Татьяна Озерова “Мама, где вчера?” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

МАМА, ГДЕ ВЧЕРА?

рассказ

- Мама, а где вчера? - как-то спросил меня маленький сын. А где это «вчера»? Одно растворилось и бесследно исчезло во времени и пространстве, другое навечно сохранилось в памяти и живет в душе ярким непотухающим событием, его не отдаляют от меня прошедшие годы и все как будто было вчера…
Прожив длинную жизнь и размышляя о ней, понимаешь и веруешь, что в начале было слово…
О, мое любимое море поэзии, твои волны подступали ко мне прямо к сердцу и, казалось, что моя жизнь проживалась по твоим памятным строчкам: и белел вдалеке одинокий парус, и плыл мой кораблик, и плакала девочка, у которой улетел шарик,  и большой ветер нападал на мой остров.
А когда наступила пора зрелости и на моем столе загорелась свеча, и моя жизнь качнулась вправо, качнувшись влево, когда скрипка рассказала, как больно смычку и струнам от музыки, которую выдают за любовь, и во времена неизбежных потерь запела для меня девушка в церковном хоре.
Так вот, поговорим о вчера.
Утро. На затуманенном окне стояла стеклянная ваза с садовыми ромашками. Тончайшая акварельная композиция  манила меня тут же взяться за кисть, хотелось поймать и сохранить на листе эту чистоту света, сохранить мгновение моей жизни и жизни букета. Писала натюрморт, но той нежности мне передать не удалось, а желание добиться совершенства осталось до сих пор нереализованным, поэтому постоянно продолжаю искать его в слове и цвете.
На выставке прикладного искусства чего только не увидишь: керамику, изделия из металла и дерева. Молодой парень - резчик представил несколько деревянных скульптур и тут же на глазах у посетителей продолжал работать над скульптурой девушки, кропотливо вырезая локон за локоном на ее голове. Потом вышел покурить трубочку. В голубых глазах художника отражалось небо и ещё какая-то неразгаданная тайна его задумки, которой он жил каждую минуту, даже отдыхая от работы, он весь еще был там с нею, с ее улыбкой и локонами. Искусство - это мечта о счастье, к которому человек стремится всю жизнь.
За городом у владимирцев есть любимый родник. Кто хоть раз отведал его воды, тот будет постоянно приезжать к этому источнику. Чай  в этой воде заваривается ароматный и золотистый, не чернеет и не покрывается пленкой. К роднику всегда стоит очередь, многие  приезжают на машинах издалека с большим количеством канистр, бутылей и фляг. Мы с сыном приехали за водой накануне 23 февраля. В тот день над нами тихо кружился небольшой снежок, серое небо с темными тучами низко висело над оврагом и лестница, спускавшаяся к роднику, была полна народа.   Впереди нас стояли молодой, крепкий парень, прошедший Афган (узнали из разговора) и седой старик, переживший великую войну.
- С праздником, дед! - бодро кричит ему парень, наклоняясь к его уху .
- Рано ещё меня поздравлять, - ворчливо, себе под нос отвечает старик.
- Как рано? Праздник-то сегодня!
- Какой?
- Сретенье Господне!
- Я их не признаю, - говорит дед… Я думал ты меня с Днем Советской
Армии поздравляешь…
Как все поменялось. Раньше бы старец говорил комсомольцу о Сретенье, а молодой  бы отвечал, что не знает такого праздника. Вот какие изменения уместились во времени моей жизни. Одному поколению война дала веру, а у другого поколения война ее отняла. Вот жизнь и рассуди их.
Глобализация. И что это за слово такое, что под этим понимает и чувствует каждый человек в современном мире? Вот вам пример этой самой глобализации.  В центре России на одной автобусной остановке сидят три простых женщины и говорят об урожае морковки и свеклы, о ранних сентябрьских заморозках, потом плавно переводят разговор на детей и внуков. Они теперь проживают в Южной Америке, Канаде, Германии, они учились там и остались жить, строят себе дома, покупают квартиры, и все это происходит так буднично и привычно, никто не скрывает этого выбора своих родных: просто уехали, просто там живут. И где теперь будет их родина? Как писал Лев Николаевич: «Всё смешалось в доме Облонских».
Осенний базар, урожайный год, приходи к нам, Борис Михайлович Кустодиев, и пиши яблочные ряды во Владимире. Бабы - торговки такие же яркие, как и на его картинах, и гармонист оказался рядом в четверговый базарный день. Гармонь заливается, бабы улыбаются, кто-то даже приплясывает в такт зажигательной мелодии. Русь-матушка не изменяет себе в чувствах, всех гармонь прошибает до сердца. Стою, не налюбуюсь, не понимаю, в каком веке живу. Как тут я очутилась среди кустодиевских и куликовских героев.
Вышла с базара счастливая, а у ворот другой гармонист сидит меха растягивает, как свою душу распахивает перед народом. И не отойти от него, стоишь как вкопанная, а слезы сами катятся, на душе столько боли и тревог накопилось, что только задень, пронзи грустной мелодией, так и застонет, перельется душа через край, так и потекут ручьем слезы.
Конец ноября, а земля стоит без снега, мороз уже сковал озеро, речки и пруды, стылая земля грубыми слепками человеческих следов  топорщится на дороге, замерзшая, пожухлая трава кое-где устилает ее по обочинам и почти седыми прядями от инея торчит у кустов и деревьев. Дни стоят серые, короткие, а утро и вечер кажутся бесконечно длинными, темными и скучными.    
В такие дни болеть и оставаться дома одной - сплошное наказание. Родители на работе, старший брат в школе, а ты в постели. Читать книгу быстро устаешь - болит голова, телевизоров и мобильников нет еще и в помине, возьмешь в руки тряпичную куклу, а они так слабы, что сразу ложатся на одеяло и лежат вяло и неподвижно, как и мысли в детской голове.
Брат, вернувшись из школы, увидев мои потухшие глаза, решил поднять мне настроение и устроить праздник - блинный день. Он перетащил из кухни керосинку, поставил ее на табуретку перед кроватью, разогрел  чугунную сковородку, размешал в воде муку  и яйцо, добавил соли и начал передо мной печь блины.
Каждый блин был со своей присказкой или короткой сказкой, которая заставляла меня его съесть: «В некотором царстве, в некотором государстве жил - был царь. Любил он блины печь и угощать ими своих родных, а кто сказку дальше будет слушать, тот этот блин должен обязательно скушать»! Следующий  блин он превратил в маску - откусив из него кусочки, тем самым, сделав отверстия для глаз и рта. Он подносил к лицу еще горячий блин и смотрел на меня в дырочки, потом высовывал язык и мы так громко и дружно хохотали, что о болезни я совсем забыла, и унылый день превратился в незабываемый праздник детства.
Вспомню и двоюродного брата Бориса  - последнего бабушкиного внука. Она назвала его в честь своего младшего сына, без вести пропавшего на войне в 1941 году, ему было в то время девятнадцать лет. Наш Борька, как поется в песне, жил за себя и за того парня,  был высоким, красивым и обаятельным, наделенным от природы многими талантами: превосходно играл на баяне, пианино, писал стихи, рисовал, занимался скульптурной резьбой по дереву.
Детство наше прошло в одном дворе, в одной школе, на одной сцене, где мы читали стихи, играли на музыкальных инструментах в оркестре, пели в хоре и даже солировали.
Послевоенное время было у всех незабываемым, потому что мы были всегда в коллективном действии, творчестве,  игре, мы продолжали «сражаться с немцами» и постоянно играли в «войнушку». Мы пилили из досок пистолеты-пулеметы Шпагина, знакомые по фильмам о войне - ППШ, прибивали к ним пустые консервные банки вместо барабанного магазина для патронов, привязывали ремни. Вооружившись, таким образом, мы делились на русских и немцев, зимой строили ледяные крепости, а летом сидели в засаде в густых ивовых зарослях, или в высохших канавах, которые казались нам настоящими окопами, брали « языка», вели переговоры, лечили и перевязывали раненых, побеждали врагов и водружали красное знамя на воротах родного дома. Мы продолжали защищать свою Родину.
А какой безграничный простор был для наших фантазий и действий: улицы и дворы старинного города, утопающие в густой зелени, средневековые валы, сохранившиеся в центре, прекрасная архитектура торговых рядов Х1Х века, каменные особняки и деревянные постройки. Все это сказочное пространство было нашим, хорошо изученным до последнего закоулочка и подвала, где продолжались игры в сыщиков-разбойников, найди клад и бесконечные любимые всеми прятки. Какая компьютерная игра может сравниться с живой реальностью, где проявляется твоя выдумка, воля, терпение, взаимовыручка и дружба на всю жизнь.
Борька рос без отца, поэтому все мужские обязанности по дому легли на его плечи, но это дало ему раннее взросление, умение самому заработать копейку. На его велосипеде  я впервые каталась по улице, на его мотоцикле впервые ехала с ним к друзьям в деревню за вишней, на его «жигулях» мы путешествовали по родному краю, открывая заповедные места истории и культуры.  И главное, Борис был гостеприимным хозяином, продолжателем традиций нашего рода.
Зимние студенческие каникулы и мы все  съезжаемся под крышу дома своего из Питера, Ярославля, Владимира. Столько у всех новостей: новых музыкальных пристрастий, новых книг и фильмов, все это бурно обсуждается, а вечерами у горящей печки собираемся и поем под гитару любимого Окуджаву, читаем стихи Евтушенко, слушаем записи «Битлз».
Днем собираемся на лыжную прогулку, но пока ищем лыжи для меня, время уходит. Наконец, снарядились и отправились в путь через озеро на тот берег. Борис привычно идет первым, останавливаясь и поджидая меня, заботливо оглядывая, все ли в порядке, не отморожен ли мой нос. Идти за ним легко и не страшно, хотя встречаются глубокие ледовые трещины, и мы осторожно переезжаем их, с опасением взглянув на темный, мерцающий блеск воды под нашими лыжами. Вечереет, нам надо возвращаться в город.  С противоположного берега он кажется сверкающей строчкой, вышитой разноцветным бисером на суровом льняном полотне. В сиреневых сумерках ярко зажглись огоньки домов и уличных фонарей. Белые столбы дыма над крышами, казалось, неподвижно висели в морозном воздухе, а над нашими головами проступили звезды - неповторимая красота малой родины. До дома добираться всегда легче, там ждет нас тепло и горячий вкусный ужин, приготовленный любимой тетушкой.
Он оставил нам музыкальные записи и книги стихов, оставил нам возрожденный дом нашего детства со стеной фотографий родных и близких нам людей. В этих снимках он сумел сохранить время наших встреч и говорил, что когда-нибудь кто-то и нас будет разглядывать и удивляться нашей жизни.
В доме с бабушкиных времен всегда жил кот по имени Василий.
- Как это всегда? - спросите вы. Года пролетали, один кот сменял другого, но он всегда оставался Василием, как в его стихотворении «Разговор»

Откудрявилось лето,
Васька просится в дом.
- Что, тепла больше нету?
- А давай-ка нальем…
- Жизнь, Василий, такая…
Осень чуешь? Ага..
Вон как лист облетает,
Там, глядишь и снега.
Все пропали подруги,
Ни твоих, ни моих,
Нам бы только под вьюги
Не замерзнуть без них.
- Мы на это, брат, ходки,
Слышишь, Вась, мы пока…
Да-а, налью ещё водки,
А ему молока.
Кот мяукнул, лакая,
А потом вдруг сказал:
- Вот ведь жизнь-то какая,
И усы облизал.

Уехав из дома детства, каждый прошел свои университеты, обзавелся семьей и уже следующие поколения - дети и внуки влюбляются в этот город, озеро, наш дом и его историю.
Перефразируя Михаила Луконина можно сказать, что если бы в мае прошлого года, мы бы с братом поменялись местами, он сейчас обо мне написал бы вот это, а он написал мне напутствие:

Ты будь добра, пиши, моя сестрица,
И не безмолвствуй, глядя на меня.
Твоей душе начертано делиться
Стихом ли, прозой благостного дня.

Вот эти благостные дни жизни я  и вспоминаю…
Наивность детских вопросов иногда ранит, но потом понимаешь, что они рождаются не только из любопытства, но и страха за тебя, боязни тебя потерять. Так пятилетняя внучка спрашивает:
- Бабушка, а когда ты умрешь?
- Этого никто не знает, но я пока еще не хочу умирать. Она в ответ молчит, глубоко вздыхает и медленно говорит:
- И я тоже не хочу умирать.
Время ухода в иной мир нам неизвестно, но бывают такие «вчера», когда «сегодня» для нас могло бы и не быть.
Первое прощание с жизнью я пережила в пионерском лагере.
Лагерь располагался в бывшей помещичьей усадьбе на берегу глубокой с сильным течением реки Унжи, поэтому купаться разрешали только старшему отряду и тем, кто умел плавать. Рядом всегда дежурил физрук и воспитатели, наблюдавшие за порядком. В речку заходили по очереди сначала мальчишки, потом по звуку горна - девчонки. Вышедшие на берег ребята начали бегать, прыгать на одной ноге, наклонив голову, приговаривая обычную присказку : «Баушка, ушка, ушка, вылей воду из ушка!». Я уже подходила к реке, как вдруг получила резкий толчок в спину и полетела с крутого берега в речку. Витька Смирнов, скакавший рядом, случайно толкнул меня плечом и сам чуть не полетел вслед за мной.
Плавала я хорошо, но от неожиданности растерялась и стала захлебываться. Выныривая, я смотрела на небо и почему-то прощалась с мамой, думала, что больше никогда ее не увижу, потом снова уходило под воду, отталкивалась от песчаного дна и опять всплывала, и опять видела небо, как будто в последний раз. Не помню, кто меня спасал и как я пришла в себя, помню только свое мысленное расставание с жизнью, такое нелепое, когда ярко светило солнце и сверкало над головой безоблачное голубое небо…
С ранних лет я умела носить воду на коромысле, а это было не просто, так как надо удерживать равновесие ведер, чтобы они не раскачивались и вода не расплескивалась. Горжусь, что до сих пор не потеряла этот навык, приобретенный в детские годы.
В тот теплый мартовский день я, как обычно, отправилась на ключ с двумя ведрами и коромыслом на плече. Постояла минуту, другую с одноклассницей, поговорив о том и о сем, перешла через дорогу к большому громовскому дому, так  у нас в городе Галиче назывался  красивый, трехэтажный особняк купца Громова, построенный в стиле классицизма по преданию еще пленными французами после войны 1812 года. Особняк этот занимал важное место, соединяя центральную улицу Свободы и площадь Революции. Здесь в 1917 году была провозглашена советская власть. Мы жили в доме напротив и детские глаза навсегда запомнили его красоту и строгость архитектурных линий, плакаты и электрические гирлянды украшений к праздникам. Так и казалось нам в детстве, что праздник на нашей улице начинался с этого дома.
Весна, оттепель, легкость и невесомость походки в ранней юности, когда ты ничем не обременен и будущая жизнь представляется счастливой и беззаботной, как веселая песенка из любимого фильма.  Шагаю по дорожке у громовского дома, и вдруг, слышу над собой нарастающий шум чего-то сползающего сверху, и буквально перед моим носом обрушивается с подтаявшей крыши огромный снежно-ледяной сугроб, обдавая меня порывом ветра и ледяной пылью. От неожиданности и страха я съеживаюсь и плюхаюсь на землю. Не потеряй я на разговор с подружкой ту минуту, она могла бы изменить или отнять мою жизнь.
От маяты душевных ран не спрячешься ни в музыку, ни в поэзию, ни в живопись, поэтому иногда мысленно возвращаешься в счастливый вчерашний день. Захотелось порадовать маленьких внучек (четырех и двух лет) поездкой к морю, увидеть, как они, ограниченные пространством двора и дома, впервые увидят его, как почувствуют кожей  синь и даль горизонта. Старшая села и стала строить из песка горку, младшая, как самолетик, расправив ручки и чуть отведя их назад, полетела без остановки по гладкому, отполированному водой, твердому песчаному берегу, потом свернула к воде и встреча с волною в белых барашках привела ее в неописуемый восторг. Когда волны стали захлестывать, попадая брызгами в нос, уши и рот, тут уж пришлось подхватить ее под ручки и приподнимать  над каждой волной, словно поиграть с ними в догоняшки. Внучка так заразительно хохотала, что вызывала у людей ответные улыбки и смех.
Старшая пошла в море с отцом и когда ноги почувствовали, что дна нет, а надувной спасательный круг держит ее в невесомости, она радостно закричала:
- Папа, смотри - я лечу!
Девчонок можно было увезти с моря только силой, завернув их в большие полотенца и взяв на руки. Всю обратную дорогу старшая пела: «Где оно море, где?»
Так впервые встречается маленький человек с морем, так впитывает в себя бесконечность пространства, так выводит свою формулу жизни: я всегда был в этом мире и всегда буду.

Владимир

"Наша улица” №263 (10) октябрь 2021