой внутри ящика.
Писем не было.

Гугули Вахтангович шёл по проспекту Руставели.

Гугули Вахтангович сидел за своим письменным столом и механически раскладывал по кармашкам спичечные этикетки и марки.

За овальным столом молодые люди слушали Елену Шалвовну и записывали за ней. Готовились к экзаменам.

Гугули Вахтангович шёл по проспекту Руставели.

Подходил к киоску…

Открывал почтовый ящик…

Шарил рукой внутри ящика…

Гугули Вахтангович шёл по проспекту Руставели. Светило яркое весеннее солнце. На деревьях дрались и галдели обезумевшие от солнца и тепла воробьи. 

Гугули Вахтангович достал из почтового ящика извещение на бандероль.

Гугули Вахтангович в Доме связи получал бандероль.

Гугули Вахтангович за своим письменным столом доставал из бандероли марки, этикетки спичечных коробков и два листочка писем.

Взрослым почерком было написано:

«Дорогой Гугули!
Пишет тебе мама Славика. Его больше нет. Он умер от своей болезни. Передай своей маме спасибо за новогодние гостинцы. Нам со Славиком они очень понравились. Славик очень гордился дружбой с тобой. Он всегда ждал твоих писем и надеялся побывать у тебя в Тбилиси. Я посылаю тебе его коллекцию, все его «ценности», и недописанное письмо к тебе. Не забывай Славика!
Желаю тебе учиться только на хорошо и отлично.
Я рада, что у моего сына другом был такой хороший добрый мальчик».

«Дорогой Гугули!» - было написано знакомым детским почерком.

Гугули Вахтангович, по-старчески шевеля губами, смотрел прямо перед собой.

В лучах белого света прожекторов на коньках катался улыбающийся светлоголовый мальчик. Вот он оказался в самом центре сияющего ледяного поля и завертелся волчком, подняв ногу к голове. Тут же, на ослепительно белом пространстве льда, катились разбросанные кем-то ярко жёлтые мандарины.

                                                        КОНЕЦ

"Наша улица” №257 (4) апрель 2021