Маргарита Прошина "У печки" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Маргарита Васильевна Прошина родилась 20 ноября 1950 года в Таллине. Окончила институт культуры. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Долгое время работала заведующей отделом Государственной научной педагогической библиотеки им. К. Д. Ушинского, затем была заместителем директора библиотеки им. И. А. Бунина. Автор многочисленных поэтических заметок под общим заглавием "Задумчивая грусть", и рассказов. Печаталась в альманахе “Эолова арфа”, в "Независимой газете". Постоянно публикуется в журнале “Наша улица". Автор книг "Задумчивая грусть" (2013), "Мечта" (2013), "Фортунэта" (2015), "Голубка" (2017) и "Явление Афродиты" (2019), издательство "Книжный сад", Москва. В "Нашей улице" публикуется с №149 (4) апрель 2012.

вернуться
на главную
страницу

Маргарита Прошина

У ПЕЧКИ

рассказ

Вспыхнуло пламя текста.
Альбина Чеботарёва бросила в сумку книгу и поехала.
«… бабушка неплохо знала работу И. Сталина “Украина освобождается”, где тов. Сталин прямо говорит: “...империализм не хотел уступить, он ни за что не хотел мириться с новым положением. Отсюда “необходимость” насильственного порабощения Украины, “необходимость” ее оккупации”.
То есть, простыми словами, Украину все же изнасиловали, и она родилась не из Антанты, а из России. Это постоянно нужно учитывать, и об этом тов. Сталин предупреждает: “Но борьба еще не кончена, победа еще не обеспечена. Настоящая борьба на Украине только началась”...»
И это написано до всех событий, в 1997 году…
Среди лесов, серебристо-изумрудных лугов и густых туманов всего в двух часах езды от Москвы на втором этаже комфортного, скоростного двухэтажного поезда, затем на машине минут 30 и Чеботарёва оказалась в живописной деревне под название Шептуны.
Сюда она приехала, чтобы набраться сил после череды событий печальных, а они, как известно, следуют одно за другим, то завернули её докторскую диссертацию, то посадили на сектор дремучего мужика в новом костюме и галстуке, который тот ежеминутно поправлял, и неустанно долдонил о координации работ по упрочению патриотической тематики, о ведущей роли России в мировом пространстве, пытаясь проверить тебя на прочность.
Чеботарёва не могла оторваться от книги.
«…Демократы, видите ли, в мировую систему решили интегрироваться, когда нужно было кончать со всеми этими империалистами. Настойчивее продвигать идею коммунизма. По струнке будут они ходить! Мила махнула топором с невиданной злостью. И пошла домой, салат готовить…»
В Москве у Чеботарёвой в последние три недели сон совершенно пропал, она бродила по квартире наощупь, под громкое тиканье часов, то и дело вглядываясь в одинокие светящиеся окна дома, расположенного напротив, размышляя о том, до чего бестактно располагать дома таким образом, ведь частная жизнь не должна быть доступна из окон домов.
В который раз она возвращалась к череде событий, пронесшихся ураганом по размеренной жизни, понимая, что ничего изменить или повлиять на них было невозможно, простоволосые мужички объединились на всеобщую борьбу с интеллигенцией, старая российская песня о новом, красные и белые, до 2914-го года ничто не предвещало о них, наоборот, всё казалось незыблемым, но вот накануне она впервые за многие годы уронила с полки из шкафа несколько салатниц, разлетевшихся в пыль, и не расстроилась, а улыбнулась, не сомневаясь в том, что это - к счастью.
Но случилось то, что случилось.
« - А вы, Родион Романович, исторический персонаж или литературный?
Раскольников оглянулся и крикнул на всю улицу:
- Я - наше все! Все мы - дети Достоевского!
- А наша жизнь - это жизнь литературных героев?
