Татьяна Озерова “Когда-то в машбюро...” рассказ

Татьяна Озерова “Когда-то в машбюро...” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

 

 

 

 

 

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

КОГДА-ТО В МАШБЮРО...

рассказ

 

Когда-то в машбюро она работала одна - суровая, начальственно - властная, насквозь прокуренная женщина, прекрасно знающая себе цену - лучшей машинистки института. На своем веку, каких только печатных машинок она не освоила от «Ундервуда», « Башкирии», « Украины» и до «Оптимы». Как у хорошей хозяйки, в запасе у нее всегда хранилась и новая лента, и качественная бумага с копировкой.
Антонина Степановна с юности сидела за машинкой, обладала врожденной грамотностью, профессионально справлялась с текстом любой сложности и самое главное могла разобрать и прочесть любой почерк, даже если - бы он представлял из себя рисунок кардиограммы или в слове была обозначена только начальная буква, а далее шла прямая или волнистая линия. Иногда автор текста сам заходил в тупик и не мог прочесть, что он там накарябал, тогда Антонина нетерпеливо вырывала из его рук листок, откладывала в пепельницу, полную окурков, начатую папиросу и быстро, безостановочно начинала строчить на машинке, как стрелять из пулемета.
Печатала она все: от кратких тезисов до больших научных статей, лекций, докладов, диссертаций и почти всем авторам надо было исполнить работу качественно и срочно. Ее об этом они вежливо просили, умоляли, приносили в подарок чай, коробки конфет или духи. Она недовольно морщилась, принимала знаки благодарности, но все сладкое раздавала девчонкам из отдела кадров или бухгалтерии, с которыми иногда чаевничала. Цена за печатный лист в то время менялась от 10 копеек до 20 и выше, а тяжелый и напряженный труд оставался прежним. У нее уже сдавали глаза и болели руки, но представить себя без любимой работы она не могла.
Время и война не пощадили ее красоты, друзья юности вряд ли признали бы в ней хохотушку Тонечку. Высокая плоская фигура, шестимесячная завивка, желтое лицо с мелкими морщинками, кисти рук, деформированные артритом и ноги в туго зашнурованных ботинках - специальной ортопедической обуви для инвалидов. Только светло-карие глаза оставались по-прежнему прекрасными и, бывало, загорались теплым светом, лучились, и согревали дорогого для нее собеседника.
Она прошла фронт, работала в секретных отделах, попала под жесточайший обстрел, сильно застудилась и обморозилась, так что врачам полевого госпиталя пришлось неотложно ампутировать ей пальцы на ногах, с тех пор она забыла, как быть женщиной, как носить красивые туфельки, надевать тонкие чулочки, пышные юбочки, красить и кокетливо надувать губки. Длинная прямая юбка, пиджак почти мужского покроя, светлая блузка, неуклюжая походка старили ее не по годам.
Был и у нее когда-то близкий и любимый человек, но война его отняла, а другого судьба не подарила. Сестра с детьми жили в другом городе, Тоня всегда была в курсе событий их жизни, регулярно посылала им в помощь денежные переводы, звонила, готовила подарки ко дню рождений, красиво печатала им надписи на тетрадных обложках, выделяя разным шрифтом фамилию и имя племянника.
Домой, где ее никто не ждал, кроме герани в горшке, которую надо было полить и поговорить с ней о чем-то своем, она всегда возвращалась поздно. Иногда к ней заходили старые друзья - фронтовики и они подолгу засиживались за чаем или еще чем-нибудь более крепким; слушали музыку, пели, читали стихи, рассказывали свежие анекдоты, но в основном разговоры у них были всегда серьезными: о международном положении, о политике, о новых книгах Ю. Бондарева, Г. Бакланова, В. Быкова, о воспоминаниях Маршала Жукова, книгу которого они все долго ждали и надеялись на ее правдивое освещение военного времени.
Она обладала феноменальной зрительной памятью, и раз напечатав стихи, могла повторить их без запинки. Все любили ее за отзывчивость и доброту, уравновешенный характер, спокойствие, которое она выработала в себе за долгие годы, порядок в доме: скатерть, чашки, тарелки и рюмки на столе всегда были безупречно чисты.
День Победы был особенно почитаемым в их компании, тогда еще для снимка на память у центрального входа института собиралось много фронтовиков: от ректора до вахтера, гражданские пиджаки их были увешаны орденами и медалями; студенты в праздничных номерах многотиражки с восторгом и удивлением читали об их судьбах и подвигах, о девочках, которые уходили из девятых-десятых классов на курсы «Молодого бойца» и отправлялись на фронт. Кто- то из их любимых преподавателей был военным переводчиком, кто-то работал на аэродроме, кто-то командовал артиллерийской батареей, кто- то защищал небо, кто-то сутками стоял у операционного стола.
Дим Димыч - преподаватель политэкономии, бывший сапер, был еще красив, жизнерадостен и общителен, у него была крепкая и дружная семья. Он всегда, по привычке, быстро ходил, по-молодому сбегал по лестнице, но в его походке была видна одна особенность: он как-то бережно держал правую руку в черной кожаной перчатке - таким образом, скрывая свой протез.
