Ефим Гаммер “Новогодние ностальгушки" иронические рассказы для тех, кому склероз не страшен
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Ефим Гаммер родился 16 апреля 1945 года в Оренбурге. Жил в Риге. Окончил русское отделение журналистики Латвийского госуниверситета. Автор многих книг прозы и стихотворений. Лауреат престижных международных премий.

вернуться
на главную
страницу

Ефим Гаммер

НОВОГОДНИЕ НОСТАЛЬГУШКИ

иронические рассказы для тех, кому склероз не страшен

Ефим Гаммер
©Yefim Gammer, 2022

ОБ АВТОРЕ

Ефим Аронович Гаммер - член правления международного союза писателей Иерусалима, главный редактор литературного радиожурнала «Вечерний калейдоскоп» - радио «Голос Израиля» - «РЭКА». Член израильских и международных Союзов писателей, журналистов, художников - обладатель Гран При и 13 медалей международных выставок в США, Франции, Австралии, в середине девяностых годов, согласно социологическому опросу журнала «Алеф», был признан самым популярным израильским писателем в русскоязычной Америке. Кроме того, является старейшим действующим боксером нашей планеты. Вернувшись на ринг в 1998 году в возрасте 53 лет, выступал в боксерских турнирах до 70, тридцать раз подряд стал чемпионом Иерусалима. Занесен во всемирную книгу «КТО ЕСТЬ КТО» - московское издание. Живет в Иерусалиме. Родился 16 апреля 1945 года в Оренбурге (Россия), закончил отделение журналистики ЛГУ в Риге, автор 29 книг стихов, прозы, очерков, эссе, лауреат ряда международных премий  по литературе, журналистике и изобразительному искусству. Среди них - Бунинская,  серебряная медаль, Москва, 2008, «Добрая лира», Санкт-Петербург, 2007, «Золотое  перо Руси», золотой знак, Москва, 2005 и золотая медаль на постаменте, 2010, «Петербург. Возрождение мечты, 2003». В 2012 году стал лауреатом (золотая медаль) 3-го Международного конкурса имени Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков и дипломантом 4-го международного конкурса имени Алексея Толстого. 2015 год - дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года». Диплома удостоена документальная повесть «В прицеле - свастика», выпущенная в свет рижским издательством «Лиесма» в далеком 1974 году. Выходит, не только рукописи не горят, но и некоторые старые книги. Печатается  в журналах России, США, Израиля, Германии, Франции, Бельгии, Канады, Латвии, Дании, Финляндии, Украины  «Литературный Иерусалим»,  «Арион», «Нева», «Дружба народов», «Новый журнал», «Встречи»,  «Слово\Word», «Новый свет», «Вестник Европы», «Кольцо А», «Журнал ПОэтов», «Мастерская», «Заметки по еврейской истории», «Побережье», «Русская мысль», «Литературная газета», «Российский писатель», «Время и место», «Стрелец», «Венский литератор», «LiteraruS - Литературное слово», «За-За», «Эмигрантская лира», «Дети Ра», «Урал», «Человек на Земле»», «Сибирские огни», «Сура», «Приокские зори»,  «Гостиная», «Плавучий мост», «Подъем», «Квадрига Аполлона», «День и ночь», «Север», «Новый Енисейский литератор», «Литературные кубики», «Дон», «Ковчег», «Настоящее время», «Новый берег», «Эмигрантская лира», «Дерибасовская - Ришельевская», «Мория», «Новый континент», «Кругозор», «Наша Канада», «Витражи», «Новая реальность», «Знание - сила: фантастика», «Под небом единым», «Меценат и мир», «Дальний Восток», «Экумена», «Наше поколение»,  «Белый ворон», «Перископ», «Русское литературное эхо», «Алеф»,  «Лехаим», «Мишпоха», «Наша молодёжь», «Паровозъ», «День литературы», «Русская жизнь», «Флорида»,  «Менестрель»,  «Земляки», «Алия», «Студия», «Метаморфозы», «Поэтоград», «Симбирск"», ,«Жемчужина», «Антураж», и т.д.                                                                                 

© Ефим Гаммер, 2022

НОВОГОДНИЕ НОСТАЛЬГУШКИ
 
  Иронические рассказы

для тех, кому склероз не страшен

  Нулевой меридиан

Ефим Гаммер в музее мадам Тиссо, Лондон. 

