Александр Балтин "Мраморная мощь О.Мандельштама" эссе

Александр Балтин "Мраморная мощь
О.Мандельштама"
эссе
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

Александр Львович Балтин родился в Москве, в 1967 году. Систематического образования не получил. Впервые опубликовался, как поэт в 1996 году в журнале «Литературное обозрение», как прозаик – в 2007 году в журнале «Florida» (США), как литературный критик – в 2016 году, в газете «Литературная Россия». Член Союза писателей Москвы, автор 84 книг (включая Собрание сочинений в 5-ти томах), и свыше 2000 публикаций в более,чем 150 изданиях России, Украины, Беларуси, Башкортостана, Казахстана, Молдовы, Италии, Польши, Болгарии, Словакии, Чехии, Германии, Франции, Дании, Израиля, Эстонии, Якутии, Дальнего Востока, Ирана, Канады, США. Среди других произведения А. Балтина публиковали журналы «Юность», «Москва», «Нева», «Дети Ра», «Наш современник», «Вестник Европы», «Зинзивер», «Русская мысль», «День и ночь», «Литературная учёба», «Север», «Дон», «Крещатик», «Дальний Восток», «Интерпоэзия»; «Литературная газета» «Литературная Россия», «День литературы», «Независимая газета», «Московский комсомолец», «Труд», «Советская Россия», «Завтра», альманахи «Истоки», «Предлог», «День поэзии», антология «И мы сохраним тебя русская речь…».  Дважды лауреат международного поэтического конкурса «Пушкинская лира» (США). Лауреат золотой медали творческого клуба «EvilArt». Отмечен наградою Санкт-Петербургского общества Мартина Лютера. Награждён юбилейной медалью портала «Парнас». Номинант премии «Паруса мечты» (Хорватия). Государственный стипендиат Союза писателей Москвы. Почётный сотрудник Финансовой Академии при Правительстве РФ.Отмечен благодарностью альманаха «Истоки». Лауреат газеты «Истоки» (Уфа, 2015г). Лауреат портала «Клубочек» в номинации «Проза» (2016). Лауреат газеты «Поэтоград» в номинации «Поэзия» (2016). Победитель конкурса «Миротворчество» (Болгария, София, 2017). Лауреат газеты "Поэтоград" в номинации "Критика" (2017). Лауреат журнала "Дети Ра" (2017г.). Эссеист года по версии журнала «Персона PLUS» (2018г). Лауреат Ахматовской премии (София, Болгария, 2019г.) Лауреат газеты "День литературы" (2019г.). Победитель международного поэтического конкурса "Хотят ли русские войны?" (Болгария, 2020г.). Лауреат премии имени В. Б. Смирнова журнала "Отчий край" (Волгоград, 2020 г.). Лауреат журнала «Эколог и Я» (Беларусь, г. Гомель, 2020г). Лауреат газеты «Поэтоград» в номинации «Критика» (2020г). Лауреат газеты «Литературные известия» (2020г.). Лауреат Всероссийской премии «Левша» имени Н. С. Лескова (2021г).  Неоднократно выступал с чтением стихов на радио «Центр», в программе «Логос». На радио «Говорит Москва» стихи А. Балтина читал Народный артист СССР Е. Я. Весник.   О стихах и книгах А. Балтина писали «Литературная газета», «Юность», «Труд», «Независимая газета», «Литературное обозрение», «Литературная учёба», «Истоки», «Литературные вести», «Новый мир», «Знамя» «День и ночь», «Дети Ра», "Казахстанская правда", "Завтра", «Литературный меридиан» и др.
Стихи А. Балтина включались в программы всероссийские олимпиад для школьников старших классов; на них писались бардовские песни.  Сказка "Страна гномов" вышла отдельным изданием в Канаде. Стихи переведены на итальянский и польский языки, эссе – на болгарский и фарси.  В 2013 году вышла книга «Вокруг Александра Балтина», посвящённая творчеству писателя.