- Именно! - крикнул Раскольников, исчезая за поворотом. …»
Нужно перевернуть печальные страницы, тем более, что дома её больше ничего не держит, и жить дальше, а силы подарит природа, птичьи голоса, и постоянно меняющееся небо, демонстрируя бесконечное преображение и движение, так она оказалась в поезде среди проносящихся мимо верхушек деревьев: «так вот он каков, полёт Маргариты на метле, до чего же невероятный восторг он вызывает!» - подумала она.
В печальные дни слёзы сами из глаз Чеботарёвой водопадом солёным спадали, но при виде своего отражения, она замечала как блик на лице преображался в облик, улыбки отблеск в радости рождался, как будто перед ней являлся облик мадонны, сияющие глаза её излучали любовь, так чист и нежен лик её, что и лицо Чеботарёвой преображалось, она видела себя любовью спасительницы небесной преображённой, радостно душа начинала ликовать, напоминая ласково о вечном, неугасимом свете надежды и любви.
« - Так что же такое жизнь?! - вскричала Мила, смахивая слезу.
- Не знаю, - сказал Саврасов, вздохнул, поднес пустую бутылку к глазу, как подзорную трубу, и с сожалением поставил на стол. - Вот, предположим, ты родилась во Вспольном, прожила шестьдесят лет во Вспольном, и помрешь во Вспольном. А разговору-то. Какие события были в твоей жизни?
Не зная, что ответить, Мила встала, суетливо заходила по комнате. В самом деле, что за события были в ее жизни? И жизнь реальная показалась скудной и плоской. Лишь один выдающийся половой акт с секретарем парткома Аиньшем на столе был в ее жизни настоящим событием. Но разве расскажешь об этом событии людям? Стыдно…»
Вот как!
Вечер выдался холодный. Чеботарёва зябко передёрнула плечами, но тёплые, ласковые руки хозяйки мгновенно согрели её.
- Как я рада нашей встрече, дорогая Альбина, - произнесла хозяйка, маленькая, кругленькая, ладненькая, глаза голубые, как два распахнутые блюдца, ротик и носик соразмерны фигуре, а главное излучает вся свет, - заходи скорее, я жду тебя, чтобы ты сама зажгла огонь в печке и наслаждалась красотой и звуками пляшущего огня!
Любуясь синими языками пламени, Чеботарёва не заметила, как задремала в кресле-качалке.
« - Говорят, сам человек и управляет, поскольку он и Бога выдумал, и Библию написал...
- Виноват, - мягко отозвался Воланд, - для того, чтобы управлять, нужно иметь хотя бы примерный план на некоторый срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок. - Мы пятилетние планы составляли, а однажды, при Никите, даже семилетние...
- О, дочка! Разве это планы! Вы бы прикинули хотя бы лет эдак на тысячу. И в самом деле, - тут Воланд повернулся к Миле другим глазом, зеленым, - вообразите, что вы, например, начнете управлять этим пятилетним планом, а в вашем цеху шпион завелся с планом тысячелетним. А вы, если вам скажут об этом, смеяться будете. Вот и досмеялись. Победили не ваши пятилетки, а тысячелетки третьей силы. С кем вы сели играть в рулетку? А? Вы с самим Богом сели играть!..»
Очнувшись за полночь, она обнаружила, что лежит на широкой кровати со множеством подушек.
Чеботарёва прислушалась к таинственным звукам дома, похожим на вдохи и монотонное бормотание.
Поднявшись, она поспешила к реке Угре, которая плавно несёт свои воды в Оку.
Над рекой она ощутила забытый душевный покой, взор её плавно заскользил вместе с водами синего неба, в ясный день.
Цвет воды был изумрудный, не то что в серые будни, когда взгляд печален, а вода чёрная.
« - Так что же реальнее: правда или вымысел? - спросил с некоторым напряжением и покраснением Фаллос.
