Маргарита Прошина "Фиолетово" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Маргарита Васильевна Прошина родилась 20 ноября 1950 года в Таллине. Окончила институт культуры. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Долгое время работала заведующей отделом Государственной научной педагогической библиотеки им. К. Д. Ушинского, затем была заместителем директора библиотеки им. И. А. Бунина. Автор многочисленных поэтических заметок под общим заглавием "Задумчивая грусть", и рассказов. Печаталась в альманахе “Эолова арфа”, в "Независимой газете". Постоянно публикуется в журнале “Наша улица". Автор книг "Задумчивая грусть" (2013), "Мечта" (2013), "Фортунэта" (2015), "Голубка" (2017) и "Явление Афродиты" (2019), издательство "Книжный сад", Москва. В "Нашей улице" публикуется с №149 (4) апрель 2012.

вернуться
на главную
страницу

Маргарита Прошина

ФИОЛЕТОВО

рассказ

- Ты кого привёл?! - пропустив брата вперёд и прикрыв за собой дверь своей комнаты, вскидывая злые глаза на него, с нескрываемым гневом воскликнула Лида.
- Лидуся, ты чего, - брат Николай застыл в недоумении, - я же сказал Тоня жена моя, мы расписались, всё путём…
Лидия родилась 13 января 1967 года в Москве, отец - ушёл в армию из Наро-Фоминска Московской области, а после службы перебрался в Москву, устроился на авиазавод, работал слесарем в сборочном цеху. В Доме культуры «Салют» на танцах познакомился с аппетитной пышной хохотушкой Клавой, активной комсомолкой, через год они поженились, родили сына Николая, а через три года родилась дочка Лидочка, весом всего 2 кг 600 г, ростом 48 см, она поражала всех тем, что никаких хлопот родителям не доставляла, поест и спит, тихонько посапывая, не то что старший брат, который до полутора лет не только родителям спать не давал, но и соседям по семейному общежитию.
Время колесом катилось под горку жизни.
Лидия в буквальном смысле слова съедала повелительным взглядом Николая.
- Каким это ещё, Господи, «путём»! - прижимая звук, грозно прошипела она. - У нас мать два месяца назад умерла… Ты хотя бы год траур выдержал, перед соседями стыдно, что они скажут…  
Лидия понимала, что её может услышать «жена» брата, оставшаяся в большой комнате.
После рождения Лидии отец её три года подряд награждался значком «Победитель социалистического соревнования», и получил за это комнату в коммунальной квартире на Соколиной горе, недалеко от станции метро «Семёновская», здесь Лида пошла и окончила школу, на вопрос о том, откуда она родом, отвечала «с Соколиной горы». Москва была для неё необъятной, неведомой страной.
Николай сунул от волнения руки в карманы, подошёл к окну, на подоконнике которого цвели в горшках разноцветные фиалки, минуту постоял молча. Было заметно, как шевелились мышцы на его спине. Наконец он произнёс:
- Мне фиолетово - кто, что, кому! У нас ребёнок будет! Мать бы обрадовалась.
Мать, проработав более четверти века кладовщицей на том же заводе, всё чаще жаловалась на суставы, получила инвалидность.
Мать изредка вспоминала свои наивные девичьи мечты о семье как об идеале жизни. Муж, дети, дом - полная чаша. О том, чем чашу это наполнить, чтобы в доме была любовь и гармония, мать вообще не задумывалась. Конечно, семья - счастье! Но один мудрый человек как-то сказал ей, что семья - ежедневный взаимный путь уступок, терпения, умения слышать, промолчать, прощать. Вспомнила мать эти слова, когда пришло время, и они ей очень помогли. Часто чаша полная разбивается. Отчего? Конечно же, не только о быт она разбивается. А разбивается она оттого, что не хватает воздуха свободы и доверия. Прежде всего, хорошо бы помнить, создавая семью, что ни муж, ни жена не получают друг друга в собственность на всю жизнь.
Инвалидность у матери была «рабочей группы», но она с работы ушла, никто в семье не замечал, что она незаметно угасла, в сорок восемь лет умерла от сердечной недостаточности, к изумлению окружающих, ведь никогда ни на что она не жаловалась.
Лидия в свои восемнадцать лет почувствовала себя главой семьи...
Роятся пчелами семьи в огромных московских домах, не замечая этого, потому что у каждой, или почти у каждой семьи свои соты. А лет двести назад теснота была присуща почти всему населению. Теснились в избах по нескольку семей, пристраивались, ставили избы рядом, но не разбегались, жили по указке старших. Разорвать оковы запретов и семейных устоев удавалось только очень сильным личностям одержимым творчеством. Не так страшна теснота сот, как теснота духа. Редкие люди преодолевают все препятствия домостроя, убегают на волю к своей жизни, без указок родных и близких.
