Сергей Иванович Михайлин-Плавский родился
2 октября 1935 года в поселке Крутое Больше-Озерского сельского совета
Плавского района Тульской области. Окончил Тульский механический институт.
В Москве живет с 1970 года. Печтался в журнале "Сельская молодежь"
как поэт. Автор 6 поэтических книг. Прозу начал писать по настоянию
Юрия Кувалдина. Постоянный автор журнала "Наша улица". В 2004
году Юрий Кувалдин в своем "Книжном саду" выпустил большую
книгу рассказов и повестей Сергея Михайлина-Плавского "Гармошка".
Умер 16 августа 2008 года.
Пришел в 2002 году в редакцию "Нашей
улицы" никому не известный поэт Сергей Михайлин со стихами. А я
стихов не печатаю. Говорю ему - приносите прозу. И он принес. Потом
я ему сказал написать про избу. И он написал.
Сергей Михайлин-Плавский создает
ряд типов, дающих понимание того, что есть русский характер и та самая
"загадочная русская душа". Когда, чем был так сломлен человек,
возможно ли его "распрямление" и "выздоровление"
в России - над этими вопросами Сергей Михайлин-Плавский думает постоянно:
это - широкие картины жизни и быта русской деревни, да и города, написанные
живо и увлекательно. Из книги можно узнать, кажется, всё: как рубили
избы и как вели засолку огурцов, какие приметы и обычаи сопровождали
каждую трудовую стадию, где и когда устраивались деревенские вечеринки
и еще многое, многое другое. Казалось бы, произведения Сергея Михайлина-Плавского
небогаты внешними событиями, резкими поворотами сюжета, нет в них и
занимательной интриги, но они богаты писательским мастерством, добрым
сердцем, умением ставить слова в нужные места со смаком, ему присуща
богатая русская лексика, дух народного языка и его поэзия.
Юрий КУВАЛДИН
вернуться
на главную страницу
|
Сергей Михайлин-Плавский
ЗАВЕТНОЕ ДЕРЕВО
рассказ
С самого утра муторно на душе, словно потерял верного друга или проиграл в карты свое законное место на этой грешной земле. И накатило на меня такое обидное чувство одиночества, что в омут, в петлю или под пулю с радостью пошел бы, если бы меня к этому приговорили и повели, словно телка на заклание.
Но вся-то и беда в том, что нынче никому я не нужен. Я подозреваю даже, что и Богу не нужен, потому что совершенно спокойно думаю о самоубийстве, а в это время ни гром не грянул, ни солнце не погасло и даже не зашло за тучку, и в природе не заметно никаких признаков огорчения или скорби от возможной моей кончины.
Наоборот, к задней калитке огорода подступили дурман и белена, словно посланцы сатаны, и так нахально кивают седыми головами, как будто хотят сказать, кончилось, мол, твое время, Василий, попировал ты на Земле, поел малинки с клубничкой, теперь наш черед и ты не путайся под ногами.
И подался я в лес от греха подальше, с глаз долой родных и соседей, чтобы не наводить на них тоску своей угрюмостью. По самой опушке под взгорком речушка журчит, Селявка, узенькая - на два шажка, мелкая - воробью по колено, переливается по белым камешкам, словно сама с собой тихо разговаривает.
Перешел я на другой берег, а тут береза стоит, невысокая, но такая ладная да стройная и в лес приглашает, будто невидимые ворота для тебя открывает. Подошел к березе, обхватил ее обеими руками, положил голову к ней на грудь и стою ни об чем не думаю. Как это так ни об чем? А крыша на крыльце прохудилась? Намедни дождик пошел, а мне в тарелку с потолка - кап да кап! Да хрен с ней с крышей! Если уж при коммунизьме житья не было, на трудоднях совсем обнищали, то при капитализьме совсем хана! А потом - мысля: один что ли я такой? Вон сноха у соседки: муж бросил с двумя детьми, выросли, выучились дети, дочь из дома ушла, сын денег не дает, а жрать все подряд жрет, к тому же бьет мать и гонит из дома. Прижилась она летом на дачке у бывшей свекрови, как в работники нанялась, ковыряется в огородике и виду не подает, что ей жить неохота.
Мучается простой народ, вроде меня, изворачивается, но что-то никто из соседей не наложил на себя руки. И, по-моему, не собирается...
Скока я так стоял в обнимку с березой, не помню. Только жарко мне стало, аж рубаха к телу прилипла, и на душе потеплело. Солнышко начало припекать - самое время крышей заняться.
Простился я с березой, даже поцеловал ее в белую грудь и заоглядывался кругом: увидит кто из соседей и подумает, совсем, мол, свихнулся, старый дурак, деревья в лес целовать ходит. А ее, эту березу, не то, что целовать, на руках носить и лелеять надо, от верной смерти она меня спасла.
Пришел я домой, выволок из сарая кусок толя и полез на крышу. Заделал течь чин-чинарем, дуй теперь, дождик, скока хошь, ни одной капли не упадет в тарелку. А потом взял косу и смахнул за огородом весь дурман да белену с лебедой к чертовой бабушке, чтобы тоску на душу не нагоняла
С тех пор, как иду в лес, так всегда постою да поговорю с березой, лучшим моим другом и собеседником.
"Наша улица” №257 (4) апрель
2021
|
|