Ефим Гаммер “Коронный номер" повесть
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Ефим Гаммер родился 16 апреля 1945 года в Оренбурге. Жил в Риге. Окончил русское отделение журналистики Латвийского госуниверситета. Автор многих книг прозы и стихотворений. Лауреат престижных международных премий.

вернуться
на главную
страницу

Ефим Гаммер

КОРОННЫЙ НОМЕР

повесть

Ефим Гаммер
©Yefim Gammer, 2022

Иерусалимские боксеры с гостями - немецкими телеоператорами, снимавшими о них фильм. В пером ряду слева Ефим Гаммер, в центре тренер Григорий Люксембург,  рядом с ним зарубежные кинематографисты.

ОБ АВТОРЕ
Ефим Аронович Гаммер - член правления международного союза писателей Иерусалима, главный редактор литературного радиожурнала «Вечерний калейдоскоп» - радио «Голос Израиля» - «РЭКА», член редколлегии израильских и российских  журналов «Литературный Иерусалим», «ИСРАГЕО», «Приокские зори». Член израильских и международных Союзов писателей, журналистов, художников - обладатель Гран При и 13 медалей международных выставок в США, Франции, Австралии, в середине девяностых годов, согласно социологическому опросу журнала «Алеф», был признан самым популярным израильским писателем в русскоязычной Америке. В начале 2020-го удостоен международной премии имени Саши Чёрного и  назван лучшим автором 2019 года по разделу «Проза» в российском журнале «Сура», по разделу «Художественная публицистика» в российском журнале «Приокские зори»,  на 6-ом международном поэтическом конкурсе «Россия, перед именем твоим…» удостоен 1 места и стал Победителем международного конкурса драматургов, проведенном в Санкт-Петербурге театром «ВелесО». Кроме того, является старейшим действующим боксером нашей планеты. Вернувшись на ринг в 1998 году в возрасте 53 лет, выступал в боксерских турнирах до 70, тридцать раз подряд стал чемпионом Иерусалима. Занесен во всемирную книгу «КТО ЕСТЬ КТО» - московское издание. Живет в Иерусалиме. Родился 16 апреля 1945 года в Оренбурге (Россия), закончил отделение журналистики ЛГУ в Риге, автор 28 книг стихов, прозы, очерков, эссе, лауреат ряда международных премий  по литературе, журналистике и изобразительному искусству. Среди них - Бунинская,  Москва, 2008, «Добрая лира», Санкт-Петербург, 2007, «Золотое  перо Руси», золотой знак, Москва, 2005 и золотая медаль на постаменте, 2010, «Левша» имени Н.С. Лескова - 2019, «Бриллиантовый Дюк» - 2018 и 2019, «Петербург. Возрождение мечты, 2003», . В 2012 году стал лауреатом (золотая медаль) 3-го Международного конкурса имени Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков и дипломантом 4-го международного конкурса имени Алексея Толстого. 2015 год - дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года». Диплома удостоена документальная повесть «В прицеле - свастика», выпущенная в свет рижским издательством «Лиесма» в далеком 1974 году. Выходит, не только рукописи не горят, но и некоторые старые книги. Печатается  в журналах России, США, Израиля, Германии, Франции, Бельгии, Канады, Латвии, Дании, Финляндии, Украины  «Литературный Иерусалим»,  «Арион», «Нева», «Дружба народов», «Новый журнал», «Встречи»,  «Слово\Word», «Новый свет», «Вестник Европы», «Кольцо А», «Журнал ПОэтов», «Мастерская», «Заметки по еврейской истории», «Побережье», «Русская мысль», «Литературная газета», «Российский писатель», «Время и место», «Стрелец», «Венский литератор», «LiteraruS - Литературное слово», «За-За», «Эмигрантская лира», «Дети Ра», «Урал», «Человек на Земле»», «Сибирские огни», «Сура», «Приокские зори»,  «Гостиная», «Плавучий мост», «Подъем», «Квадрига Аполлона», «День и ночь», «Север», «Новый Енисейский литератор», «Литературные кубики», «Дон», «Ковчег», «Настоящее время», «Новый берег», «Эмигрантская лира», «Дерибасовская - Ришельевская», «Мория», «Новый континент», «Кругозор», «Наша Канада», «Витражи», «Новая реальность», «Знание - сила: фантастика», «Под небом единым», «Меценат и мир», «Дальний Восток», «Экумена», «Наше поколение»,  «Белый ворон», «Перископ», «Русское литературное эхо», «Алеф»,  «Лехаим», «Мишпоха», «Наша молодёжь», «Паровозъ», «День литературы», «Русская жизнь», «Флорида»,  «Менестрель»,  «Земляки», «Алия», «Студия», «Метаморфозы», «Поэтоград», «Симбирск"», ,«Жемчужина», «Антураж», и т.д.

                                                         
Ефим Гаммер                                       
© Ефим Гаммер, 2021

КОРОННЫЙ НОМЕР
повесть

1.

- Ампутация памяти, да-да-да, с этого начинается уничтожение человека, - говорил знакомый ангел. - Вместе с памятью он теряет волю к сопротивлению. Ему нечего защищать. В его душе больше не живут родители, жена, дети, родной край. И он послушно идёт убивать всех тех, кто помнит себя и своих близких. Превращается во врага любого человека, у которого приказано что-то отнять: дом, сбережения, жизнь.  А если это страна, ещё проще: легче во врагах держать целое государство, чем какого-то конкретного индивидуума. Требуется отнять территории, урезать границы? Отнимем-урежем!
Требуется, требуется, требуется.
И конца требованиям не будет, пока не вспомнишь себя, настоящего, рожденного, чтобы жить, быть самим собой, а не подчиняться властным структурам, лишающим тебя памяти. Ты помнишь?
Ну, конечно, он помнит. Как же иначе? Помнит себя с трех-четырех лет. И всех, кто кругом - не только папу-маму, а разных людей.
Однако в самоизоляции память особенно ухищренна, и раз за разом неподконтрольно для сознания прокручивает эпизоды прошлого, давая ненавязчиво понять: ты живёшь параллельно в разных временных пластах, а вот будущее в туманной дымке.
Почему-то самые ранние из этих спонтанных воспоминаний связаны с той или иной обидой, ныне воспринимаемой совсем нейтрально. Но тогда…
Вот например, стоило услышать: «ты помнишь?», и наплывает из самого что ни на есть детства.
Дани задумался, вспоминая былое. И в уме потекло, будто со страниц книги.
Я ещё не ходил в школу, но уже ходил за покупками.
Меня выгодно было посылать за покупками в «очередь». Я сноровисто оборачивался туда-сюда. И сдачу приносил до копейки. Сноровисто оборачивался из-за того, что никогда не стоял в той самой «очереди», в которую меня посылали. В очередь я втирался незаметно, исподтишка. Сначала худеньким плечиком, а затем всем своим невесомым тельцем. Кто уследит за моими маневрами, когда я по пояс взрослому человеку? Разве что специально приставленный ко мне стукач. Но таких не находилось. И я успевал обернуться туда-сюда за какие-нибудь десять минут, умудряясь, если и пропустить, то всего одну партию в «чику» - это когда копейки на кон, и свинцовой биткой по монеткам - бац! бац! - на перевёртыш-выигрыш.
Но однажды случилась со мной незавидная история. От того достопамятная, что был я обманут впервые, обманут жестоко, обманут до неведомого прежде желания отомстить.
Стоял невыносимо жаркий день, обещающий в полдень солнечное затмение. И надо было спешить, купить что-нибудь  побыстрее, чтобы не опоздать к началу небесного сеанса.  Я возвращался домой почти что порожняком, без сахара и молока, только с буханкой хлеба.
Хлеб был свежеиспеченный. Он пах притягательно, я бы сказал теперь - упоительно, пах, как может пахнуть хлеб лишь в те редкие мгновения, когда его не волокут со склада на склад, а везут прямиком из пекарни в магазин, чтобы… Само собой, чтобы разбойные мальчишки-землетопы, вроде меня, надышались у прилавка его дурманного аромата и, позабыв о прочих покупках, мчались домой с батоном под мышкой. Там, дома оставалось погрузить нож в пышущую здоровьем хлебную утробу, просыпать хрусткую кожицу на кухонный стол и с горбушкой в зубах танцевать на крашеных половицах танец любви ко всему миру и наслаждения от земных плодов. Но не пришлось мне в тот раз плясать от пахучей радости. На полпути к дому, на пустыре, притёртом к развалке, обнаружил я постороннюю личность - старше по возрасту мальчишку лет двенадцати, родом не из нашего двора, где все были в тот момент семилетними сорванцами. Босой, но в тельнике и клёшах, он походил на восклицательный знак, перевёрнутый узкой частью вниз. Было на чём держаться впечатляющей головке-точке, махонькой, стриженной под нулёвку, и украшенной зеленоватыми, кошачьего окраса глазами. Он стоял там, где не имел права стоять - на нашей территории, подле моего дома. И - странное дело! - коптил спичками стёклышко, повёртывая его и так и сяк.
Зачем он коптил стёклышко, я приблизительно догадывался. Но вот почему он коптил стёклышко на нашей территории, принадлежащей мне и моим друзьям, этого я не понимал. Солнечное затмение, обещанное по радио, он мог увидеть и в другом месте, где-нибудь подальше, хоть у чёрта на куличках.  Но «где-нибудь» и «подальше» его явно не устраивало. Всё просто. Но куда как непросто прогнать его, если его плечо выше моей макушки. Однако, куда деваться? Выхода нет. Надо его прогонять! Иначе он и подобные ему охламоны поймут - территория не охраняется, и повадятся шастать сюда, грабить наш двор, скрывающий от чужого глаза припрятанные сокровища - рогатки, битки для игры в чику, цветные камушки  и прочие  вещицы, пригодные для обмена.
Душу мою промывало сквозняком. В пятки капало кипящее масло. Но я всё же понёс ноги к чужому мальчишке.
- Кто ты такой, что стоишь здесь, когда надо пройти мимо? - сказал я заготовленными заранее словами.
- Кто я такой? - переспросил он, снизойдя до меня взглядом с кислинкой. И усмехнулся: - Это на моей морде написано.
И впрямь, на морде было написано всё, в особенности на помятом кулаком носу.
- А почему стою здесь? - продолжал наглый захватчик нашей территории. - Это не твоего ума дело. Однако скажу, по секрету.
Он повертел перед собой закопчённое стёклышко, сдунул с него какие-то невидимые пылинки.
- Я, - он ткнул себя пальцем в грудь, - всю жизнь коптил солнце. Теперь копчу стёклышко. Зачем? А затем, избушка на курьих ножках, чтобы через это закопчённое стёклышко посмотреть на то, как  закоптил солнце.
- Дурью ты маешься! - вразумительно сказал я.
- Дурью маешься ты! - вспыхнул он и погас. - Нет, чтобы попросить у меня стёклышко, пристаешь как приблудный пёс. Лаешь, но не кусаешься.
- Укуси такого!
- И не пробуй! А то стёклышка  ни в жизнь тебе не видать!
- На что мне твоё стёклышко?
- Чтобы смотреть на солнце.
- На солнце можно смотреть только через два часа, когда будет затмение, - повторил я, что слышал по радио.
- А иначе нельзя? - скрипуче засмеялся мальчишка, гася в пальцах спичку.
- Иначе - ослепнешь!
- Ну и дурья у тебя голова, одуванчик природы. На солнце надо смотреть при солнце, а не при затмении.
- Чтобы ослепнуть?
- Слепнут только дураки и сучьи выродки.
- А ты - что? Не из них будешь случаем?
- Я буду из тех,  кто не ждёт затмения солнца. А сам своими руками наводит на солнце затмение.
- Ну, даёшь!
- Погляди, -  он протянул мне чумазое стеклышко.
Я взял стёклышко, зажмурил левый глаз и уставился на солнце. Но ничего приятного не приметил. За стёклышком таилась густая темень, и ничего более.
- Глупое твое стёклышко, - сказал я мальчишке. - Ничего в нём не видать.
- Не стёклышко глупое, а ты.
- Почему?
- Потому что - потому! Когда держишься одной рукой за хлеб, а второй за стёклышко, никакого волшебства не будет. За моё стёклышко надо держаться двумя руками, чтобы при полном солнце увидеть затмение.
- Ну да?
- Вот тебе и «да»! Проверь и поймёшь - правду говорю
- А хлеб куда девать?
- Дай, подержу, чтобы не украли.
- Ага, доверься такому…
- Как знаешь, одуванчик природы. Дурак на то и дурак, что всю жизнь дурак, даже, если на солнце глядит и не слепнет
- Сам дурак! - вернул я горькую пилюлю обидчику. И чтобы не воспринимать себя дураком, дал ему «подержать» буханку хлеба. А сам воткнулся в стёклышко: слишком велик был соблазн увидеть сегодня затмение дважды - в срок, предписанный законом,  и раньше, по собственному желанию.
Пацан оказался прав - стёклышко подарило мне всамделишнее затмение. Действительно, чудо! Какое-то стёклышко-черныш, и на тебе, солнце, на которое и глаз не поднимешь среди бела дня, лежит себе послушно, как вода в проруби, подёргивается ледком по краям, копошится в мелкой рыбёшке брызг.
Да полно! Солнце ли оно настоящее? Или это кусок расплавляемого на огне свинца, годного лишь для битки, чтобы играть в «чику»? И я отвёл стёклышко чуть-чуть в сторону, чтобы проверить сомнения. Отвёл всего на секунду. И ослеп самым натуральным образом.
Мстительным, понял я, было солнце. Мстило мне за неверие.
Незряче я повернулся к мальчишке с помятым носом.
- Что это было? Почему так? Ни солнца, ни света.
Он, будто воды в рот набрал. Молчит.
- Эй, тельняшка! Скажи... Что молчишь?
Молчит. Единственный мой толкователь солнечных затмений, и тот молчит. Будто и на него затмение нашло.
Моё же «затмение» потекло копотью, вылилось в радужную арку, затем рассеялось. И что же? Ни мальчишки. Ни хлеба. То ли он смотал удочки, то ли солнце его поглотило за насмешки да пустые разговоры. Но если солнце, то почему вместе с хлебом моим? Почему вместе с моей румяной корочкой? Той самой, что задаст мне азарта на дикий танец любви ко всему миру. Нет горбушки моей. Значит, и не быть танцу.
Кто меня обманул? Мальчишка или солнце? Я не мог в тот день отомстить мальчишке. Где его искать? В тот день я мог отомстить только солнцу. И я отомстил ему.
В час полного затмения, когда все жили праздником полдневной тьмы и радовались впервые увиденным пятнам на недоступном человеческому взору солнце, я даже не вышел во двор. Я лежал на кровати, укрывшись с головой одеялом. И был доволен, что мщу солнцу…
А ведь хотелось отомстить и заодно мальчишке с помятым носом. Но где его искать? Не на солнце ведь. Хотя солнце и само способно его отыскать и отомстить за меня, от него не спрячешься.
Казалось бы, чушь собачья. Однако если по-прежнему идти, не сворачивая, дорогой памяти, то не запутаешься, и выйдешь навстречу обидчику вновь.

2.

