Ирина Оснач “Тонкий нож кае са лак” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Ирина Оснач родилась 24 ноября 1965 года на севере Камчатки, где долгая зима, короткое лето, сопки и тундра. Родители Ирины - из поколения советских романтиков, приехавших осваивать Дальний Восток. Ирина Оснач училась на семинаре прозы А. Е. Рекемчука в Литинституте. Потом на перекрестке (остаться в Москве или вернуться на Камчатку) выбрала «вернуться на Камчатку». Работала в областной газете, много писала и была одним из известных журналистов Камчатки. Теперь живет в Подмосковном Красногорске. Автор повестей и рассказов, которые публиковались в альманахе «Камчатка», журналах  «Юность» и «Дальний Восток», антологии камчатской современной литературы «Земля над океаном», альманахе «Пятью пять», журнале «Наша молодёжь», международном литературном альманахе «Особняк», «Независимой газете». Рассказы Ирины переводились на болгарский язык, вошли в лонг-листы международного Волошинского конкурса и литературной премии им. О. Генри «Дары волхвов». В сентябре 2018 года стала дипломантом XVI Международного литературного Волошинского Конкурса.
В "Нашей улице" публикуется с №226 (9) сентябрь 2018.

вернуться
на главную
страницу

Ирина Оснач

ТОНКИЙ НОЖ КАЕ СА ЛАК

рассказ

Утром было как всегда. Трифон на кухне пил воду. Зашла жена Тоня и давай орать. Вчера пришёл на рогах, сколько можно, сил больше нет терпеть, хотя бы детей постыдился, сын скоро из армии вернётся, дочка маленькая, всё видит, пшшол вон!
Дело привычное. Весь день Трифон работает, ближе к вечеру в каптёрке выпивает, всякие байки рассказывает: как в армии служил на Дальнем Востоке, каких людей видел, как в шторм попал, и сколько там рыбы… И хоть бы раз повторился, каждый раз новое сочиняет, мужикам нравится.
Вечером Трифон домой на рогах приходит. Утром жена орёт. Мирятся они в выходные. В выходные Трифон не пьёт, скучает.
Трифон вон не пошёл. Посмотрел на жену, как у неё грудь вздымается, когда она голосит, вздохнул, и пошёл в туалет. Вышел с таким перекошенным лицом, что Тоня перестала орать и тихо спросила:
- Ты чего?
- Кровь…
Трифон взял отгул, и жена повела его в поликлинику. Врач, молодой, в очках и с бородой, пригласил в кабинет и Тоню. Полистал бумажки с анализами, посмотрел в окно. И будто там, в окне, увидел что-то, повернулся к Трифону. Сказал тихо и коротко:
- Вам надо бросать пить.
И ещё добавил про тонкую грань, как лезвие ножа. Мол, вот вы есть, а потом - раз! - и уже вас нет.
Про бросать врачи и раньше бубнили. Вредные привычки, пагубно отражается, задумайтесь, сердечно-сосудистая, гипертония, склероз…
Но тут у Трифона от этих тихих и страшных слов в животе забурчало. И Тоня не зудела, не поддакивала врачу, мол, я тебе говорила, говорила! Тоня молчала и смотрела на Трифона, что самое удивительное, с сочувствием. Глаза у неё большие, серые, ресницы длинные. В молодости как глянет, как взмахнёт ресницами, и у Трифона аж сердце замирало. А тут стояла, смотрела, молчала. И в глазах слёзы.
И Трифон бросил. Собутыльникам сказал, что у него язва желудка. После работы шёл домой. Жена радовалась, пирожками кормила, варениками, котлетами. Про отпуск говорила. В постель пускала, а раньше он на диванчике спал.
Пирожки Трифон любил. И постель с белыми простынями-наволочками, которые пахли морозной свежестью. И тело Тони, и то, как она постанывает, когда он… Но дома было скучно. Надумал машину чинить - стояла в гараже битая, после аварии. Пошёл в гараж, покрутился возле машины. Стал на полке разбирать, нашёл пакет с какими-то ножиками, маленькими, тоненькими, как игрушечными. Отнёс жене. Та покрутила ножики, пожала плечами:
- Тонкие… Не пойму, для чего… Может, по дереву?
- Для дерева такие тонкие не пойдут…
- Наверное, от прежнего хозяина остались, - догадалась жена.
Точно, гараж они со всем скарбом купили. Лет десять уж прошло. А убрать в нём не удосужился.
Порядок в гараже давался с трудом. Но рукам надо было что-то делать. Трифон много чего полезного нашёл - и ключи, и отвертки, и ножницы по металлу, даже маленький движок. Но сколько было хлама! Всю субботу выкидывал мусор, полки прибил. Под вечер пришла жена с термосом и котлетами. Трифон её удивил. Во-первых, чисто, всё по полочкам. Потом лампочки вкрутил, в гараже светло и даже уютно. А ещё над входом в гараж крутился, трещал под ветром флюгер-петушок.
Тоня ахала, Трифон скромничал:
- Вырезал из куска жести, дело нехитрое.
Приспособил фанеру под столик, они ели котлеты, чай пили, друг на дружку смотрели, пока Тоня не спохватилась:
- Асенька дома ждет!
Асенька, Ася - младшая дочка. Нос курносый, в Трифона. Белобрысая, в жену. И такие же серые глазищи под челкой. Пришли домой, жена давай дочке рассказывать про гараж, про петушка, которого папа сделал. Дочка смотрела на Трифона исподлобья. Не верила. Однажды Трифон спьяну ударил дочку, с тех пор и не верила.
Сын вернулся из армии, тоже исподлобья смотрел-присматривался. Заглянул на балкон. Удивился.
- Пусть чудит, - коротко сказала ему Тоня.
Тифон быстро сына убедил. И в гараж повёл, и машину они вместе чинить стали.
Месяца через два наступило испытание. Надо было на свадьбу к сестре Анюте идти, она замуж дочку выдавала. Трифон ворочался по ночам, уловки придумывал. Додумался до того, чтобы в больницу лечь.
Жена уговорила. Неудобно, свадьба, племянница любимая.
- К рюмке потянешься, я тебе кашлять буду. Про язву скажи, - советовала жена. Тоже переживала, Анюта славилась хлебосольством, наливки на спирту такие сочиняла, что пьёшь - веселишься, а потом встать не можешь.
Не пришлось ни кашлять, ни про язву говорить. Как сели за стол, перед Трифоном блюдо с салатом поставили. Салат и салат, ничего необычного. Но украшением были розы, бордовые, с большими лепестками. Красота этих роз одного Трифона задела, остальные салат ели-нахваливали, а розы на край тарелки отодвигали.
Трифон положил себе розу, и так и эдак её вертел. Анюта заметила, засмеялась:
- Это на работе у меня одна мудрит, вырезает из овощей всякое. Роза-то из свеклы, а как настоящая! А ещё, смотри, вырезала курочку и цыпляток из яблок!
И на тарелке у Трифона ещё и куриный выводок оказался, никто больше на них не зарился, кого яблоками удивишь, когда колбаса да жаркое есть?
А Трифон разглядывал, молчал. Роза красивая, но цветок он и есть цветок. А от птичек он сомлел. Смотрел, смотрел, потом салфетку взял и тайком их в салфетку завернул. Никто и не заметил, все уже гудели-веселились.
Дома Трифон салфетку развернул. Вот они - курочка и цыплята, почернели, уже не такие красивые.
«Дурная работа из яблок вырезать, постояли и уже тёмные. А если вырезать из…», - Трифон задумался.
Так на кухне началось нашествие фруктов-овощей. Фрукты дорогие, Трифон вырезал пару фламинго из груш, и перешёл на дешевые морковку и свеклу. Тоня смотрела, как Трифон возится с овощами и вздыхала. Поперёк не говорила. Но пятна от свеклы. А лук! Тоня признавала только зелёный лук, а репчатый вытворял с ней безобразия: красные пятна на лице и бесконечные слёзы. Трифон попробовал вырезать из красного лука. Показал Тоне:
- Смотри!
И протянул ладонь. На ней лежали три цветка лотоса.
- Красивые какие! Ой, заплачу сейчас!
Тоня думала-думала и надумала. Кухня маленькая. Вечером на ней не развернуться. Тоня возле плиты, Трифон у подоконника.
И Тоня на балконе место выделила. Трифон полки повесил, столик сделал. Настоящий кабинет.
Тут приятель поехал отдыхать в горячую страну Таиланд. Трифон к тому времени уже много чего в резке по овощам и фруктам понимал, упросил его ножик специальный купить.
Приятель привёз. Посмотреть на чудесный нож пришла и Тоня. Приятель достал коробочку, открыл. Ножик был в узорном костяном футляре.
- Красивый, - шепнула Тоня.
Приятель показал лезвие ножа, узкое и короткое. И сказал цену.
- Иди ты! - ахнула Тоня. - За нож?
- Это же не простой нож, подожди… вот, мне тут на чеке написали - кае лаю… кае са лака, по-ихнему, по-тайски, для резьбы. Говорили, что по сыру можно таким ножом резать и по мылу. Ты как, Трифон, по мылу режешь?
Трифон тоже ахнул. Но вида не подал. Отдал деньги. Ножик оказался ладным. Трифон приноровился даже пёрышки им вырезать на свекольных и морковных птичках.
Вместе с сыном починили машину. Как оказалось - вовремя. О птичках Трифона узнали в ресторане через дорогу. Заказали для украшения на детский утренник, потом на свадьбу… Трифон складывал свои художества в коробки, осторожно вёз на машине… Что самое удивительное, деньги платили. Тоня смотрела на деньги и плакала.
Со всеми Трифон сладил - и с собой, и с женой-сыном. Но дочка по-прежнему с опаской зыркала на него из-под челки, всё не могла забыть-простить. Надо было такое придумать, чтобы её удивить. И Трифон затеял Жар-птицу. Весь вечер пятницы, всю субботу сидел на балконе.
В воскресенье утром потихоньку принёс в комнату дочки. Ася спала. Подвесил птицу к люстре. Сел на край дочкиной кровати и стал ждать, когда Ася проснётся.
Проснулась. Увидела чудную тень на стене. Посмотрела исподлобья на Трифона, перевела взгляд на люстру. Тут эта тонкая грань, про которую говорил молодой, в очках и с бородой, и случилась. Сердце у Трифона стукнуло и остановилось, он попытался вздохнуть и не смог.
Ася взмахнула ресницами, распахнула глаза и спросила:
- Настоящая?
Трифон кивнул и потёр ладонью грудь. Отпустило.
Птица переливалась в утренних лучах солнца. У порога в комнату что-то стукнуло. Это в дверях стояла Тоня и плакала. Баба-дура, ей бы лишь бы слезу пустить.

“Наша улица” №269 (4) апрель 2022