 

 

 

вернуться
на главную
страницу

Александр Балтин

МРАМОРНАЯ МОЩЬ
О.МАНДЕЛЬШТАМА

эссе

 

1

На воздухе сквозном, образованном проёмами в кружевах, или орнаментах яви держатся стихи – Мандельштам доказывал это, опуская определённые звенья, и добиваясь эффекта, ранее невиданного.
Так построены сложнейшие «Стихи о неизвестном солдате» - своеобразный, краткий эпос века, предзнаменование грядущих катастроф, вместе – и обозрение дальнобойности прошлого, где и Дон Кихот и Лермонтов – своеобычные современники.
Всё лучшее – современно лучу, соскальзывающему вниз с немыслимых высот, чтобы давать возможность подъёма малым сим, но поэты – чувствительнее прочих современников, и то, что ощущается ими, становится посланиями в грядущее, являясь отчётом о пребывание здесь, на земле, в своём времени.
Прост ли ранний Мандельштам?
В достаточной мере, и – всегда красив: тут мрамор мерцает над бездной, и акварельные разводы сменяются густыми мазками масляной живописи.
Архитектура Мандельштама строится на параллелях: культурологических и каменных одновременно, и как опара восходят купола Айя-Софии, неся весть облакам:

Айя-София,- здесь остановиться
Судил Господь народам и царям!
Ведь купол твой, по слову очевидца,
Как на цепи, подвешен к небесам.

И всем векам - пример Юстиниана,
Когда похитить для чужих богов
Позволила эфесская Диана
Сто семь зеленых мраморных столбов.

Культурный космос человечество мерцает над каждым почти стихотворением Мандельштама; и Оливер Твист перекликается с добрым Чарли Чаплиным, а похороны в лютеранской кирхе подталкивают к логичным обобщениям.
Мера, которой Мандельштам судит мир, высока, и его пророчество:

Он сказал: Довольно полнозвучья,
Ты напрасно Моцарта любил,
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил.

Мы познали на себе, будучи – в большей, или меньшей степени – причастны к расчеловечиванию человека.
Гекатомбы жертв двадцатого века позади, и надежда, что подобное больше не повторится, позволяет жить дальше…
…хотя денежно-соблазнительный вихрь, кружащий большинство, не позволяет им задумываться об этом.
Тем более – не до стихов.
Мраморная мощь Мандельштама гудит, тем не менее, требуя внимания и развитого чувства языка; она гудит, совершенством своим заставляя меняться тех, кто соприкасается с нею.

 

2

Двадцатый входил в свои права, начинал переставлять мебель, грозя всем, кто в лабиринте, который считали домом жизни своей; все запутаемся…

Развивается череп от жизни
Во весь лоб — от виска до виска, —
Чистотой своих швов он дразнит себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится — сам себе снится —
Чаша чаш и отчизна отчизне —
Звездным рубчиком шитый чепец —
Чепчик счастья — Шекспира отец.

Такова мощь и последовательность развития человека: данная со скульптурная силой строфою из «Стихов о неизвестном солдате» Мандельштама; такова осмысленная мощь природы, производящей шедевры без человеческого участия; и плачевней куда участь человека, тоже способного творить шедевры: шедевры! а не получать каналы глазниц, в которые будут литься войска:

Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб — от виска до виска, —
Чтоб его дорогие глазницы
Не могли не вливаться в войска.

Гибнущие ради жизни, обретают свечение рая.
Не доказуемо.
Не проверяемо.
Время «крупных, оптовых смертей» ломилось в реальность, и шевелились губы, бормоча:

Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
— Я рождён в девяносто четвёртом,
Я рождён в девяносто втором…

Монументальная, эпическая поступь стихотворения, точно низводит в бездны, которых не должно было быть, грозя расчеловечиванием каждой человеческой индивидуальности (о чём Мандельштам предупреждал ещё в «Ламарке»).
И, беря в свидетели воздух, Мандельштам обозначает полновесным пунктиром ряд сияющих картин, за каждой из которых качается жёсткий кармин смерти.
Смертей будет много.
Будет:

Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей —
И своими косыми подошвами
Луч стоит на сетчатке моей.

В страшный луч сойдутся дикие образы и отчаянная фактография века; страшный луч тяжело станет на сетчатку любого, и страсти, лёгшие в основу этого почти инфернального луча, будут увеличены – против обыкновенных.
Тяжело спускаться прекрасной, эстетически совершенно выстроенной лестницей Мандельштама.
Тяжело дышать воздухом стихотворения.
Особенно учитывая, что мы уже знаем всё, происшедшее в двадцатом веке, и с этим скарбом живём второе десятилетие двадцать первого…

 

