Нина Краснова "Кое-что о языках" эссе
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

Нина Петровна Краснова родилась 15 марта 1950 года в Рязани. Окончила Литературный институт им. М. Горького (семинар Евгения Долматовского). Автор многих поэтических сборников, выходивших в издательствах «Советский писатель», «Современник», «Молодая гвардия» и др. Печаталась в журналах «Время и мы», «Москва», «Юность», «Новый мир» и др. В «Нашей улице» публикуется с пилотного № 1-1999. Принцесса поэзии «МК-95». В 2003 году в издательстве «Книжный сад» вышла большая книга стихов и прозы «Цветы запоздалые» под редакцией и с предисловием Юрия Кувалдина. Член Союза писателей СССР с 1982 года. К 60-летию Нины Красновой в 2010 году Юрий Кувалдин издал еще две её книги: "В небесной сфере" и "Имя".

вернуться
на главную страницу

Нина Краснова

КОЕ-ЧТО О ЯЗЫКАХ

эссе

1.  LА LANGUE FRANçAISE (ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК)

В школе и в Литературном институте я учила не немецкий, не английский, а французский язык. И очень любила его. И всегда получала по нему высшие оценки - пятёрки и «отл.». В школе учительницей французского языка у меня была Белобратова (она же и директор). А в Литературном институте – сначала Леднёва, «интеллигентная дама в годах», «она (как я написала в коллективном томе о Литературном институте) разговаривала с нами только на русском языке и почти не говорила на французском, не напрягала нас никакими домашними заданиями и (наверное, думая, что французский язык не понадобится никому из нас в жизни) говорила нам: «Если вы не забудете, чему вас учили в школе, и слава Богу». А потом на её место пришла молодая по сравнению с нею преподавательница Светлана Семёнова, Светлана Григорьевна, очень эффектная, энергичная женщина с причёской Мирей Матье, только не черноволосая, а желтоволосая, философ, автор работ о французской и русской литературе, о Камю и т. д. Она говорила с нами только на французском языке, в основном на три главные темы: о сексе, о Боге и о философии, и давала нам «легкие», по её мнению, домашние задания – переводить в месяц по сорок страниц неадаптированного текста, и заставляла нас пересказывать его своими словами. И за несколько лет мы перечитали в подлиннике романы Сименона, дневники Жюля Ренара и братьев Гонкур, труды Андре Жида, стихи Шарля Бодлера, Маларме, Франсуа Вийона, Поля Верлена, Артюра Рембо, и она так поднатаскала нас во французском языке, что мы все могли бы ехать в Париж и читать там лекции в Сорбонне на французском языке. О-ля-ля!
…А на выпускном экзамене по французскому языку я говорила со Светланой Григорьевной на la langue française  целых два часа (!), отвечала ей на все её вопросы, читала и разбирала французские тексты и пересказывала и анализировала их. Никогда в жизни ни до этого, ни потом я не говорила на французском языке так много, как на этом экзамене, причем без перерыва. И в результате она поставила мне «отл.» и сказала, что я знаю язык «трэ бьен», то есть «очень хорошо», и сказала: «Нина, я ставлю тебе «отл.» и за язык, и за твои потенциальные возможности…» 
Я потом встречала её то в ЦДЛ, то в Доме творчества в Малеевке и всегда говорила с ней только на французском языке. «НинА, коман са ва (как жизнь)?» - «Сава бьен (хорошо) или ком си ком са (так себе)»! В Париж (о Париж» мечта поэта!) я до сих пор так и не съездила, и не пришлось мне там применить на практике мой французский язык.
Правда, в 1987 году на празднике Варшавская Осень Поэзии, куда я ездила от Иностранной комиссии Союза писателей СССР, после чего в 1988 -1989 году написала роман «Дунька в Европе» (который, поскольку это была «горячая проза», должен был выйти в «Советском писателе» в 1992 году методом «экспресс», но так и не вышел там, а в 2000 году почти весь вышел в журнале Юрия Кувалдина «Наша улица», а в 2003 году - частично - и в моей книге «Цветы запоздалые», в «Книжном саде» Юрия Кувалдина), я общалась с группой румынских поэтов, с Ионом Хореа et cetera, которые не знали русского языка, и говорила с ними только на французском, и мы прекрасно понимали друг друга. Такая стажировка у меня тогда получилось.
Какое-то время я всё ещё читала у себя дома книги на французском языке, в основном «Интерпретации снов» Фрейда… Но потом перестала читать их и постепенно подзабыла французский язык…
…А теперь у меня в друзьях на Фейсбуке появился профессор Парижского университета, математик, который пишет мне письма на французском языке и которому я отвечаю на этом же языке, на том самом, который учила когда-то, и постепенно начинаю вспоминать какие-то его азы.   
И что я замечаю сейчас, чего не замечала раньше? Что по сравнению с нашим русским языком французский, оказывается, очень бедный и очень примитивный.
В нем мало синонимов к одному и тому же слову. Например, «очаровательная» и «обворожительная» девушка там обозначается одним прилагательным: «charmante, charmante», а «прелестная» и «восхитительная» - «adorable, adorable», а «симпатичная» и «милая» – «mignonne, mignonne».  А «я рад(а)» и «я счастлив(а)» – одним кратким прилагательным – «je suis heureux», причем нет разницы, от мужского или от женского лица это говорится. Нет никакой разницы и между словами «женщина» и «жена» - всё это «femme», и «человек» и «мужчина» – всё это «homme». А приветствие «здравствуй» и «добрый день» - это «bonjour», и всё.
Поневоле вспомнишь тут Ивана Сергеевича Тургенева, который много лет жил во Франции и отлично знал французский язык, но только о русском языке написал слова, которые попали на скрижали истории и стали крылатыми: "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя - как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!".