Так и вышло.
- На ринг вызываются!
Помнится, какой ажиотаж стоял в зале. Минута-вторая, а Вадим Бугров не появляется. Ещё чуть-чуть, и удар гонга. Звание чемпиона Ленинграда присуждается Дани без боя. А потом...
Потом пошла такая катавасия, что пером не описать.  «Где Бугор? Куда запропастился? Все шансы его, а на ринг не вышел. По своей воле? Быть такого не может! Похитили? Убили? Кто? Не иначе, как тот, кто намыливается в Израиль, чтобы там покрасоваться в звании чемпиона Ленинграда и выторговать для себя спортивную стипендию».
Понятно, слух покатился из уха в ухо, из спортклуба на улицу, с улицы по пивнушкам, из пивнушек по танцплощадкам и завис над протоколом об исчезновении Вадима Бугрова в следственном кабинете капитана Соксена.
- А что, если…
И бумажка цвета детского поноса с вызовом в милицию прикатила без опоздания. На курьерском мотоцикле.
«Явка  обязательна».
Явился - не запылился.
Капитан Соксен, коренастый мужик за тридцать, мелко потеющий под милицейской фуражкой от частого употребления горячительных напитков, но украшенный тщательно подбритой полоской усиков, напоминал какого-то американского киноартиста, любимца Фортуны. Не дать, ни взять, Дуглас Фэрбенкс из фильма «Поцелуй Мэри Пикфорд», показанный этим летом в серии лекций «Шедевры мирового кино».
- Значит, отваливаем?
- Репатриируемся.
- За бугор? Или из-за Бугра?
Дани вопросительно посмотрел на следователя: что за иносказание на обыгрывании фамилии исчезнувшего парня?
- Разрешение ещё не получено.
- И не получишь, пока не найдём пацана.
- А поправка Джексона - Вэника?
Капитан Соксен хмыкнул: не его управе влиять на решения ОВИРа накануне Олимпиады в Москве, когда особых препятствий, благодаря поправке Джексона - Вэника, ограничивающей торговлю США со странами, препятствующими эмиграции, на выезд  евреев в Израиль не предусмотрено. Тем более что нет в наличии и никаких доказательств о преступлении подотчётного гражданина, сидящего перед ним на стуле. 
- Поправка поправкой, но так устроена жизнь, ничего не оставляет без последствий. За всё приходится платить. За ложь и предательство, за отступление от принципов.
- Я тут причём?
- Притом, что на подозрении.
- Это он должен быть на подозрении! Не явился на финальный бой, струхнул, стало быть. И заховался тишком, как Ленин в шалаше.
- Ленин не по твою музыку.
- Мы на «ты»?
-  По твоему адресу на «ты». По обратному, то бишь в мою сторону, на «вы». И давай  без хитростей из вашей каббалы. Как на духу, по партийному: имеешь какие-то догадки насчёт «струхнул» и «заховался»?
- Догадки не улики. Но…
- Выкладывай, ты не у тёщи на блинах, чтобы тянуть кота за хвост.
- После полуфинала, когда мы переодевались в раздевалке, Бугор пожаловался на боль в носу.  Поковырял, и на тебе: окровавил палец. А на нём - сам видел, своими глазами! - какая-то бяка…
- Козявка! - недовольно поправил капитан милиции. - Ладно, докладывай дальше.
- Дальше… вообще удивительно. Эта бяка… в смысле козявка была металлической с острыми заусенцами. Видимо, для того чтобы, надёжно прикрепиться к ноздре. Оттого Бугор и окровавился.
- Выходит, побоялся за нос, и не явился на бой.
- Нет! Не выходит! Мне он сказал: «Забудь про мой паяльник, думай о своём шнацере - как бы я тебе его не свернул». 
- А ты, конечно, не смолчал?
- Не смолчал.
- Матом?
- Не то, чтобы матом… Джазовым сленгом. «Не базлай!» В смысле, не выступай!
- А он?
- Грохнул дверью, и был таков.
- Вот-вот, нормальным русским языком не мог сказать? «Пошёл на…». Век учи вас русскому языку, всё норовите перейти на басурманский, чтобы справа налево.
- Под вашу фамилию, капитан Соксен подстраиваемся.
- А какие неполадки с моей фамилией, что еврею надо строить под неё жизнь, как нам под товарища Дзержинского?
-  Фамилия еврейских корней.
- Мы из викингов, чистая кровь.
- Из викингов вы слева направо, а справа налево из евреев.
- Да ну?
- Читаем?
- Гуди в три груди!
- Справа налево Нес-кос. В переводе с иврита Чудо-стакан.
- Даёшь!
- Под такую фамилию…
- А что? - капитан Соксен заговорщицки подмигнул, ребро ладони к губам - молчок! - и вытащил из нижнего ящика стола ополовиненную бутылку водки. - Переоформляю тебя из подозреваемых в собутыльники. Но без записи в протокол.  Согласен на компромисс?
- Согласен.
- Только ни гу-гу!
- Молчание - золото.
Полчаса плотного общения по-питерски, и все разводные мосты  соединены в одно целое, украшены на въезде зелёным лучом светофора: шпарь, не оглядываясь, никто не остановит, не пригрозит штрафом и не посадит за превышение скорости. Сермяжная суть заключена ведь не в правилах уличного движения, а в чём-то тайном, которое становится явным. В мистических явлениях, оборачивающихся реальной жизнью, что подмечено в городе на Неве ещё самим Достоевским.
- А что? Так и живём! - горячился капитан Соксен, наливая по третьей. - Берём на подозрение. Абы кого, чтобы дело открыть. А ведь знаем: подозреваемый - это как ты - и на пять копеек не в курсе. Тут чистая мистика с исчезновениями, а не хрен собачий. Хошь досье? На тебе досье! - вытащил из верхнего ящика увесистую папку. - Я специалист. А что толку? Ты не специалист. Зато писатель, когда не художник. Почитай - помозгуй, и делай выводы… по  маленькому… ха! А я пока схожу по большому. - И исчез за скрипучей дверью.
Картина, предстающая при чтении секретных материалов, вызывала оторопь. И наводила на мысли, что мы  - каждый из нас - на прицеле у неведомых сил, способных в любой момент уволочь человека неведомо куда. Либо для проведения научных экспериментов, типа медицинских опытов, когда этот самый венец творения просто-напросто очередная «собака Павлова», либо для обучения чему-то,  не укладывающемуся сегодня в мозгах, а то и для наделения заразными микробами, чтобы потом, при возвращении,  поделился ими со всем человечеством.
Особенно впечатляюще в отношении масштаба бедствия выглядела докладная записка лейтенанта Соколова, ориентированная, в частности, и на Ленинградскую область.
Настоящим докладываю:
Всего в России ежегодно пропадает без вести до 100 000 человек. Большой процент из них приходится на Ленинградскую область. Для сравнения  уточняю: в США каждый год пропадает без дальнейшего обнаружения 600 000 человек.
Кто они, эти потерпевшие? В данном случае не будем останавливаться на алкоголиках и дебоширах, хулиганах и прочих преступных элементах. Их, как правило, опознают впоследствии в морге. Будем рассматривать таинственные исчезновения.
Категории следующие: пропадающие внезапно, без видимых причин.
Ушли на охоту, рыбалку, по грибы и не вернулись.
Пошли в кино, театр, в магазин за покупками и пропали без вести.
К этим категориям по России относится 50 000 человек в год.
Примеры.
Мужчина средних лет отвёл младшего ребёнка в детский сад, старшего - первоклассника - в школу, где и сам работает преподавателем физкультуры. И отправился в учительскую комнату. Ходить-то всего 100-200 метров вверх по лестницам. Но в учительской комнате не появился. Исчез без возврата. Розыски результатов не дали.
Молодая мать покормила ребёнка грудью и оставила его на попечение мужа, журналиста по профессии, который писал дома статью для газеты «Вечерний Ленинград». В магазине, как показали свидетели, отоварилась молоком, творогом, маргарином, купила цельным батоном килограмм докторской колбасы. Покупки положила в сумку и отправилась домой. На этом незамысловатом отрезке пути, длиной в 300 метров, внезапно пропала. Что показательно, сумка с купленным товаром найдена во дворе её дома - в целости и неприкосновенности. Розыски женщины результатов не дали.
Заядлый рыбак-любитель не вернулся домой после ухода на рыбалку. Как известно, самое удачное место для ловли Ладожского сига на Неве находится у Стрелки Васильевского острова. Туда  он и отправился ранним утром, но к месту ловли так и не прибыл, как сообщили его приятели и постоянные партнёры по ловле рыбы. Розыски мужчины результатов не дали.
Во время осеннего набора в армию на призывной пункт Приморского райвоенкомата не прибыл сотрудник в звании майора, сорока лет отроду. Позвонили домой. Жена доложила: он вышел в семь тридцать, чтобы к восьми поспеть на работу. До призывного пункта пешком ходить минут десять. Но он не пришёл, и больше нигде не появлялся. Розыски результатов не дали.
Статистика говорит: подобные исчезновения происходят постоянно. Мною исследовано сотни случаев по Ленинградской области. Могу утверждать, цифры пропавших без вести держатся в той же закономерности, как и в прежние годы, допустим, пять или десять лет назад. При этом замечена некоторая зависимость похищений от цвета глаз и группы крови.  Как правило, глаза у них голубовато-зеленого отлива, группа крови, так называемая, «королевская» - «А», то есть вторая. Зачастую и резус-фактор отрицательный.  Это наводит на определённые размышления. Даже, не побоюсь сказать, космического происхождения: не похищают ли наших сограждан инопланетные варвары для каких-то своих злокозненных нужд? Похищают или нет - на это не имеется достоверных указаний. Но что достоверно, розыски людей,  пропавших внезапно и без видимых причин, результатов не дают.
Дани закрыл папку. Потёр переносицу, задумчиво глядя в окно на прикорнувшего на подоконнике голубя.
Забавное состояние. Прикосновение к неведомому. Таинство недоступной мысли. И набегает-набегает…
Было бы неразумно и более того расточительно создавать Галактику из ста с лишним миллиардов звёзд, и только подле одной из них поместить планету, пригодную для жизни. В пользу такого умозаключения говорит и то, что по версии современных  астрономов возле каждой пятой звезды находится планета, по  своим природным качествам похожая на Землю. К тому же,  если обратимся даже не к генетике, а просто к Библии, то уже на первых страницах видим: нас не произвели на белый свет, скажем так, обычным путем, не зачали даже в пробирке. Нас «сделали»! Значит, мы технологическое творение. А Ева, жена Адама, смастерённая из его ребра, клон, своего рода двуногая овечка Долли. 
Вот и живи с этими понятиями, корпи над книгами о Дарвинизме и эволюции без всякой веры в истинность научных сведений девятнадцатого века, когда реальность опровергает все предположения прошлого. Семьдесят тысячелетий тащились от каменных орудий и сохи до трактора, от изобретения колеса до  автомобиля, а сейчас, внезапно, за какие-то пятьдесят лет после появление первого трактора, либо автомобиля, рванули в космос, погрузились в микромир, расшифровали ДНК, стали клонировать животных.
Как такое могло произойти за столь короткий период? Не благодаря ли подсказкам  сверху? Вполне возможно, если предположить, что во Вселенной есть база данных, к которой могут подключаться люди. Они называют это озарением и кричат «эврика!», полагая, что самостоятельно дошли до новых свершений. Кем создана эта копилка знаний? Не нам судить. Но предназначена она для людей, и не обязательно живущих на земле. Вполне допустимо предположение, что все мыслящие существа кормятся из единого источника. Отсюда - общее развитие, поступательное движение, прогресс. И непременное убеждение: в начале всех начал из этого животворного источника была посеяна на Землю и другие планеты жизнь, а потом, когда она упрочилась, и знания.
- Думаем? - донеслось издалёка,  будто со звёзд, если по-прежнему витать в бесконечном пространстве умозаключений.
Дани оглянулся на скрип двери. Капитан Соксен, а рядом с ним… рядом? Мелкопузик в офицерской форме, рост метр шестьдесят, белобрыс, глаза водянистые с зеленоватой искрой. Новый следователь? Один добрый - второй злой, милицейская классика! Но не угадал.
- Лейтенант Соколов! - представился спутник капитана Соксена. - Вы меня заинтересовали.
- Чем же это?
- Внимательным изучением моей докладной записки.
- Подглядывали?
- Профессиональное любопытство автора.
Соколов притулился к крышке канцелярского стола, напротив Дани, пытавшегося подняться со стула.
- Сидите, а то насильно посадим, - пошутил с остроумием компетентных органов. И сам заразительно засмеялся. - Нет, будем откровенны, не чтением вы меня заинтересовали. А тем, что в отсутствие капитана Соксена не рылись в его бумагах, оставленных без пригляда.
- Больно нужно! Нужна мне ваша криминальная  классика: того посадили, этого посадим.
- Ну-ну, шутник! Преступник должен сидеть в тюрьме, как сказано у братьев Вайнеров. А что касаемо вас, надо было  решить, снимать вас с подозрения или не снимать.
- И как? Сняли? - Дани вновь предпринял попытку подняться со стула.
- Сидите! Сидите! Или… Нет, мы вас не посадим. Правильно я говорю? - обернулся к начальнику отдела.
- Правильно-правильно! - покровительственно отозвался капитан Соксен, заняв своё «руководящее кресло» за столом. - Не посадим! И не будет воспрепятствовать отъезду в Израиль. Почему? - многозначительная пауза в расчёте на эффектную концовку. - Гражданин Бугров найден и обитает по вполне земному адресу. Где? Постучи себя по лбу, всё равно не угадаешь. В жёлтом доме!
- Чего вдруг? Он не диссидент.
- Разговорчики в строю! - повысил голос капитан Соксен и вполне миролюбиво заключил: - Теперь он канает наточняк под «Песню о сумасшедшем доме» Высоцкого, полную несуразных неграмотностей.
И как ни странно, басовито вывел: -  «Я жду, но чувствую - уже хожу по лезвию ноже: забыл алфавит, падежей припомнил только два… И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я, забрать его, ему, меня отсюдова!» 
- Что же произошло?
- Наш разъездной патруль взял его  на улице. Думали - пьяный: валяется на тротуаре, как какая-нибудь падаль. Неприлично, и внешний вид города Ленина портит. А нам настраиваться на Олимпиаду, следить за образцовым порядком на улицах.
- Какой пьяный? Бросьте! Ему на ринг, а вы…
- Во-во, на ринг. Наш-то, вот он, - указал на лейтенанта Соколова, - его и признал. «Что же ты, Бугор, - говорит, - нажрался вчера до времени и победу отдал за бесплатно?» А тот, как в отключке.  Очумело смотрит в глаза человеку и несёт такую ересь, что уши вянут. «Какое вчера? - говорит, - меня три месяца в Ленинграде не было». «А где же ты был?» «На Луне. Она, выясняется, полая, и внутри похожа на космический корабль». «Ага. Луна - космический корабль. А ты им управлял, как Гагарин».  «Никакой я не Гагарин! И ничем  не управлял. Я учился на Луне». «Быть лунатиком?». «Киллером». «Кого же ты собираешься убить?». «Кого прикажут». «И меня?». «Какие вы непонятливые. Нацистских преступников». «В Ленинграде?». «И в Ленинграде. И везде где они обитают, переодетые в наших сограждан».  «Значит, они переодетые. А ты не переодетый. Может, и тебя надобно переодеть? Согласен? Отвезём в жёлтый дом и переоденем по сезону в смирительную рубашку». Словом, отвезли и переодели. Теперь он там кукует. А ты…
- На свободу с чистой совестью?
- Повезло тебе, - сказал капитан Соксен, - с маршрутом.
- А вам с фамилией.
- Да уж, Чудо-Стакан... Наполняй, и до краёв! - приказал лейтенанту Соколову. - На посошок! Выпьем за города - побратимы… в будущем. Питеру скоро триста бабахнет, а Иерусалиму три тысячи. Будем жить!
- Лехаим! - сказал Дани и не поперхнулся.

3.