- Правда тленна, вымысел - бессмертен, - сказала Мила. - Попы в черные рясы обряжаются назло нам, живут в еврейском вымысле, не понимая этого, а нужно жить в пестрой веселой русской сказке. Голову Гоголя потеряли, а мертвые души живы и “Мертвые души” живы. …»
Чеботарёва почувствовала себя будто на высоком мосту времён, соединяющим всех сущих, из воды вошедших в жизнь, подобно Афродите.
Все оттенки красного на склоне дня, «заката алого заржавели лучи», - писал Максимилиан Волошин, а Чеботарёва уже который день наблюдает закат нежный, без резких перепадов, даже музыкальный, несколько минорный, когда ослепительный диск очень плавно скользит за линию горизонта, демонстрируя восхитительные сочетания оттенков розового и сиреневого цветов на белёсом фоне, ненавязчиво и с большим вкусом превращая в художественное произведение само небо, которое от жаркого дня несколько утомилось, а мягкие цвета добавили происходящему импрессионистическую воздушность и лёгкость.
«Справа показался поворот на старое кладбище, и тут, между деревьями, была свежая, вся в цветах могила балерины Галины Улановой, а через могилу - Борис Брунов.
Уланова и Брунов. Вот как жизнь распоряжается.
И Юрий Никулин между ними!
Мила шла не по кладбищу, а по стране, по Родине!

Нашей силе молодецкой
Нету края и конца.
Богатырь, герой - народ советский
Славит Сталина-отца! 

Светит солнышко
На небе яс...

- Гражданка! Неужели вы не понимаете, что на кладбище нельзя орать!
Мила втянула голову в плечи, боязливо оглянулась: какая-то выдра с букетиком и в очках шла к генеральской могиле.
Мелькнули спины Чехова с Велесом в воротах на старое кладбище. Мила стояла между 5-м и 6-м участками. Вон могила Вертинского, а вон, рядом, Заболоцкого. Вон могила Урбанского, как он гениально в “Коммунисте” сыграл!
Мила прошла дальше, в глубь кладбища. С 7-го участка на нее смотрели памятники и надгробия: Бернеса, Дейнеки, Ильюшина, Исаковского, Мурадели, Огарева, Ойстраха, Покрышкина, Пырьева...
“Свинарка и пастух”!
...Ромма, Твардовского, Хрущева...
- О, Крущев, золотой голова! - воскликнул Гоголь.
Прямая дорожка выходила через проем в стене в кладбищенскую пристройку, на 10-й участок, к созвездию имен: Левитан Ю., Бабанова, Герасимов, Ильинский, Шульженко, Папанов, Райкин, Леонов, Нагибин, Смоктуновский, Свиридов, Борисов Олег...
Николай Крючков...
В глубине у стены стоял самосвал, рабочие выгружали цемент и песок, делали кому-то памятник.
Солнце ярко светило, от памятников падали твердые тени, как от деревьев в парке. Слепил белый мрамор на могиле Юрия Нагибина, слепил его открытый, яростный голос:
- Литературная бездарность идет от жизненной бездарности. Ну, а как же с людьми нетворческими? Так эти люди и не жили. Действительность обретает смысл и существование лишь в соприкосновении с художником. Когда я говорю о том, что мною не было записано, мне кажется, что я вру.
Вся история Родины на кладбищах Москвы …».
Над рекой нет времени, есть только рассветы и закаты, вот первые лучи коснулись кристальной глади, озарили небесным светом берега, громкий хор птиц воспел рождение дня, вода же задумчиво продолжает путь свой в берегах, по одну сторону которых синеет лес в сладкой дрёме, а по другую, песчаные дали, на которых изредка виднеются островки цветущих деревьев.
- Господи, благодарю тебя за созданный тобой прекрасный мир! - воскликнула Чеботарёва.
Все печали исчезли, она почувствовала прилив сил, любовь ко всему, что её окружает, желание описать всё, что она видит вокруг словами, чтобы передать все оттенки зелени, но их было так много, а некоторым она даже придумать их не сумела, в голове мелькнула мысль о том, что у художников есть множество названий...