Сергей Петрович - преподаватель философии - был вдоль и поперек искорежен в глубокой траншее немецким танком (почти по фильму Сергея Бондарчука « Они сражались за Родину»). Когда его из разутюженного окопа достали санитары, он был без сознания, переломанный сверху донизу. Врачи загипсовали его грудь и руки, словно одели на него тяжелый панцирь, под гипсом завелись вши, тело чесалось, горело и ныло, и он, чтобы его охладить, открывал форточку и подставлял себя под струю морозного воздуха, влетавшего в палату. Несколько минут пролетало, как под наркозом, грудь отдыхала, медсестры отгоняли его от окна и мучения продолжались снова.
Голубоглазый весельчак и поэт Сережка о своем одиночестве предпочитал ни с кем не говорить. Кумир нескольких поколений студентов, он читал серьезный предмет и «разбавлял» для сельских девчонок трудные философские определения своими стихами, притчами и рассказами о пережитом. Еще один талант украшал его жизнь - он прекрасно играл на мандолине и, когда Антонина слегла от тяжелой и неизлечимой болезни, он набирал номер ее телефона и играл ей любимые мелодии: «В парке Чаир…», «Мой костер…», «Когда простым и нежным взором» и многое другое. Тоня лежала на кровати и беззвучно плакала от такого сочувствия и дорогого к ней внимания.
Ее друзья-коммунисты все выдержали, вернулись к мирной жизни, но в мыслях продолжали оставаться на войне. Они отрицательно отнеслись к роспуску партии в 1991 году и сдаче партийных билетов, ведь с этими красными книжечками они шли в бой, за эти идеалы сражались, как можно было отречься от прожитой жизни? Когда же эти «верные ленинцы» себе врали, про ум, честь и совесть? Когда предали свои убеждения, да и были ли они у них? Только один из них, заведующий кафедрой научного коммунизма, не мог признать свой путь исторической ошибкой, глубоко переживая эти события, он скоропостижно скончался от инфаркта.
Наступило другое время, в вузе открылись новые факультеты и кафедры, а в машбюро появились Рая и Лиля - молоденькие, симпатичные женщины, окончившие курсы стенографии и машинописи. Подоконник в их отделе украсился цветущими фиалками и целым семейством смешных и колючих кактусят.
Сейчас, пользователям компьютерной печати и не представить всей рутинной технологии работы на машинке. Например, чтобы отпечатать пять экземпляров текста надо было вставить в машинку пять листов бумаги и четыре листа копировки. Черная, синяя, красная копировальная бумага быстро старилась и просвечивала, от бесконечных ударов рвалась лента, соскакивала с катушки, и ее надо было вновь вставлять и пачкать руки. «Шрифт» машинки чистили щеткой со спиртом, тонкой иголочкой выковыривали забитые литеры букв «е», «а», «в». У каждой машинистки были свои секреты исправления ошибок или опечаток. Одна - аккуратно срезала опечатку бритвой с бумаги и, как снайпер, повторяла удар «буква в букву», другая - заклеивала опечатку белым кусочком края почтовой марки. Все были рады, когда позже появился «штрих», им просто закрашивали свою ошибку.
В праздничные дни машинисткам было необходимо снимать каретку с печатной машинки и нести ее в специальную комнату отдела кадров для опечатывания. Не дай Бог, какой-нибудь женщине вздумается печатать листовки - тогда прощай «Советская власть»!
В новом составе машбюро Антонина Степановна осталась за старшую и внимательно наблюдала за молодыми сотрудницами. Они были совсем другими, более свободными и независимыми, обо всем имели свое мнение и не стеснялись его высказывать, говорили на любые темы интимного характера, которые раньше для старшего поколения были неприличными.
Рая, крашеная блондинка, спортсменка, играла в институтской волейбольной команде, недавно развелась с мужем, воспитывала сына - дошкольника, главной целью ее жизни было найти нового кавалера. Влюбляться она могла почти ежедневно и совсем не обращала внимания на то, был ли ее избранник женатым или холостым, придумывала новые сценарии свиданий, делала своему избраннику подарки, устраивала в общежитии, где жила, вечеринки, но серьезных и длительных отношений так ни с кем и не сложилось.
Лиля, недавно приехавшая из провинции, была по натуре стеснительная и робкая женщина, поэтому, как говорится «смотрела в рот» своей начальнице Антонине Степановне и Раисе. Она была замужем, имела трехлетнюю дочь, ее муж работал инженером-энергетиком, часто уезжал в командировки, жили они дружно, скучали в разлуке и берегли свою любовь.
В тот день Рая и Лиля работали без Антонины, то есть без начальственных глаз, и сразу включили электрический чайник, выставили на стол начатую коробку конфет и пряники, решив устроить второй завтрак. У Раисы было хорошее настроение, ее команда на областных соревнованиях шла к победе и душа от радости ходила ходуном. Нерастраченная молодая энергия, готова была перелиться через край. Она напевала знаменитый романс «Соловей» А. Алябьева и как птичка решила взлететь и показать Лильке, что может сделать стойку на голове, благо на работу она пришла в брюках и свитере.
- Не надо, что ты выдумала, вдруг кто-нибудь сейчас войдет к нам, - просила ее Лиля, но Рая выставила стул посередине кабинета, расположилась локтями на его сиденье, сильным движением ног оттолкнулась от пола и встала на голову.
- Алле-гоп - произнесла она и легко спрыгнув, вернулась в прежнее положение.
- Тебе бы в цирке выступать! - с восхищением воскликнула Лиля.
- Давай еще раз покажу этот номер, - горделиво предложила Рая.
- Нет, нет, не надо - со страхом просила Лиля, - но Раю было уже не остановить, и только она снова повторила стойку, как в дверь постучались…
на пороге стоял молодой красивый военный. Рая пошатнулась, офицер успел ее подхватить и они в замешательстве замерли на секунду в объятиях друг друга.
Так началось их знакомство и так Антонина Степановна и Лиля невольно, из рассказов Раисы, стали свидетелями нового увлечения Раисы.
Лейтенант, решивший продолжить свое обучение в вузе на заочном отделении исторического факультета, служил в районном городке в часе езды на электричке от областного центра. Он часто приезжал в гости к счастливой Раисе на субботу и воскресенье, а когда наступало время очередной зимней или летней сессии - все ночные часы принадлежали ей.
Антонина, как старшая по возрасту женщина, предупреждала Раису, что молодой человек может быть женат, что это надо проверить, а потом уже крутить роман, но ее остановить было невозможно никакими советами, это было уже круче стойки на голове или «Соловья» Алябьева, она просто летала от счастья. За вечер могла сшить себе новое летнее платьице, купить у соседки по коридору белые туфельки на высоком каблуке и была готова к выходу на танцы хоть в Дом офицеров, хоть на городскую площадку в парк «Липки».
- Как я люблю песню Сергея Есенина «Чертово колесо,- так бы и закружилась в танце под ее зажигательную мелодию,- мечтательно проговорила Раиса, рассказывая Лиле о последней встрече с Олегом.
- Рая, очнись, как мог написать Есенин о пилотках задремавших солдат!
- У меня на пластинке написано: стихи -Есенина! - упрямо продолжала настаивать Раиса.
- Приди и прочитай - там написано стихи - Евгения Евтушенко, музыка - Арно Бабаджаняна, исполняет - Муслим Магомаев, - возразила ей Лиля.
Ну ладно, не возникай, все равно на букву «Е»! - отшутилась Раиса.
- Как так можно жить? Как можно закончить литфак и быть такой глухой к слову! Как ты только сдавала экзамен по литературе? - укоряла ее Лиля.
Бурный роман с Олегом закончился скандалом. На горизонте развивающихся событий появилась жена, которая угрожала мужу и его любовнице серьезными последствиями, если их связь не прекратится. Расстаться со «звездами» на погонах за аморальное поведение молодому человеку не хотелось, он ретировался, оставив ни с чем горько разочарованную Раису.
Лиля была сделана совсем из другого теста. Так уж повелось в их роду: и у бабки, и у матери муж был только один на всю оставшуюся жизнь. Девчонкой она была привлекательной, среднего роста, шатенка, с серо-зеленоватыми глазами, красивой улыбкой и спокойным уравновешенным характером.
Училась легко, с отличием окончила педагогическое училище, получила диплом учителя начальных классов, но, выйдя замуж, в школе так и не работала. Переехав к мужу в областной центр после вышеозначенных курсов, впервые попала в институт в машбюро. В душе она была поэтом, и мир воспринимала, как художник, видящий в нем свой особый, неповторимый свет, цвет и образ. Она дорисовывала и придумывала окружающих ее людей, придумывала их судьбы, поступки, по-своему объясняла их поведение, была к ним добра и терпелива. В свободную минуту она перепечатывала стихи известных поэтов, собирала листы в особую папку-скоросшиватель, приклеивая туда из газет и журналов печатную графику, как иллюстрации. Пробовала сама сочинять стихи, но никому еще их не показывала. Ей очень хотелось написать свою особенную песню, чтобы она трогала людей за сердце, волновала и долго жила в чьей-нибудь душе, но видимо время ее песни еще не наступило.
С Лилей всегда происходили какие-то истории, может другие люди реагировали бы на них совсем иначе, а она в силу своей тонкой душевной натуры долго переживала и мучилась каким-то незначительным своим или чужим проступком или виной, не могла отказать человеку в любой просьбе и часто исполняла ее себе в ущерб. Провинциальная двадцатидвухлетняя девчонка, впервые попавшая на работу в большой институт, впервые увидевшая «живого» профессора - крупного породистого еврея, или грозного декана, или героя войны - ректора института, от смущения робела и трепетала перед ними. Она не утратила детской особенности краснеть, так что один знакомый однажды прокомментировал:
- При ней и анекдота нельзя рассказать - покраснеет так, что и самому станет неловко. Странная она какая-то, совсем несовременная девушка.
Зато Раиса так и сыпала свежими анекдотами, откуда, что и бралось, и все хохотали над ними, как говорится, до упаду. При Антонине Степановне такие вольности не допускались.
Работы в машбюро, как всегда, было много. У каждой машинки был свой голос: у одной - высокий и звонкий, у другой - глухой и низкий. Они, то говорили друг с другом на повышенных тонах, то, снижая скорость, продолжали общаться в полголоса, или вовсе умолкали на минуту, другую, когда женщины прочитывали очередную порцию текста. Лиля всегда слышала музыку их разговоров, она чувствовала, что от настроения машинистки мелодия бывает грустной или радостной, летящей или ползущей, но кому об этом расскажешь? Засмеют!
Какие только люди не заходили к ним в кабинет с неотложными просьбами. Вечером в конце рабочего дня заглянул студент с выпускного курса, его статью впервые взяли в кафедральный сборник и он должен был ее срочно отдать научному руководителю.
- Лилия Николаевна, выручите, напечатайте, пожалуйста!- попросил он у Лили.
- Не могу, мне в садик за ребенком надо успеть.
- Умоляю, иначе пропаду, сегодня крайний срок. Будет статья, будет дополнительный шанс поступить в аспирантуру! Ну как отказать? Придется задержаться, помочь «утопающему». И так было всегда, то срочно оформлять документы группе студентов и преподавателей, едущих за границу, то печатать доклад для выступления на международном симпозиуме. Она, как могла, отказывалась от внеурочной работы, но все знали ее доброе сердце и всегда находили к нему дорожку.
У одного из проректоров был ужасный почерк, который невозможно было прочитать.
- Извините, я ничего не могу разобрать, что Вы тут написали, почти со слезами сказала Лиля.
- А зачем тогда ты тут сидишь?- грубо спросил проректор, - и положил свой доклад на ее стол.
Видя полное отчаяние Лили, Антонина Степановна пришла к ней на выручку:
- Давай, я отпечатаю, я привыкла к его закорючкам.
Чего только можно было не услышать от заказчиков, один, чтобы добиться ее расположения пустился на неприкрытую лесть, будто бы выступая с сообщением, думать будет только об ее тонких пальчиках, которые печатали доклад.
Ну, уж нет, на такое она никогда не купится!
Лилина семья и родня многое пережили во время войны, поэтому к фронтовикам у нее было особое отношение и она, как могла, помогала им в любом вопросе или просьбе.
Алексей Михайлович, забегавший к Антонине Степановне, воевал под Ленинградом, в болотистой местности, в сырых окопах застудил ноги, и вот в мирной жизни стали проявляться последствия военной поры - отмирали мелкие сосуды на ногах и руках. Он приходил в институт на занятия то с одним забинтованным пальцем, то с другим. Его часто оперировали, но это не спасало, требовалось серьезное длительное лечение в санатории, и вдруг по профилю его болезни в институт пришла горящая путевка. Домашнего телефона у него не было и надо было срочно кого-то послать к нему с сообщением. Обратились к Лиле, как к самой молодой сотруднице, и живущей с ним по соседству.
Район, где стояли их дома, был новым, без дорог, транспортной и телефонной связи. В семидесятые годы так сдавалось жилье, которому все были несказанно рады, хотя бездорожье и торчащая из земли арматура, оставленные цементные обломки и кирпичи требовали проведения от жильцов нескольких субботников.
Лиля, конечно, тут же помчалась выполнять поручение, в это время разразилась гроза, обрушился ливень, спрятаться и переждать ненастье было абсолютно негде, так и появилась она перед Алексеем Михайловичем насквозь промокшая, напрочь испорченных лакированных туфлях, которым так и не успела порадоваться.
- Ну, что Вы, голубушка, так торопились, подождали бы, когда гроза пройдет - волновался Алексей Михайлович.
- Мне сказали, что решить вопрос надо в течение часа, иначе путевку отдадут другому, мне же очень хотелось, чтобы она досталась именно Вам, а дождь меня в дороге случайно догнал, - ответила Лиля.
Алексей Михайлович, прочитав записку и направление в санаторий, отказался от предложения по каким - то своим, одному ему известным причинам.
- Как жаль, что так все сложилось,- сочувственно произнес он , - и Вам из - за меня пришлось столько пройти по бездорожью и под дождем. Он предложил Лиле полотенце и горячего чая, но она вежливо отказалась, так как ее дом был рядом.
После этого случая Алексей Михайлович стал примечать Лилю среди других сотрудников института, познакомился с ее мужем, брал его с собой на рыбалку, угощал шоколадками их дочку, маленькую Иринку, в общем, оказывал им свое расположение и всевозможные знаки внимания. Интересовался, что читает и что пишет Лиля, читал ее первые опусы, советовал ей начать с коротких рассказов для детей. Однажды они в очередной раз разговорились о литературе и она с необычайным волнением поведала ему:
- А ведь я раньше совсем не замечала, что все начинается со слова, никогда не задумывалась над библейской мудростью о том, что в начале было слово.