Человеческие мысли оказывают влияние на молекулы воды и форму снежинок. Так что  высказывание философа Рене Декарта «мыслю, следовательно, существую» имеет отношение не только к человеку, но и воздействует на существование окружающей природы, стало быть, и всего мира. Не мысли! Но в этом случае - ты зомби. Может, и был первоначально зомби, пока не высветили тебя изнутри божьей искрой, не вдохнули в тебя душу. А говорят: «душа - потёмки».
Мало ли что говорят. Вот говорят, что Гитлер застрелился 30 апреля 1945 года. Кстати, Сталин не верил в его смерть и, вероятно, был прав. Ибо в недрах ФБР, в личной папке Гувера, как это показано в американском документальном фильме 2015 года «Охота на Гитлера», хранятся донесения агентов, что его видели 6 февраля 1947-го на ночном представлении звёзд балета в отеле «Касину - Атлантик». А поисковая группа, идущая по следам Гитлера, исчезнувшего из охваченного огнём Берлина, обнаружила в местной газете  репортаж о феерическом концерте с фотографиями участников и зрителей.
Как он бежал? Тайным  туннелем добрался из бункера до шоссе, которое незадолго до капитуляции переоборудовали в неприметный аэродром. Отсюда доверенный пилот Баумгарт вывез его на небольшом самолёте в Испанию, затем на подводной лодке Гитлера доставили в Аргентину, где он и затерялся.  А для преследователей оставил инсценировку самоубийства и последующего сожжения в компании с Евой Браун. Но вспомним, у него был двойник. И перенесёмся в канун победного завершения войны.
Густав Веллер был двойником Гитлера. Его с аккуратной дыркой во лбу нашли американские солдаты 1 мая 1945 года и приняли за настоящего Гитлера. Но когда американские солдаты сняли с него сапоги, они усомнились в своём первоначальном впечатлении. На ногах у трупа были дырявые носки. Это ввело в сомнение и советского патологоанатома. Однако нацисты уже распустили слух, что Гитлер погиб, участвуя, как и обещал нации незадолго до этого, в боях за освобождение Берлина. Немцы полагали, что со смертью Гитлера и война окончится, Германия избегнет безоговорочной капитуляции, и будет возможность заключить мир на каких-то приемлемых условиях. Но не вышло. Дырявые носки солдата Густава Веллера перевесили  все заверения и аргументы немецкого командования.
Должно быть, из-за этого случая Сталин и впоследствии, имея в сейфе подлинный, как ему докладывали,  череп Гитлера, не верил до конца жизни, что тот покончил с собой 30 апреля 1945 года  - сразу же после женитьбы на Еве Браун, и сожжён вместе с ней.
А мы? Мы верим? Да, школьным учебникам верили. Но давным-давно стали учиться у жизни, а она зачастую преподносит кошмарные сюрпризы, опровергая знания, усвоенные в детстве. Вот и недавно, когда на календаре застукали дату 30 апреля 2020, года было вполне недурно с тихой радостью отметить рюмочкой израильского коньяка 75-ю годовщину со дня уничтожения злодея, чтобы потом добавить за Победу.
Мысли, мысли… Что только не приходит в голову, когда погружаешь приятеля по известной только тебе методике глубоко в самого себя и ждёшь его возвращения из забытья.
Гоша морщится в кресле  напротив,  будто отгоняет тревожные видения, и говорит как бы сквозь сон:
- Плохо у тебя, Дани, поставлен медицинский гипноз. Один раз загипнотизировал меня, а всяческие последствия не дают покоя,  набегают раз за разом. Стоит закрыть глаза, как… Вот, ты говорил, что на планете Нибиру побывал в своих фантазиях, то ли в виде души, то ли в виде сознания в телесной оболочке. Сейчас и мне выписал путевой лист. Ты, верю на слово,  был в гостях у самого Пушкина. А я… гляжу - понять не могу. Какой-то червь бородатый, с каким-то… фарфорового отлива… яйцом в руке. Яйцо испускает свет. И на экране… Да-да, в его квартире… появляется Гитлер. Но не тот в коричневом пиджаке с карманами на груди, другой - с залысинами, поседевший, и усики...  Вроде его, вроде не его…  Не пойму. Но фильм… Боже мой, концлагерь, свастика, немецкая надпись над воротами, что-то насчёт работы, которая делает свободным… и люди - ходячие скелеты… а он, тот постаревший фюрер,  разглагольствует. Никак не врублюсь. Опять о еврейском вопросе, и как устроены газовые камеры. А ещё… да, по его речи выходит: нелегально рванул в Аргентину. При этом прихватил чертежи ракет ФАУ, летающей тарелки, что грохнулась у них в Германии в 1936 году в районе горного массива Шварцвальд и сверхсекретной машины времени, детище обергруппенфюра Ганса Каммлера, по прозванью «Колокол» - «Die Glocke». Хотел из Южной Америки долбануть по Штатам. Но отчего-то это не удалось. Но не унимается. Намеривается вновь родиться и заняться своими детскими проказами - игрой в войну. Подумывает теперь, когда войск у него практически нет, о войне биологической, чтобы вирусом уничтожать людей в большом количестве. Типа: меньше народа - больше кислорода! Ну, не урод? А пока что ждёт возвращения на Нибиру сподвижников, которые обитают в настоящий момент  в человеческой шкуре. Для него, и для прочих обитателей Нибиру, как я смотрю, облачение в нашего земного современника и пребывание здесь - нечто вроде забавной туристической поездки.  Оттого и жизнь человека недолговечна, от войны до войны. Каждому из игроков хочется поскорей рвануть назад и показать новый фильм о своих приключениях. Может, и Оскара какого-нибудь Нибирианского выхлопотать. Ну и дела! А мы живем тут, и ничего толком не знаем. Даже о самих себе, настоящих - внеземных, по сути.
Дани потряс старого друга за плечо:
- Очнись, хватит впадать в маразм!
Гоша поднял на него глаза. И повёл, как в слепую, с той же сомнамбулической  тональностью:
- Гитлер носил френч без знаков различия. Сталин носил френч без знаков различия. Оба носили френч почти одного покроя. С карманами наверху и внизу. Гитлер не курил. Так что в карманах ничего не держал, кроме военной тайны. Сталин курил. Но трубку и спички держал на столе,  чтобы зря не трепать клапаны карманов. Он очень берёг свой мундир, памятуя, что в нём войдёт в историю, как Наполеон, который тоже ходил без знаков различия. Однажды Сталин отдал мундир в чистку. А когда получил после  сытного обеда обратно, с удивлением обнаружил, что вырос из него.
Как это так? Вырасти он мог только в глазах подчинённых, хотя уже было некуда. Значит? Да-да, всё так! Портного объявили вредителем. Что случилось с ним дальше  -  понятно и без приговора. А с мундиром на следующее утро всё было в полном порядке. Точь-в-точь пришёлся по плечам, как Сталин, подобно обычному человеку, избавился от излишков переваренной пищи. Тут он и осознал, что портного следовало бы реабилитировать. И поручил это дело Хрущёву. Но он  -  копуха  -  проваландился, и лишь после смерти Сталина  приступил к выполнению поручения, попутно реабилитировав ещё тысячи и тысячи иных, ни в чём не повинных «вредителей». Когда же полным ходом пошло разоблачение культа Сталина, по всему Союзу носилось известие, что Ольга Григорьевна Шатуновская обратилась к Никите Сергеевичу Хрущёву с настоятельным требованием: в судебном порядке наказать палачей, которые в лагерях истребляли наш народ. Хрущёв её внимательно выслушал  и задумчиво ответил: «Слишком много палачей. Всех не посадишь». Себя, однако, он всегда усаживал на председательское кресло.
Дани опять потряс Гошу.
- Очнёшься, наконец!
- Уже.
- Чего «уже»?
- Уже в норме!
- Тогда… - и не нашёл ничего лучшего, чем разлить на двоих. - Чтобы сгинули наши мучители уже раз и навсегда!
И они сдвинули рюмки,  тихим всплеском стекла перекрывая немолчный гул в сердце. Но это только усугубило ситуацию. Глаза у Гоши закрылись, в уголках рта пузырьками вскипела слюна, а последующая затем безостановочная речь, подчиненная трансу, будь рядом посторонние, могла выправить ему направление в сумасшедший дом. Посторонних не было в наличии, сумасшедший дом далеко, а тот свет - в реальной близости: протяни руку - достанешь, если к ней невзначай прилипнет коронавирус.
- Телепатия - мать порядка. А нутряное зрение - отец компромата, - говорил Гоша, как это изредка бывает  со спящими людьми, в особенности, подверженными амнезии - провалам памяти: казалось бы, отлучены от действительности, но при этом не чувствуют никакого дискомфорта в многомерных мирах Морфея.  - Гляди… тот, который Гитлер, похлопывает по плечу того… кто… Чёрт подери! Тот, который не знаю кто, шутливо вскидывает руку в нацистском приветствии. Да что это они? Рехнулись от вседозволенности у Боженьки за пазухой? Или просто продолжают развлекаться полюбившейся игрой? Тот, который Гитлер - тому, второму, который  не знаю кто: «Геноссе Риббентроп! Камрад Молотов уже прибыл для заключения нового Пакта о ненападении в будущем воплощении?  А то число жителей Земли вскоре достигнет  7 473 690 000 человек, что на 83 миллиона больше, чем зарегистрировано в 2016-ом». Этот, второй: «Никак нет! Ждёт указаний от товарища Сталина». «А Сталин?». «Ориентировочно на подходе, но вполне возможно и повременит. Доподлинно ничего не известно. Дата появления у нас сокрыта завесой молчания». «Вызовите начальника Гестапо, он должен  быть в  курсе тайных планов Сталина». «По сообщению вашего личного водителя Эриха Кемпки, Мюллер ведёт охоту в обличии психа по фамилии Бугров на ваших подданных времен Третьего рейха для быстрейшего возвращения их на родину, сюда к нам. На очереди у него Курт Эйман, он же в нынешнем воплощении Игаль Зет, располагающий секретным шифром наших валютных запасов в швейцарском банке. Это дело одного-двух дней. Затем на примете русский перебежчик. Из зондеркоманды. Майор Бредлов. Тот, кому вы самолично вручали Железный крест за уничтожении еврейского гетто». Гитлер: «А где Эрих Кемпки? Почему не представился?» Ответ: «Приходит в себя. Не отошёл от земного стресса, когда в обличии следователя Соколова мучился от несварения в желудке трёх пуль, выпущенных в него этим буйным психом Бугровым». «Камрадом Мюллером?». «Кем он был прежде, Бугров не помнит. Но помнит, что после Эймана и Бредлова на очереди у него лётчик Баумгарт». «Тот, что тайно вывез  меня из осажденного Берлина за день до моей официальной смерти?». «Так точно». «Где же его найдёт? Летчик! Куда он залетел сегодня, Бог  его знает». «По нашим сведениям, в Израиль. И живёт теперь под прикрытием имени… Гоша».
Дани вздрогнул, не имея возможности определить по  «оживающим» глазам выходца  из потустороннего мира, не стал ли жертвой розыгрыша?
Гоша тряхнул головой, как спросонья.
- Я мёртв? 
Дани поспешно наполнил рюмку.
- О мёртвых или хорошо, или ничего.
- Враки! На самом деле  спартанский поэт Хилон сказал так: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды». Правду!
- Жив! И живее всех других, если пристегнуть Маяковского.
- А ты, если пристегнуть Есенина?
- «Жив и я. Привет тебе,  привет».
- Тогда выпьем, - и опрокинул рюмку. - Честно говоря,  я теперь больше, чем сумма слагаемых. По сложности я равен таблице умножения.
- Гоша! Умники превращаются в дураков, когда высказывают свои тайные мысли. Как-то раз цифру 8 уложили на спину. И местный поэт вздрогнул: женская грудь! А школьный учитель вменил ему с укоризной: знак бесконечности! «Все равно число развратное», - резюмировал поэт, чтобы последнее слово осталось за ним.
- Но разве может проявиться последнее слово при бесконечности?
- Кому как, а волчьему аппетиту подавай отбивную.

4.

Образованность - это когда от зубов отскакивают даты исторических событий и высказывания знаменитостей прошлых времён. Например, пирамида Хеопса построена в 2500 году до нашей эры. Или - «весь мир театр, а люди в нём актеры». Кто сказал? Шекспир!
Под этот камуфляж можно маскироваться до старости лет, и твои мысли, какими бы ни были,  пройдут след в след с высказываниями великих. 
Начнём?
Тут и зазвонил телефон.
- Алло! Кто на проводе?
- Служба  психологической поддержки периода пандомии. Поговорим?
- Я не против.  Совсем одичал.
- Глюки?
- Пока обхожусь. Но самоизоляция, чтоб её! Сиди дома и не кукарекуй, а на улицу, если что, без маски не выходи. Оштрафуют!
- Но не в кутузку ведь запрут.
- Бросьте! Представляется, что день-другой и мыслить разучусь вовсе.
- Раньше?
- Мыслил в охотку. Соображал…
- На троих?
- Сейчас чаще на двоих. С Гошей. У него амнезия, о дне вчерашнем забывает, а в остальном память энциклопедическая. С ним и говорим, когда спускается со своей верхотуры ко мне в квартиру.
- Темы?
- О войне и мире, о Сталине и Гитлере, о пришельцах и всякой прочей мистике.
- Что ж, тогда для психологического оздоровления и вопрос на тему ваших умственных возможностей.
- Слушаю.
- Известно ли вам, что Сталин находился в сибирской ссылке вместе с Каменевым?
- Как пить дать!
- Ссылка сближает, объединяет людей. Отчего же Каменев был расстрелян в 1937 году?
- Из-за болезненной мнительности Сталина.
- Интересная версия. А подробнее?
- В 1917 году, в пору Временного правительства, Каменев был главным редактором газеты «Правда». В заместители к себе он взял Сталина.
- За это же не расстреливают.
- Но Каменев имел свойство редактировать рукописи. И скрупулезно правил сталинские материалы, изгоняя из них орфографические ошибки. Следовательно, в недалёком будущем мог и заявить, да хоть с трибуны Кремля, что Сталин не лишен ошибок.  Вот за это поплатился.
- Резонно.
- Значит?
- Угадали. У вас стопроцентное психологическое здоровье. Продолжайте и дальше размышлять в том же духе.
- А вы ещё позвоните?
- Позвоним. Как без этого? Нам нужно держать руку на пульсе вашего самочувствия и не допускать до…
- Суицида?
- Сначала, до маразма.
-  Ага! В таком пикантном случае давайте и о Гитлере поговорим. А то, коснувшись всего лишь одной темы из наших разнообразных кухонных посиделок, я с непривычки могу почувствовать себя несколько ущербным.
- Не торопитесь отпевать свои умственные способности. Психоаналитик Фрейд говорил: «прежде, чем ставить себе заниженную самооценку, убедитесь, что вы не окружены идиотами».
- Вы?
- Боже упаси!
- В таком случае, о Гитлере?
- Что ж… пойдём навстречу просьбам трудящихся. Вопрос на засыпку.  Почему мама Клара после смерти мужа перевела Адольфа в другую школу, расположенную за тридцать с лишним километров от Линца в городе Штайр?
- Хитрый вопрос. Но мне по мозгам. Причина проста.  В Линце, где Адольф учился прежде, его из-за плохих отметок оставили на второй год в пятом классе. Мама Клара подозревала, что её непутевого сына, так и не освоившего премудрости школьных наук, оставят в Линце и на третий год. Вот и отправила его в Штайр, где учителя более покладистые.
- Не лучшая ли доля выпала бы человечеству, окажись Адольф третьегодником, единственным на весь Линц? Превратился бы в городское посмешище и…
- Простите, но романы, написанные в сослагательном наклонении, не для меня. Что было, то было. А чего не было…
- Опять вы подтвердили своё стопроцентное психическое здоровье. А то ведь, если следовать путями сослагательного наклонения, дорожка приведёт прямиком в  сумасшедший дом.
- И будем там друг другу растолковывать, что было бы, не случись то, не случись это.
- И родились бы мы, если бы не встретились некогда наши родители?
- Да и позвонили бы вы мне, не попади я в карантин?
- И кто бы при таком сослагательном раскладе столь высоко оценил ваш аналитический ум и душевное здоровье?
- Позвольте. А творческий потенциал?
- И с Музой, выходит, общаетесь?
- При самоизоляции больше не с кем.
- И?
- Вот стишок написал.
- Слушаю.
- Где девственность гуляет по планете, там, к сожаленью, не родятся дети.
- При внимательном прослушивании, имею непреодолимое желание отметить: слово «гуляет» отнюдь не для девственницы. Оно несёт скрытый подтекст и низводит поэтический образ от возвышенности к низменным инстинктам. Видите ли, скрытый смысл слова «гуляет» более соответствуют поведению ночной бабочки, а не девственницы.
- Но это никак не отражается на концовке.
- То бишь?
- От девственниц, к сожаленью, не родятся дети.
- От ночных бабочек, в основном, тоже. Или вы хотите, чтобы и от проституток рождались дети? Мало нам, что весь мир и без того стал продажным.
- Если бы только это.
- А что вас ещё тяготит?
- Серьёзно?
- Иначе нельзя. 
- Операционная система.
- Это что? Медицинский термин?
- Научный. Так и записано в учебниках -  «операционная система».
-  А ближе к пониманию? 
- Ближе и не бывает. Оглянитесь на два месячишка назад. И вспомните: 27 марта Израиль перешёл на летнее время, все компьютеры в один миг переключились, как им было предписано заранее.
Невольно подумалось, что и у Земного шара имеется в запасе своя операционная система и раз за разом она включается в первом двадцатилетии нового века, почитай, каждые сто лет, чтобы запустить смертельную для человека болезнь. И тогда - коронавирус, практически ровно через сто лет после испанки, внезапно возникшей в 2018-ом. Кстати, испанка началась в один и тот же день, как по расписанию, в Бостоне и Бомбее, городах, разделенных огромным океаном. Как это возможно во времена, когда межконтинентального авиасообщения не существовало? В 1920 году при подсчёте убыли населения, выяснилось: пандемия унесла более 50 миллионов жизней, в разы больше чем Первая мировая война. А ещё за сто лет до этого? А за двести? Холера. Чума. Было?
- Было! Что же вам надобно? Хотите исправить историю по своему вкусу?
- Ничего мне не надобно!
- А на посошок?
- Наливайте? Вы там, я здесь. И чокнемся.
- Каким образом?
- Я с телефонной трубкой. А вы?
- Со слуховым аппаратом.
- Будем здоровы!
- Будем!
И буль-буль по обе стороны незримого горизонта.
«Эх, начать бы жизнь заново», - подумал Дани, положив трубку на рычаг. 
А что, если? И впрямь, почему не начать? Ведь для этого ничего не нужно, кроме внутреннего просветления и Божественного толчка.
Раз - просветление.
Два - толчок.
И очнулся где-то там… там… Где?
Кромка чёрной земли, за ней река. В руках винтовка, в ушах грохот от разрыва бомбы.
Постой-погоди, это жизнь не моя, я ведь ещё не родился. Я… Когда я был маленький, лет шести, и такой же пушистый, как новорожденный цыпленок, меня почему-то невзлюбил петух на даче в Юрмале, где мы снимали комнату. Он бегал за мной по двору, хотел клюнуть. Наверное, курочек приревновал. Не знаю, я на птичьем языке не гу-гу и ни га-га. Однако ревность вышла петуху боком, вернее, стоила головы. Хозяин дачи при всех нас, детях и взрослых, отрубил ему голову на чурбаке. И он, безголовый петух, побежал-побежал по двору, будто от смерти убежишь. И, споткнувшись, свалился у скамейки.
Что было потом? А ничего! Просто я отказался кушать бульон, который хозяева приготовили из этого петуха. Наверное, поступил благородно. Но не у кого спросить. Маленький Дани не скажет, а большой не помнит, год-то был - ого-го! - какой давний. А другие годы? Куда ни повернёшься, всюду - прошлое. Выпитая рюмка - прошлое. Недопитая - будущее.  А настоящее? Его не изыщешь даже между двух слов, не то, что рюмок. Сказанное - прошлое, не сказанное - будущее. Выходит, настоящего и нет в природе. Следовательно, и нас нет. Но мы существуем, не иначе. Это чувствуется каждой клеткой тела, умом, сердцем, душой. Это… А вот и телефонный звонок. Как же его услышать, если не существуешь?
Опять психологическая помощь? Вот достали!
- Алло!
- Извините, - прерывистое от волнения дыхание, тонкий мальчишеский голос, - я попал по адресу?
- А кто тебе нужен?
- Сам себя я и нужен! Мне сказали, что стыкнусь с самим собой, но уже взрослым.
- Кто сказал?
- Я знаю? Голос такой, он просто сидит в голове, и говорит, когда захочется.
- Что говорит?
- Я не понимаю. Он очень умный. А я ещё маленький. Но сейчас, у телефонной будки… «Иди-позвони, - сказал мне, да так, что я всё понял, - попадёшь в своё будущее». Я и позвонил.
- А номер телефона?
- Не знаю. Я не  помню, крутил диск или…
- Как тебя звать?
- Дани. А вас?
- И меня.
- Вот здорово! Скажите поскорее - у меня всего минута - кем я стану?
- Ты станешь мной.
- А когда?
- Что значит «когда?».
- Сегодня у нас солнечное затмение,  обещанное по радио. А у вас? Мы коптим стёклышки, чтобы  посмотреть на солнце. А вы? Меня уже записали в первый класс? А вас?
- Малыш, я давно уже закончил Ленинградский университет, живу в Израиле, писатель и художник.
- Вот здорово! И у Стены плача бывали?
- Я везде побывал. А ты? Ты ненароком не с хлебом под мышкой? 
Дани вспомнилась первая встреча с Бугром, укравшим у него в детстве буханку свежего хлеба в день солнечного затмения. Он спонтанно подумал: а не переиграть ли прошлое? Вычеркнуть Бугра из жизни, может,  потом судьбы их не пересекутся, и в нынешние времена он не будет таить никакой угрозы ни для него, ни для Гоши. И всего-навсего для этого нужно предупредить ребятёнка, чтобы он возвращался домой другой дорогой. Но не успел.
- Ой! - раздалось на той стороне провода. - Меня послали в магазин, а я тут заболтался.
Трубка дала отбой. Сердце ёкнуло. Вмазать бы кулаком по прошлому. Но не вмажешь - прошлое. И будущему нос не расквасишь - будущее. Остаётся… И Дани всадил кулак в каменную стену. Удар ушёл в прошлое. Перевязка в будущем. Окровавленная ссадина в настоящем. А в мозгах: жизнь вне сослагательных наклонений и без всяких философий, строится по воинскому образцу. Армейское подтверждение: так точно! Армейское отрицание: никак нет! А между? Жизнь солдатская? Так точно! Но жизнь ли это? Никак нет!
А если жизни нет? Тогда «крепче за баранку держись, шофёр», и по ленточной спирали вниз. Из Гило в центр Иерусалима. В бар Грошика. На двойной вискарь с лимоном. Давно уже из-за карантина там не бывал.
- Аристотель говорил: «Зачем удваивать реальность?» - втемяшился знакомый ангел с попутными нравоучениями.
- Это о ком он говорил?
- О человеке.
- Стало быть, имел в виду: не следует художнику писать человека с натуры.
- Истина рядом. Но не это имел в виду Аристотель.
- А что?
- Не надо созидать человека из человека. Вот что он имел в виду.
- Прости, дорогуша! А если, положим, жена на третьем месяце?
- Аристотель не одобрил бы.
- От такого, как он, ещё ждать одобрения? Да и от тебя… - и  в сердцах: - У нас тут все вокруг  Келдыши, один ты Выколдыш!
- Но с пониманием.
- Тогда разъясни. Большой адронный коллайдер…  Да?
- Да. И что?
- Для чего он нужен? Как толкуют ученые, для выяснения, что было до Большого взрыва с нашей вселенной. Но ведь нашей вселенной вообще-то и не было до Большого взрыва. Чего выяснять?
- Чтобы и вас самих не стало.
- Но это ведь наказуемо.
- Однажды Иван Грозный обратился с юридически обоснованным словом к карательным органам: «Вы судите по чести, по совести. Но так, чтобы опричник всегда был прав». Судьи не осмелились перечить.  И судили. Имеете ли вы право судить их?
- Право имеем.
- Но только начнёте, как нам скажут: «А судьи кто?»
- Стоп-стоп! А не склоняешь ли ты меня к мысли, что ныне и на мне ответственность за чью-то жизнь? Гошину? Молчишь?
И вдруг с осознанием неотвратимости смерти Дани подумал о Игале Зете,  бывшем своем командире по прозвищу лейтенант Ури, находящемся в коматозном состоянии. И вспомнилось сказанное Гошей,  что сейчас идёт охота на него. Не упредить Бугра, значит обречь на гибель своего товарища по оружию. И Дани прибавил скорости, свернув на шоссе, ведущее в больницу Шарей Цедек. 
Единственное, что принадлежит человеку, это жизнь, - стучало в нём, как метроном. - Деньги? Завтра можно обанкротиться. Слава? Завтра можно обесславиться. Жена? Завтра может уйти к другому. А жизнь всегда остаётся с человеком. До смерти. И он способен ею распорядиться по-своему. Допустим, взять и лишить себя жизни. Однако, это самый неискоренимый грех, исправить его уже нельзя и выпросить снисхождения у высшего судьи тоже. Впрочем, одно дело лишить себя жизни, а другое… Да-да, лишить жизни кого-либо иного. Понятно, это тоже грех, но есть ещё время собственной жизни и при удачном раскладе появляется надежда о снисхождении, отпущении грехов и всяком таком, что верховодит в душе. Тут и наступает соблазн. Однако нож не точишь, не набиваешь автоматный магазин патронами, а открываешь Библию наугад: интересно какое пророчество выпадёт? И читаешь Божье, сказанное Каину: «На тебе крови брата твоего, Авеля». Не кровь, а крови - множественное число, знак того, что у убитого не будет детей, внуков, правнуков, что умрёт, не родившись, огромная династия из тысячи тысяч потомков. И никто из них не увидит не то, что наш мир, но и тот Высший, куда мы уходим после земной жизни. У кого после этого возникнет желание точить нож или набить патронами магазин автомата? Поднимите руку. Но что это, почему не видно ни одной поднятой руки?  
- Да никого из тех, к кому ты обращаешься, нет в живых.
- Как же так? Вот они, я их вижу. Только почему-то руки не поднимают.
- Ты их видишь согласно закону крови:  они твои родственники. Из местечка Ялтушкино, в Украине, где родилась и жила до замужества твоя бабушка. Они не живые, потому и не могут откликнуться на твою просьбу и поднять руку. Все они убиты фашистами 20 августа 1942 года, не родившись, а могли быть детьми, внуками и правнуками племянника твоей бабушки, расстрелянного в восемнадцатилетнем возрасте. А тот, кто их расстрелял… тот ещё долго ходил по планете и разносил смерть, как сегодняшний коронавирус.
- Но ведь…
- Да, после того, как он приехал на променад к террористам в Израиль, чтобы  поучить их мастерскому умерщвлению людей…
- Мы его убрали!
И перед Дани возникла воинская операция, проведённая под командованием Игаля Зета, кликуха  лейтенант Ури, когда они служили в одной роте.