«За камерой Велес-Воланд-Сатана оставил ассистентку, а сам не спеша пошел осматривать новорожденных, поданных для кормления новоиспеченным мамашам. Велес останавливался возле каждой матери с ребенком и, подумав, определял:
- Этот будет алкоголиком.
Черноволосая, с вдавленной переносицей мамаша закричала:
- Он хороший, он не будет алкоголиком!
Но Сатана не слушал. Он уже стоял у другой кровати и говорил:
- А этот будет омоновцем.
Конопатая и круглолицая лимитчица воскликнула:
- Я ненавижу ментов!
Она еще что-то пыталась возразить, а Велес уже сообщал следующей бабенке с пышным бюстом:
- Эта, сразу видно, будет проституткой у “Националя”.
Мать налилась краской и надрывно заорала:
- Изыди, Сотона!
Пара первых гласных вылетела через “о”, разумеется, как и положено уроженкам Владимирской области произносить.
- Я-то изыду, но тогда откуда эти стаи проституток у “Националя” появляются?
У следующей кровати Фаллос-Сталин-Воланд-Сатана задумался. Минуту спустя, сказал:
- А у вас будет бухгалтером. Поздравляю!
- Главным? - спросила худосочная мать.
- Нет. На главного смелости не хватит. Но вторым будет.
С другой кровати глазастая роженица сама спросила:
- А моя девочка кем будет?
Товарищ Сталин озабоченно взглянул на красноватый комочек, прилипший к малиновому соску.
- Уборщицей на станции метро “Маяковская”.
- А певицей не сможет? - переспросила мать.
- Нет. Кишка тонка.
Другая женщина от стенки, растрепанная, с налипшими на лоб волосами, крикнула:
- Мой крепыш под четыре килограмма. Кем будет-то?
Велес-Сталин и на него взглянул, сказал без промедления:
- Рэкетиром на вещевом рынке в Коньково.
Бабенка забилась в истерике.
- Уберите этого красного гада! - кричали со всех сторон…».
- Ах! - вырвалось у Чеботарёвой.
Она задумалась о ступенях духа. Скорее всего - это ступени бесконечной лестницы всемирной библиотеки. Шелест страниц, бегущие в бесконечность строчки. Чеботарёва завороженно поднимается всё выше и выше по этой лестнице с бесчисленными ступенями, а там всё новые и новые смыслы, вот уж Хайдеггер миновал, как за ним покашливает на верхней ступеньке Франц Кафка, а тут не только философия, психология и самоанализ, тут все пороки, их преодоление, раскаяние, искупление, очищение и постижение смысла жизни и познание того, что ступени духа ведут в бессмертие.
Разумеется, каждый художник знает всё о мимолётности любви и необходимости ценить каждую совместную минуту, он вновь и вновь создаёт свои цвета, не только добрые иль злые, но такие, которые сведут с ума от счастья жизнь постичь до дна, порой достаточно одного лепестка, чтобы вновь вспыхнули, казалось бы, увядшие чувства, чтобы душа вновь отправилась в творческий полёт, таким невероятным свойством обладает природа.
Порывы встречного ветра участились, и напоминали скорее март, чем май.
От соседнего участка доносился возмущенный голос старика. Он всё время бубнил о каком-то медведе, который проснулся этой весной и разгромил его пасеку.
Чеботарёва поспешила в дом, который встретил её блаженным теплом.
Она подошла к красавице печке, облицованной снизу золотистой плиткой, расцветка которой так гармонично в верхней части переходила в белый цвет, что создавало ей в лучах солнца некоторую игривость...
«Фаллос торжественно, как в детстве во время приема в пионеры в Музее В. И. Ленина, сказал:
- Мы вас испытывали. Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!
- Дали! - крикнула Мила, показывая всем Русского Бога.
- Богородица! - завопила палата, завопил весь родильный дом и весь Красногвардейский бульвар…».
