Ирина Оснач “Путеводитель” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Ирина Оснач родилась 24 ноября 1965 года на севере Камчатки, где долгая зима, короткое лето, сопки и тундра. Родители Ирины - из поколения советских романтиков, приехавших осваивать Дальний Восток. Ирина Оснач училась на семинаре прозы А. Е. Рекемчука в Литинституте. Потом на перекрестке (остаться в Москве или вернуться на Камчатку) выбрала «вернуться на Камчатку». Работала в областной газете, много писала и была одним из известных журналистов Камчатки. Теперь живет в Подмосковном Красногорске. Автор повестей и рассказов, которые публиковались в альманахе «Камчатка», журналах  «Юность» и «Дальний Восток», антологии камчатской современной литературы «Земля над океаном», альманахе «Пятью пять», журнале «Наша молодёжь», международном литературном альманахе «Особняк», «Независимой газете». Рассказы Ирины переводились на болгарский язык, вошли в лонг-листы международного Волошинского конкурса и литературной премии им. О. Генри «Дары волхвов». В сентябре 2018 года стала дипломантом XVI Международного литературного Волошинского Конкурса.
В "Нашей улице" публикуется с №226 (9) сентябрь 2018.

вернуться
на главную
страницу

Ирина Оснач

ПУТЕВОДИТЕЛЬ

рассказ

- Это Павлина! Павлина!
- Вас плохо слышно…
- Это Павлина!
- Павлина Михайловна? Плохо слышно, давайте, я вам перезвоню!
- Не надо, слушай меня! Его только что на улице сбила машина!

Звонок был ночной, я слушала голос в мобильном, и не могла сообразить - кого сбила машина.
- Скорая увезла. Мне сказали адрес. Вот, запиши… Но сказали - в реанимацию везут. И нехорошо так сказали про реанимацию…
- Подождите, Павлина Михайловна, - я проснулась. - Родя - в реанимации?
- Его машина сбила. В реанимации. А кому мне еще звонить?
Павлина - соседка Роди, Родиона, Родиона Германовича. Родя мне - не родственник, и не друг. Знакомый моих родителей, доставшийся от них мне по наследству.
Бестолковый Родя с острова Врангеля. Родион, обитатель африканского города Кейптауна. Родион Германович с Чертановской улицы в Москве.

***
Мы прожили на острове Врангеля, или как говорили мои родители, «на Врангеля», не так уж и долго. Северный Ледовитый океан, белые медведи, почти все время - арктическая ночь, мороз, сугробы. Мне было тогда лет пять. Потом уехали на Камчатку, и остров Врангеля был бы вытеснен из памяти новыми впечатлениями, стерт, как набросок карандашом, если бы не Родя.

У нас на кухне Родя появился вечером. Отец увидел его на улице, остановился, уж очень неприкаянный вид был у этого первого встречного, и привел его накормить.
Высокий, тощий, с лицом, на котором все время радостное изумление. Вязаная шапочка, тельняшка, на тельняшке болталась огромная безрукавка, трико. Одежда была разного размера.
Как Родня оказался на острове Врангеля и что там делал? Мои родители предположили, что увязался с геологами. Но что значит - увязался? А как же погранзона, попасть в которую можно только по спецпропуску, да еще пройти строжайший паспортный контроль? Это был первый непостижимый здравому смыслу трюк, ухищрение, кунштюк и параллель Роди.

На ужин были макароны по-флотски, нелюбимые мной. Родя съел всю кастрюлю с восторгом и благодарностью. Я смотрела на гостя с изумлением.
Потом мама готовила котлеты, пельмени, оладушки с учетом того, что Родя может прийти в гости. И он приходил, ел с большим аппетитом. Засиживался допоздна. Когда меня укладывали спать, с кухни слышался голос Роди:
- В лесу опытный следопыт видит все зарубки, следы… Мы не замечаем… Но если проложить дорогу, путь для остальных… Указать путь… Закономерности… Другое время…

Вторым трюком Роди было то, как он ускользал от тех, кому не следовало попадаться на глаза: от пограничников, военных… Как он это делал в маленьком поселке на небольшом острове? Загадка. Такая же, как и то, зачем Роде был нужен остров Врангеля. Он бормотал что-то непонятное про параллели, вихри, разницу во времени, испытательную площадку, которую он сделал неподалеку от поселка. Из всего этого была понятна только разница во времени - когда в Москве, где жила мамина сестра Вера, день, у нас, на Врангеля, ночь. А мама тревожилась, что на Родю нападут белые медведи, бродившие окрест поселка.
Говорил Родя и о каких-то своих исследованиях.
- Что может исследовать мальчишка? - недоумевала мама. - Он что, ученый, какие-то научные опыты проводит?
- Кто его знает… - пожимал плечами отец. - Я видел, как он за поселком какие-то антенны ставит… Почему мальчишка? Как ты думаешь, сколько ему лет?
- Понятия не имею! Лицо мальчишеское…Такие и в старости вечные мальчики…

Таким же таинственным образом, как и появился, Родя исчез с острова. Пропал, и все тут. Не пришел ужинать. А когда отец не поленился и пошел посмотреть испытательную площадку Роди - пусто, антенны там будто никогда и не стояли. Если бы на Родю напал белый медведь, именно этого опасались родители, вряд ли бы медведь тронул антенны. Может, его задержали пограничники, они и антенны забрали?

Недоумевали, тревожились, пока не получили открытку из Магадана. «Здесь хорошо и добрые люди», - сообщал Родя.
Потом Родя прислал открытку из Архангельска.
- Вот парня судьба мотает, из одного конца страны в другой, - удивлялся отец.

Открытка из Батуми. Там тоже было хорошо. Бандероль из Львова с двумя книгами - мне. Ко мне Родя был всегда внимателен, еще на Врангеля он приносил мне какие-то замысловатые веточки, камешки... Книжечки, присланные из Львова, были чешские, с гномами и крохотными домиками.

Прислал и надолго пропал. Мы и забыли о нем. Родя напомнил о себе, когда мне было лет десять. Мы тогда жили на севере Камчатки, у отца был отпуск, мы ехали на юг и остановились у маминой сестры в Москве. Тетя Вера нашла в почтовом ящике диковинную открытку - с множеством почтовых марок и штемпелей, из-за которых половину текста на открытке разобрать было невозможно. Поняли одно: открытка от Роди. Родя в Кейптауне. А Кейптаун - тут тетя принесла красивую и большую книгу, атлас мира, искала-листала, показала на юг Африки:
- Вот где Кейптаун!
Как Родя узнал адрес тети Веры, и что мы в это время будем у нее? И как же почта, которая тогда вытворяла, что хотела?

***
Блуждания Роди завершились в Москве, Чертанове. Может, он и блуждал еще, но на открытках и бандеролях с книгами обратным адресом значилась улица Чертановская.
В очередной отпуск решили проведать Родю.
Его сестра, тощая, высокая и морщинистая, приветствовала нашу семью в микроскопической прихожей. Всюду на полках и полу книги. Родя, всё такой же вечный мальчишка, повел нас в свою комнату. Колченогий столик, на который родители положили камчатские гостинцы, перевернулся. Мы сели на топчан, и я угодила в диванный пролежень, ямку.
Прощаясь, он подарил мне чемоданчик с мелками пастели, диковинную тогда вещь. На чемоданчике родители потом нашли оттиск, что пастель швейцарская. И книжку о китах, изданную в Мюнхене. Книга была на немецком, который я не знала. Но в ней было много прекрасных фотографий, подписи под которыми я с грехом пополам перевела, догадалась. И нарисовала океан, скалы и огромный хвост кита. С тех пор я и стала рисовать.

***
Прошла одна моя жизнь. Мы переехали в Петропавловск-Камчатский. От прежней жизни остались осколки: сапоги-торбаза из оленьей шкуры, украшенные бисером, в которых отец ходил зимой на охоту, связка книг, среди которых были книги с гномами и китами…

Я ждала ребенка и полетела в Москву на выставку - там были три мои картины.
До открытия был целый день, я поехала к Роде в Чертаново.
Вышла из метро и удивилась тому, что я все помню - и дома, и пруд, и дорогу через небольшой парк.
Родя, все с тем же лицом вечного ребенка, заплакал, обнял меня и погладил по голове, потом приложил ладонь к моему животу, расплылся в улыбке.
Он похоронил сестру, книг прибыло, в квартире и вовсе нельзя было протиснуться, чтобы не задеть стопки с книгами и не обрушить их.
Я привезла ему в подарок небольшую картину: морское побережье, на котором причудливые стволы деревьев, которыми океан играл-крутил-солил-обкатывал, а потом выбросил на берег. Родя восхищался так, будто никогда в жизни не видел картины лучше. Надевал очки, рассматривал вблизи, снимал очки, ставил на диван, ахал, охал…
- А где антенны? - спросила я.
- Я теперь без них обхожусь. Раньше не мог, а теперь вижу все зарубки, все пути!
Он подарил мне две книги о том, какая хитрая штука - время, и о том, как выращивать розы, ирисы и маки.
- У меня нет дачи!
- Будет. Всему свое время. Время разное, параллельное, и знаешь, параллелей множество! Я был в двух параллелях, легко, каждый сможет. А в другое время труднее, без путеводителя не попадешь. А ты рисуй, рисуй, в этом тоже разгадка.

Какая разгадка - не сказал.
Две моих картины были отмечены на выставке.