С чувством нескрываемой обиды Лидия спросила:
- А посоветоваться, познакомить нас с ней, узнать наше мнение. Ты не догадался?
Николай несколько успокоился, попытался всё спустить на тормозах:
- Ты чего завелась, тебе-то какое дело, что в свою комнату привёл…
Лидия в этих словах почувствовала покушение на её лидерство в семье.
Она была из тех людей, которых вполне устраивает минимум информации бытового характера, так спокойнее. При этом Лидия любит задавать бестактные бытовые вопросы на личные темы, восклицая то и дело: «Почему другим везёт, а мне нет? Почему им все удовольствия, а не мне?», - нисколько не смущаясь, при этом ревностно защищая свое неведенье, объясняя его исключительной особенностью своего характера, приговаривая с гордостью: «Вот такая я твёрдая, другой уже не буду!»
В детстве Лидия любила временами рассматривать старые фотографии, которые хранят мгновения жизни семьи. В семейном альбоме нет неподписанных фотографий, вероятно, страсть Лидии хранить родные лица. В результате ей удалось выяснить все имена тех, кто изображён на снимках - год, а иногда и точную дату, когда та или иная фотография была сделана и при каких обстоятельствах. Успела она расспросить своих родственников, приезжавших из провинции по праздникам в гости.
Других забот не было и нет, кроме как съездить в гости! Только в гости, потому что дома от тоски и безделья можно повеситься. И жизнь становится полной чашей, когда пустота заполняется застольями. Поводов для этого более чем достаточно, кроме общих праздников, в каждой семье существуют свои, на которых непременно собираются и тёти, и дяди, и сёстры, и братья, как родные, так и двоюродные! Веселье, песни, пляски, обсуждение новостей, выяснения отношений, так проходит жизнь. Воспоминания мелькают бесконечной карнавальной лентой. Мне же нужна тишина, чтобы останавливать мгновенья.
- Да ты понимаешь, Господи, что в мою… - осеклась Лидия, и тут же поправилась, - в нашу квартиру ты привёл, без спроса! - почти вскричала она.
Но на Николая в это мгновение нахлынуло какое-то абсолютное равнодушие. С ним частенько бывало, что нервничает от каких-то сущих пустяков, потом просто идёт по улице под моросящим дождиком, одергивает себя, все пустяки из головы выветриваются, и так становится фиолетово от бесцельности и равнодушия к самому себе, что улыбается голубям, выпархивающим из-под ног,  и не просто понимает, а с полной уверенностью говорит сам себе: насколько жалки все эти переживания по сравнению с тем, что он просто жив и здоров, и мгновенно наступает состояние, когда всё вокруг «фиолетово».
Столь же равнодушно он ответил сестре:
- Так матери нет, кого спрашивать, отца что ли, так он и не понял бы ничего…
Тут Николай задумался. Сначала их – отца и матери - было двое. Он и она. Потом их стало трое. Это он - Николай - третий смотрел на них круглыми глазами и ничего не говорил, но смотрел так внимательно, впитывая слова и восторги родителей, что, казалось, заговорит сам. Маленькое чудо выросло. Родители строили планы, что их ребёнок непременно реализует то, чего им самим не удалось добиться. А ребёнок ничего не добивался, действовал, как родители, и вскоре у него самого будет ребёнок и своя семья. Вот и сестра Лидия ещё только привыкает к мысли, что у брата появится свой ребёнок…
Лидия в кругу сверстников выглядела малышкой, по росту она всегда замыкала строй на уроках физкультуры, а вот характер у неё был настолько несгибаемый и упрямый, что создавал постоянные конфликтные ситуации, как в школе с учителями, так и со сверстниками. Родители же вначале всё удивлялись её самостоятельности, хвалились необычайным, на их взгляд, умом дочки, принимая её неуступчивость за сообразительность, что даже не пытались возражать Лиде, предпочитая уступать ей во всём. Отец, отдыхая с приятелями после работы с пивком и как полагается с водочкой, хвалился дочкой, рассказывая, что она никогда ничего не спрашивает ни у матери, ни у него, наоборот им всё объясняет, а на попытку что-либо ей объяснить, всегда отвечает: «Я знаю!» Вопросы «почему», характерные в определённом возрасте, Лида обошла стороной, она жила в своём мире, удивляясь тому, что люди не следуют её представлениям обо всём, что их окружает и не следуют её объяснениям и представлениям, ведь всё вокруг так понятно и ясно, главное прислушиваться к ней. Дружбу она понимала, как абсолютное следование её понятиям, поэтому в подростковом возрасте одноклассники её сторонились, их раздражала её категоричность.