 Ленин считал: все решает булыжник – оружие пролетариата.
Наполеон считал: все решает артиллерия – оружие убийственной победы.
А в Лондонском музее восковых фигур мадам Тиссо считали: все решает – единство противоположностей. И поместили их рядышком, поближе ко мне, журналисту входящему.
Оба восковые, мягонькие - податливые.
Оба охочие до интервью.
А вопросов нет.
Нет вопросов, граждане.
Да и какие вопросы, когда оба вы теперь на нулевом меридиане…

Партийная голова

С приближением Нового года я латаю старый мешок и выхожу с ним в парк. Там собираю головы, потерянные влюбленными. Затем их возвращаю хозяевам. За приличное вознаграждение, конечно. Адреса мне любезно предоставляют знакомые фельетонисты. Ибо им по роду службы приходится иметь дело с безголовыми полудурками, мыслящими себя Энштейнами на заслуженном отдыхе.
Но случаются недоразумения.
Нашел я недавно голову. Всем головам голову. Большая, с благородной сединой, выгнутыми ресницами, широкими бровями, скульптурно вычерченым носом. Отослал ее хозяину. Гляжу, через день прибегает ко мне эта голова, но уже о двух ногах, и возмущенно жалуется:
- Зачем меня кинули на хилую шею недоразвитого студента? Он мне покою не дает. День и ночь зубрит, к экзаменам готовится и при этом, в ущерб собственному умственному развитию, думает о том, где бы раздобыть деньжат на складчину для новогодней вечеринки. А я голова - всем другим голова, серьезная, партийная, из высших эшелонов власти. И мне не до студенческих беспорядков в мозгах, мне о государственных интересах думать нужно! Кому после Новогоднего банкета Ленинскую премию дать, кому Сталинскую... тьфу-тьфу, оговорился... государственную.
Схватился я за свою голову. Благо она все еще держалась на законном месте. И поспешил уладить недоразумение. Высыпал из мешка студенческие головы - их весной, как перезрелых плодов осенью. Так и валятся с плеч, так и валятся, мостовую загаживают, приличные прохожие о них спотыкаются, а неприличные... нет, о них не будем мозгу шевелить.
- Выбирайте достойную, - предложил хилой шее на недоразвитом от умственного перенапряжения теле. А ту, что из высших эшелонов власти, под мышку и бегом в Большой Партийный Дом.
На вахте показываю охраннику бесхозную голову вместо пропуска, прохожу в канцелярию.
Секретарше показываю бесхозную голову вместо пропуска, прохожу в кабинет с портретами Маркса - Энгельса - Ленина на стенах.
Партийный босс, чей мыслительный аппарат у меня в мешке, руководит, сидя в кресле за полированным языками подлиз и прилипал столом. Активно руками водит - и не замечает, что головы нет. А подчиненные - те, кто в очереди за Ленинской премией, за Сталинской... тьфу-тьфу, оговорился... за государственной - сидят и помалкивают. Им без разницы, с головой он, без головы, главное, чтобы не ошибался, когда будет вручать. В этом - не дураки, понимают! - он не ошибется. Ведь не из головы вручает. А из государственного кармана.
И тут я. Да не один, а с его головой.
Что тут случилось? Ни пером описать, ни по телевизору показать.
Уловил наш набоб дух родной, ошутил запах своих, только утром набриолиненных бровей, кровь родную почуял и с места в карьер вручил возвращенной мной голове Ленинскую премию, Сталинскую... тьфу-тьфу, оговорился... государственную, и разложенное по конвертам денежное обеспечение вручил тоже.
Думаете, мне что-то перепало?
Ощибаетесь. Меня тотчас вытолкали взашей.
Почему взашей? Потому, что на месте головы лишили - дабы не вспоминал о происшедшем и никому потом не рассказал.
Вот и не вспоминал. Вот и не рассказывал.
Как же, спрашивается, вернулась ко мне память?
Да не память вернулась ко мне, а голова.
И не как-нибудь, а по почте.
«Не вы ли уронили, милейший?» - стояло в приписке. И подпись... Фамилия неразборчива, а все остальное четко: «голову возвращаем в неприкосновенном состоянии и в соответствии с завещанием нашего горячо любимого отца и дедушки, лауреата Ленинской премии по литературе 1979 года. Денежный эквивалент вашей, без сомнения, золотой головы получите в ближайшем банке. В своих ожиданиях не обманитесь».
Подпись, как уже говорил, была неразборчивой.
Вот так оно случается в жизни, когда быль мы превращаем в сказку.

