Татьяна Озерова “Пути-дороги” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

ПУТИ-ДОРОГИ

рассказ

Человеческую жизнь можно рассмотреть, как дорогу, начинающуюся от роддома и кончающуюся последним путем до кладбищенской могилы. Каких только видов транспорта он не опробует на своем пути от детской коляски до катафалка, каких только встреч и историй не переживёт, каких только чувств не испытает.
Уехать, удрать от себя, откуда родится желание? Откуда такое страдание - уехать к чертям на рога? Из детства до слез ожидание - уехать без слов: до свидания! Вскочить на подножку, проехать немножко, вцепиться за сани, за поручень взяться! И мчаться! И мчаться!
Моя неугомонная натура всегда требовала движения и перемены мест: Нет, не кукол мне в детстве хотелось - коня! - писала я в стихотворении. Все сказки и все мечты были только об одном: уехать на поезде дальнего следования, уплыть на большом белом пароходе, улететь, если и не на ковре-самолете, то хотя бы на «кукурузнике».
Может быть, так действовала окружающая послевоенная жизнь и обстановка, которые были такими беспросветно серыми, безликими и ужасающими, что однажды в убогом деревянном бараке, где показывали кино, увидев фильм «Большой вальс», мы просто не поверили, что где-то существует другая реальность. Позже, прочитав рассказ Виктора Астафьева «Счастье», поняла, что в своих переживаниях и чувствах мы были не одиноки. В детстве, если шел дождь, нам казалось, что он идет везде, что все живут именно так, как мы: все донашивают одежду от старших братьев и сестер, занимают деньги в долг до получки, у всех мало радости и много печали.
Как-то, рассматривая старые черно-белые фотографии давно ушедших родных и близких людей, мы словно впервые увидели их худые, усталые лица на фоне ветхих дворовых построек, развешенного на веревках белья и покосившегося забора. Сейчас эти снимки воспринимались нами, как кадры из Балабановских фильмов и больно ранили душу. Наши глаза давно привыкли ко многому и не замечали, что на старом, покосившемся доме могла быть прикреплена табличка : «Дом отличного санитарного состояния», а за домом, в глубине двора обязательно находилась переполненная помойка и грязная уборная, с выломанными досками, стены которой были исписаны нецензурными словами и рисунками. Эти слова и рисунки встречали нас везде: на стенах разрушенных храмов, на дверях домов, с невероятными заплатами из фанеры, досок и железа, казалось, что они только на них и держались, убери эти скрепы и избушки развалятся.
Природа как будто существовала отдельно от людей, она еще хотела скрыть их скудное существование пышной зеленой травой и раскидистыми кронами деревьев, наполнить нежным цветом и ароматом городской пейзаж, но какие-то узколобые хозяева жизни постоянно вытесняли ее на окраины и выбирали в архитектуре и одежде только два цвета - серый и красный. Постепенно многие привыкли к этим цветам, не возражали и считали их своими. На красных ситцах везде были написаны длинные и скучные лозунги, на них же размещались плакаты с портретами вождей, иногда ими закрывали целую стену, с трещинами и осыпавшейся штукатуркой. Большинство горожан никогда не читали этих лозунгов о будущем счастье, а смотрели вниз себе под ноги, один только старый учитель словесности часто заходил в райком или редакцию местной газеты, где просил ответственных товарищей исправить ту или иную грамматическую ошибку в их текстах.
Асфальтовых дорог в ту пору было мало, они мостились булыжником или посыпались угольным шлаком, но дороги эти, которые нельзя позабыть, часто воспевались поэтами и писателями, колоритно изображались художниками.
Рассказывают, что Валентин Серов очень любил писать лошадей, увлекшись натурой, он забывал о времени и даже мог опоздать на поезд. Помните, в Третьяковской галерее висит его замечательная работа: « Баба с лошадью» (1898), а в Русском музее - «Баба в телеге» (1869) .Так и видишь, как вилась впереди проселочная дорога, трусила лошадёнка, сидела возница, и медленно оставались позади поля и леса, деревеньки и часовенки.
 В ту пору для простых людей и в дождь, и в вёдро это был самый распространенный способ передвижения. Сидеть в телеге пусть даже на мягком сене по современным меркам, совсем не комфортно, потому что каждый бугорок и кочку, камень, яму или ухабину на дороге ощущаешь всем своим телом и, спрыгнув с повозки, по прибытии долго разминаешься и чувствуешь усталость.
 Мне тоже приходилось пользоваться этим видом транспорта, и когда я увидела картину Николая Владимирова (1950-2004) «Опустился вечер» (2002) мне даже показалось, что это я в синем платье еду с подругой в телеге по родной нашей сторонушке. Душа откликнулась на сюжет, и пришли слова: На телеге, ноги свесив, бабы едут и поют. Через поле, через веси свою песенку везут. Под луною ива блещет, зеленеет белый храм и мотив той грустной песни прямо в сердце метит вам. Сколько таких поездок в детстве и юности было у нас, сколько длинных песен спелось за дорогу, сколько впечатлений от окружающей природы сберегло сердце:

Горизонт - то лесною полоской,
Или желтою лентой полей.
То возьмет вдруг и прямо упрется
В белоствольную пару церквей.
Покосившимся бабьим страданием
Вдруг возникнет из прутьев плетень.
Дом богатый мелькнет на пригорке,
Вскинет голову вверх журавель.
И чем ближе к родному порогу,
Тем острее на сердце печаль…
Почему же так верится, Боже,
В храме брошенном в светлую даль?

 Сейчас уже никого не удивить машиной самой престижной марки, а в пору моего детства обыкновенная полуторка приводила нас в неописуемый восторг.
Дядя Миша был любимцем у всей детворы нашего двора, потому что он иногда предлагал нам прокатиться до речки, где мы помогали ему мыть машину. Это было для нас настоящим праздником. Завидев его еще издали, мы подбегали к нему и наперебой просили и ныли разными голосами:
- Дядя Миша, прокати! Ну, дядечка Мишенька, прокати!
Он был одинок, семью потерял в годы войны, а новой не обзавелся. Малышню любил, с мальчишками ходил на рыбалку, воспитывал дворовых забияк, помогал женщинам по хозяйству. И вот уже мы сидим в машине, пахнущей бензином и железом, сидим друг на друге, набившись до упора и прижавшись друг к другу, а счастья наше просто не умещается ни в груди, ни в кабине. Только бы подлиннее была дорога, только бы подольше продлилось наше счастье. Дядя Миша осторожно сворачивает по глубоко проторённой дороге в крутом склоне берега небольшой речки, обочины дороги, поросшие густой травой, встают вровень с машиной. И вдруг к нам откуда-то на переднее стекло прыгает и прилипает к нему лягушка. Она широко распласталась перед нашими глазами всеми своими лапками и брюшком, она замерла от страха и неожиданности своего полета. Мы все вздрагиваем и тоже замираем от удивления, а потом громко и долго хохочем. Дядя Миша, покачав головой и хмыкнув в усы, прокомментировал сие происшествие:
- Кого я только за свою жизнь не возил на машине, а вот лягушки-путешественницы еще не было!
Романтическое восприятие дороги и профессии шофера отражали популярные песни, а любимые артисты кино за рулем отечественных грузовиков: Евгений Урбанский, Алексей Баталов, Леонид Куравлев создавали положительные образы советского человека. Каждый молодой шофер представлялся нам героем нашего времени, в дождь и снег преодолевающим километры трудных дорог для приближения общего счастья.
Пионерский лагерь, где я работала старшей пионервожатой, находился в забытой глубинке, далеко за городом в старой помещичьей усадьбе. В одну из суббот июля была назначена свадьба моей близкой подружки-однокурсницы, на которую я была приглашена заранее. Начальник отпустил меня с работы на два выходных дня, но добраться до города было непросто, ведь автобусного сообщения с лагерем не было, а попутной машины, можно было вовсе и не дождаться. Но беззаботная молодость в один миг решается сразу преодолеть все преграды и добиться поставленной цели. До ближайшей деревни я доехала на телеге с возницей, которая каждое утро привозила для детей молоко с фермы, потом шла лесной тропинкой до проезжего тракта, где проходили лесовозы. Надо было ждать и верить, что машина остановится, и меня подвезут, надо было не бояться чужого человека и не попасть в плохую историю. Но время было такое, что мы верили только в светлое и хорошее. По пути я насобирала для невесты большой букет ромашек, который уже не умещался у меня в ладонях. Я присела на обочину дороги в тени березки и стала ждать попутку. Меня окружала тишина, нарушаемая пеньем птиц и пролетающих, как реактивные самолеты шмелей. Солнце поднималось, становилось жарко, к сердцу подступало волнение, успею ли я добраться до дома, переодеться с дороги и попасть на свадьбу?
И вот вдалеке послышались звуки приближающейся машины, я встала в нетерпеливом ожидании и замахала рукой. Машина проехала мимо меня, обдав пылью и запахом бензина. Я даже не успела рассмотреть лицо водителя. Почему он проехал мимо меня? Неужели мне надо будет возвращаться назад в лагерь? Вот тут-то в душу и начала закрадываться тревога и сомнение в поспешно принятом решении. Опять сижу на обочине, цветы уже начали вянуть, захотелось пить, уже ничего не радовало и не сулило веселого вечера и танцев. Спустя ещё несколько часов ожидания, когда я уже окончательно потеряла надежду, около меня остановился грузовик и загорелый парень в клетчатой рубашке, открыв дверь кабины, крикнул мне улыбаясь:
-Эй, молодая! Куда путь держишь?
Через минуту я уже сидела рядом с шофером и объясняла Сергею (успели друг другу представиться) куда я держу путь.
- Не боись, поспеешь, доставлю тебя вовремя, сама-то замуж не собираешься? - обрушил он на меня веселую тираду.
Волнения и тревоги мгновенно испарились, я почувствовала себя под защитой доброго старшего брата. Всю дорогу мы проболтали, у нас оказалось много общих знакомых, городок-то, где мы жили, был маленький.
Он подвез меня прямо к дому, махнул мне рукой на прощанье, сказал, что, наверное, еще увидимся и уехал.
И ведь ничего особенного в этой давней поездке не было кроме доброго человеческого участия, но почему-то всю жизнь вспоминаешь ее, бестолково про себя улыбаешься, чему и сама понять не можешь.
Кто-то из нас мог провести всю свою жизнь на одном месте, никуда не уезжая из родительского дома и не ища лучшей доли, кто-то мог сорваться на север или юг, за длинным рублем, как говорили в народе. Мне рассказали о судьбе одной девушки из большой крестьянской семьи. Старшие сестры и братья разъехались по городам и зажили самостоятельно, а она, младшая, осталась с родителями и взвалила на себя всю тяжелую работу по хозяйству. Каждую свободную минуту, даже завтракая или обедая, она садилась у окна, выходящего на проезжую дорогу, и , как в доброй русской сказке ждала не проедет ли мимо добрый молодец, не завернет ли к их дому, не увезет ли к себе девицу-красавицу. Да, так и не дождалась она своего суженого, так и осталась вековухой.
В длинной дороге жизни тебя встречали разные люди: одни были добры и бескорыстны, другие злобны и агрессивны.
Сижу на скамейке перрона в городе Ярославле, жду своего поезда, сижу под палящим солнцем без головного убора. В руках свежий номер журнала «Огонёк», разворачиваю его посередине и покрываю им голову и лицо. Ко мне тут же подходит пожилой мужчина и говорит:
- Женщина, вы, почему закрываете свое лицо, вы от кого прячетесь?!
- От солнца, - с улыбкой отвечаю я ему. А он продолжает сердито, со сдвинутыми бровями и угрозой в голосе:
- Не прячьтесь, а то я сейчас вызову милицию! Они разберутся, кто вы и откуда?
Кто он такой? Ненормальный или представитель ушедшего времени, подозревающий всех и вся? Так и не отстал от меня, пока я не села в поезд.
Или другой пример, еду с трехмесячным сыном поездом «Берлин-Москва». До Бреста в вагонах работают немецкие проводницы, аккуратны и внимательны, в любое время помогут разогреть бутылочку с молочной смесью для ребенка. Пересекаем границу, «наши» заступают на пост, вежливо прошу разогреть детское питание:
- Не видите, мы обедаем, подождите!!! - резко отвечают мне проводницы.
- Спасибо, наконец-то я у себя дома!
Лечу на Боинге. Аэропорт Копенгаген. Далее - железнодорожный вокзал. На протяжении всего моего путешествия бесконечный, удивительный поток зрительной информации, мелькание сменяющихся кадров. Любуешься, то бездонным небом и сияющими облаками, то скользящим лучом солнца в окне-иллюминаторе. Любуешься сказочными пейзажами, ухоженными полями, домиками с красными крышами, цветущими розами в горшках у дверей дома или калитки, ветряными мельницами, огнями вокзалов, переживаешь « полет» поезда в тоннеле под морем - все кажется фантастическим и нереальным, но почему-то среди всего этого многообразия в памяти снова и снова всплывает одна влюбленная парочка.
Сумерки, пустынный перрон вокзала и два человека застыли в объятиях друг друга. Они бы не запомнились мне, но необыкновенная одежда и прически панков выделяли их из привычных образов европейских пассажиров.
Джинсовые облегающие костюмы с «миллионами» металлических заклепок, тяжелая обувь на платформе, а у девушки ещё и шпильки небывалой высоты, раскрашенные в разные цвета волосы, торчащие, как у ирокезов жесткими лучами над головой, выбритые виски и крупные серьги-кольца в ушах. Голые руки, шея и открытая часть груди у обоих были сплошь покрыты татуировкой.
Они были тихи и нежны, и грусть расставания была видна в их глазах и позах, мне показалось, что они и сами, чувствуют себя инопланетянами и не могут понять, какой космический ветер занес их на нашу Землю.
Позади уже столько пройденных дорог, осталась не испробованной только космическая, она ждет меня где-то впереди.

Я срастаюсь с Вселенной
С ее Млечным путем
И земные заботы
Покидают мой дом.

И все выше полеты,
И все ближе звезда,
И последнею нотой
Горько всхлипнет судьба.

Владимир

"Наша улица” №264 (11) ноябрь 2021