5.

У въезда в больницу Шарей Цедек - шлагбаум. За шлагбаумом будка с охранником в марлевом наморднике, как и полагается при заразной эпидемии. В руке пластмассовый ствол, похожий на пистолет системы Макарова, на самом деле, это довольно своеобразный термометр. Нажал на спусковой крючок, выдаёт на чёрном экране заветные цифры. Какие? Судя по кивку охранника, «пропускные» 36 и 6.
Подле будки кассовый аппарат. Дави на кнопку, выскачет чек. На обратном пути, если задержался у врача на полчаса и больше, следует заплатить 20 шекелей - и будь здоров!
Главное, конечно, в такое подозрительное на вирусы время быть здоровым: на лице предохранительная маска, на руках одноразовые резиновые  перчатки.
Теперь найти бы место на парковке. Это чудо из чудес, но оно не замедлит случиться, если примчался сюда ради спасения чужой жизни. 
Сквозь открытое окно с соседней стоянки доносилось:
- Кто ты такой, что влез сюда, когда я ждал очереди на освободившееся место?
- Кто я такой? - переспросил обидчик, вылезая из-за руля «прокатного» фольксвагена. - Это на моей морде написано.
Будто дохнуло из детства, из того памятного дня, увенчанного солнечным затмением. Дани оглянулся. Он уже и без подсказки знал: на морде у Бугра написано всё, в особенности на помятом кулаком носу.
- А почему стою здесь? - продолжал наглый захватчик чужой территории. - Это не твоего ума дело. Рули отсюда!
И ударив ногой по «вражескому» колесу, двинул скорым шагом вверх по грунтовке.
Что делать? Самое простое, связаться по мобильнику с майором полиции Яшей Прайсманом. Старый приятель, ему и растолковывать ничего не надо. Достаточно сказать, срочно выезжай. Поверит на слово, что опоздание смерти подобно. И впрямь, кто знает, что может произойти. Бугор способен натворить всякое. И скорей всего, натворит, если его не остановить.
Остановить? Но как? Не пулей же. Причём и формулировка для задержания смешная: на основании интуитивных подозрений.
Остаётся одно. Рвануть за ним в фойе, а там… там… может, Яша поспеет с нарядом полиции, и ноющая под сердцем боль рассосётся.
Но в фойе Бугра уже не было. В коридоре указательные таблички: хирургия 4 этаж, онкология 7 этаж.   Слева от коридора просторная комната с пятью лифтами. Жми на кнопку и гони - вниз-наверх.  Куда? Расчёт на лотерейную удачу не имеет права на жизнь, когда пахнет смертью. И не выискивать надо след киллера - не следопыт Фенимора Купера! - а опередить его. 
В палате Игаля Зета, у резервистов более известного под армейским прозвищем лейтенант Ури, властвовала всё та же гнетущая тишина, прерываемая нечленораздельным бормотанием. Люминесцентный свет выдерживал лицо под кислородной маской в тонах восковой спелости, не давая возможности освободиться от ощущения, что ты в покойницкой.  Хотелось  крикнуть, разразиться матом, лишь бы сбросить напряжение. Но не крикнешь, не взорвёшься матом, когда с тем же, если не с большим напряжением, необходимо прислушиваться к шорохам за дверью, ожидая появления врага.  Но вместо коридорных звуков до мозга, словно сквозь глухоту непонимания, прорывались из нечленораздельной речи Ури какие-то оборванные в середине предложения,  крохи английских и ивритских  слов, цифровые обозначения. Нечто вроде: «в случае открытия вашей организацией номерного счёта, все банковские операции проводятся не от имени организации, а заменяются секретным кодом.  Ваш код по регистру анонимности  Lafa-120, Bank X-030, номер счёта 507324111».
Из странного, какого-то сомнамбулического состояния, в которое впал Дани, поглощённый расшифровкой слов, слетающих с губ Игаля Зета, его вывела резко открывшаяся дверь. В проёме, за коляской с медикаментами стоял Вадим Бугров, облачённый в спецодежду израильского медперсонала: матерчатая повязка, прикрывающая рот и нос,  шапочка, курточка, полотняные штаны зеленоватого оттенка.
- Что вы здесь делаете? - возмущённо сказал он, увидев Дани.
- Мишуга! (Придурок!) По Исраэль. (Здесь Израиль). Иврит! Рак (только) иврит! - откликнулся Дани, спонтанно выбрав самый верный путь к нейтрализации санитара-самозванца.
- Что? Какой тебе иврит? Да кто ты такой, что влез на мою территорию?
И опять будто дохнуло прошлым. Дани подался соблазну и воспользовался палочкой-выручалочкой, позаимствованной из детства. 
-  Кто я такой? Это на моей морде написано. А почему стою здесь? Это не твоего ума дело. Избушка ты на курьих ножках. Лаешь, но не кусаешься.
На какое-то мгновение Бугор опешил, не зная, что противопоставить собственному присловью. Потому и не стал дальше выяснять отношения, а со всей силы толкнул коляску с лекарствами в сторону Дани. Затем бросился  к стойке с тумблером подачи кислорода. Но подножка, и он нырнул головой под лежак Игаля Зета.
- Ах так? Ну, держись, сволота! Ты мне задолжал один бой, помнишь?
Дани понял: его опознали. И чтобы выиграть время, встал в боксёрскую стойку.
Бугор выполз из-под каталки и, покачиваясь с ноги на ногу, начал примеряться к удару. Шаг вперёд, шаг в сторону.  Левой, левой, и резкий выброс справа. Но не попал. Дани среагировал, уклонился, и левым боковым уложил противника на пол.
- Я в чемпионской форме, старик. Прости, что не предупредил заранее.
Бугор рывком вскинул себя на ноги, и в момент, когда кинулся в атаку, попал в объятия майора  Прайсмана.
- Годи! Годи! А то ведь и я стукнуть могу.
- Первая перчатка Израиля! - Дани польстил своему бывшему ученику, подыграв его спортивным амбициям.
А Прайсман, в свою очередь, польстил  питерскому разбойнику.  Он передал ключи от арестованного фольксвагена своему водителю, а пленника усадил на почётное место, рядом с собой. И стремительный «воронок» израильского образца, дорогу которому из уважения к её бесплатным пассажирам уступает каждая попутная машина, помчался на Русскую площадь.  
В полицейском управлении, после оформления протокола «о хулиганствующих действиях туриста из России Вадима Бугрова» майор Прайсман дал Дани недвусмысленно понять, что ничего, кроме выдворения дебошира на родину совершить не вправе.
- Основы криминалистики, - многозначительно произнёс он и поднял указательный палец, принуждая к вниманию. - На первое выясняем, был ли подозреваемый на месте преступления?
- Был! - воскликнул Дани.
- Но преступления не совершено. Это на первое.
- А на второе?
- Найдено ли у подозреваемого оружие, причастное к преступлению? Не найдено.
- А кулаки? - съязвил Дани, всё более злясь.
- Кулаки не оружие. Это на второе.
- А на третье?
- На третье компот с косточками от вишен. Был ли у подозреваемого мотив для убийства? Не было мотива. Нашего Ури, который всамдел Игаль, он видел  первый раз в жизни. Ни с ним, ни с его родственниками и друзьями никогда не пересекался. Что в итоге? - Тут он театрально развёл руками, будто на сцене в ожидании оваций с отрепетированным неоднократно монологом. - Не было мотива,  и все досужие домыслы о том, что мужик прибыл для убийства Игаля Зета, к делу не пришьёшь. Домыслы есть домыслы, а что касается фактов, то на лицо стопроцентное алиби плюс незначительная драка без отягчающих последствий. Все живы, ранений и увечий не наблюдается, даже какой-то очевидной царапины на теле кого-либо из агрессивно настроенных противоборцев не обнаружено, подключи к следствию хоть микроскоп. Словом, финита ля комедия, и разбежались по домам. А если дома скучно, неуютно и жены под боком для согрева нет, то совсем не во вред здоровью заглянуть  в кабачок Грошика. Ведь не секрет для полиции: ты давно там не показывался из-за самоизоляции, но сейчас уже разрешено ходить по кафе и ресторанам. Но, - выставил указательный палец, -  с соблюдением социальной дистанции. Кстати о дистанции,  в бар Грошика завезли свежее бочковое пиво.
Ну, как устоишь при упоминании о свежем бочковом пиве? Никак не устоишь. И бросив пререкания о судьбе заезжего дебошира, сотоварищи по оружию и рингу двинулись знакомым маршрутом - а что там идти, триста метров через Русскую площадь - на улицу Хелена Амалка.

6.