Вот мое утро. Надо вставать, умываться, завтракать, а я первым делом иду за Словом. Оно для меня оказывается самым важным и необходимым. Иду за словом, которое помогает жить, дает силы и вдохновение на новый день, и новые дела.
Поверьте, я этого раньше не замечала, брала ли утром в руки недочитанную книгу, просматривала ли с утра недописанный мною текст, включала ли радио или телевизор - везде меня в начале встречало слово. Оно как семечко, которое попадает в землю, растет там и развивается, обрастает новыми смыслами, рождает новые образы, наполняет жизнью мою жизнь.
- Как хорошо ты сказала о слове, хорошо, что ты задумываешься об этом, и совсем не зря ты столько времени проводишь за машинкой, верю, что ты в будущем начнешь писать, в тебе есть этот «нерв», который заставит тебя творить.
Вскоре, пройдя по конкурсу, Алексей Михайлович перебрался в какой-то южный институт, где теплый климат и количество солнечных дней в году обещали ему хорошее самочувствие и здоровье.
Придя к ним попрощаться, он подарил Лиле на память печатную машинку «Москва».
- Тебе нужнее, а мои пальцы печатать уже не могут. Пусть она тебе послужит, может, еще и напишешь рассказ о нашем времени и о себе…

Владимир

 

"Наша улица” №260 (7) июль 2021

 

 

 
 
kuvaldin-yuriy@mail.ru Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве
   
адрес в интернете
(официальный
сайт)
http://kuvaldn-nu.narod.ru/