Брата Лидия любила какой-то собственнической любовью, она ревновала его к бесконечными играми с мечом в ближайших дворах, к постоянным похождениям с приятелями по стадионам, паркам, привычкам зайцами мотаться на трамваях и автобусах по Москве, но стоило брату улыбнуться ей, погладить по голове и сказать: «Не переживай, сестрёнка, за меня, я могу тебя защитить  и за себя постоять», - как она была совершенно счастлива и говорила каждый раз:
- Ты же знаешь, Колюня, что я за тебя готова всё отдать, лишь бы ты был счастлив!
Брат это воспринимал с равнодушием, отвечая стандартно:
- Я - в порядке, малышка, себя береги, если что, то я тебя в обиду не дам...
Мать Лидии была женщиной тихой, неприметной, роста среднего, ходила согнувшись, как будто стесняясь себя, поэтому выглядела ниже своего роста, годами носила тёмную бесформенную юбку с застиранными кофтами, нормальной обуви у неё не было - летом носила тапочки, а затем резиновые сапоги до самых заморозков, в морозы надевала валенки с галошами или без, соответственно погоде, голову покрывала платком. Выглядела она усталой маленькой, бесформенной женщиной без возраста. Все её мысли были о семье, на себя она внимания не обращала, мужу не перечила, а к его привычке принимать практически ежедневно пиво и хотя бы пятьдесят грамм водочки, относилась с покорностью, объясняя дочке это тем, что так все живут. Она существовала для семьи, пытаясь экономить, чтобы у детей всё было, но Лидия постоянно высказывала ей свои претензии:
- Конечно, ты своему сыночку всё лучшее отдала, вон он у тебя высокий, не то, что я, волосы у него густые, просто шапка волос, а у меня, Господи, тонкие и редкие, да ещё и не уложишь их никак, а ресницы, почему у Кольки ресницы длинные и темные, а у меня - коротышки, а не ресницы? Ты меня, наверно, не хотела рожать-то, видно, и пыталась избавиться, поэтому я такая уродилась…
И для убедительности пускала слезу.
Мать, как водится, всплёскивала руками и причитала:
- Дочечка, что ты такое говоришь-то, в сам деле… Я ведь очень хотела девочку, молилась, чтобы ты здоровая и ладная родилась…
Но оправдания матери не очень-то трогали дочь.
- Видно, не очень ты молилась, - ехидно перебивала её Лидия.
- Да, как же, вон ты какая у нас смекалистая… умная уродилась… прямо совсем умная, все вокруг удивляются, меня всё спрашивают: «В кого у вас Лида такая умная?»
- Да уж, умная я не в вас, это точно! А вот роста, веса, красоты и волос мне достались только остатки, как будто я последыш какой, - раздражённо отвечала Лида.
Подобные разговоры неизменно заканчивались слезами матери, но Лидия не верила в их искренность, так как была убеждена в том, что мать любит брата Николая гораздо больше, чем её. С отцом она вела себя иначе, потому что он относился к ней с восторгом, постоянно повторяя всем, что у него дочка уродилась маленькая, но ума у неё - палата, что она будет большим человеком...
Старые фильмы напоминают о ритуале обедов всей семьи за большим столом, потому что почти ни один фильм не обходился без подобных застолий. Зрителям особенно нравились в фильмах такие мгновения, домашние воскресные и праздничные обеды. Круглый стол, накрахмаленная скатерть, салфетки, праздничная сервировка, в которой принимали участие дети. Первое блюдо, непременно, подавалось в супнице, на стол ставили соусник, сливочник, приборы с горчицей, перцем, солью. К столу следовало привести себя в порядок, тщательно одеться, и, пожелав всем приятного аппетита, сесть вовремя за стол, чтобы не заставлять остальных ждать. Это было в кино, в те времена, когда семьи были большими, время не проносилось мимо, а неспешным шагом шло.
После девятого класса Николай перешёл в вечернюю школу и устроился на завод по стопам отца, а в восемнадцать лет пошёл в армию, из которой вернулся взрослым, уверенным в себе парнем, высоким и сильным.
Не было от девушек у него отбоя.
Лидию поклонницы брата раздражали ужасно, она постоянно предупреждала его держаться от них подальше, ведь каждая из них буквально спит и видит, как женить его на себе. Николай лишь снисходительно улыбался.
Лидия училась посредственно, объясняя это тем, что ей неинтересно, что учителя её не любят, потому что она к ним не подлизывается и на всё имеет своё мнение.