Фирменный цилиндр бармена Грошика претерпел какие-то хитрые изменения, либо был заменён на клоунский. Стоило хлопнуть по его дну ладонью, как он складывался в кепку с выгнутым вверх козырьком, на котором пламенела надпись  «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ».
- Под свежее пиво отчего же и не пожаловать! - отреагировал на экстравагантное приветствие майор Прайсман, привыкший к новшеству  хозяина питейного заведения.
Для Дани, взявшего, так сказать, временный отпуск на вход в пристанище Бахуса, фокус Грошика не потерял юморной остроты, и он слегка подавился смешком, принимая запотелую кружку.
- Составишь компанию?
- Ради следственного эксперимента? - схохмил пузач-усачок, сверкая моноклем.
- Если укажешь место преступления, - не остался в долгу майор Прайсман.
- Большое дело! Справа от вас, в уголке, столик у окна. Именно здесь напиваются до смерти. Если замочишь невзначай маску, получишь на замену другую. У меня тут, - показал под прилавок, - на весь Иерусалим припасено.
- Запомним-запомним, - проворчал полицейский, направляясь к  «месту преступления».
- Берём на заметку, - добавил Дани, приняв у прилавка украдкой рюмку водки, способствующую достойному преодолению пивного марафона.
Через час, достигнув середины дистанции, он следом за майором Прайсманом, по неискоренимой российской привычке, вклинился в философские дебри, но не на уровне «ты меня уважаешь?», а куда как более непролазные, вселенского размаха и значения.
- Яша, мы устроены таким образом, что видим и воспринимаем только часть окружающего мира и космоса. В  пределах трех-четырех измерений, если включить в понятие измерений и время. А измерений у Вселенной куда больше, скорей всего, двенадцать, как и колен Израиля,  как и знаков Козерога. Однако люди не в силах различить остальные восемь, проникнуться их смыслом, габаритами и возможностями для перемещения в пространстве и времени. Почему? Да потому что 98 процентов и восемь десятых ДНК мы не используем. Лежит в нас всё это мёртвым грузом. До поры до времени. Не иначе, как по чьей-то задумке. Но… - тут он сделал паузу, хлебнул для храбрости, и продолжил: - Но некоторым позволено заглянуть за горизонт. Тем, кому дано экстрасенсорное восприятие и телекинез свыше.
- Тебя, например?
- А что в том плохого? Лучше это буду я, чем какой-нибудь фашист.
- Хорошо, пусть это будешь ты. Но доказательства?
- Я побывал на том свете!
- Вот-вот!  Путевка в жёлтый дом гарантирована.
- Почему же ты мне не веришь?
- Повторяю, предъяви доказательства!
- Я там встретил свою жену.
- Любашу, которая в Питере?
- Нет, её тетю по родству, убитую фашистами в Виннице 16 апреля 1942 года.
- Как же ты на ней женился, если ещё и не родился?
- В этом и секрет. Согласно не изученным измерениям Вселенной я на ней, оказывается, женат уже три тысячи лет.
- На том свете?
- На том свете! Мы там проводим основную часть нашей жизни. Скажем так, на планете Нибуру, где живут по 10 000 лет. А во время их отпусков внедряемся в человеческое тело. Годы земного существования для нас, истинных - пустяк-пустякович, не более, чем недолгое заграничное путешествие. На Нибиру мы в это время спим, лежа в саркофаге, а на Земле куралесим с полной отдачей жизненной энергии.
Майор Прайсман повернулся к бармену Грошику:
- Этому клиенту жёлтого дома больше не наливать!
- Разбежался! - съязвил пузач-усачок и шлёпнул себя по шляпе, заслышав колокольчик открывающейся двери.
В пропитанное винными парами помещение настороженно заглянул белобрысый мальчуган лет семи с батоном пахучего хлеба под мышкой.
- Я сюда попал?
- Сюда, если не шутишь, - с некоторым недоумением ответил Грошик. - А почему ты без маски? И кто тебе нужен?
- Дани.
- Зачем? - насторожился Дани, подзывая к себе малыша.
- Мне сказали, что здесь я увижу взрослого Дани. Охота посмотреть, - преодолевая робость, ответил малыш и подошёл к столу.
- Где сказали?
- Здесь, - малолетний гость постучал себя по лбу.
- А буханка тебе зачем, когда ты смотришь на взрослого Дани? - вклинился в допрос майор Прайсман, не забыв за пивом о следовательских навыках.
- Ой! - вскрикнул ребёнок. - Меня же послали в магазин, а я пропущу солнечное затмение!
И помчал на улицу.
Майор Прайсман покрутил пальцем у виска, и продолжил прерванный разговор на философские темы.
- Некоторые учёные вообще доперли мозгой, что мы - и вся Вселенная кстати! - сплошная голограмма. Ты голограмма. Я голограмма.
- И этот пацан голограмма? - с какой-то, непонятной полицейскому издёвкой в голосе, спросил Дани.
- И пацан голограмма. А голограмму к суду не притянешь.
- Без доказательств, что она голограмма?
- Так точно, дорогой ты мой человек, но не из романа Юрия Германа.
- А что ты скажешь, Яша, если сейчас, на твоих глазах, наверное, для правоты моих предположений,  произошёл временный сбой? И здесь появился не просто пацан, а я, именно я, каким был в день солнечного затмения, когда меня послали за хлебом.
- Ты?
- Я! -  с пьяной настойчивостью повторил Дани.
- А где доказательства?
- Доказательство в том, что он никак не может быть разносчиком заразы. От него мы не заразимся, даже если у него простуда. Не из нашего времени пацан, Из того, когда о коронавирусе и не догадывались.
- Вот-вот, заразимся - не заразимся. Ты мои мысли угадываешь.
- Угадываю. И свои - шальные. Но бегу от них.
Дани с горечью потер кулаком кончик носа, точь-в-точь как перед выходом в бой на ринге.
Но что подделаешь, то и дело приходит на ум очередной сценарий фильма-катастрофы.
А всё почему? От избытка любознательности. Хочешь разобраться с природой опасного заболевания, а тебе подсовывают от имени титулованных медиков-исследователей очень уж диковатые версии, спаси господи! Мол, безболезненными носителями коронавируса являются дети.
Им, активным передатчикам инфекции, ничего не грозит при заражении, а вот взрослым…
Словом, взрослым рекомендуется ограничить контакты с малышами.
Но какая бабушка откажется от общения с внуком?
Какой дедушка отвернётся от лепечущего наследника?
Фейк это или правда?
Если правда, тогда внезапно в мозгу вспыхивает: а не оказались ли мы свидетелями и невольными участниками внеземной диверсии, цель которой убрать со сцены истории старшее, изжившее себя  поколение, а на смену ему выдвинуть реальное будущее человечества в образе и подобии сегодняшних ребятишек?
А? Бр-р-р! Действительно, чем не сценарий фильма-катастрофы?

7.

Атмосфера преданности.
Атмосфера недовольства.
Атмосфера энтузиазма.
Атмосфера неприязни.
Атмосфера патриотизма.
Атмосфера есть. На все случаи жизни. А чтобы свободно дышать, так воздуха не хватает. Да и как дышать, если в воздухе витает смерть? Фильм, показанный следователем Толиком Кравцовым по видику в полицейском управлении у Прайсмана в рабочем кабинете, возвращал в жуткое время войны, когда немцы и их приспешники - коллаборационисты  впервые использовали душегубки для умерщвления людей выхлопными газами от работающих на полную мощность моторов. Произошло это 9-10 октября 1942 года на Кубани, в городе Ейске. Акцию проводила зондеркоманда СС 10-А. В двух крытых грузовых машинах. Газ испробовали на беззащитных питомцах детского дома. Нацистами было уничтожено 214 мальчиков и девочек в возрасте от 3 до 16 лет. При раскопках братской могилы в апреле 1943 года, как явствует из акта комиссии горсовета, при детях найдены книги, фотографии, игрушки, а лица их были искажены муками и ужасом. Среди тех, кто совершил это зверское злодейство, находился и бывший советский майор Бредлов.
Нажав на кнопку пульта, Толик Кравцев выключил телевизор и тихо сказал:
- А теперь слово нашему коллеге из Питера. Полковнику Соксену.
- Можно и по имени, даже без отчества, как положено в Израиле. Скажем так, Ян.
- Принято единогласно.
- И не будем о звёздочках на погонах. Тем более что я здесь в какой-то степени инкогнито, прикомандирован к нашему посольству для розыска одного крупного мошенника. Ваши оперативники в курсе, да и работаем совместно.
- А теперь обо всей этой фашистской мерзости.
- Для полного уяснения всей этой, как сказано здесь, фашистской мерзости,  - начал полковник Соксен, - нужно запомнить одно. Ребятишки  были не просто беспомощны, они были больны детским церебральным параличом - инвалиды, одним словом. Их бросали в двери фургонов, как дрова в печку. И они прижимали к груди свои игрушки, книги, тетрадки, будто надежду на чудо. Но чуда не произошло. Произошло первое опытное испытание нового вида оружия по экономному умерщвлению людей, без финансовых затрат на порох и пули. Эксперимент, по оценке фашистских палачей, показал целесообразность подобного рода истребления людей. И Гитлер наградил отличившихся в этом извергов. В том числе и майора Бредлова. Но вряд ли это имя попало бы в поле нашего зрения, если не запрос канадских властей, разыскивающих свидетелей преступлений против человечности, совершённых на Кубани эсесовской сворой из зондеркоманды 10-А, в частности неким Бредловым. Тут мы и смекнули: Бредлов у них, как и многие из фашистских прихвостней, улизнувших после войны за кордон. Но жив ли? Почитай, ему уже сто лет с гаком. Выяснилось, он умер в 65-ом, а дом свой, имущество и счёт в банке завещал передать старшему внуку от сына Андрея, с условием, чтобы назвали в честь него Егором. У Андрея родился сын в 1970, назвали, понятно, Егором. И жили бы себе с приятными домыслами, что приобретут на халяву имущество и кругленький счёт в Канаде. Но в том-то и фокус, что халява иногда боком выходит. Канадские власти провели следствие, и выяснилось: это имущество приобретено, так сказать, на нетрудовые доходы.  Проще говоря, свой дом майор Бредлов построил на крови расстрелянных и ограбленных им людей. В связи с этим  вопрос о передаче наследства был снят с повестки дня. Однако Россия, прознав в настоящем времени о бесхозном имуществе, обратилась к властям Канады с просьбой  рассмотреть вновь этот вопрос, но уже в альтернативной форме, то есть… - докладчик как-то конфузливо замолк, подыскивая слова.
- Проще говоря, - заметил Дани. - Было сказано, что ограблению подверглись советские люди, и, следовательно, имущество предателя родины принадлежит России. Так?
- Наподобие… Но тут одна загвоздка. Этот ответ по международным правилам надо согласовать с наследником, чтобы он не возражал.
- Два пинка сапогом под рёбра, и возражать не будет,  известная математика ГУЛАГа, - буркнул Дани.
- Сегодня не совсем так.
- Ну-ну…
- Тут важней моральные принципы. Парень должен понять, что от дома, построенного на крови людей, счастья не жди.
- И что? Он понял? Или ещё внушаете?
- Проблема в том, что понимать он ничего не хочет. Сбежал из Питера, пока ещё коронавирус не закрыл израильское небо. По материалам туристического агентства находится в Израиле, скорей всего, в Иерусалиме, так как по приезду зарегистрировался в гостинице Царь Давид. Но потом - карантин, и   следы его затерялись. Скорей всего затаился у друзей, собирается при наладке авиасообщения махнуть в Канаду и предъявить там свои права на дедово имущество. А так как я прикомандирован к нашему посольству, то по наводке из Питера и приехал к вам, чтобы отыскать его следы.
- И уговорить отказаться от наследства?
- Дани! Сначала его надо поймать, пока он не слинял в Канаду.
- А я тут причём? Вам нужно, вы и ловите. Чего вдруг меня привлекли к вашему совещанию?
- Вы у нас будете подсадная утка, - очень доходчиво разъяснил ситуацию полковник Соксен.
- Вот это да! - Дани трахнул ладонью по колену, и поднялся, порываясь  уйти. - Ну и сюрприз! ­Ищите себе утку на птичьем рынке, а я пошёл!

8.

«Любви все возрасты покорны» - пел Утёсов, сманивая Амура с небес на землю. А на земле… Да-да, конечно, он, Дани Ор. Широко раскидывая шаги, шёл он по Русской площади, и в сердцах крыл матом - понимая, никто из встречных израильтян не поймёт - всё земное пространство, и самого себя, в частности, за то, что ввязался в это судебное разбирательство с наследством и в результате оказался какой-то оскорбительной по смыслу «подсадной уткой».
- Дани! - и предупредительный свисток  при выходе на улицу Яффо.
«Кто это?» - оглянулся - Орна, бывшая его ученица бокса! В полной полицейской форме, с наганом на боку.
- Чего свистишь?
- Да тут трамваи теперь ходят, Дани. Сослепу, того и гляди,  под колеса попадёшь.
- Никуда я не попаду! Придумали, я теперь «подсадная утка». Значит, не я куда-то, а на меня, как на приманку.
- Мудрено излагаешь. В толк не возьму, кто на тебя глаз вострит, кроме меня.
- Твоя полиция, что нас бережет.
- Моя?
- Еще и российская.
- Что за кроссворд?
- Я и сам не разобрался. Назвали  «подсадной уткой», вот я и дал стрекоча.
- И угодил ко мне…
- Говоришь, в объятия?
- Ну… это… если бы ты был селезень.
- А что? На селезня согласен.
- Окей. А я  соглашусь в таком разе быть подсадной уткой.
- Ко мне?
- Лучше в кафе, там и поговорим.
- А?
- Пока что «б», товарищ селезень. Решим вопрос, сидя, а чтобы в лёжку, сначала надо переквалифицироваться из уток в тюлени.
- Или в морские котики.
- Ах, ты, мой котик! Пошли!
Но не в кафе уволокла, а в боксерский зал, к Гриэлю.
Полицейская машина, прибывшая к бывшему бомбоубежищу, принявшему вид современного спортивного комплекса, вызвала интерес у местных жильцов. Окна пооткрывались, там и сям высунулись рожицы, в основном девичьи или мальчишеские. А из одного окна, второй этаж у самого паркинга,  выскочил наружу, чуть ли не под колеса, белобрысый пацан, и давай рвать  когти. Но Дани резко отворил дверцу, и парень, налетев на внезапную преграду, рухнул на мостовую.
- Куда тебе так некуда? - спросила Орна, приподняв беглеца за шиворот. - Держи! - вручила ему марлевую повязку.
- Домушник! - сказал Дани, погрозив пальцем.
- Я не домушник! - попробовал возразить пацан, надевая маску.
- Что же ты делал в квартире моего брата? - взял его на понт Дани.
- Видео смотрел.
- Да ну?
- Мамка не разрешает, ловит с этим, - показал кассету, - Грозится в полицию сдать.
- А-а, - догадался Дани, рассматривая картинку на картонной коробке. - Порно. - Отчего же - в окно?
- Да ведь мамка!
И впрямь, будто на зов блудного сына, выскочила из подъезда, на бегу надевая самодельную марлевую повязку, разъяренная женщина, в бигуди, прикрытых косынкою. И со всего маху влепила пацану затрещину.
- Я же говорила: не сметь! А то в бокс отдам, чтобы тебя хорошенько отлупили. Нам, - опасливо посмотрела на Орну, - полиция не разрешает.
- Да-да, - кивнула Орна, подыгрывая мамаше. - Недавно одних, тоже «русских» родителей отдали под суд. А детку их отправили в реанимацию.
- Уж лучше в бокс! - пробурчал виновник ЧП.
- Это мы тебе и устроим по блату, хотя тренировки сейчас в нормальном режиме не проводятся, - радушно заметил Дани, уводя сексуального интересанта от  разъяренной мамаши.
- Кассету заодно сожгите!
- Будет ей аутодофе. А за сына не переживайте. Сделаем из него чемпиона, чтобы в мечтах - перчатки и золотые медали, а не девки-подпевки.
- Тут они все продажные!
- В данный момент, если ходят без масок, девушки с пониженной социальной ответственностью. Но не волнуйтесь за пупика, денег ему не дадим, - засмеялась Орна, и втолкнула пацана в спортивный зал. - Как тебя звать?
- Иван!
- Хорошое имя. На иврите - Греция.
- Греция - Яван, - поправил юный знаток языка Соломона Мудрого.
- Для меня - однозвучно. Я не на все сто говорю на родном языке, - призналась Орна.
- А я еще не разучился.
- Вот и хорошо. Гуляй на разминку. Правда, никого для тебя в противники здесь не придумано. Но не тушуйся и маши руками, будто бой с тенью проводишь.  А мы - к тренеру, и запишем тебя на свой счёт.
- В каком смысле?
- Заплатим копеечку за обучение, да и в ученики возьмём.
- Буду чемпионом?
- С нами - да!
- Тогда…
Гриэль  придирчиво посмотрел на его обувку. Но ничего не сказал: кеды  фирмы «Reebok», что в переводе «быстроногая африканская газель» не оставляли черных полос на полу.
- Каким ветром надуло? - спросил. - Ради пацана?
- Ради меня, - сказала Орна, проходя за Гриэлеем в тренерскую.
- Чего так? Первенство Иерусалима прошло, чемпионат Израиля еще в теории. Не знаю, будем ли проводить: «корона» диктует условия.
- А честь Израиля? - как-то загадочно молвила Орна.
И Гриэль по-новому взглянул на неё.
- С русским у тебя, догадываюсь, не того, а с мозгами?
- И с мозгами порядок, - встрял Дани, хотя не понимал, куда поволокло девицу. А когда понял, то просто обалдел.
Что же выяснилось? Оказалось, Орна из-за отказа Дани стать «подсадной уткой» самостоятельно  вызвалась на эту роль, и теперь ей предстоит срочно подготовиться к бою, который привлечет внимание человека, разыскиваемого полицией двух стран. Каких? Что тут непонятного? России и Израиля. Ах, не это непонятно, а другое. Другое - в строжайшем секрете. Но если очень хочется узнать… И пошло-поехало. Бывший соперник по рингу Бугор, сидящий сейчас в капезухе, якобы восжелал перед выдворением в Россию провести матч-реванш с Дани Ором. Но Дани Ор ему в этом удовольствие отказывает. Видимо, побаивается за свой еврейский нос, как считает Бугор.
Дани покрутил пальцем у виска. Но ничего не сказал, ожидая продолжения истории, звучащей дико в его ушах.
Продолжение выглядело не менее дико.
Человек, которого должен был привлечь боксерский поединок, не кто-нибудь, а второе воплощение нацистского преступника, повинного в убийстве тысяч людей, в том числе и множества евреев. Его необходимо арестовать. Но следы потеряны. И есть одна надежда: он явится на бой. Почему? Потому, что в Санкт-Петербурге был учеником Бугра, но никогда не видел его на ринге по молодости лет. Однако наслышан, что  он мечтает о матче-реванше против Дани Ора. Но причём же здесь Орна? Притом, что теперь она «подсадная утка», вместо Дани, раз он отказался от этой роли.
Конечно, при таком раскладе, что Бугор будет боксировать не с Дани, а с его ученицей, меньше шансов на появление нацистского преступника, вернее, его второго воплощения. Но лучше так, чем никак. И она готова рискнуть добрым боксерским именем чемпионки Иерусалима ради чести Израиля.
- Опять «честь Израиля», - поморщился Дани. - Далась тебе эта «честь», лучше подумай… - в сердцах чуть не сказал: - О своей.
Но спохватился. И махнул рукой, собираясь уйти.
Однако Гриэль прихватил его за рукав.
- Не гоношись!
- Да пойми ты, придумали ломать комедию. Делать из бокса театральное зрелище.
- А как же иначе? На ловца и зверь бежит, - поспешно сказала Орна.
- Под запретом это сейчас!
-  Всё учтено. С нами израильская полиция! - Орна горделиво тыкнула себя пальцем. - Но если боишься…
- Кто? Я?
- Не я же! Я хоть сейчас… ради Израиля...
- Но не война ведь на повестке дня.
- С нацистами война всегда!
- Но этот - как его? - которого ищут, и не нацист вовсе. А какое-то вторичное воплощение. Ну, не бред ли?
- Да хоть десятое воплощение! - вмешался Гриэль. - Нацистское, и этого достаточно. Наше дело бить, чтобы быть. И никаких гвоздей. Как там у Маяковского?
- Вот лозунг мой и солнца.
- То-то и оно! - С завтрашнего дня на тренировку, и чтобы в каждом кулаке по нокауту! В зале никого лишнего, даже микробов, так что дыши в полную грудь. И этого Бугра, на горе его фанату, покатим с горки до самого-самого.
И ребром ладони провел по животу, чуть ниже тройной резинки на спортивных шароварах.