2. РУССКИЙ НЕНОРМАТИВНЫЙ ЯЗЫК

Ненормативным языком у нас почему-то считается мат. Хотя на самом деле ненормативный язык – это в широком смысле язык не только с матом, а и совсем без него, но с отклонениями от литературных норм, и таков весь простонародный русский язык с его диалектами, в том числе и рязанский, который достался мне от моей матушки, а ей – от её матери и бабушки, а им – от их предков, жителей Рязанской Мещёры, Солотчи, Давыдова, Полково, Заборья, Аграфениной пустыни, Спас-Клепиков, Криуши, Ласково, он весь с отклонениями не только от литературного, но и от нейтрального русского языка, весь «неправильный» с точки зрения литературного и общерусского языка и с грамматической точки зрения.  
Я имею в виду не только глаголы третьего лица с мягким знаком на конце: идёть, плывёть, поёть… и не только рязанское «яканье»: нясёть, бярёть, бяжить… Манькя, Танькя, Ванькя… как, например, в анекдоте - «Ванькя, тормози лаптёй, дярёвня близко»… я имею в виду и не только неправильное склонение и произношение местоимений: у тябе, у мяне, у няво… и не только отсутствие существительных среднего рода и замену его на женский: эта платья – она моя (а не платье – оно моё), как в песне русского грека Анатолия Шамардина на мои стихи «Сон под пятницу», где Шамардин, филолог и полиглот, инязовец, а не только певец и композитор, великолепно почувствовал и передал рязанский колорит и через слова, и через соответствующую мелодию, и получилась песня в русском народном духе, в стиле русского фольклора, которая стала хитом в литературных рязанских и московских кругах:

Мне приснился сон под пятницу:
Я надела «белу платьицу»
С вышивкой по рукавам
И пошла на вечер к Вам. 

А моя матушка, частушечница, сочинила в свои юные годы, в «девках», вот такую частушку, влияние которой, наверное, и сказалось на мне, когда я писала стихи «Сон под пятницу»:

Белу платьицу надела,
Так и знала: на беду,
Пришел милый на свиданью,
Сказал: «Больше не приду».

Была (и остается) в рязанском простонародном языке и замена существительного среднего рода на мужской род, например: полотенец  - он мой (а не полотенце – оно моё)… и так далее…

Есть в рязанском простонародном языке и некоторые другие отклонения. К которым относится, например, и перестановка согласных и гласных букв в словах, в слогах:
Барелинка (вместо балеринка). Моя матушка говорила мне: «Ты – как балеринка. У тебя фигурка – как у барелинки».
Или – тубаретка (вместо табуретки). Как в частушке:

Пойду плясать,
Надену баретки,
Буду ноги задирать
Выше тубаретки!

Есть в рязанском (да и общерусском) простонародном языке и такая особенность, как добавление лишних букв в слово:
Эта – энта, этот – энтот.
От некоторых таких добавлений образуется синоним слова:
Ремесло – рукомесло. Моя матушка говорила: «У моего отца (Петра Николаевича Аношкна) было своё рукомесло, портняжничество. Он был хороший портной, мастер Золотые Руки». И поясняла: он был добре хороший, то есть очень уж хороший. Я когда-то так и написала в своем стихотворении о нём:

Дед Аношкин честно прожил век,
Зря себя… того… не баловал спиртным.
Дед Аношкин был хороший человек,
А еще добре хорошим был портным.

Есть в рязанском простонародном языке и ещё одна, довольно забавная, особенность – замена окончания «ы» на «ья» в существительных множественного числа:
Тазы – тазья. Арбузы – арбузья. Карманы – карманья. Кочеты (петухи) – кочетья.
«Вона тазья на лавке». «Вона какие арбузья на базаре». «Вона какие карманья у тябе на юбке». «Ну вы чаво дярётеся, как кочетья?»

По аналогии с этими словами и с общерусским словом «князья» в рязанской речи были и слова «графья», «дворянья»… Я когда-то обыграла их в одном своем юмористическом стихотворении: 

Нет графьёв, князьёв, дворяньев,
Нет обломовских диваньев…
Власть народа, власть советов.
Почему же нет поэтов?
Есть какой-нибудь Квакушкин. (Есть какой-нибудь Клопушкин)
Ну а где же новый Пушкин?

А Алексей Пьянов, главный редактор журнала «Крокодил», а до этого ответственный секретарь журнала «Юность») написал весёлую пародию на это моё стихотворение (у меня, к сожалению, сейчас нет её под рукой, чтобы процитировать).
А, например, существительное «бараны» произносилось во множественном числе как «баранья». И про них у моей матушки в Солотче ходила такая хулиганская частушка:

Хопцы, хопцы,
Ваши девки – овцы!
Сами вы – баранья,
Любите …банья…

Вот и до грубого ненормативного слова за гранью фола я дошла в своих беглых заметках о ненормативном простонародном русском, рязанском языке. И на этом поставлю точку. Чтобы не пойти ещё дальше, а соблюсти во всем меру, как умели делать это античные греки.
Пушкин говорил когда-то:

Без грамматической ошибки
Я русской речи не люблю…

Он имел в виду под этим как раз русскую простонародную речь с её  грамматическими ошибками, которая была ему мила. И «мне она мила, читатель дорогой», особенно рязанская - речь моей матушки и всего Рязанского края, которую нельзя перевести ни на какой язык, ни на французский, ни на немецкий, ни на английский.

30 августа 2022 г.,
Москва

"Наша улица” №274 (9) сентябрь 2022