Страшно аж жуть

Труп был обнаружен во дворе: лежал на снегу, широко разбросав ноги.
Бледное лицо трупа ничего не выражало, даже желания жить.
Следователь Ветров внимательно осматривал место происшествия. Рядом с этим местом, в двух метрах от покойника, валялась недокуренная сигарета с обгрызанным фильтром и недочитанная газета.
Каким образом Ветров уяснил, что газета недочитана, оставляем на его совести. На ней, кстати, можно еще много что оставить - мало никогда не покажется.
Солнце, бледное от увиденного, тускло роняло свет на землю.
Не доверяя малодушному светилу, сыскарь подозвал милицейского специалиста-фотографа. Яркая вспышка блица осветила совершенно неяркого человека скромной наружности: усы, очки, калоши на разношенных ботинках.
- Печально, докладую вам! - молвил дворник Бугор. - Такого на своем веку не припомню. Знамо, раньше бухались тутошки люди. Но по пьяному делу. И подай им рассольчик - оживали в одночасье. А этот... Как упал, так вовсе с тех пор не живехонек. Ни на какой рассол не реагирует. Обоняние, чай, потерял. Совместно с жизнью.
- А что? - поинтересовался следователь Ветров в силу специфической любознательности. - И часто это у вас случалось, чтобы напившись?
- Бухались?
- Вроде того.
- Часто! Почитай, что ни день, так кто-то сляжет за упокой, но отнюдь не насмерть. И все - не подозрительно, а? - из двадцатой, мать ее, квартиры. Только этот упокойник - береги господь его нервную душу! - двужильным оказался. Первый раз за историю моей жизни тут... того-этого...
- Бухнулся?
- Бери выше, начальник, вплоть до самого седьмого неба. Окочурился!
- А отчего твои подопечные бухались?
- Спрашиваете, будто чужой. От житейского неблагополучия! Сосед соседа поедом амкал и получал желудочное отравление. Тутошки, во дворе, их припадком и донимало. Язва желудка, язви ее в печень!
- И у мертвяка нашего была язва?
- Он не сознается, а вот я вам, как на духу, скажу. Не было у него язвы. У него – сердце! Точно говорю: сердце, притом неуживчивое. Как что, сразу хватается за сердце. «Выскочит, - говорит, - из грудной клетки, выскочит!» Обратите внимание «клетки». Намек понятен?
- Догадываюсь.
- А тут и без догадок ясно: намек на нашу действительность. Мы в домоуправлении ее воспеваем. Лозунги пишем, плакаты рисуем. А он?
- Отлынивает?
- Сейчас - да, лежит - не колышется. А тогда посмотрит на нашу работу, прочитает: «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» и хватается за сердце. Хватается и говорит: «выскочит из клетки!»
- Так вы, значит, считаете, что это у него от расстройства нервной системы апоплексический удар случился?
- Почем знать? Апоплексит, мабуть, и не приложился. Во всяком разе таковой гражданин в нашем доме не прописан. А вот Варькин муж Сенька-хромой, тот - да! - вполне справедливо мог приложиться. У него причина копилась много лет. Наш упокойник к его жинке захаживал, и не заради вызова на социалистическое соревнование по благоустройству домашнего общежития.
Следователь Ветров еще раз окинул место происшествия. Мертвец по-прежнему не подавал признаков жизни и, судя по всему, ничем не собирался посодействовать в расследовании причин своей несвоевременной смерти.
«Черт его знает, может, грабеж? - подумалось детективу. - Но не очень похоже. Кошелек впорядке. В кошельке четыре рубля двадцать копеек, ровно на бутылку водки и кислый огурец. Перчатки тоже в кармане. Калоши на ботинках. Даже обручальное кольцо, и то не снято. Хотя... хотя... Что это такое?»
Бывалого криминалиста затрясло от возбуждения. «Палец! Конечно, палец! Куда только я раньше смотрел? Вот это да - палец до крови укушен! По форме зубов... Мда, неужто, змеей?».
Сыскарь потер руки, вспомнив из Феликса Дзержинского, что они должны быть чистыми при исполнении служебного долга, чтобы к ним не прикипела чужая копейка, и наступательно подступился к дворнику.
- Ну? Бугор Иванович! Будем говорить или станем отпираться?
- Я как на духу.
- Выкладывай на духу, но не дыши мне в рот, кто тут у вас пресмыкающихся любит пасти?
- Ясно кто, Николай Емельянович, без промедления отозвался старик.
- Докладывай по существу!
- Честь имею в отличие от его жены!
- По порядку!