3

Зрение можно растягивать, как лайковую перчатку, и углублять, словно совершаешь прыжок в воду…
Рыбы мысли разлетаются в разные стороны, чтобы собраться, сфокусироваться, дать новый объём.
Новый объём реальности – проза Мандельштама, как художественная, так и литературоведческая: проза во многом построенная, как его поэзия – с опусканием звеньев, с невероятным сближением вроде бы противоположного, с зигзагообразным движением мысли.
Мандельштам будто вместе с Данте исходил множество воловьих подошв горными тропами Италии – или надмирными тропами поэзии.
Глаголы растягиваются, мускульно сжимаясь, и энергия, выделяемая ими, способна питать мозг на многие годы.
Ярость Виллона отливается в хулигански-великолепные баллады, а праздность и бездеятельность его жизни роскошны, как пиршество.
Русская поэзия раскрывает свои механизмы в статьях Мандельштама, и ходы, прорытые Хлебниковым для будущих веков, становятся очевидны, как положение стрелок на циферблате.
Мера таинственности поэзии не уменьшается от разъяснения внутреннего устройства стихов; велеречие и простота символистов затмеваются ясным миром акмеизма, всегда называющего предметы своими имена.
Имена предметов не менее таинственны, чем взгляд в зеркало, способного поглощать вашу внешность, не обнажая сады зазеркалья.
Стихи, в определённом смысле, идут оттуда, минуя сложные извилины человеческого мозга, и фильтруясь через золото, имеющееся в душе каждого, в том числе поэта.
Русская поэзия рассматривается от восемнадцатого века до современников: бушующей Цветаевой, холодно-мастеровитого Асеева…
Мандельштам, столько давший, как поэт, как прозаик оставил наследие, едва ли уступающее по значению звучанию его лиры.

 

4

Она была хранительницей мандельштамова огня, и свидетельницей событий, созидаемых эпохой с размахом первостроителя и ошибками первопроходца.
Крепкий настой прозы Мандельштама!
Ликование крупных существительных, и стремительные удары глаголов: так шаман мог бить в свой бубен.
Магические кристаллы, в гранях которых отражено всё конкретное, но – главное: имеющее признаки вечности.
Разумеется,  проза мужа не могла не повлиять на мемуары жены, признанные – сразу после выхода – незаменимыми источниками в изучение творчества поэта, равно и документами эпохи, столь же страшной, сколь и созидательной.
Впрочем, споры о значение работ Н. Мандельштам разделили читающих на два лагеря: полагавших, что мемуариста имеет право на суд над эпохой и отдельными её представителями, и тех, кто считал, что сведение счётов с противниками не может быть литературным документом.
Истина, как всегда уютно и равнодушно располагавшаяся посредине, не слишком заботилась о судьбах самих спорщиков, признав «Мемуары» Мандельштам книгой, силою превосходящей время, каковы бы ни были её достоинства и недостатки.
Шампанская игра страстей кончается трауром скорби – или скорбью траура, что, в сущности, не очень важно в мире, меняющем полюса.
Литературная злость становится питательной силой таланта многих, попавших в окуляр мемуаристки.
Слава поэта возможна во времена, не слишком замаранными высотами технологий: нынешнее время не реагирует на былых знаменитостей, оставив их наследие и судьбы горстке почему-то ещё интересующихся литературой.
Утверждать, что время восстановит баланс, и вернёт литературу в насущный обиход реальности, нет оснований: так же, как нет оснований утверждать, что книга Н. Мандельштам когда-либо сгинет в аметистовых водах Леты.

 

5

О. Мандельштам дал образец рецензии – идеальный текст, характеризующий поэта, избранного объектом оной; текст, обладающий в такой же мере стальной мускулатурой кузнечика, как и стихи Игоря Северянина, о которых писалось.
Каждая фраза – мысль; и столько их использовано, сколько требовалось для полной характеристики феномена Северянина.
…а на другом полюсе вдруг – при мысли о Мандельштаме – возникает фигура Архилоха.
Почему?
Оставшиеся фрагменты, не законченные стихи напоминают то, что прожглось сквозь века: от Архилоха.
«Чёрная ночь, душный барак…» - образ, тоже проходящий сквозь время, чтобы свидетельствовать о бездне былого…

 

6

Роскошно буддийское лето: как роскошна строка, превозносящая его.
Нашедший подкову обретёт тайну: следуя прихотливому орнаменту стихов Мандельштама.
Он именно прихотлив, и настолько построен на аллюзиях и ассоциациях, насколько ассоциативное явление жизнь: если вглядеться.
…ведь в памяти нет линейного движения: возникают одни картины, потом другие пятна, нечто видоизменяется, как во снах.
Поздние стихи Мандельштама – от глубинных залежей истории и метафизики; от мысли, выходящей за пределы любых эстетических школ, и касающейся высот творения.
…ведь могут быть они (высоты) сведены на нет неистовством двадцатого века: о том Неизвестный солдат.
Строка растягивается, удлиняется, не ложится в размер, выпадает из него…
Ритм опережает век; возникающие в недрах стиха Дон Кихот и Швейк предельно серьёзны, учитывая работу по осветлению душ, которую им предстоит сделать.
И луч, встающий на сетчатку поэта, выдавливает кровь, которая прольётся в строки, чтобы воссияли они благородным мрамором античности.
Мандельштам был тесно связан с нею: и с простой, свирельной, и с усложнённой, римской…
Поздние стихи его разливались реками, вбирая в себя столько, сколько позволяла жизнь.
Они были трудными.
Требовали усилий.
Но разве не того же требует жизнь?