С одноклассниками отношения тоже у Лидии не складывались.
Её упрямство, нетерпимость к другим точкам зрения, привычка учить жить, не вызывала у них желания с ней общаться.
Лидия в пятнадцать лет выглядела как тринадцатилетняя, но ходила с высоко поднятой головой, демонстрируя одноклассникам, что они ей не очень-то интересны.
После девятого класса она вслед за братом ушла в вечернюю школу, попыталась поступить в техникум, чтобы стать парикмахером, но не поступила, и пошла на курсы по обучению на маникюрш и педикюрш.
Окна Москвы зажигают огни. И в каждом окне чьи-то жизни. Из окон, за которыми любовь, нежность и счастье живут под одной крышей, свет струится мягкий, ровный. Холодный же, тревожный свет рассказывает мне о трагедиях, тусклый - о бессмысленном существовании. Живут вместе, но отдельно, сколько таких семей томятся там, за этими окнами, потому что, по разным причинам, не в состоянии ничего изменить, доживая свой век. Вроде бы все живут вместе, но у всех своя келья.
Вскоре после возвращения из армии Николая, отцу дали трёхкомнатную квартиру на Первомайской улице.
Какое же это было счастье, жить своей семьёй без соседей, казалось, что счастье, наконец, обратило внимание на их семью.
В Измайловском парке, куда время от времени ходила и Лидия, и Николай, одиноких прогуливающихся почти не встретишь. Гуляют семьями, от мала до велика, шумно, с громким говором, с детскими звонкими криками. Без семьи - как без рук, при этом, непременно, с едой. Раскладывают припасы в неимоверных количествах, едят шумно, громко разговаривают с полными ртами, перебивая друг друга. Семейство на прогулке - демонстрация своей силы и монолитности. Когда всё съедено, семейство чинно следует домой, обсуждая меню очередной прогулки. Так и ходят толпой.
Да это всё случайное, забудь, и будь как все, работа, дом, семья, уют у телевизора, но жизнь ведь вся насквозь состоит из случаев, только ты умей ловить прекрасные мгновенья, которые, на первый взгляд, происходят совершенно случайно, но являются судьбоносными, если ты готова к волшебным изменениям, решайся, рискуй, тогда неслучайное станет судьбоносным.
Николай и Лидия теперь получили в своё распоряжение по отдельной комнате.
Лидия даже врезала в свою комнату замок, чтобы к ней без стука никто не входил.
Купила себе трюмо и швейную машинку в комиссионке.
Лидия стала всё пристальнее разглядывать себя в зеркале, пытаясь найти для себя интересный образ, но тонкие непослушные волосы при малейшей попытке их отрастить, совершенно не слушались, торчали в разные стороны, если их не покрыть лаком, из-за которого они казались еще реже.
Вздёрнутый нос соответствовал её характеру, но она не желала признавать очевидное.
Улыбка её выглядела как неестественная гримаса. Сколько слёз она пролила, оплакивая свою внешность, но никто этого не видел.
Всё недовольство собой она тщательно скрывала, но в душе жила обида на родителей, которые, по её убеждению, не любили её и не старались, чтобы дочка росла красавицей.
Отец её, всё чаще приходил домой едва держась на ногах, в ответ на упрёки дочери, не отвечал, молча ложился спать, а утром, так же как вечером, молча шёл в цех, причитая, что он никому теперь не нужен.
Отец же, напротив, чувствовал лёгкость во всём своём рабочем организме после стакана водки и кружки пива. Жизнь представлялась чем-то вроде придуманной кем-то игры. Даже утром, в моменты хмурого похмелья, в тайниках души шевелилась мысль о скором продолжении встречи, как будто речь шла о футбольном матче. И действительно, сразу же в цеху с мужиками принимали, как говорится, на грудь по сто граммчиков спиртику, который у слесарей-сборщиков был необходимым элементом технологического процесса по сборке самолётных двигателей, и вновь возникала во всём теле игривая лёгкость, руки сами на автопилоте проделывали вызубренные с годами операции.
И Лидию, и Николая в тоску вгоняет однообразная жизнь отца, отсутствие даже малейшей попытки изменить своё существования.
Николай молча стоял в комнате Лидии, разглядывая многочисленные иконки среди тарелок и фужеров за стеклом в серванте.
Николаю казалось, что он устроен странно, вся жизнь из бед, а он при всём при том к своим невзгодам равнодушен, приветлив к людям, поёт песни и не клянёт судьбу свою, в чём дело здесь, ответ лежит в судьбе его, ведь он жизнелюб и дышит полной грудью.