- Порядка там никакого. Николай Емельянович страсть как любит этих пресмыкающих. А кто перед ним не пресмыкается, того вмиг гонит с ихнего предприятия. Он ведь не просто Николай Емельянович, а Николай Емельянович Бойкин. Наслышаны?
- Еще услышим, когда дела дойдет до суда.
- Тогда докладую. Директор завода по изготовлению детских игрушек. Большой человек. Каждого, кто не по нему, увольняет без выходного пособия. Так вот, как на духу. Он и нашего упокойника хотел уволить по собственному его – значится, мертвяка этого – желанию. Но промахнулся. Кто теперь за него заявление напишет, архангел Гавриил?
- За что же такая немилость была по отношению к подследственному трупу?
- Докладую! Причина проста, как дважды два, когда в уме – четыре. Кстати, как по-вашему, милицейскому, сколько в итоге получится? - сощурился Бугор Иванович, тая, видать по всему, хитрую думку.
- Великая математика!
- А вот и неправда, начальник! Ваши насмешки – вкривь и вкось от цели. Николаю Емельяновичу требовалось, чтобы выходило больше, чем у вас в уме. Пять, шесть, и оставалось еще на посошок, ведь Новый год отмечать, да затем опохмеляться.
- А, - понял следователь Ветров. - Приписки по бухгалтерской части. Фирме требовались завышенная цифирь. Так, что ли?
- Браво, товарищ. Вам в Шерлоки Холмсы прямая дорога.
- Пока я на службе. Докладывай дальше.
- А дальше – проще. Но должен заметить, ругались они неимоверно с упокойником нашим. И все потому, что при жизни состоял он редактором заводской газеты и ни в какую не желал подтирки бухгалтерские печатать с завышенными цифрами. Вы правы по догадкам, честь и хвала, начальник!
- Постой-постой, не отклоняйся, Бугор Иванович, - перебил дворника следователь Ветров. - В данный момент направления мысли меня не интересуют их личные взаимоотношения. Меня интересует: кто в вашем дворе змей любит?
- Змей? Так я же вам докладую на чистом духу, тот самый Николай Емельянович и любит. Жена у него - подколодная гадюка. А женился на ней, сказывал, по любви.
- Мне настоящая змея нужна.
- Бог с вами! Зачем вам такое форменное безобразие, начальник?
- Вот что, Бугор Иванович! Не мешай дознанию. Отвечай на вопросы, и не приплюсовывай к следствию ненужные личности.
Дворник вяло почесал затылок.
- Это верно подмечено, насчет ящика. Все его не могли поделить с Николай Емельяновичем. Тому корреспонденцию со всего мира шлют. А этому, упокойнику, - тыкнул мыском сапога бесчувственный труп, - только заводскую газетенку, собственного его изготовления. Вот и хотел Николай Емельянович выжить его из почтового ящика. Да не вышло. Наш-то мертвячок двужильным оказался. Настоял на своем и остался в ящике. Я вам докладую, такой любитель собственной газеты был – на удивление всей общественности!. Кроме нее, родной и милой, никакой другой прессы из почты не признавал. В результате, что имеем, то имеем. Николай Емельянович последовал благородному примеру других жильцов и купил себе личный почтовый ящик. Взгляните - не поленитесь: на двери теперь этих зеленых скворечников уйма!
Действительно, дверь украшало с десяток почтовых ящиков. В одном из них, вполне вероятно, и могла затаиться змея, укусившая за палец несчастного любителя своего собственного печатного слова.
Ветров осмотрел эти ящики с присущей ему осторожностью. Но никаких змей не обнаружил. Вернулся к трупу и, призвав к совместным усилиям подчиненных, перенес бездыханное тело в машину первой милицейской помощи – «воронок» для большей понятливости. Затем, окончив по сути дела следствие, оглянулись: не затерялись ли где-то дополнительные улики? Глядь, газета-сиротинушка - одна одинешенькая лежит, и только что не кричит благим матом: заберите меня поближе к хозяину, дабы не лишать его любимого чтения на том свете!
«Как собака неприкаянная!» - тоскливо подумал о горькой ее доле следователь Ветров и наклонился. Наклонился да как взвоет от боли, и давай трясти рукой. «Кто это меня? Кто?» И догадался, стервец: «Газетная утка!» А затем догадался и до всего остального. «Недаром наш подследственный труп не хотел завышать цифирь к Новому году, он финансовый. Понимал: это смертельно опасно».
«Понимал, понимал... - крутилось в его помутневшем мозгу.
Надо отдать должное следователю Ветрову: это было последнее – до чего он догадался на работе.
Дальше надо было догадываться уже врачам в реанимационном отделении больницы…

Поражение суперагента

Хмурым взглядом издатель окинул Джема Бронда.
- Наконец и для вас нашлось дело, - молвил он и запнулся, ибо сверхсекретный суперагент воссиял чистой улыбкой младенца и сказал:
- Знаю. В Советском Союзе готовятся отметить наступление Нового года уже не повышенными соцобязательствами трудящихся, а… Публикацией в доступной за две копейки прессе разгромной статья на серию романов о моих подвигах. Чтобы не так скучно было читать доклад Брежнева о создании в стране новой общности людей по имени «советский народ». Не так ли?
«Все знает!» - в уме восторгнулся издатель и с удовольствием заметил вслух:
- Вы настоящий телепат.
- Ничего сверхъестественного, - скромно потупился супермен. - Обыкновенная тренировка в плане дедуктивно-аналитического мышления. Но… делу – потеха, а времени – час, как говорят в России. Перейдем к нашим баранам, вернее, к заданию. Мне, исходя из прочитанных у вас в мозгу мыслей, предстоит похитить эту критическую статью, либо ее фотокопию. Да?
- Совершенно верно. Это даст нам возможность подготовить контрудар. Но учтите, дорогой мой агент, это не просто клочок бумаги, а настоящая идеологическая бомба. Она разрушает умы.
- Мой ум не разрушит! - изрек Джем Бронд, сел в самолет без опознавательных знаков и выпрыгнул из него в районе Старой Риги.
Приземлился. Хотел закопать в парке парашют. Но вспомнил, что позабыл его в своем быстролетном транспортном средстве. Отряхнулся от лиственной шелухи и двинулся на выполнение боевого задания. По сути оно было не сложным. Фотокопию критической статьи полагалось получить от надежного человека в условном, строго засекреченном месте, на улице Шкюню, наискосок от Домского собора.
Агент английской разведки энергично шагал по узким улицам Старой Риги. Здесь, в доисторической части древнего города, опасаться было нечего. Даже постовых милиционеров, и тех искать надо было с собаками. А связника, наоборот, искать и не предполагалось. Он сам найдется. Причина элементарна: наш непревзойденный шпион был снабжен специфическим паролем, притягательным, как магнит. Ему предстояло околачиваться у винно-водочного магазина и предлагать прохожим скинуться по рублику. На явку должен был явиться человек, загримированный под матерого алкоголика.
Он и явился. Но не сразу.

Старая Рига, Домская площадь, улица Шкюню.