Когда Чеботарёва задумывается, что до неё многие миллионы душ побывали на свете, то она и себя вдруг ощущает тенью, скользящей по поверхности земли, а её горести и печали кажутся уже не такими непреодолимыми, даже естественными, поскольку без них не бывает радостей и удач, затем она понимает, что без милосердия и терпения невозможно реализовать свои желания и мечты, испытывает благодарность к предшественникам, тени которых изредка мелькают среди современников. Ведь они оставили опыт свой и знания в текстах, благодаря которым у каждого последующего поколения есть возможность стать человеком разумным, поэтому, размышляя о тенях Чеботарёва радуется всему, что её окружает: небу, солнечным бликам, птичьему гомону, каждой травинке и одуванчику, - задумываясь о том, чтобы оставить в этом мире свой добрые след.
- Что за чудо печка! - с чувством вырвалось у Чеботарёвой.
Она погладила печку, хранящую тепло и дух гостеприимного дома, созданного со всеми удобствами, комфортом и любовью. Печь была большая, но элегантной формы, устремлённая ввысь, с конфоркой, предусмотренной на разные диаметры посуды, с выступами для её украшения, а уж внушительная огнеупорная стеклянная дверца, позволяющая в полной мере наслаждаться разнообразными переливами и плясками огня, просто приводила в неописуемый восторг.
- Очевидно, что дом строили и оформляли интерьер влюблённые, - произнесла Чеботарёва задумчиво.
- Ты же знаешь, Альбиночка, что это так, - согласилась хозяйка, Марина, - а я уже тебя потеряла. Думала, что ты подольше поспишь, спала ты так сладко.
Она увидела на столике книгу, прочитала вслух:
- Юрий Кувалдин «Родина»… Хорошая книга-то?
- Это даже не книга, а всё наше, вся литература, вся история, вся философия… Я читаю, и млею от восторга! - воскликнула Чеботарёва.
- Да что ты говоришь…
- Умопомрачительно!
- Правда?
- Да!
- А про что? - спросила наивно Марина.
- Всё про нас… Про Россию…
Марина как бы пропустила это мимо ушей.
- Когда ж ты, Альбиночка, заснула? - спросила она.
- Я уже не помню, Мариночка, когда это было, заснула, как младенец, но лучи восходящего солнца разбудили меня я поспешила к реке, а солнце оказалось за спиной.
- Да, на Угре мы любуемся закатами, - ответила Марина.
Они обнялись, рассмеялись и вместе вошли в просторную кухню, залитую солнцем, потому что окно выходило на Восток.
Читают в юности и молодости по необходимости обучения в школе, в вузе, отучившись большинство бросает читать книги, полагая, что никакого проку от чтения нет, надо жить «полной» жизнью, а времени и так не хватает. Из тех, кто продолжает читать, значительная часть предпочитает литературу развлекательную, детективы, про войну, читают быстро, проглатывают мгновенно и хвалятся этим, считая подобное чтение достоинством, Чеботарёва их называет шпагоглотателями, категория же мыслящих читателей, которые стремятся проникнуть в суть текста, чувствуют его многозначность и глубину, понимают, что книги классиков не глотают, их перечитывают в разные периоды жизни, но таких читателей совсем немного, но именно из них вырастают люди творческие, понимающие быстротечность пребывания на земле и оставляющие свой след на стёклах вечности,  своё дыхание...
- Что ты, Альбиночка, будешь на завтрак, творог, сырники со сметаной, черничным вареньем, кашу или что-то другое, - спросила радушная хозяйка.
- Ну, Мариночка, успокойся! Не хлопочи, творог со сметаной и черничным вареньем, и кофе.
За окном разнёсся чеканный посвист соловья.
- Отлично, продукты у нас исключительно натуральные, - но я намерена в честь твоего приезда исполнить все твои кулинарные мечты, принимаю заказы, - сказала Марина, и включила ультрасовременную кофеварочную машину, которая сама молола зёрна, сама варила и наливала в чашечку.