9.

Волновое звучание гонга. Раунд окончен. Дани вернулся в синий угол ринга. Прерывисто дыша, опустился на табуретку.
Гриэль вытащил капу из его рта,  завертел полотенцем, загоняя воздух в лёгкие.
- Молодец! Всё по программе. Работай на технику, не выкладывайся. Решающий удар оставь напоследок, когда начнут вязать этого мудака.
- Нашли?
- Пока нет. Полагают, вон тот, но он в парике, не узнаешь в момент, - Гриэль мотнул головой в сторону зала: - На третьей скамейке, рядом с юношей и девушкой - наши ребята, из спецназа.
Ничего примечательного Дани не обнаружил в обычном любителе боксерских поединков. Разве что медицинская повязка на лице. Впрочем, не у него одного - у всех болельщиков, пропущенных в зала после проверки температуры.
Но растраченные было силы, вновь влились в тело, и хотелось, как по присловью Гриэля, бить, чтобы быть.  Ещё секунда, еще другая, и он поднимется с места и по призыву гонга  рванётся в бой.
Но…
Это коварное «но…» налетело, замело и утащило неведомо куда: звездное небо неузнаваемо,  город похож на Иерусалим, но отчего-то светится изнутри, будто пропитан позолоченным воздухом.
- Где это я?
- Пятая сторона света, - послышался женский голос.
- Кто ты?
- Небожительница.
- Как тебя звать?
- У меня пока что нет имени.
- Почему?
- Потому что ещё не родилась.
- Когда же родишься?
- После твоей смерти.  Я - это ты в будущем.
- Но ты женщина.
- Раз на раз не приходится. Сегодня ты мужчина, завтра женщина. Иначе нет смысла в перерождении.
- И как оно в будущем?
- Это зависит от тебя в прошлом.
- Я что-то должен сделать?
- Должен.
- Я сделаю, лишь бы не испортить будущее.
- Тогда оглянись.
Дани оглянулся, и встретился - глаза в глаза - с немигающим, исподлобья направленным взглядом дымчатого существа, объемной галлюцинацией,  порожденной гостьей из будущего.
Кто бы это мог быть? Не иначе, как один из тех визитёров неведомого мира, которые раз за разом, на протяжении веков, похищают людей и на своих космических кораблях проводят над ними какие-то медицинские опыты. Какие?
- Создают эликсир бессмертия для людей, - прорезался голос Небожительницы.
- Зачем?
- Затем, чтобы человек после дарованной ему на Земле вечной жизни не смог вернуться на Нибиру и принять там свой истинный облик.
- Значит, бессмертие не во благо?
- На самом деле, это тактическая уловка долговременной военной операции. Цель её - превратить Нибиру в «спящую» планету, и без всякого сопротивления завоевать её, взорвав коренных нибируйцев в их саркофагах.
- А бессмертие?
- Чьё бессмертие?
- Мое, например.
- Но я ведь тогда не рожусь! - в сердцах вскричала женщина. - А ты посмотри, какая я. Кровь с молоком, как говорили в годы твоей молодости. Подойди, обними меня… Познай во мне женщину.
- Да брось! Ты - это же я.
- Душа, но не тело. Обними! Я любви хочу!
- А что будет с человечеством? - Дани ухватился за спасительную мысль, которая, как обычно, понадобилась ему, как и всем прочим предшественникам,  только для сотрясения воздуха.
- Человечество от любви только  выиграет. И народит новых людей. Таких, как я. А с бессмертием… С неба обрушится лавина воды. Начнётся новый потоп. И безлюдная  Земля превратиться в лёгкую добычу для космических пиратов. А люди - в бессмертных рабов завоевателей.
- Когда?
- Потом. Всё потом. Сначала познай во мне женщину. Я - твоя… Пойдём…
Куда пойдём? Зачем пойдём?
Договорить она не успела.
Тяжёлый удар гонга - по мозгам. В ушах звон.
- Второй раунд! - объявил судья-информатор.
И Дани поднялся с табуретки, шагнул вперёд, под шквал атак, так и не поняв до конца: сколько времени провел в стране несуразного будущего, где побывал сразу в двух обличиях - мужском и женском, и при этом… Даже думать не хочется, неужели решился на соитие с самим собой? Это же противоестественно. Да, для здравого рассудка, вроде бы так. Но если подумать, что это просто визуальная оболочка того духовного состояния, когда во имя каких-то умозрительных достижений насилуешь самого себя, то ничего странного. Во всяком случае. Не более странно, чем этот, навязанный тебе бой, столь же нужный тебе, как припарки мёртвому, но - по стечению обстоятельств - необходимый для какой-то высшей цели. И ты наносишь удар за ударом. Ты уклоняешься. И снова бьёшь.  Наступаешь-отходишь, подставляешься под крюк, чтобы вызвать тревожное волнение твоих болельщиков и радостный вскрик, выдавший однозначно разыскиваемого туриста из Санкт-Петербурга.
- Я же говорил! - закричал он, будто и впрямь кому-то говорил о могучей деснице его тренера. - Нокдаун!
И действительно, рефери на ринге приступил к отсчету секунд.
- Ван, ту, фри, - повёл по-английски, чтобы и россиянам, не знакомым с ивритом, было понятно.
Им понятно. И Дани понятно.  Тренерскую установку он выполнил.  Выявил для охотников за головами истинного героя поединка. А теперь.
И опять ощущение времени соскользнуло с него. И он вновь оказался в ином мире.
Смурь в голове. Лёгкость в теле. Будто витаешь в воздухе.
Лучом прожекторной яркости втягивает тебя в поднебесную горницу, окутанную полумглой.
- Инопланетный патент, - поясняет Небожительница.
- А лифт?
- Артефакт для музея старины глубокой.
- Какой же сейчас век?
- Мы не в курсе, ещё не родились.
«Они не родились, мы не умерли, - подумал Дани, - гармония души и тела». И оказался в комнате, напоминающей ходовой мостик крейсерской яхты конца семидесятых. Впереди лобастое стекло, по бокам иллюминаторы, а напротив высокого, вертящегося на металлической ножке, стула - морской штурвал.
Вопросительный взгляд.
Невозмутимое разъяснение:
- Я ведь твое Эго. Следовательно, нахожусь в контакте с окружающим миром благодаря тому, что сознаю себя тобой.  Проще говоря, воссоздаю мечту пацана, выросшего на морском побережьи семидесятых годов, о собственном жилище. Тебе это было не по карману. А мне… Мне и кармана не нужно. Было бы желание.
- Что? У вас здесь коммунизм?
- Откуда я знаю? Я ведь ещё не родилась. Тут все потребности обеспечены. А как там будет на Земле, не имею понятия.  Я даже фразу придумала на этот счёт. Дарю для очередного романа.
- Какую?
- Мама! Что делать? Я вышла замуж, а муж требует борщ.
- Почти угадала своё будущее.
- Живу в фантазиях.
- Но ведь всё это реально? Штурвал? Иллюминаторы? И прочие навороты?
- Сейчас проверим.
Небожительница  включила кнопку зажигания, взялась за штурвал, и - диво дивное - высотная горница выпорхнула из огромного улья-здания,  рванула по касательной к дальней звезде, мерцающей перламутровым светом. При сближении звезда выявилось огромной летающей тарелкой, и вобрала в себя космический корабль Небожительницы.
-  Приехали! -  сказала она. - Теперь только от тебя, Дани, зависит, рожусь я или нет.
- А что я должен сделать?
- Пройдём, - она повлекла Дани в оранжерею с раскидистым деревом в центре, обвешанном пластиковыми склянками со смолистой жидкостью, похожей по цвету на рижский бальзам.  Ствол дерева был оплетен металлической  сеткой с острыми колючками, а пол вокруг  усыпан перезрелыми яблоками, издающими гнилостный запах.
- Где хозяева? - спросил Дани.
- Бог его знает.
- Не понял.
- Чего непонятного? Бог знает, куда их убрал, чтобы не соблазняли человечество вечной жизнью, когда для этого предусмотрен рай.
- Вымерли?
- Судя по всему, да.
- Чего же волноваться?
- А дерево осталось.
- Библейское, что ли?
- Имитация. Эти подражатели хотят, чтобы их приняли за посланцев Истинного Нашего Творца, и соорудили это дерево. А оно…
- Служит приманкой для неокрепших умов?
- Вроде того. Люди жаждут бессмертия, не заботясь о новом воплощении в будущем.
-  Выходит, ты мне предлагаешь, - задумчиво произнёс Дани, догадываясь о помыслах своей спутницы.
- Да-да! Избавить нас от этого дерева.
- Вместе с молодильными яблоками? 
Дани выискал румяный плод, не тронутый гнильцой.  Поднял с пола, надкусил. И сразу почувствовал в медовой начинке острый, как у перца привкус. Плюс какую-то незнакомую примесь,  отдающую заметной горчинкой. Дальше он  не стал экспериментировать со здоровьем. И машинально  сунул находку в карман.
- Не в яблоках - бессмертие, они только омолаживают раз за разом. А бессмертие дает сок. Ты пил березовый сок?
- Доводилось?
- А яблоневый не пей.
- Яблочный?
- Яблоневый. Из-под коры дерева. Иначе я не рожусь.
- Этот? - Дани аккуратно, чтобы не пораниться о колючки металлической  сетки, извлёк из-под неё пластиковую склянку. Взболтнул. Угольная жидкость покрылась серебристой пленкой, которая начала разрастаться в объеме и вот-вот выхлестнем наружу, будто возомнила себя шампанским. Но Дани запечатал горлышко пузырчатой пробкой, подвешенной сбоку на спиральке.
- Не пей! - предостерегающе напомнила Небожительница.
- Я и не собираюсь. Эту порцию возьму на анализы, а вторую, - договорить не успел. Потянувшись к другой склянке, он случайно задел металлическую сетку и словно прикоснулся к электрическому скату.  Разряд тока отбросил его к стене, и - потеря сознания. 
А тут ещё, совсем некстати, после отсчёта положенных по нокдауну восьми секунд, команда: «бокс!». Но почему некстати? Вроде бы как раз кстати. Внутри какая-то пружинная мощь, будто скинул лет двадцать неуступчивого прежде возраста, клонящего в старость.
Ну что ж, бокс так бокс. Тайный пришелец себя выявил, в глазах противника на ринге появилась излишняя самоуверенность, а челюсть… челюсть не прикрыта. И  стоит ему только размахнуться по оплошке, думая о добивании, как искры вспыхнут в мозгу, и будет он лежать на сером квадрате тента, ногами к Гриэлю, а головой к своему верному болельщику.
А дальше? Дальше в раздевалку, скорей-скорей, там пиджак с неземной микстурой, дающей бессмертие, там брюки с надкусанным яблоком, возвращающим в молодость. Там… И вдруг с болезненным ощущением невосполнимой потери  Дани вспомнил: не в костюме он пришёл в спортивный зал, а в куртке и спортивных шароварах. Тот костюм, дай бог памяти, был на нём в последний раз…  И тут его застопорило.  Никак не припомнить. Что за чёрт! Злость охватила силы неимоверной, и не успел Бугор даже выбросить руку, как разящий удар свалил его на пол.
Бой окончен. Финита ля комедия. И думать-думать-думать: куда затесался тот костюм, в каком он отправился на побывку в будущее?

10.

Палец важнее головы. Куда укажет, туда и двигаются народные толпы.
А голова… Что голова? Она способна всего лишь кивком подтвердить указание пальца. Или? Но для этого нужна другая голова. А для другой головы нужен другой человек.
О писателях товарищ Сталин когда-то сказал:
- Других писателей у меня для вас нет.
О человеках он тоже сказал нечто из разряда запоминающегося:
- Нет человека - нет проблемы.
А вот о головах, тем более, о других…
Придётся самим додумываться.
Но где взять другие головы? В будущем? У Небожительницы? Но вряд ли женская голова послужит украшением мужского тела.
Дани напряг память. Но чтобы  вырвать из неё какие-то верные ориентиры, прежде всего, нужно было вспомнить, где он в последний раз был в этом костюме. Почему-то вспоминалось вовсе не нужное, не имеющее отношение к делу:  высотное здание, куда он вернулся с Небожительницей  на летательном аппарате, округлая комната с иллюминаторами и огромным телевизионным экраном, показывающем ретроспективу высадки на Марс.
Закадровый голос:
- В мозгу белых мышей, подвергнутых на Марсе испытанию на выживаемость в условиях резких перепадов температуры, обнаружили беспокойно пульсирующую мысль: «Обстоятельства изменились. Условия экстремальные. Мы обречены на погибель».
И с удовлетворением констатировали: «Разумные существа».
А потом всполошились: с кем же  выходили на телепатическую связь эти божьи создания?
Явно не с людьми.
- С кем же, как полагаешь, они контачили? - улыбнувшись, спросила Небожительница.
- С инопланетянами из созвездия Плеяд?
- С такими же белыми мышами, но родом с Марса, потому и опередившими их в эволюции, - пояснила девушка. - Те и нашли для них, вернее для их потомков, способ выживания на планете. Какой? Сексуальный, и - следовательно - полная адаптация для народившихся мышат.  Так что все очень просто - секс даёт стопроцентную гарантию для выживания в любых неблагоприятных для здоровья условиях.
- Но это ведь потомкам.
- Не всё сразу. Одним удовольствие, другим выживание.
- А моему костюму? - вдруг мелькнула шальная мысль.
- Внеочередная чистка.
«Ну, конечно, чистка!»
И тут же вспомнилось. После возвращения из Питера он презентовал костюм Гоше, а тот, чтобы обновить вещь с чужого плеча, сдал подарок в чистку. А затем… Понятное дело, при частой потере памяти,  забыл о том.

11.