Стоит себе Джем Бронд у отведенного ему места: перед ним булыжная мостовая, выводящая к Домской площади. Сзади стеклянная витрина, украшенная пирамидками из консервных банок и бутылок с алкогольной жидкостью. Стоит себе. Зрит. Ждет резидента. Читает - от нечего делать – мысли прохожих, а они довольно скудные: «где бы стрельнуть трояк до получки?»
Вдруг в его ушные раковины скользнул вкрадчивый шепоток, настоянный на винном перегаре:
- По рублику?
- По рублику? Конечно, по рублику! - обрадовался Джем Бронд.
Скинулись. Потерли от удовольствия руки.
Видя такое дело, к заговорщикам рванулся третий, за ним четвертый.
- По рублику! - задыхаясь от предвкушения, провозгласили они в унисон. И, смяв в горсти четыре рублевые бумажки, ринулись к прилавку – за пузатенькой, темного стекла, стоимостью в 3. 62 милой сердцу бутылочкой.
- Что на сдачу? - спросила продавщица.
- Кильку в кулечек, - попросил третий.
- И мятную конфетку, - добавил четвертый. - На отбитие вредного для тещи запаха.
- Достала?
- Не то слово, - вздохнул покупатель. - Я себе глаз готов выколоть, чтобы у тещи был зять кривой.
- В таком разе вот вам еще конфетка.
- А вы замужем?
- Идите-идите, вас там за дверью не дождутся.
Как только приятели вышли из магазина, к ним тотчас подвалил еще один охотник до зелья из-под бешеной коровки.
- Соображаем?
- Уже сообразили.
- А мне с кем по рублику?
- По рублику? - встрепенулся Джем Бронд, потерявший было дар речи от такого изобилия агентов английской разведки, расквартированных в музейной части Риги – на минимальной жилой площади в несколько квадратных метров.
А компания разрасталась.
- По рублику?
- По рублику!
Матерый шпион не жалел казенных денег. И не заметил, как вокруг него собралась довольно объемистая толпа, из которой непрестанно кто-либо выскакивал и вприпрыжку устремлялся в продмаг. По возвращению «бегунок» распечатывал «полшу» и подносил ее дарителю целковых: священное право первого глотка было за ним.
Один глоток хорошо – для согрева. Два глотка тоже неплохо – для кайфа. Но три? Четыре? Пять? И бессчетное за тем повторение?
Какой агент это выдержит? Джем Бронд пьянел на глазах, ноги его подкашивались, голова безвольно падала на грудь.
Опомнившись, он начал срывать этикетки с бутылок, надеясь на обратной стороне одной из них обнаружить фотокопию разыскиваемой статьи.
Но тщетно!
Его увлекательное занятие прервала уборщица, подметающая веником тротуар.
- Гражданин, не волнуйтесь. Стеклянную тару принимаем и с этикетками.
Бутылки выпорхнули из рук. И не успел он придти в себя от неожиданности, как стал обладателем двух мятых рублей, которые – это он точно помнил – однажды принадлежали ему.
- Мои? - с изумлением рассматривал он деньги, предметно доказывавшие закон круговорота вещей в природе.
- А могут быть наши! - обрадовал его подсказкой далеко не молодой человек пьяной наружности.
- Как это так?
- А так! Отоваримся и пожалуем в гости. Даровой стол. Даровая постель. И приятные сновидения.
Джем Бронд принял приглашение и… Очнулся уже за обеденным столом в незнакомом доме, куда привел его на шатких ногах сердобольный собутыльник.
- Кузьмич! - представился он. - А это мои детки, - указал на нетерпеливо постукивающих ложками ребятишек. - Серый, Сизый и Вовочка.
Дородная его жена Таня разлила борщ по тарелкам. Села рядом с мужем, предоставив ему напутственное слово.
Кузьмич тоскливо собирался с мыслями. Молитвы он подзабыл, русский язык тоже. Хотел пожелать собравшимся за столом приятного аппетита, а бухнул привычное:
- По рублику!
Малыши, не ожидающие ничего большего от тятьки, принялись наворачивать за обе щеки. Жена Таня вздохнула, смущенно отведя взгляд от гостя. А Джем Бронд опешил: «По рублику? Неужто связник? Связник! Связник!» - танцевала в нем трезвая мысль. Но вскоре и она опьянела. И он вытащил из кармана «рваный». Один вытащил, второй, третий...
Кузьмич, забыв о борще, выгреб из карманов недостающую мелочь и бросился по известному с рождения адресу.
«Браво, Станиславский! - задумчиво шептал под нос асс английской разведки. - Вот что называется – войти в образ! Наш человек – резидент, а как перевоплотился!»
К ночи и сам шпион вошел в образ, и тоже по системе Станиславского. Лыка не вязал, но все-таки говорил-говорил, что-то настойчиво разъяснял Кузьмичу.
- Я непревзойденный Джем Бронд! - говорил-говорил. - Агент вражеской по вашему разумению разведки. Обо мне написаны книги. Обо мне сняты фильмы. Но здесь я бессилен. Не совладать мне с вашими алкогольными градусами и загадочной русской душой.
- Не совладать, - согласился Кузьмич и вызвал Скорую помощь. Не в КГБ же звонить, когда у человека белая горячка!
Спустя всего пятнадцать минут лечебная машина закрытого типа увозила сверхсекретного иностранца в Желтый дом. И с каждым оборотом колес напоминала ему о том, что даже мемуары, за которые можно было бы приняться в душевно-оздоровительной клинике, врачи сочтут за бред сумасшедшего.

"Наша улица” №278 (1) январь 2023

адрес
в интернете
(официальный сайт)
http://kuvaldn-nu.narod.ru/