Александр Кирнос “Армянский коньяк, или Недостаток
сивушных масел в организме" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Александр Ефимович Кирнос родился 7 августа 1941 года в городе Козловка Чувашской СССР. Окончил Ленинградскую Военно-Медицинскую Академию в 1964 году. В армии и после демобилизации до 2000 года работал врачом-хирургом. Печатался в журналах и альманахах России и Израиля, в 1993 году вышел сборник стихов "Дорога к Храму". Автор «Нашей улицы». В 2012 году в издательстве «Зебра Е» вышла книга повестей и рассказов «Тыча». В "Нашей улице" публикуется с № 98 (1) январь 2008

вернуться
на главную страницу

Александр Кирнос

АРМЯНСКИЙ КОНЬЯК, или
НЕДОСТАТОК
СИВУШНЫХ МАСЕЛ В ОРГАНИЗМЕ

рассказ

- «Всё-таки, Васин уникальный больной, – думал Сонин по дороге в госпиталь, куда он поехал навестить Васина. – Чем старательнее он заботится о своём здоровье, тем больше болеет».
Васин озаботился состоянием своего здоровья после того, как получил ожог ягодиц во время спора с Алтуховым. Оказалось, что спор был вовсе не дурацким. Вернее, не совсем дурацким. У Васина выросла дочь, которую он любил не меньше, чем самолёты и запах бензина. Дочь взрослела, и до поры до времени этот факт никак не влиял на его жизнь и привычки.  Ежедневно после завершения полётов и проведения послеполётного ТО он выкуривал сигарету, дозаправлял бак своего «ИЖа» бензином, а фляжку спиртом и ехал домой. Пил он регулярно, точнее, систематически, по будням ежедневно перед сном, в выходные перед обедом, а в праздники столько, сколько душа просила. При этом Василий Георгиевич пьяницей себя не считал, ведь он уже четверть века служил в авиации, другой жизни себе не представлял и спирт был органической составной частью этой жизни. А алкаши – это те, кто, дорвавшись до дармового спирта, становились беспредельщиками, присасывались к фляжке, как младенец к титьке, ну и спивались в хлам за пару лет. Воспитание, комсомольские и партийные собрания, дружеские зуботычины, слёзы жён, угроза увольнения – всё оказывалось бесполезным, и если человеку на роду было написано спиться, то он и спивался.  Василий Георгиевич ничего не знал о дарвинизме, алкоголь-дегидрогеназе и концепциях психологов венской школы, он был стихийным поборником естественного отбора и считал, что жизнь, а точнее, такая её разновидность, как служба в авиации, сама всё расставит по своим местам:  у кого цели высокие, тот и будет служить небу, а для кого главное – фляжка, тот получит своё и очистит от грешного присутствия аэродром, который несомненно был алтарём грозного божества – невыразимо прекрасного и таинственного Неба.
В то время в гарнизоне никто не слышал о сыновьях брата пророка Моисея – Аарона, которые, будучи допущены отцом к служению в храме, по дошедшим из седой древности непроверенным слухам пытались совмещать службу в святая святых храма с выпивкой, то есть поклонялись одновременно и Элокиму и Бахусу, ну и сгорели в один прекрасный день синим пламенем. Когда их отец зашёл в святая святых, то вместо сыновей он нашёл только горстку пепла.
Васин тоже был близок к такому же наказанию, но всё-таки спор с Алтуховым был просто шуткой, пусть и дурацкой, но шуткой, и к самому священнодействию, то есть к обслуживанию самолётов отношения не имел, вот он и уцелел, а то, что пострадала именно филейная часть тела, так это естественно, в детстве, когда он шкодничал, от отца доставалось тоже именно этой укромно укрытой от посторонних взоров части.
В общем поспорил Васин с Алтуховым на бутылку армянского коньяка именно потому, что повзрослевшая дочь однажды с презрением посмотрела на его фляжку с «массандрой», да ещё и припечатала: – «Господи, папа, как ты можешь пить эту гадость». Василий Георгиевич пытался отшутиться, объяснив дочке, что «массандра» – это благородный напиток, чистейший ректификованный спирт, разведенный строго пятьдесят на пятьдесят, а гадость – «гамырра», поскольку это тридцатипроцентный технический спирт, приготовленный то ли из опилок, то ли из нефти. Есть ещё ликёр «шасси», который готовят из тормозной жидкости, пропуская её через противогазную коробку, но с тех пор, как он стал техником звена, он пьёт только «массандру», которая даст сто очков вперёд любой водке, хоть московской, хоть столичной. Он даже вспомнил о попытках, предпринятых в послевоенные годы начальством из Главпура, которое стремясь искоренить пьянство в авиации, решилось покуситься на святое и добилось замены в антиоблединительных системах самолётов чистейшего пшеничного спирта на гидролизный.
Кончилось это начинание бесславно, поскольку, как вскоре выяснилось, у лётчиков почему-то резко возросли жалобы на головные боли и повышенную утомляемость, что угрожало безопасности полётов. Армейские санитарно-гигиенические лаборатории тщательно изучали состав воздуха в кабинах самолётов до и после полётов, до и после включения антиоблединительных систем. Было выявлено мизерное повышение количества паров альдегидов во вдыхаемом воздухе по сравнению с применением ректификованного спирта. Это повышение было значительно ниже уровней ПДК, но лётчики продолжали жаловаться, а самолёты, хоть и редко, но всё же падали. А так как каждая авария, не говоря уже о катастрофе, сопровождалась тщательным расследованием её причин, в ходе которого все службы стремились доказать свою непогрешимость, то первыми забили тревогу медики. Не только подозрение, но даже тень подозрения должны были быть устранены из возможных причин нештатных ситуаций в полёте, и высокое медицинское начальство забило тревогу. А так как Главпур уступать не хотел, то принять окончательное решение поручили члену политбюро Микояну.
Анастас Иванович поездил по гарнизонам, побеседовал с лётчиками и, в конце концов, на совещании у командующего ВВС сказал, что в антиоблединительных системах придётся вновь применять ректификованный спирт. На крик души начальника Главпура о том, что неужели ничем нельзя заменить эту гадость, он, усмехнувшись в усы, заметил, что, как ему кажется, можно. И, когда все затаили дыхание, продолжил: армянским коньяком, и, выдержав паузу, добавил, что на его взгляд эта замена неплохая, но дорогостоящая.
Дочка Васина, против обыкновения внимательно выслушавшая байку, рассказанную отцом, вскочила с кресла, села к Васину на колени и проворковала, – «Папочка, видишь, даже Анастас Иванович рекомендовал заменить твою массандру на армянский коньяк. Может быть, для всей авиации это дорого. Но мы с мамой это выдержим. Правда ведь, мамочка».
И когда прижимистая жена Васина одобрительно кивнула головой, Васин понял, что отступать некуда.
Коньяк он добывал всеми возможными способами, среди которых был и этот злополучный спор. Человек,
менее любящий своих близких, может быть, расценил бы случившееся, как первое предупреждение, но не таков был Васин. Если решение принято, то его надо доводить до конца. Васин прекратил пить массандру и приучал себя к коньяку. Армянскому. Но организм Васина запротестовал.
Внезапно возникли боли в спине, а поскольку ни о каких других болезнях, кроме радикулита, Васин представления не имел и к прострелам, всегда возникавшим внезапно, привык и даже смирился, то и в этот раз намеревался перетерпеть. Но эти боли были очень уж необычными.  Васин не мог найти себе места, крутился, как волчок, ползал на коленях, стонал и даже заплакал. Сонин, которого жена Васина подняла среди ночи, без труда поставил диагноз почечной колики. Ни хлорэтиловая, ни новокаиновая блокада болей не сняли, пришлось Васина госпитализировать.
Но лечение как-то впрок не пошло. Камушек благополучно проскочил, а Васину становилось всё хуже и хуже. Об этом Сонину рассказал Алтухов, вернувшийся из отделения врачебно-лётной экспертизы, где он был на ежегодном обследовании.