Свиделись мы и в новое время, в моей третьей жизни. Я привезла Роде показать свою пятилетнюю дочь. Он восторгался так, будто никогда не видел детей. Подарил дочке пыльную и замызганную книгу о жизни эльфов.
- Уже скоро… - он говорил так, будто я понимаю, о чем речь, - но нужно сделать вид, чтобы все поверили. Ты не бойся, ничего не случится, нужно сделать вид… А потом ты разгадаешь, поймешь…
В метро дочка выпросила глянуть на книгу одним глазком. Открыли ее - а там роскошная иллюстрация на две страницы с кавалькадой дам и рыцарей. Мы отдали книгу в реставрацию, там удивились - книга редкая, старинная, написана вручную монахом из французского аббатства.

***
Утром я пошла в маленькую церковь неподалеку от дома. Никаких молитв я не знала, постояла у икон, поставила свечку и помолилась своими словами - чтобы Родя был жив.

Но Родя, как я потом узнала от Павлины, до реанимации не доехал, умер.
Мы встретились у морга больницы: соседка Павлина, несколько незнакомых мне мужчин и женщина. Про женщину Павлина сказала мне, что дальняя родственница, она-то и претендует на квартиру и имущество. Павлина так и сказала - «имущество», скорее всего, повторила слова этой родственницы, мы же с Павлиной знали, что все имущество Роди - старая мебель и книги.

Тело выдали, погрузили в катафалк. Мы приехали на кладбище, нас повели к уже выкопанной могиле, потом все по очереди подходили, нагибались к Роде и вздыхали. Мы с Павлиной тоже кинули по горсти земли, и пошли к автобусу - родственница позвала помянуть Родю.
Рядом со мной за поминальным столом сидел Федя, как он сказал о себе, бывший наркомам и нынешний хиппи. Он долго рассказывал мне, как помог ему Родя, как он звонил, приезжал и тревожился, когда у Феди была ломка.
Теперь Федя обрел покой, живет во Вьетнаме, изредка приезжает в Москву, чтобы продать коврики и сумки из стеблей лотоса, которые вместе с вьетнамками плетет на своей мини-фабрике.
- Чем помогал Родя? - не поняла я.
- Душой. Он тратил себя, очень тратил…
Федя принялся рассказывать, как работает его фабрика, когда чуть не перед моим лицом затрясла пятерней Родина родственница. Оказывается, ей нужно было со мной поговорить с глазу на глаз.

Говорила витиевато. Ей известно, что Родя дружил с моими родителями, и что я тоже… Вот и соседка его, Павлина Михайловна… Всякое благое дело следует отблагодарить… Стесняться не нужно, может быть, что-то из вещей…
- Мне не нужно.
- Поймите меня правильно, это старье мы выкинем… кому оно нужно… Что-то на память…
- Вот те книги и тетради, что на полке.
- На этой полке? - уточнила она. - И всё?
- Всё.

***
После у меня разладилось. Что именно, понять я не могла. Уже и март наступил, и лед растаял, и солнце весеннее светит. А кошки на душе скребут. Позвонила Павлина, позвала на сорок дней.
- Отпускай ты его, - советовала Павлина.
- Да я не держу. И не думаю. Но… не могу объяснить… Депрессия, наверное, после зимы.
Мы сидели на кухне Павлины. Уже выпили по три рюмочки водки, настоянной на рябине, теперь пили шиповнический чай, как называла его Павлина.
- Квартиру Роди почистили, пустая стоит… Весь хлам на помойку вынесли. Для кого хлам, а для кого память.
Вот кружка эта, видишь, какая красивая, с Жар-птицей. Она с трещиной, а я держу, не выкидываю, хотя примета есть, что ущербная посуда в доме к раздору… А с кем мне ругаться, одна я, одна теперь… А кружку мне когда-то муж подарил…
Видишь, крымская открытка у меня на стене. Мы тогда в Крыму отдыхали, наотдыхались с мужем так, что я беременная в Москву вернулась. Смотрю и вспоминаю - Крым, виноград, как мы пахли солнцем…
А Родю отпустить надо. Ты не просто отпускай - мол, уходи, не буду и вспоминать, и все тут! Для того чтобы выдохнуть, надо сначала вдохнуть. Вот и вдохни, вспоминай, еще вспоминай…

Разве я держала Родю? Если что и связывало - паутинки, порвать легче легкого. А вспоминать, что вспоминать-то? Остров Врангеля? Его открытки, книги?
В пакете, который мне дала Родина родственница, были тетрадки с какими-то кругами, схемами. И дешевый путеводитель-карта по Кейптауну, потрепанный и сложенный второпях, будто Родя раскрыл карту, но тут налетел ветер…
Записи в тетрадках я не смогла понять. Не разобрался в них и знакомый преподаватель из физтеха. Иногда, когда мне кажется, что вот-вот, и я догадаюсь, пойму, отгадаю загадки Роди, его зарубки на деревьях в дремучем лесу, я открываю путеводитель Кейптауна, всматриваюсь в линии улиц, крестики и кружочки карандашом, которые сделал Родя. Но никакого ветерка, ветра, вихря - до поры, до времени, когда меня закружит, подхватит, унесет в те самые параллели, куда перенесся Родя.

“Наша улица” №263 (10) октябрь 2021