Приветливая улыбка. Назойливое - ма нишма? - что слышно? - в смысле - как дела? Автоматический ответ - бесейдер - в порядке. И напряжёнка.  Отыщет ли, наконец, молодушка-приёмщица костюм?
Но вот  незадача, квитанция твоя просрочена, костюм, следовательно, улетучился. Куда? Последняя акция была как раз вчера, сразу после того, как по радио объявили о выделении 40 миллионов шекелей для людей, пострадавших из-за кризиса, вызванного коронавирусом, и  призвали израильтян оказать посильную помощь малоимущим гражданам. Вот в прачечной и решили раздать невостребованные вещи новым репатриантам из России во имя, так сказать, материальной и моральной поддержки на время эпидемии, в значении: все евреи - братья.
- А что? Не братья?
- Братья, конечно. Но причём здесь костюм?
- Такие гуманные правила для повышения реноме.
- Тогда деньги назад.
- Деньги не возвращаем. А костюм можно востребовать, по адресу…
- Подождите. А не было ли в карманах чего лишнего?
- После чистки? Да вы с ума сошли!
- А до чистки?
И опять палец с заострённым ноготком зелёного цвета вёртится у девичьего виска.
Да и впрямь. Кто принимает в чистку вещи с какими-то вкусовыми или питьевыми добавками, типа надкусанного яблока, либо мензурки с подозрительной жидкостью? Впрочем, этих вложений и не могло тогда быть в наличии. Они, если  и появились, то именно в тот момент, когда разворачивался бой на ринге. Идиотское предположение? Но и любое другое при здравом уме и элементарном знакомстве с логикой  тоже идиотское, включая и якобы реальное общение с Небожительницей, путешествие к Древу познания добра и зла. Словом… Никаких предварительных умозаключений, живи по интуиции, внимай приёмщице и пусть всё удачно сложится.
С той же приветливой улыбкой выкатился на поверхность событий адрес счастливого обладателя обновки: Гило, дом 306, здесь это, рядом, в трехстах метрах от химчистки. Двигай ножками вслед за своими надеждами и выхватывай личное имущество у нового владельца. Если обойдётесь без драки, честь вам и хвала. А если нет, так  пусть победит сильнейший. 
И? На поверку сильнейший оказался сильнейшей. Молодая женщина лет тридцати, не больше, в приталенном халатике с набивными цветами. Лицо припухшее, явно после истерики, в глазах страдание, но какое-то странное, с проблесками радости, вспыхивающей и угасающей мгновенно. И нет твёрдости в ногах, будто стоит на палубе корабля, а не у порога квартиры.  В чём дело? А в том, что с  фотки на стене, где позирует плечом к плечу с мужем,  глядится лет на тридцать старше. Тут и Шерлоком Холмсом быть не надо: слопала тётушка молодильное яблоко и теперь в полной растерянности: как быть?
- Кто вы? - выдыхает неопределенно, словно накурилась марихуаны. - Мы вызывали доктора. По кнопке для новых репатриантов.
-  Он самый, - откликнулся Дани, входя в салон. Что-что, а об этой кнопке он был уже наслышан. Для новых репатриантов - алимов, если прибегать к испорченному ивриту, установили так называемую алимовскую кнопку на случай экстренных вызовов врача, говорящего на русском языке. А то ведь, ни языка у них, ни знания израильской жизни, а болезней воз и маленькая тележка. 
- Доктор?
- Да…
- Будем знакомы, Нина! А мужа зовут Аркаша. Вы нам нужны для обоих.
- Не беспокойтесь. Вас вылечим. А  кого надо приведём в чувство.
- Нет-нет, он меня не бил! - Нина протёрла глаза, чтобы смахнуть набежавшие слёзы. - А вы не стесняйтесь, присаживайтесь, - указала на стул подле кровати. - Я… я, с вашего позволения, прилягу. Что-то не по себе.
- Переела? - Дани задал наводящей вопрос, чтобы поскорей перейти к цели своего прибытия.
-  Не то, чтобы очень. - Нина легла на кровать, прикрыв полами халата оголенные ноги. - Но последствия… последствия…
- Пучит живот?
- Не поверите. Съела на сон грядущий всего одно яблоко. Я на диете. Жирное - боже упаси! А на утро… Смотрите на меня - не узнать?
- Простите, я и раньше вас не знал.
- Знали. Позавчера мы встречались на почте. Вы сидели в двух метрах от меня - на социалке, чтобы не подхватить инфекцию. Кстати, её во мне и нет! И листали газету «Секрет».
- И сегодня я от вас на том же безопасном расстоянии, - неуклюже пошутил Дани.
- Со мной, да. Но не с той, что на почте. Разуйте глаза, я на тридцать лет помолодела за одну ночь. Это надо же! Соседи не признают, битуах леуми - ведомство национального страхования - того и гляди, откажется выплачивать пособие по старости. И муж…
- Что с ним?
- Простатит, язва желудка, боли и  колики.
- Я не о том.
- Но вы ведь врач!
- Вот именно. Врач! Но как его осмотреть, если не вижу в наличии?
- Сбежал! Утром проснулся, увидел меня, и в ужас. Глаза - блюдца, на физии паника, и  рванул за бутылкой, будто решил, что у него белая горячка.
- Где же его искать?
- В клубе дураков.
- Это далеко?
- Да тут, под нами, в бомбоубежище. Там они и соображают на троих.
- А причём здесь клуб дураков?
- Обозвали так  свое сборище. Ни работы, ни денег. А живи - на всём готовом! И учи иврит да переквалифицируйся хоть в дворники. И это из инженеров, экономистов, геологов! Словом, страна художественной самодеятельности, где дуракам - счастье.
- А простатит? Язва?
- Все своё носим с собой.
- Вы молодость, а он болезни.
- Теперь вроде того.
- Тогда пока полежите - отдохните от впечатлений,  молодость от вас не убежит. А я спущусь к мужу. Если он язву заливает водкой, как бы ему не сыграть в ящик.
- Да-да, он в ящик, а мне - что? - снова замуж? Но паспорт… паспорт куда девать? Там я ведь на тридцать лет старше!
- Молодую и без паспорта возьмут.
- Без паспорта только в сожительницы.
- Бросьте!
- А что? Намечаются предложения?
Но Дани было не до флирта.
- Мужа надо спасать, а то ведь скопытится! - сказал и рванул на лестничную клетку. А оттуда вниз - перепрыгивая через ступеньки. Раз-два, ещё прыжок, и вот перед ним металлическая дверь в бомбоубежище, открытая, чтобы выветривался за порог  сивушный запашок. А с ним разносол говорков.
- Аркаша! Спьяну и не такое пригрезится!
- Какое спьяну? Ни в одном глазу! А тут такое… бляха муха! Открываю спросонья зенки, гляжу, Нинка. Но не в своем лице. Как из стародавней памяти. Чисто невеста опять.
- Мне бы мою Верку поменять на двух молодых.
- И чтоб каждую звали Надежда.
- Не тренди! Разливай, не томи, и добавь по граммульке бальзамчика. 
- Рижский!
- А где этикетка?
- И без этикетки, по вкусу узнаю, с чего начинается родина. Как в ресторане «Рига».
«Черт! - взыграло в  Дани, когда он различил в руке Аркаши, одетого в его достопримечательный костюм, пластиковую мензурку.
- Не смейте пить!
- А ты кто такой, что пить нельзя? - Аркаша обернулся на голос и демонстративно, в унисон с друзьями, опрокинул стакан с водкой, приправленной элексиром бессмертия. И потряс мензуркой, полагая, что из нее выкатится ещё - на посошок - добавочная капля драгоценного напитка. Но не выкатилась.
Это у Дани выкатились глаза на лоб. Он смотрел на тройку алкашей, приобретших по незнанке бессмертие. И сквозь дикую злость давился  столь же диким смехом, памятуя о том, что бессмертие приобрели также и их болезни - простатит, язва, а то и церроз печени вкупе с раком.
«Дуракам - счастье, - мелькнуло в уме.  -  Впрочем,  и счастье-то на поверку оказывается  каким-то дурацким».

12.

- Сколько лет, сколько зим! -  восклицаем мы, встречая старого знакомца.
При встрече узнаём: наш знакомец развелся с женой, дети отказались от него, ушли жить с матерью. Он открыл после этого бизнес, но вскоре прогорел. Женился с горя вторично. И теперь его лихорадит от ревности: молодая супруга подозревается в измене. Как быть с ней? Разводиться? Но она на пятом месяце беременности. Спрашивается, кого родит? Нет, вопрос не в том, мальчика или девочку, в ином: с какого момента изменяет? До беременности или после? Нанять частного сыщика? Это выльется в копеечку, а денег уже практически нет. И неизвестно, не вступит ли и сыщик в интимную связь с женой. Что предпринять?
После того, как вывалят такую груду новостей на голову, вместо совета на ум приходят слова древнего философа Софокла: никогда не родиться, возможно, величайший дар на Земле.
Душа ведь вечная, вот пусть и витает в веках, не опускаясь на Землю в тело человеческое. Однако это противоречит предназначению, выпавшему на её долю по воле Создателя.  Ей, по нашим умозрительным представлениям, почерпнутым из библейских и прочих, мистического рода, сказаний, надо стать свидетелем всей истории человечества, переходя из одной реинкарнации в другую. 
И вспоминается. 
Однажды швейцарский философ, основатель аналитический психологии  Карл Густав Юнг впал в состоянии клинической смерти, однако, как ему представлялось, не потерял сознание, и впоследствии описал увиденное и прочувственное. «Когда я подошел к ступенькам небесного храма, то испытал странное чувство, что всё происходившее со мной прежде - всё это сброшено. Всё, что я намечал сделать, чего желал и о чем думал, - вся эта фантасмагория земного существования вдруг спала или была сорвана, и это было очень больно. Но что-то осталось: всё, что я когда-либо пережил или сделал, всё, что со мною случалось, - это осталось при мне. Иными словами моё оставалось со мной. Оставалось то, что меня составляло, - моя история, и я чувствовал, что это и есть я. Этот опыт принёс мне ощущение крайнего ничтожества и одновременно великой полноты. Не было более ни нужд, ни желаний - ведь я уже прожил всё то, чем был. Поначалу мне показалось, будто во мне что-то уничтожили, что-то отняли. Но позже это ощущение исчезло, прошло бесследно. Я не жалел об отнятом, наоборот - со мною было всё, что меня составляло, и ничего другого у меня быть не могло».
Карл Густав Юнг…
Не его ли утверждения о том, что в раннем детстве, лет до 6-7, ребенок способен вспоминать минувшие реинкарнации своей души?
Его… 
Но практика жизни сделали их и реальными представлениями жизни Дани Ора. Кому, как не ему, приходилось видеть себя, правда, в другом образе и одежде,  нет, не во сне, а наяву в зеркале.
Вспоминается, лет семи, когда он поступил в первый класс, завёл с ним Эдик, прозванный за несуразные поступки Сумасшедшим, какую-то придурковатую игру, выхваченную из кинофильма «Чапаев».
- Где должен быть командир? - спрашивал заимствованными из кино словами.
Дани отвечал тоже не своими словами:
- На лихом коне!
- Данька! - говорил после этого Эдик, опять-таки будто изображал из себя ординарца Петьку. - А ты мог бы командовать армией?
- Почему нет? Если завтра война, если завтра в поход…
- Нет, завтра тебе в школу. Давай лучше воевать сегодня.
- Но где нам найти войну?
- Ты командуй армией. А войну я за тебя найду.
- Где?
- А вот тут, в Америке, - и Эдик указывал пальцем на карту полушарий, впритык к которой висела огромная карта СССР. Она занавешивала стену комнатушки от  кровати до потолка. - В газетах пишут, что янки-дудл напали на нас с холодной войной.
- Скоро мы замерзнем? Так, что ли, Эдик? Как папанинцы на льдине?
- Не боись! Мабуть, дадим раза, и они с копыт.
- Да ну?
- А вот тебе и «ну». Посмотри на карту СССР. Вишь, какие мы большие, посмотри! А они… -  тыкал в Соединенные штаты на карте полушарий. - Малявки! Шапками закидаем! Ну, будешь командовать армией?
- Почему нет? Но где взять столько шапок?
- Тетя Маруся шьет шапки. На зиму. Для всего дома. Попросим у неё. Закидаем Америку и вернем назад.
- С трофеями?
- С трофеями,  - согласился Эдик. - А какие они, трофеи?
- Снятые с голов скальпы!
- Ишь ты, чего снимают. У нас шапки на улице. А у них скальпы. Заграница!
Не было в  мозгах Эдика понятий о масштабе, о соразмерности расстояний. И у Дани по молодости лет не было этих понятий. Но и без этих понятий было хорошо на душе.  И он совершенно не боялся зловредной Америки, вся ширь которой  на один плевок первоклашки.  Однако в голове засело: «А ты мог бы командовать армией?» Более того, представлялось, что не только мог бы, но и командовал. Но армией ли? И где да когда?

13.

Людям не сидится, хоть коронавирус запер их по домам, в основном, правда, старшее поколение - тех, кому за шестьдесят.  Хочется, как никогда, общения: что-то написать в Фейсбуке, кому-то позвонить. Либо поехать куда-то. Позавидуешь молодым - они в день выходной к Средиземному или Красному морю - на пляж, а ты сиди взаперти и кукуй в одиночестве. Вообще-то и тебе не возбраняется оторваться в поездке, ради риска в придачу с глупостью. Но чтобы поехать, нужны деньги, а они, как перелётные птицы осенью - от нас к ним, и никогда  к нам.
С такими мыслями, доступными и непутевой голове, бухой Аркаша настиг Дани Ора в торговом центре Гило.
- Доктор! - тронул его за локоть у входа в русский магазин, где можно было отовариться водкой и достойной закуской, будь деньги в кармане.  Карман, чтоб не сглазить, присутствовал. Причём, не один. А вот денег в связи с непотухающим пожаром в груди не было. - Доктор! - повторил Аркаша, теперь уже напористо, но всё ещё с искательными нотками в голосе. - Ты меня…
- Уважаю! - откликнулся Дани.
- Доктор! Я не о том.
- А о чём?
- Сядем на скамеечку, потолкуем.
- Ну?
- Чего тут не понять? - Аркаша на пару с некоторым недоумением потоптался на пятачке, демонстрируя что-то на полусогнутых пальцах,  вроде как намекнул на стопарик.
- По сухому не сидится?
- Оно так, если с умом подойти.
Дани отстегнул на два пива, и присел на скамейку. Перед глазами всплыла недавняя сценка, как Аркаша, обмывая дарёный костюм в подвале-бомбоубежище, разливает собутыльникам из пластиковой мензурки живую воду бессмертия, принимая её по недомыслию за незнакомый, но вполне угадываемый по запашку и градусам  алкогольный напиток.
Знакомый ангел, склонившись над плечом Дани, спросил:
- Оставишь мне пустые бутылки?
- Для чего?
- На том свете строят деревню для алкоголиков. А инвентаря не хватает.
- Зачем же пустые бутылки?
- Но ведь - ад…
И тут внезапной болью толкнуло сердце. Каким-то неуловимым движением воли, собственной или потусторонней, управляющей мгновенными перемещениями в мир иной, вынесло Дани на планету Нибиру, к саркофагу, с бородатым мужиком, мерно посапывающим под стеклянным колпаком.
Кто это? И почему именно к нему?
Дани, наученный предварительным опытом визитов на Нибиру, осмотрелся: где здесь комод с выставленными напоказ бюстами каких-то людей. Да вот он, сбоку, прикрытый входной дверью. Над каждым бюстом, как и положено, цветная фотка, прикрепленная к стене, с видами городов. Один хорошо узнаваемый - Иерусалим, со Стеной Плача.  А что если щелкнуть по носу? Выявится ли на лбу телеэкран, и что покажет? Выявился. А показал…
Сдохнуть можно, что показал. Аркашу показал, еще прямошагающего. Выбирает, пройдоха, из разнообразных пивных напитков русского магазина - самые забористые, не на три-четыре градуса, а куда выше, под шестнадцать. Понятное дело, предстоит серьёзный разговор, не начинать же его при похмельной изжоге. Ну, да ладно! Кем он доводится Бахусу в нынешней жизни и без кино ясно. А вот кто скрывается под его шкурой, если заглянуть в минувшую жизнь? Наверняка, опять-таки, кто-то из приближенных к фюреру. Ну, и Аркаша! Никак тебя нельзя пускать на тот свет.  Там и без тебя собирается вокруг Гитлера ещё та компания из радетелей построения четвёртого рейха. Торчи здесь, в бессмертном своём запое. Больше пользы принесёшь человечеству, чокаясь с его представителями, чем при разработке внеземных планов блицкрига.  Планы у Аркаши были вполне земные: чтобы как бы выпить и не прогадать со сдачей.  Все и сошлось, копеечка в копеечку, а по-израильски агора в агору, и наполненный предвкушением удовольствия он выскочил из магазина, позванивая содержимым пластиковой сумки. Оттопыренный большой палец правой руки демонстративно намекал о его настроении, а слова, выскочившими первыми, еще до откупорки бутылок, звучали очень оптимистично:
- Будем жить! - сказал Аркаша, усаживаясь рядом с Дани.
- На двоих?
- На троих, - радостно заметил Аркаша и нажал кнопку вызова на мобильнике. - Сейчас подойдёт, не узнаешь, - доложил заговорщицки и прикипел к горлышку.
К то подойдёт? Кого не узнаешь? Ладно! Чего там ломать голову? Глоток, второй. И как ожидал, третий глоток сосед сопроводил басовитым:
- Хорошо пошла.
Дани кивнул, все еще не догадываясь, куда выведет это встреча.  А когда, казалось бы, настал момент истины, всё равно не догадался.
Момент истины настал с появлением светловолосой девушки, в миниюбке, ситцевой кофточке советских времён и с жемчужным ожерельем пятирублевой стоимости по ценам семидесятых годов.
- Доктор! Вы меня долго ждёте?
- Всю жизнь! - спонтанно откликнулся Дани, на скосе взгляда поймав усмешливый взгляд Аркаши.
- Не узнаёшь?
- Прозит! - сказал Дани и чокнулся с собутыльником.
- Не узнаёшь! - удовлетворённо сказал Аркаша. - А каково мне?
- Дочка?
- Жена! - жёстко вставила девушка. - Законная! ЗАГСом повязанная!
- Когда?
- Почитай, серебряную свадьбу уже отгуляли. Да что ты лупишь глазами? Доктор, разуй глаза!  Я Нина!
- Как?
- А так, что и не снилось. Молодею раз за разом. Скоро снова в универ поступать. Сделай что-то, уйми возраст. А то он всё ближе и ближе к девственнице подбирается.
- А тебе это к лицу, - Дани отшутился, не врубаясь полностью в происходящее. И повернулся к Аркаше, будто ища помощи. Но тот, схватив пластиковый пакет с бутылками, махнул на прощанье рукой «наше вам с кисточкой» и потёк в неизвестном направлении, чтобы не  страдать от созерцания своей омоложенной жены.
Дани было не до сложностей его мышления. Ему и с собственным не совладать. Нина? Вроде бы за шестьдесят? Правда, в паспорт не заглядывал. А без паспорта чуть ли не на выданье.  
Тут и  просквозили его шальные мысли, неведомо когда почерпнутые из прессы. Средний американец тратит за всю свою жизнь на секс два месяца. Так подсчитали ученые. Еще они подсчитали, сколько времени он проводит в туалете по маленьким и большим надобностями организма, сколько съедает гамбургеров и выпивает алкогольных напитков. Очевидно, это нужно среднему американцу для того, чтобы отчитаться на том свете о проделанном в жизни,  и получить пропуск в рай. Русский человек не ведет такую статистику. И на том свете не собирается никому ничего доказывать ради пропуска в рай. Поэтому на секс тратит время без счета, как и на еду или туалет, куда без газеты не ходит. А уж о выпивке и говорить не приходится. Кто способен это сосчитать? Есть добровольцы? Нет добровольцев. Посему, не думая о последствиях, подчиняясь инстинкту, спонтанно пригласил Нину  на чашечку кофе и рюмочку коньяка. Куда? Сначала подумал о ресторане Дома художников. Потом о своей квартире.  И, не определившись, сел за руль.
- Куда? - спросил у спутницы.
- К тебе, доктор!
- А, может, в ресторан?
- К тебе! К тебе! Мне тебе по лечебной части надо такое показать, что в ресторане не покажешь.
- Что? - заинтересовался Дани.
- Дома и увидишь. Поехали! Нечего зря время приема тратить на пустые разговоры.
И Дани включил первую скорость, нажал на педаль газа.
- Поехали…

14.