 

7

Определить своё время, кристаллом смысла выявить его суть в стихе – многим ли по плечу?
Особенно так, чтобы алмазная грань определения (или определений) засверкала по своему, давая поэтическую гармонию, умножаемую на глубину:
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.

Именно двадцатый век предложил вариант расчеловечивания людей: при неизменности внешности; именно он нагромождением войн, тираний, смертей, технологий ставил человека в положение, когда надо быть наисильнейшим, чтобы признать: …не волк я по крови своей…
Остаться человеком: при любых обстоятельствах: зона человеческой миссии подразумевает сильные ноты стоицизма, и именно они так сильно, неистово, ярко прозвучали в стихотворение Мандельштама.
А то, что век действительно запихал его, как шапку в рукав, есть следствие этой высокой стойкости, что очевидно - как и бессилие времени, использовавшего свои привычные каверзы, стало ясным по отношению к его наследию, среди которого блещет алмазными гранями такое небольшое, исполненное силы стихотворение.

 

8

Сколь сложны поздние стихи Мандельштама, столь ближе становятся геологические пласты языка, метафизики и истории…
Дальнобойное око поэта, провидевшее океан всеобщности, не могло смириться с оптовыми смертями и разливами крови, каковые сулил XX век.
Не сулил! Уже давал, разогнавшись очень рано: отсюда мраморная, неправильная мощь Неизвестного солдата с рваным пульсом, и фантастическим лучом, косыми подошвами вставшим на сетчатку поэта.
Мандельштам опускал звенья поэтической цепи, укрупняя её вес и значение.
Он прикасался к античности, и она давала ему волшебные силы, как и тютчевский камень.
Простая свирель древнего грека пела в его стихах, и римские вигилии делились в ним своей великолепной тайной.
Мультикультурность Мандельштама феноменальна: за журавлиным поездом гомеровских кораблей просвечивает эпоха москвошвея.
Не надо трогать цитат-цикад: надо вслушиваться в акустику Мандельштама и пользоваться его оптикой, наращивая древесные кольца эстетики на собственный опыт, увеличивая светоносность своей души за счёт волшебного мрамора его стихов.

 

9

Жить, под собою не чуя, не чувствуя страны: характерная русская особенность: то, чему не удаётся противостоять…
Стих Мандельштама, связанный с исторической конкретикой,
Распространяется на движение жизни вообще…
Власть в России слишком железобетонна, всегда страшна, и горазда закручивать людей в узлы.
Бьющие, резкие стихи Мандельштама точно взяты из материала Босха.
Гибельность изречённого была очевидна поэту, но не выдохнуть – очевидного же – он не мог.
Эпиграмма, отобравшая свободу, а потом и жизнь: такова расплата за силу правды.
За силу стиха.

 

10

Разломы природы страшны и таинственны: тут не зияния между строк, а провал в кровавое месиво бессмыслицы…
Ведь недаром природа вложила продольный мозг – как отточенную сталь мысли: в ножны черепа.
Стихотворение «Ламарк» страшно: ибо рисует лестницу восхождения – от усоногих до…
До предельного вида, который напрасно Моцарта любил.
Мандельштам предчувствовал грядущее, раскрывая его в гранёных созвучиях: он предвидел расчеловечивание человека, готового вернуться к наливным рюмочкам глаз – и заменить полнозвучье на тьму паучью.
Какая страшная тьма!
Так и ощущается её многоногость, затягивающая суть, всем мало не покажется.
Всем идти лестницей Ламарка, вовлекаясь в предельные технологии и подчиняясь им.
Но стихотворение завораживает своей огранкой, изумрудами неожиданных, технических высверков, виноградным соком вечной силы жизни.

 


"Наша улица” №278 (1) январь 2023

 

 

kuvaldin-yuriy@mail.ru

 

адрес
в интернете
(официальный сайт) http://kuvaldn-nu.narod.ru/

Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве