Ирина Оснач “Пей, говорят, и пляши!” рассказ

Ирина Оснач “Пей, говорят, и пляши!” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

Ирина Оснач родилась 24 ноября 1965 года на севере Камчатки, где долгая зима, короткое лето, сопки и тундра. Родители Ирины - из поколения советских романтиков, приехавших осваивать Дальний Восток. Ирина Оснач училась на семинаре прозы А. Е. Рекемчука в Литинституте. Потом на перекрестке (остаться в Москве или вернуться на Камчатку) выбрала «вернуться на Камчатку». Работала в областной газете, много писала и была одним из известных журналистов Камчатки. Теперь живет в Подмосковном Красногорске. Автор повестей и рассказов, которые публиковались в альманахе «Камчатка», журналах  «Юность» и «Дальний Восток», антологии камчатской современной литературы «Земля над океаном», альманахе «Пятью пять», журнале «Наша молодёжь», международном литературном альманахе «Особняк», «Независимой газете». Рассказы Ирины переводились на болгарский язык, вошли в лонг-листы международного Волошинского конкурса и литературной премии им. О. Генри «Дары волхвов». В сентябре 2018 года стала дипломантом XVI Международного литературного Волошинского Конкурса.
В "Нашей улице" публикуется с №226 (9) сентябрь 2018.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

вернуться
на главную
страницу

Ирина Оснач

ПЕЙ, ГОВОРЯТ, И ПЛЯШИ

рассказ


Борода у него… нет, не белая. Это был цвет наволочки с перламутровыми пуговицами и вышивкой… как она называется, когда тончайшими ножницами прорезают вышитый узор? Наволочка лежала в коробке с «памятью»: большими помпонами от моей любимой шапки, пинетками, альбомом с фотографиями, поздравительными открытками… Наволочка была от бабушки, прислана на мою свадьбу. Бабушка приехать не могла, еле ходила по дому, и передала мне витое золотое колечко и наволочку. Кольцо стало обручальным, а белоснежную, крахмально-хрустящую, с вышитыми виноградинами и виноградными листьями я отложила: такая красивая, ее бы под стекло, в рамку и на стену, как картину. А потом и вовсе убрала томиться в коробку. Однажды открыла коробку и ахнула - на меня с укоризной смотрела наволочка, состарившаяся в девицах, ни разу не надеванная на подушку. Ткань пожелтела, узор был едва виден, но вышивка была по-прежнему красивая, ее бы в рамку, под стекло…
Такой же выгоревшей, пожелтевшей и зачахшей белизны была и борода дядьки, который сидел на полу у лифта на моем этаже.
ДО ОДИНАДЦАТИ был штиль: мы с мужем завтракали, пили кофе. Ждали в гости свекровь, она ехала на поезде, но можно было не торопиться, до четырех часов полным-полно времени.
В ОДИНАДЦАТЬ позвонила свекровь: я буду на вокзале в двенадцать, это вы перепутали, я так и написала - в двенадцать! Посмотрите, посмотрите, я эсэмэску посылала - в двенадцать!
Спорить было бесполезно, Сережа схватил куртку, буркнул что-то и исчез.
МИНУТ ДВАДЦАТЬ я упрашивала себя успокоиться. Доставала скатерть, посуду… Свекровь живет в другом городе, приезжает к нам пару раз в год, любит сына, ко мне относится доброжелательно, уверяет, что будет хорошей бабушкой, вот бы ей внуков, и незачем затягивать с детьми, и сейчас медицина может все, нужно найти хорошего врача…
Я в сердцах швырнула о пол кружку. Подметала осколки, жалела ни в чем не повинную кружку.
В ПОЛОВИНЕ ВТОРОГО я пошла в магазинчик Камиллы за копченым сулугуни. Свекровь любит сулугуни, а если он еще и копченый… Магазинчик - почти кунсткамера, попадаешь в него и разглядываешь, размышляешь, воспоминаешь, да еще и восхитительные комментарии Камиллы слушаешь: ты знаешь, кто варит и ткемали и сацебели? Тетя Нани! Зеленая аджика с орехами тоже ее. Ты попробуй ткемали, попробуй! И аджику возьми. Да, стоит недешево, но какая аджика! А вино мы покупаем у дедушки Малхаза, а его жена сушит хурму. Малхаз говорит, что вся его душа в этом вине!
Мы обсудили с Камиллой погоду, родственников, планы на будущий год, выпили немного за здоровье тети Нани, дедушки Малхаза и его жены, и я пошла домой, вполне довольная своими покупками: копченый сулугуни, зеленая аджика с орехами, кизиловое варенье, ркацители.
В ТРИ ЧАСА ПОПОЛУДНИ я нашла на улице дядьку в шубейке. Именно в это время я вышла из магазинчика Камиллы, перешла дорогу и зашагала вдоль улицы. И тут загудели машины. Был такой шум, что я притормозила.
Посреди дороги перед машинами метался человек в шубе. Машины гудели отчаянно и, если бы это было в их власти, растоптали, растерли пешехода колесами по асфальту. Он не просто переходил дорогу, полоса за полосой, выжидая и пропуская машины. Тогда у него еще был бы шанс перейти улицу. Он танцевал, размахивал руками, падал, поднимался, размахивал руками…
Сцена была фантастическая - возмущенный вой машин и фигура человека, мечущегося перед ними в свете фар.
Задушевный разговор с Камиллой, ее вино, тетя Нани и дедушка Малхаз - именно они виновники того, что я пошла к человеку, показывая на него рукой тем, кто сидел в машинах, ржавших тысячами лошадей.
Водители автобуса, маршрутки, внедорожника и жигуленка поняли меня, помигали фарами - забирай своего мужика, чтобы мы его больше не видели, шляются всякие, помехи создают…
Я схватила суматошного пешехода за рукав, и он покорно потянулся за мной. Мы почти перешли дорогу, как вдруг он уже у самой обочины выскользнул рукавом из моей варежки и стек в грязный снег.
Тут и следовало его бросить. Ну, разве что еще позвонить в «Скорую» - бело-синяя моя варежка была красной, значит, он поранился. Мой телефон отозвался жалобой на севшую батарею, и потух. Я стукнула в окошко придорожного ларька, мазнув по стеклу красным:
- Позвоните в «Скорую»! Нужна помощь! Позвоните в «Скорую», это бесплатно!
Продавец ларька, как рыба в аквариуме, шевелил губами, но и не думал открывать окно. Зачем ему проблемы, скорее всего, он видел танец на дороге этого сумасшедшего, а тут еще я со своей «Скорой», и окошко испачкала кровью…
Я сунула красную варежку в карман. Ко мне возвращался здравый смысл: нечего морочить себе голову, надо бросить психа на обочине, а самой идти домой. Ладно, помогу ему отойти подальше от дороги и оставлю. Я схватила его за рукав, ожидая, что нужно будет тянуть изо всех сил. Но мужик оказался легким и покорным.
Почти безо всяких усилий я довела его… до моего дома, впихнула в подъезд и лифт. Когда лифт приехал на мой этаж, и я выволокла дядьку, соображая, что скажу мужу и свекрови, мужик дернул головой и сказал:
- Я тут посижу!
И сел на пол. На его худой длинной руке была кровь. Я вытерла ее салфеткой, оказалось, что и не рана, тонкая царапина.
Тут я его и разглядела. И не дядька, а дед лет семидесяти. Шубейка. Шубейка и шубейка, ничего особенно. А вот борода… Борода у него была… нет, не белая. Это был цвет наволочки с вышивкой, наволочка томилась в коробке с «памятью»: пинетками, альбомом с фотографиями, поздравительными открытками, письмами бабушки… Эту наволочку мне прислала на свадьбу бабушка. Какие мы были красивые и счастливые тогда с Сережей…
Однажды я открыла коробку и ахнула - на меня с укоризной смотрела наволочка, состарившаяся в девицах, ткань пожелтела, узор был едва виден.
Такой же выгоревшей, пожелтевшей и зачахшей белизны была и борода мужика, который сидел у лифта на моем этаже.
ПОЛОВИНА ЧЕТВЕРТОГО. Сходила проведать деда - жив ли?
Жив, сидел, раскинув по полу свою не пойми что, какую-то дерюгу. Увидел меня, крякнул, Вид у меня, конечно, еще тот - рукава засучены, пальцы красные, в правой руке ножик, мой любимый, с костяной ручкой.
- Чай будете? - спросила я деда.
Он отозвался приятным басом:
- С чая лиха не бывает…
Я вернулась на кухню, порезала оставшуюся свеклу, помыла руки, налила чай.
Дед возле лифта похрапывал. Я присела и тронула его за плечо. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Просто сидел и смотрел, даже с каким-то интересом.
- Спасибо. Вкусный. Чай у тебя. С шиповником.
И опять скатился на короткое:
- Спасибо.
Вздохнул, озаряя окрестности запахом то ли пива, то ли сидра… повернул голову к стене и заснул. Кто бы сказал, что еще полтора часа назад он метался перед машинами на шоссе, и был в крови.
ЧЕТЫРЕ ЧАСА. Приехали Сережа и свекровь Ольга Ивановна.
- Зрачки посмотрела? А чем от него пахнет? Лучше всего не вступать в конфликт и очень доброжелательно выгнать его! - Доброжелательность - жизненный принцип Ольги Ивановны.
Муж недоумевал, но потом увидел салаты, пакет из магазина Камиллы и подобрел. Угостившись ркацители, пошел к лифту, прихватив с собой бутылку.
ПОЧТИ ПЯТЬ.
- Что-то Сережи долго нет, - спохватилась свекровь.
Мы вдвоем отправились проведать Сережу и деда. Они о чем-то беседовали.
- Я Иваныча за стол зову, отказывается. Чего у лифта сидеть?
- И правильно, чего у лифта сидеть? - подхватила свекровь: - Отогрелся и домой можно идти. Нетрезвый ведь… И дома волнуются…
- Сами вы нетрезвая, сударыня, - ответил дед.
Свекровь гордо удалилась.
- И не пью я… - рассказывал Иваныч, как назвал его муж, - зашел к одним в квартиру, у них дочка рыженькая такая, хотела краски в тюбиках… хорошо рисует, у меня ее рисунок на стене висит… Талант, как есть талант, художницей будет…
Родителей просила, чтобы краски в тюбиках купили, а они ей: вот еще тратиться на ерунду, ты в Деда Мороза веришь, у него проси… Она и написала открытку, красивая открытка: снег, елки, снегири…
Зашел я в квартиру - темно, нет никого, думаю, оставлю подарок, а они как включат свет, как заорут, и за стол тащат. Давно, говорят, ждем, безобразие, заказали, деньги заплатили, а еще и ждать приходится… Какие деньги?
В доме жара, воды попросил… а они мне стакан наливают, говорят, газировка… Крепкая газировка… такое хмельное я пил на Анисьин день в одна тысяча восемьсот… морозы на Анисью Желудочницу такие ударили, а я по лесу весь день ходил… вот и бражничал…
Они мне еще стакан, пей, говорят, и пляши! Хозяйская дочка плачет, жалеет меня… я пошел из квартиры… а потом развезло меня…
Пора мне… Посидел тут, отогрелся и голова уже не шумит. Спасибо!
ПОЛОВИНА ШЕСТОГО. Дед поднялся и нажал на кнопку лифта. И вроде как стал выше того пьяненького прохожего, которого я увидела на шоссе. И одет он был не в какую-то сермягу. Теперь это была длинная шуба с оторочкой белым мехом, на голове белая шапка…
- Забыл! Это вам! - непонятно откуда в руках у него появился мешок, дед нырнул туда рукой, что-то вытащил и сунул нам в руки. Тут приехал лифт, и унес деда вниз.
ШЕСТЬ ЧАСОВ.
- Ничего не понял, - сказал муж. - Странный старичок. Смотри, что он мне дал! Это машинка, и не просто машинка, а пожарная, с лестницей! Смотри, лестница раскладывается, дверцы открываются! Я о такой мечтал пацаном… а в кабине руль крутится!
- Бббах! Шшах! - забабахало и зашипело за окном.
- О-о, до полуночи далеко, а во дворе уже фейерверки! Пойдем, мама зовет, она такие вкусные пирожки привезла…
Муж все говорил и говорил, а я не могла наглядеться на куколку на ладони. Такие куколки-завертушки делают для потехи малышам из тряпицы: закрутил уголок ткани, вот и голова, потом еще закрутил - руки…
Завертушка была из белого платочка с вышивкой: цветы, виноградные листья… «Ришелье», - вспомнила я. Так называлась вышивка на наволочке, которую мне прислала на свадьбу бабушка, желая счастья и деток побольше.
- Дед Мороз! Дед Мороз! - услышали мы детские голоса во дворе. В окно смотреть не стали, пошли домой, к елке, мандаринам, пирожкам, оливье, сулугуни... С Новым годом!

 

 

“Наша улица” №266 (1) январь 2022

 

 

 
 
kuvaldin-yuriy@mail.ru Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве
   
адрес
в интернете
(официальный сайт)
http://kuvaldn-nu.narod.ru/