- Слушай, доктор, загнётся там наш Васин. Чем больше лекарств дают, тем хуже ему становится. Он уже и есть перестал, тощий стал, в окне на просвет виден, ест кашку и жёваное мясо, а пьёт... – и Алтухов обреченно махнул рукой, – только кипячёную воду. Весь волдырями пошёл, а глаза тоскливые, как у кутёнка, которого топить несут.
Васин действительно выглядел неважно. Был он испуган, молчалив и как-то странно задумчив.
- Знаешь,  доктор, – сказал он, глядя в окно на осевший снег и обнажившиеся на проплешинах водочные и пивные бутылки, – я последнее время всё думаю, думаю и вот что надумал, бесполезно мне лечиться, я ведь, видать, своё уже выпил и стало быть делать мне больше здесь нечего. Помирать уж лучше дома, среди своих. 
Сонин слышал о теории бочонка, создателем которой был Сан Саныч. Он травил в курилке, что каждому мужику при рождении выписывается в небесной канцелярии бочонок водки, и задача каждого мужика познать самого себя (здесь он для вящего авторитета привлекал Сократа), то есть определить свою норму, а то сплошь и рядом непорядок наблюдается. То мужик жадничает, бережёт подарок, а жизнь нервная, напряги снимать надо, а нечем, вот человек и загибается раньше времени, а бочонок ещё и наполовину не выпит. А другой, наоборот, торопится. Пьёт, захлёбывается, боится, что не успеет, вдруг – бац, бочонок пуст. А жизнь впереди ещё длинная и безрадостная, как походы по магазинам с женой по воскресеньям.
«Sic transit gloria mundi» – обычно заключал он. Сонин терялся в догадках о природе энциклопедических познаний Сан Саныча, как-то многовато было знания Сократа, латыни и немецких мистиков для замполита эскадрильи, пусть и закончившего вечерний университет марксизма - ленинизма.
- А Сан Саныч у вас был? – спросил Сонин.
- Был, – как-то тускло ответил Васин.
- А что говорил?
- Да что он может сказать, хохмит, как всегда, говорит, у тебя, мол, Василий Георгич, недостаток сивушных масел в организме.
«Чёрт побери, – подумал Сонин, – ну и хватка у Алтухова, прямо ведь в корень глядит, а что, если у Васина, действительно, нарушение гомеостаза. Он ведь всю жизнь спирт пил, а тут коньяк, да и закуска скорее всего поменялась, вместо квашеной капусты и солёных огурцов – лимончики... Вот и началась цепная реакция: почечная колика, лекарства, аллергия, жёсткая диета, исключение алкоголя, абстиненция, усиление обменных расстройств...»
- Знаете, Василий Георгиевич, рановато вы помирать собрались. Пишите рапорт начальнику госпиталя, что просите срочно выписать по семейным обстоятельствам.
- А что дома случилось? -– испуганно вскинулся Васин.
- Да ничего не случилось, успокойтесь. Просто, чем раньше домой вернётесь, тем раньше лечиться начнёте.
- Нет, доктор, я – всё, я уже больше лечиться не буду.
- Не будете, не будете, это я оговорился. Просто будете жить так же, как и раньше жили. Хватит вам в аристократа играть. Никаких коньяков, диеты и лимончиков. Да, а вот массандру я вам рекомендую возобновить грамм по пятьдесят.
Васин затравленно посмотрел на Сонина, – Шутите, доктор.
- Да нет, какие уж тут шутки. Тут жизнь спасать надо.
Через месяц Сонин, ведущий утренний приём в медпункте, услышал за окном тарахтенье мотоцикла. Через минуту дверь распахнулась и в кабинет спиной ввалился Васин, развернулся и бережно поставил на кушетку ящик коньяка.
- Это вам, доктор, – он повернулся и вышел, но почти сразу же вернулся, взмахнул рукой, – спасибо, доктор.
- Василий Георгиевич, подождите. Это не мне спасибо, а Сан Санычу. Это ведь он вам диагноз поставил, помните: недостаток сивушных масел в организме. Так что и коньяк ему везите.
Ящик коньяка распили всей эскадрильей через неделю, когда окончательно выздоровевший Васин вышел на службу. И один только Васин пил что-то неустановленное из своей родной фляжки.

"Наша улица” №264 (11) ноябрь 2021