А вот Лидия, казалось, вся соткана из ненависти. Для неё совершенно непонятно, как это другие женщины сплетены из страстей, которые влекут их всех в неведомые дали. Мир так велик, увлекателен, а время настолько быстротечно, что женщины спешат отдаться всем страстям, чтобы насладиться молодостью, красотой, вниманием, но на пути их постоянно возникают препятствия, которые одни преодолевают, приобретая опыт, живут в страстях, а другие сдаются, подавляя все свои желания, оставляя лишь одно, предназначенное для того, чтобы со всей ненавистью обвинять всех вокруг в своих несчастьях.
Когда Николай посмотрел на неё, то она вперила в него свой соколиный взгляд.
- Мог бы со мной посоветоваться! - отрезала она, и на мгновение остановилась, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие. - Ты для меня ведь, Господи, самый дорогой человек! Я-то думала, что моё мнение тебе не безразлично, ты же знаешь, что я переживаю за тебя!
Николай, не выдержав почти хищного взгляда сестры, отвёл глаза в сторону.
- Лидочка, какой совет, она ребёнка ждёт, ей рожать через три месяца…
Но Лидия спикировала с небес на жертву:
- А ты уверен, что она от тебя собирается рожать!?
Николай чуть не упал. Он сразу хотел что-то возразить, но комок подкатил к горлу.
Как будто Николай попал в состояние человека, который не знает, где идёт, потому что здесь фонарей почему-то не поставили. Тьма осенняя, смеркается рано. Идёт осторожно, чтобы не оступиться. И вдруг сверкнула вспышка, в свете которой он увидел желтый кленовый лист на влажном асфальте. он поднял голову, пытаясь понять происхождение вспышки. Но небо было черно, и никого вокруг, а лист во всей своей печальной красоте, как стоп-кадр, стоял перед его взором. Тьма не рассеялась, ничего как будто не изменилось, но изменилось настроение человека. Растерянность и осторожность исчезли. Уверенно скользя по поверхности, он вышел к свету.
- Слушай!.. В конце-то концов!.. Перестань меня пугать!.. Я ей верю! - отчётливо и громко выпалил Николай.
Но Лидию это не смутило. Стоит ей только подумать уверенно о чем-либо, что она это знает, так она съест своими аргументами противника. Ей невдомёк, как другой человек, взглянув с другого ракурса на это своё знание, видит, что ничего не знает об этом знании. Человек разумный понимает, что знание, как и время, понятие условное. Оно постоянно углубляется, растворяется, расширяется, открывая всё новые тайны, казалось бы, уже узнанного. Следовательно, в течение жизни человек знакомится, узнаёт, познаёт, изучает, расширяет знания обо всём, что его окружает, что видят его глаза, слышат уши, ощущает нос и чувствует сердце, в противном случае - всё улетучится бесследно. Но все эти аргументы Лидию не касались. Она была закупорена в самой себе, со своим мирком, к которому она стремилась подчинить весь окружающий мир.
И поэтому бросила:
- Верь, Господи, верь!.. Да так все говорят… Ты её давно знаешь, откуда она взялась?
- Ну, ты даёшь… - развёл руки в стороны Николай. - Прямо следователь. С Павловского Посада она, в обувном магазине на «Авиамоторной» работает. Там мы и познакомились…
- Пусть она в свой Павловский Посад катится, я не дам тебе её прописать в нашей квартире, имей в виду, таких Тонь у тебя еще десяток будет…
- Ты чего завелась, она что тебя обидела чем?
- Ещё не хватало, просто я знаю, что это плохо кончится…
- Погоди, поживём до декрета здесь, а там подумаем…
- А там, пусть к себе едет, а ты будешь навещать... Только предупреди свою Тоню, чтобы она вела себя тише воды, ниже травы, иначе я её не потерплю.
- Да не заводись ты сестра, всё хорошо будет.
- Посмотрим.
Николай вышел из комнаты сестры прошёл на кухню и увидел там плачущую Тоню:
- Ты чего?
- Я испугалась, там… - она зарыдала во весь голос.
Лидия замерла в дверях кухни, пытаясь понять, что происходит.
- Где там? - спросил Николай
- В нашей комнате, - ответила, всхлипывая, Тоня.
- Ишь, какая быстрая, уже комнату присвоила, - язвительно прошипела Лидия.
- Не понял, что там? - Николай едва сдерживался.
- Сам посмотри, - произнесла, смахивая слёзы Тоня.
Лидия вместе с братом буквально застыли в дверях комнаты Николая, увидев на полу бездыханное тело отца.

"Наша улица” №268 (3) март 2022