Марина Русецкая “Выступление в Доме Волошина” эссе
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

вернуться
на главную
страницу

Марина Русецкая

ВЫСТУПЛЕНИЕ В ДОМЕ ВОЛОШИНА

эссе

Марина Русецкая - поэт, бард, родилась в Санкт Петербурге в 1947 г. Окончила ЛИИЖТ, ныне ПГУПС Императора Александра 1, факультет "Мосты и тоннели". После замужества переехала в Москву. Стихи пишет с 7 лет, песни с 16 лет. Публиковалась в разных периодических изданиях, выпустила диск своих песен. Сайт в интернете: www.rusetskaya.ru

Отдых в Коктебеле. Мы приехали туда в августе 1968 года с моими питерскими друзьями. Коктебель подарил мне новых чудесных друзей-москвичей, с которыми я потом много лет общалась. Мы ездили  в гости друг к другу - я в Москву, они в Питер. Мои родители их очень любили, это была шумная бесшабашная компания. В Москве мы пили пиво из самовара, потому что ребята ходили к пивному ларьку с самоваром, за неимением другой крупной тары, в Питере покупали ночью водку у таксистов. Веселились бурно, как только умеет веселиться богемная молодежь. И, конечно, наши песни под гитару, сопровождали это веселье. Я была влюблена в Сережу Милованова, сына Зои Крахмальниковой, с которым я и познакомилась тогда в Коктебеле. На набережной я попросила гитару у каких-то ребят, чтобы спеть моим друзьям свою новую песню. А это и были те самые москвичи, ставшие моими друзьями на многие годы. Мы познакомились и подружились. С этого вечера я стала  петь каждый вечер на набережной романсы, цыганские и русские, и собирала довольно приличное количество отдыхающих на эти импровизированные концерты.
Очевидно, мои выступления на набережной Коктебеля принесли мне некоторую известность. Потому что, мой шестнадцатилетний брат, которого я взяла с собой на отдых,  рассказал мне следующий диалог, свидетелем которого он стал: «Я сидел на скамейке и рядом оказался писатель Василий Аксенов с кем-то из его друзей. Они обсуждали тебя. Приятель говорил Аксенову о том, что тут, на набережной вечерами поёт некая Маша и очень прилично поёт цыганские и русские романсы. Аксёнов отмахнулся и ответил, что зачем нам какая-то Маша, когда у нас есть Рада Волшанинова».  И брат признался мне, что хотел подраться с Аксёновым.
Я ответила брату весёлым смехом:
- Глупый ты парень, потому что, молодой, - сказала я брату. -           Подумай сам, с кем он меня сравнил, с самой Радой Волшаниновой, которую я люблю слушать, учу её романсы, и сама восторгаюсь ею. Ты, конечно, можешь сердиться, а для меня это комплимент.
Тут я поясню, почему меня называли Маша, а не Марина. История простая до смешного: назвали Марина, а звали Маша. Так было проще, короче и удобнее, во всяком случае, мои друзья  до сих пор зовут меня Машей, а не Мариной.
Как-то днём ко мне подошла незнакомая женщина и спросила: «Вы – Маша, которая поёт на набережной вечерами?». Я ответила - я. И эта женщина сообщила мне, что меня хочет послушать Марья Степановна Волошина, вдова Волошина. Я спросила, во сколько я должна прийти в дом Волошина? Женщина мне сказала только: за вами зайдут вечером. Я помню, что спросила, успею ли я пойти на море? Эта женщина закивала и добавила: «Конечно, конечно».  Разговор произошёл днём, и я пошла с друзьями на море. Через некоторое время, ко мне прибежала эта женщина из дома Волошина и начала меня упрекать в том, что они меня ищут по всему Коктебелю, что Марья Степановна ждёт, а меня нигде нет. Я опешила: «Вы же не сказали мне, во сколько я должна быть в доме Марьи Степановны?». Но женщина ничего не хотела слушать и только повторяла: «Марья Степановна из-за вас отменила своё вечернее слушанье радио «БиБиСи».
И я опоздала на этот концерт, не по своей вине. В комнате сидела в кресле Марья Степановна, а вдоль стен, на полу, на подушках расположились советские писатели и поэты. Слушали меня в полной тишине, ни одного хлопка, в знак протеста против моего опоздания (как же, сама Марья Степановна Волошина была вынуждена ждать меня, так они, очевидно, рассудили). Не зная истинной причины моего опоздания, взрослые, серьезные писатели и поэты устроили мне, двадцатилетней девчонке, обструкцию, демонстративно и довольно жестоко. Причем,  со мной пел в этот вечер Володя Молчанов, который был тоже приглашен. Ему бурно аплодировали, а когда пела я – молчали демонстративно. Я пела вдохновенно, впрочем, как и всегда, вкладывая в каждый романс всё чувство, на которое была способна. Это активное молчание повергало меня в недоумение.
Вышла я оттуда в очень плохом состоянии, ничего не понимая.   Марья Степановна подошла ко мне и сказала: «У вас красивый сильный голос, но не цыганский», и поблагодарила за выступление. Правда, за мной выбежала какая-то полная женщина, обняла меня и стала говорить какие-то восторженные слова, позднее мне сказали, что это была жена какого-то писателя, но дело было сделано, я еле держалась на ногах от непонимания и обиды, которую мне нанесли эти взрослые люди.
Когда я пришла, вся в слезах, к своим друзьям, они начали меня успокаивать, ругая наш писательский бомонд, на чём свет стоит. Весьма странно, устроить юной девушке такую демонстративную экзекуцию, не зная доподлинно, почему случилось моё опоздание.  И эта печальная история крепко мне запомнилась. Это было достаточно сильное нервное потрясение.

(Отрывок из книги Марины Русецкой: «Листки на обочине»)

"Наша улица” №277 (12) декабрь 2022