- Ой, мне что попроще, да я могу сама готовить под твоим руководством. Чтобы пользу приносить, а не бездельничать.
Чеботарёва взглянула на свои ухоженные пальчики с алым маникюром.
Чеботарёва написала диссертацию, а они пусть думают, и Чеботарёва была когда-то той, которой давали почитать, взаимосвязь невероятная, стать смелой до того, чтобы писать самой и говорить другим, теперь меня читайте, до чего же это приятно писать самой, а потом отправлять свои тексты в свободное плавание, при этом ещё и отклики получать, больше всего удивляется Чеботарёва тому, что, перечитывая то, что было написано ею некоторое время назад, сама приходит в изумление от собственных мыслей, от анализа текстов, воспринимает их как совершенно незнакомые материалы, написанные кем-то другим, но теперь она полагает, так и должно быть с научными работами, которые вольный птицей улетают от автора, говоря коллегам, что автор живёт сам по себе, как и его книги - в параллельных реальностях.
- Нет уж, Альбиночка, в этот раз ты мой самый долгожданный, почётный гость, и я намерена исполнить твои желания!
- Тогда испеки мне, пожалуйста, колобки! Я голову сломала, пытаясь понять, что это такое.
- Непременно испеку, но для них нужны не просто яблоки, а антоновка, - сказала Марина.
- Да испеки из любых.
- Хорошо.
После завтрака Чеботарёва сама хотела помыть посуду, но не тут-то было: Мариночка всю посуду уложила в посудомоечную машину.
В дневном смешении серых облаков с прохладным порывистым ветром, с краткими дождями трудно было предположить столь живописный закат. Внезапно облака на горизонте рассеялись, и явившаяся тут же радуга полнеба обняла, чтобы следом цветами алыми засиял закат. Подобной величественной яркости Чеботарёва не встречала прежде. День кончился. Обычный день. Он пролетел, как птица, но я хотела удержать его, ведь никогда такой закат не повторится. 
Вот уж чего не хватает многим и самой Чеботарёвой, так это выдержки, не вспыхивай по пустякам, охлади чувства, собери в кулак волю, никто тебя не неволит нестись сломя голову от нового несчастья, которое в твоих работах обернётся счастьем, но для этого выдержка необходима, Чеботарёва убеждается постоянно, как выручает выдержка в моменты эмоциональных диспутов, которые совершенно не предполагают никаких проблем, но при отсутствии выдержки нередко заканчиваются обидами, а то и прекращением отношений. Научиться можно всему, в этом Чеботарёва лично убеждается постоянно, было бы желание, а вот с этим у многих коллег проблемы, но они преодолимы, было бы желание, творческие люди очень нуждаются в ней, особенно в процессе работы над новыми материалами.
Чтобы развлечься, Чеботарёва топит печь и смотрит на огонь, который волшебным образом преображает всё вокруг, навевая картины то ли прошлого, то ли будущего, умиротворяющие, захватывающие, пробуждающие желание их запечатлеть в памяти, чтобы они стали реальностью.
Чеботарёва понимает, что Мариночка довольно равнодушна к книгам. Да и вообще, подготовленных читателей очень мало, но они есть. Большинство же книг боятся. Для истинных читателей книги, как море, по которому они идут как посуху. Исходя из этого, делаю вывод лучшие читатели - это писатели. «Писатель пишет для писателя» считает Юрий Кувалдин, и Чеботарёва полностью согласна с ним. Подготовленный читатель следит не за сюжетом, а упивается художественным текстом, восхищаясь не тем, о чём книга, а тем, как это сделано.
Огонь, потрескивание дров, загадочность подобных длительных вечеров исчезает с рассветом, Чеботарёва вскакивает, чтобы скорее вернуться в любимую Москву, чтобы там мечтать о деревне и о том, чтобы затопить печь.

"Наша улица” №275 (10) октябрь 2022