Сложно подыскать правильные слова, когда хочется культурно послать к чёрту, а то и подальше. Хотя бы потому, что тебя, принимая за доктора, направляют по совсем неприемлемому адресу. Впрочем, в литературном произведении упомянуть точный адрес воспитание не позволяет. Но как не догадаться, если тебе говорят:
- Доктор! Извольте взглянуть. Я опять девственница.
- Нина! Стой! - Дани схватил девушку за руку, не позволив ей раздеться. Усадил на диван, к журнальному столику, где в сотрудничестве с недопитой бутылкой коньяка,  угнездились рюмки и чашки с остывшим кофе. Налил ей на два пальца сорокаградусного зелья, извинившись за отсутствие валерьянки. И только после  того, как она машинально приняла вовнутрь целебную микстуру, сказал: - Записались бы на прием к гинекологу.
- Гинекологу я не по зубам. У него вопросы. Возраст? На что жалуетесь?
- Рутина. Обычное дело. Чего тут такого? - Дани и сам опрокинул рюмашку, догадываясь, что спасение следует искать только в сумасшедшем доме. - Действительно, на что жалуетесь?
- Как не понять, на восстановленную девственность! Во-во, на вид я кровь с молоком. А мужик у меня не дееспособный.  Алкаш-подколодович! Девки засмеют!
- Тут я вам не советчик.
- Мне не советы, доктор, нужны, - Нина скинула туфли и предприняла вторую попытку оголиться.
- Простите,  но я не по этой специализации. Обратитесь в ночной клуб, там и помогут.
- В ночной не пустят без документа. Из-за террористов, еди их мухи! А в документе мне за шестьдесят. Кому я с таким документом нужна?
- Мафусаилу! - засмеялся Дани, осознавая глубинную суть страданий пожилой женщины, внезапно вытащившей счастливый билет возвратной молодости, а с ней и возвратной девственности, нужной ей, как зайцу конский хвост. Что делать? Как помочь в столь глупой ситуации? Помочь никак нельзя. Более того, и желания не находится. Чтобы такое изобрести, лишь бы отвязаться от приставучей девушки шестидесяти с лишним лет? Но изобретать ничего не понадобилось. Толчком ноги дверь отворилась, и в салон с отчаянной храбростью нетрезвого человека вмахнул муж престарелой девственницы.
- Ага! На горяченьком! - завопил распаренный Аркаша, чтобы прикрыть некоторое смущение при виде полураздетой жены.
- Да ну вас! - отмахнулся Дани.
Но с пьяных глаз его жест был воспринят ревнивцем достаточно угрожающим, и он накинулся на Дани с кулаками, совсем не понимая, что после уже второго замаха окажется на полу с нокаутом в зубах.
- Ой! - вскрикнула Нина.
- Ах, так?! - очухавшись, забухтел Аркаша.
Известное дело, проигрыши подчас не учат, а озлобляют. Победы прибавляют самомнения, если морально к ним не подготовлен. Лучше всего, просто верить в себя и свое предназначение. Это и приводит к успехам. Но у Аркаши не было предназначения, хотя в запасе имелось бессмертие, о котором он ещё не подозревал. И все успехи, по нынешнему его хмельному представлению, выражались в добыче лишней рюмки. И надо же, первое что  сознание подкинуло его блуждающему взору после выхода из обморока, была початая бутылка коньяка на журнальном столике. «Неужто приз?» - мелькнуло в уме, вернувшемуся к нему на запах спиртного,. И он потянулся на шаловливых ногах к наркотической приманке.
Дани не мешал. Уж он-то прекрасно понимался, что глоток-другой сорокоградусной жидкости быстрей вернет рассудок незваного гостя к реальности, чем какие-либо устные заверения о неприкосновенности его живородной собственности в лице Нины.
«Ну, не дурак ли? Прогнать?»
«Ни в коем случае! - прорезался в мозгу ангел-хранитель. - Незаменимых дураков нет. Они все заменимы. Однако проблема в другом: на место дурака приходит еще больший дурак.  Иначе он себя никак не проявит, а уж тем более, не обратит на себя внимание. А внимание дорогого стоит. В особенности, если оно направлено сверху вниз. Не ясно? Ну, тогда посмотри по сторонам. Что увидишь? Лица - лица - лица. А если взглянуть сверху? Макушки всех тех, кто ниже тебя. А макушки не очень-то примечательные. Обычные макушки, обделенные выразительности. Ни духовности в них, ни полета мысли. О чем это говорит? Да ни о чем не говорит. Просто указывает: такие макушки предназначены для дураков». 
«И моя?»
«Мне сверху видно всё, ты так и знай, как в песне из кинофильма «Небесный тихоход» про лётчиков».
«Так что?»
«Составь компанию».
«А на третьего?»
«А третьего преврати в третью. Пригласи Нину. И на здравье - лехаим!»
Что ж, выпили на троих. Потом ещё добавили. Захорошело. Тут и Гоша подвалил.
- Отмечаем?
- Почему бы нет? - заволновался Аркаша, ища в уме причину, по которой можно продлить удовольствие, и по-быстрому ощупал взглядом пиджак незваного гостя: не топырятся ли карманы? Нет, не топырятся, однако главное повод. Будет повод, к нему и застолье примажется. Повод и нашёлся. У алкоголиков всегда так: как подумаешь о выпивке, так сразу и уважаемая причина находится. - У нас годовщина свадьбы. Да-да, сегодня, - икнул и, постукав себя по груди для передыха, указал пальцем  жёнушка.
-  И сколько натикало? - поинтересовался Гоша, с недоумением разглядывая  Нину, годящуюся в дочки для своего перезрелого мужа.
- Ровняк на серебряную свадьбу, если не соврать, - доложил Аркаша, не помня с бодуна, какой выслуге лет соответствует свадебное серебро. Важны ведь не годы, а дата.
-  Это как? -  недопонял Гоша. -  Ты её взял прямо из люльки?
-  Люльки-бирульки нам не по чину.   Мы её в ЗАГСе законным образом взяли. Так что имейте уважение, и…
-  Это дело надо обмыть? - засмеялся Гоша, не врубаясь в ситуацию.
- По рублю? - обнадёжился  продолжением гулянки Аркаша.
- Порублю, как говаривал Чапаев, -  подхватил Гоша, и выложил бумажку в полста шекелей.
Дани добавил двадцатку. И Аркаша, сияя улыбкой фартового кладоискателя, умчался в магазин.
-  Назад он не вернётся! -  скучным голосом прояснила картину Нина.
- А нам он и не нужен!
-  Что же тогда?
-  Да ведь ты какая-то подневольная, - прояснил свою щедрость Гоша. -  Хоть пиши с тебя картину «Неравный брак». Но русский художник Василий Пукирев так и не удосужился репатриироваться в Израиль, чтобы повторить свой творческий шедевр, наделавший скандальный шум в 1862 году, в пору создания.
- Чего так много знаешь? - опешила Нина.
- У него в голове вся энциклопедия, - пояснил Дани.
- А у меня в голове…
- Пойдём ко мне на этаж, - поспешно предложил Гоша. - Посмотрим твою голову, и выветрим из неё туман.
- А вы тоже врач, как Дани?
- Разумеется, врач. И более того, по женской части.
- Это как понимать?
- Головой и понимать. Но когда туман развеется.
Сказал и повёл.
- Куда это вы? - вдогонку спросил Дани.
- На выход из самоизоляции.
- А что с карантином?
- Приказал долго жить!
- Кто сказал?
- Я сказал!
- Что ж, поверим на слово…
Дани поудобнее устроился за  журнальным столиком, глотнул из бутылки и, скользнув мыслью вверх по лестнице, вслед  за доносящимися из-за двери постукиваниями подошв,  вписал пару ехидных строк в походный блокнотик.
«Она была красива и умна.
За километр видна».

15.

Внезапный телефонный звонок, и творческому настроению пинок под зад. Запрягайся в тачку и катись на скоростях в больницу. Время не ждёт, а тем более, не терпит.  А управляет им старушка Смерть, пока ещё клиническая, но по счастливой случайности, либо благодаря чудесному вмешательству Хавы, подоспевшей на амбулансе  к больному, ограничившейся пока что комой.
Хава и звонила. Она и потребовала немедленного прибытия. А почему? В двух словах не скажешь. Но если в пяти-десяти, то… Аркаша по пути в магазин потерял сознание. При осмотре, неосознанно для себя самого, заговорил по-немецки.  При этом цитатами из «Майн кампф» Гитлера. Не иначе, как клиент с планеты Нибиру.  Чудеса, да и только. В особенности, если их подавать под рубрикой «продолжение следует». В чём же продолжение? А в последующем, опять-таки не осознанном, но можно уже сказать рутинном перемещении в пространстве. Раз - поворот  ключа зажигания, два - включение мотора, три - и вместо того, чтобы тачка тронулась с места, сам улетаешь в неведомое, хотя для посторонних зевак по-прежнему сидишь за рулём. И нет им никакого дела до того, что творится в твоём мозгу. А в нём…
Как бы история ни крутилась на своём чёртовом колесе, самая первая для нас инкарнация, вернее, воплощение было в облике то ли Адама, то ли Евы.  В кого конкретно, это уже пусть генетики определяют. Важно другое. Ещё до вочеловечивания мы были в Боге. Иначе не назвал бы нас образом и подобием своим. Но чем впоследствии мы не угодили Создателю, почему он изгнал нас из рая? Казалось бы, исчерпывающее объяснение на первых страницах Библии: вкусили запретный плод - яблоко познания добра и зла. А если не ходить по исхоженной колее? Если подумать?
Разве Бог, создавая нас, стремился увековечить образ безмозглого существа, не умеющего отличать белое от чёрного, не способного принимать конкретные решения для выживания, видеть и избегать опасные для жизни ситуации? Да ведь этими качествами обладает любой неразумный зверь.
А что же не так с венцом творения? Главное его отличие от зверя в том, что он при рождении не приспособлен к жизни на нашей планете. Ни ходить, ни самостоятельно добывать пищу не способен. Да и без одежды, положим, пелёнок и распашонок,  и дня не продержится.  Складывается впечатление, что он не от мира сего, из другой вселенной, а здесь клонирован и воспроизведен в лабораторных условиях, в раю, так сказать. И не для того, чтобы скучать под присмотром ангелов, а для освоения Земли и осознания своего предназначения.
Отсюда и вывод: по божьему замыслу, изначально, еще до рождения, Адаму и Еве был выправлен билет в один конец - на выход из рая. И в тот момент, когда они, откушав кусочек медового яблока, якобы устыдились своего голого тела и самостоятельно приоделись при помощи веток, цветов и листьев, на высшем совете было определено: умственные способности в норме, практические навыки присутствуют, можно двуногих прямоходящих тварей выпускать в люди.  
И? Пошли-побежали. А следом за ними - века. Сначала те, что до нашей эры, потом… Что там говорить, мы и живём потом. Живём-думаем, и мало  помним, хотя у каждого по сотне-другой реинкарнаций. 
Представьте себе на минуточку: ничем не примечательный гражданин нашей необъятной родины попадет в плен к инопланетянам с какой-нибудь навороченной тарелки.
- Кто ты да откуда? И будь любезен расскажи о вашей реальной истории, не из учебников времен советской власти.  Что, где, когда? - выразились вполне доступно, словно являются фанатиками  российской интеллектуальной телеигры.
А он?
- Яснец-кладенец, вчера на пятаке мы с корешами качественно сообразили, а сегодня с утречка добавили, вот и чувствую себя как огурчик. И могу…
Но что может - запамятовал. А уж рассказать о папе-маме, дедах, их жизни при построении социализма с человеческим лицом…  Нет, за этим обращайтесь, уважаемые, по другому адресу.
Запустили нашего  земного человека в специально сконструированный для таких непутевых индивидумов аппарат, и  по генетическому коду выявили все его реинкарнации. Причём в визуальном изображении. Смотрят на экран,  а там картинки из жизни. Глядь, тут он фараон заегипетский, там римский легионер, затем наполеоновский гвардеец и лишь потом русский бизнесмен, стремящийся в олигархи.  Словом, вся история от допотопных времен до наших дней.
Так что… Да, именно так! Продвинутым в науках иноземцам достаточно всего одного человека для восстановления реальной картины событий всех минувших веков. Всё заложено в нём, в любом заприходованном бытиём и сознанием нашем современнике,  чтобы впоследствии не мухлевал с Богом, не доказывал ему на пальцах, каким хорошим был в той или иной жизни.  Сунут его в аппарат и предметно покажут:  каким ты был, таким ты и остался, как пелось в кинофильме «Кубанские казаки». Никого не проведёшь, никого не обдуришь. Чаще смотрись в зеркало, умнее станешь.  А если нет зеркала? Смотрись в себя. И увидишь. Но как посмотреть в себя? На Земле это без особого усилия не сделаешь. На Нибиру - плёвое дело, в особенности, когда опять, как при первом визите,  в какой-то квартире, но по ощущению не своей, с телеэкраном во всю стену, с продолговатым  комодом, заставленном бюстами разных людей. Над каждым цветная фотка, прикрепленная к стене, с видами городов. Некоторые узнаваемые. Вот Берлин,  факельное шествие фашистов, и бесноватый Гитлер с протянутой якобы в вечность рукой в нацистском приветствии.  А рядом с ним… Кто рядом с ним? Неужели Хорман - тайный агент Бормана, а по  медицинской части сподвижник Морелля, главного врача Гитлера? Тот самый Хорман, который пичкал Адольфа наркотиками, такими, как юкодол, оксикол, кокаин, делал различные инъекции, чтобы продлить жизнедеятельность угасающего организма уже в то время, когда доктор Морелл писал в своем дневнике:  «Мой фюрер, нужно отдохнуть неделю от уколов, я не могу найти у вас вену для проникновения иглы». Тот самый Хорман, который исчез из Берлина а 1945 году, перед самым захватом города советскими войсками. Так и хочется дать ему по носу.  А что, если? И дал. Вернее, щёлкнул по носу. Нос податливо  ушёл в панель, и на лбу вспыхнула самодвижущаяся картинка бытия: огненные всполохи, кровавые росчерки и охваченная пламенем летающая тарелка, рухнувшая на землю, искалеченные тела инопланетян, развороченный взрывом командный отсек. И над всем этим узнаваемое лицо Хормана,  самого близкого для Гитлера в конце его жизни человека, посвященного во все тайны Третьего Рейха. 
Он? И взгляд в сторону, на стеклянный гроб, в котором тело нибирийца в блаженном сне. А следом внутреннее сомнение: неужели сподобился родиться в Аркаше? Ну, уж нет! Впрочем… пока Аркаша на этом свете, ничего не случится. Будем жить,  и другим не дадим умереть! А заодно… Повезёт, и с помощью Аркаши проникнем в потаённые секреты нацисткой Германии, такие, что не раскрыты до сегодняшнего дня. Проникнем! Понятно, проникнем, если повезёт.
И опять телефонный звонок. Тормози, становись на обочину,  чтобы полицейский не засек за разговором по смартфону во время движения.
- Алло! Хава? Что-то новое? Аркаша оклемался? Нет? Не понимаю. А… это интересно. Я так и думал. В отключке снова заговорил по-немецки?
В бессознательном состоянии, как подтвердила Хава, Аркаша рассказал удивительную историю. В середине 30-х годов в Германии разбилась летающая тарелка. Впрочем, это более и менее известно всем уфологам. Однако никто не знает, что на её борту нацисты нашли ампулы с убийственно  заразным веществом, ныне получившим название коронавирус, и вакциной для излечения. Словом, всё то, что пригодно для уничтожения и спасения человечества.  В последний момент, собираясь покончить с собой, Гитлер отдал приказ на запуск коронавируса в производство, а его приближённые, включая и Хормана, приняли противоядие. До производства дело не успело дойти: Германия поспешно капитулировала после самоубийства Гитлера, но запасы с ампулами смерти бесследно исчезли, и, вполне возможно, были задействованы сейчас в 2020 году. Кто знает? Это не знает никто, как не знает и путей спасения от пандемии.
- Вот тут повышенное внимание! - сказала Хава. Если я правильно понимаю его немецкий, это противоядие вочеловечивается - так и сказал Аркаша - в теле при реинкарнациях. Почему? Потому, что если коронавирус возят на летающих тарелках, то так или иначе он предназначен для применения  с последующим спасением человечества от смерти. Это даёт возможность вновь выявиться в роли богов. А противостоять вирусу нет никаких возможностей, исключая разве…
Да-да, - подумал Дани. - Аркаша - единственный на Земле носитель спасительного лекарства. Благодаря его плазме человечество способно остановить эпидемию.
- Ты ему веришь? - спросил Дани.
- А что прикажешь делать?
Действительно,  ничего другого не остаётся, как поверить его пьяному бреду. На кону не много - не мало, спасение человечества. 
А если спасение по пьянке, то ничего экстраординарного  в этом нет! По пьянке, так по пьянке! У нового репатрианта из России всё и должно быть очень по-русски, даже в Израиле.

"Наша улица” №274 (9) сентябрь 2022

адрес
в интернете
(официальный сайт)
http://kuvaldn-nu.narod.ru/