Борис Татаринцев “Однажды на Петроградской” рассказ

Борис Татаринцев “Однажды на Петроградской” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

 

 

 

 

 

 

 

вернуться
на главную
страницу

Борис Татаринцев

ОДНАЖДЫ НА ПЕТРОГРАДСКОЙ

рассказ

Татаринцев Борис Анатольевич. Родился 11 ноября 1950 года в Алупке по месту службы отца уполномоченного НКВД в Крыму. В возрасте одного года переехал к бабушке в Ленинград. Срочную службу проходил в составе 1-й гвардейской танковой армии группы Советских войск в Германии. Работал инженером в питерской оборонке. В середине 90-х вместе с семьёй эмигрировал в США. Публиковался на интернет-портале "Моя Канада", в 2021 году в Минском издательстве "Звязда" напечатал книжку рассказов "Однажды на Петроградской".

 

Боря Шваков проснулся рано. Он всегда затемно подымался. Даже по выходным. Ему и будильник не требовался. Да и не было у Бори никакого будильника. Зато жила канарейка в клетке, а на подоконнике в старой кастрюле с облупившейся эмалью рос большой фикус с мясистыми глянцевыми листьями - всё Борино богатство. Боря лежал на спине и слушал как грохочут за окном ранние трамваи. Звук был гулкий, куда громче обыкновенного.
- Видать, морозец изрядный. Градусов двадцать - двадцать пять, - рассудил Боря.
Пролежав с четверть часа, он вылез из-под тёплого одеяла и в одних только трусах да майке, босиком прошлёпал через длинный, с весящими на стенах тазами и велосипедами коридор на тесную, впритык заставленную столами коммунальную кухню. Он включил две тусклые, подсоединённые к его электросчётчику лампочки: одну над газовой плитой, а другую в сырой, холодной, долго не засидишься уборной. Налил в чайник воды из-под курносого, латунного крана, поставил его на газовую плиту, а сам тем временем умылся тут же холодной водою над поржавевшей от времени раковиной. Вернувшись в комнату, Боря утёр лицо и шею несвежим вафельным полотенцем, иногда заменявшим ему шарф, и мельком глянул в зеркало. На бледной, чуть землистой коже, словно плесень на завалившейся за диван хлебной корке, отчётливо проступала серая щетина. Боря прибрал постель, отрезал ломоть чёрного хлеба, намазал его сверху вареньем, неспешно прожевал и запил напоследок несладким, вчерашним чаем. Потом он натянул кургузые, с пузырями на коленях брюки, обул чёрные рабочие ботинки, натянул на плечи сатиновую спецовку, а поверх неё, - телогрейку, на голову нахлобучил подбитую мехом ушанку. В таком виде Боря ходил с осени по весну. Летом ватная фуфайка за ненадобностью вешалась до поры на прибитый к дверному косяку алюминиевый крюк, а потёртый треух сменяла серая с искрой кепка. С нею Боря не расставался даже в жару, потому что очень стеснялся своего голого как коленка черепа.
На лестнице было темно. Пахло мочой и помойкой. Внизу Боря ненадолго задержался возле почтовых ящиков. Достал сложенную вдвое «Ленправду», сунул газету за пазуху и, переступив через свежую лужу, вышел на улицу. Порывистый февральский ветер гнал по Чкаловскому снежную позёмку. На углу возле сберкассы Боря пересёк трамвайные пути и зашагал по гранитным плитам набережной вдоль слегка парившей тёплыми канализационными стоками Карповки в сторону Кировского проспекта. Небо оставалось ещё совсем тёмным и на его фоне отчётливо проступал подсвеченный прожекторами ажурный силуэт телебашни. Мороз и в правду был нешуточный. Боря на ходу потёр ладонями кончик носа и уши, однако верх у шапки опускать не стал: на другом берегу за крутым поворотом реки уже показалось дореволюционной постройки здание из красного кирпича - мебельная фабрика, где Боря лет пять работал грузчиком.

* * *
День выдался студёным и ясным. На широком фабричном дворе было непривычно безлюдно. Начальство отсиживалось по тёплым кабинетам, а служащие отдела кадров, бухгалтерии и других служб предпочитали оставаться за своими канцелярскими столами - высовывать нос наружу в такую холодину никому не хотелось. И только грузчики из экспедиции с самого утра и, почитай, без единого перерыва загружали в подъезжавшие один за другим автофургоны мебельные стенки «Ладога». Перекуривали здесь же на эстакаде, не обращая внимания на недвусмысленный плакат с грозной надписью: «Береги социалистическую собственность от пожара!» Перед самым обеденным перерывом, улучив момент, Боря пробежался по раздевалкам, туалетам и другим заветным местам. Улов оказался невелик - два пустых фугаса и поллитровка из-под водки. «Ничего. Скоро получка. После неё-то поболе будет», - успокоил себя Боря.
Рассовав бутылки по карманам, он нахоженным путём отправился в ближайший пункт приёма стеклотары. На вырученные деньги Боря купил два пакета кефира и буханку круглого. Всё это он обычно съедал во время своего получасового обеденного перерыва и лишь иногда включал в традиционное меню граммов триста говяжьего студня по пятьдесят семь копеек за кило. Нельзя сказать, чтобы Боря сильно нуждался в деньгах. Зарабатывал он неплохо: рублей сто пятьдесят чистыми, а с субботами и того больше выходило. На одного вполне достаточно. Просто Боря уж больно трудно расставался с деньгами. К примеру, решил он как-то телевизор купить. Ну, чтоб кино посмотреть, или, скажем, футбол. Не новый, конечно, подержанный. Пришёл в комиссионку. Глядит, стоят КВНы старенькие с линзами по сорок рублей. Выбирай любой! «Нет, - думает, - дороговато. Уж лучше новый купить. Его и в кредит взять можно». И ушёл. А за новым так и не собрался.
Жадным Боря тоже не был. Мужики с фабрики у него то и дело перед авансом и получкой деньги стреляли: пятёрку, а то и червонец. Кто отдаст, а кто и позабудет. Но Боря всё равно ссужал и никогда не отказывал. А ещё он помогал сестре Дуське.
У той двое детей на руках и муж непутёвый: нигде толком не работал, совсем спился и дошёл уже до того, что начал ударять по аптеке, где покупал фунфырики (крохотные пузырьки с настойкой Валерианы и Пустырника). Остававшиеся на руках деньги Боря складывал купюру к купюре: трёхи с трёшками, пятёры с пятёрками, червонцы с десятками, четвертаки с четвертными (пятидесяти рублёвые и сотенные в зарплату не попадались) и хранил в коробках из-под папирос «Казбек». Сам то Боря не курил, а коробки эти ему соседка давала. Она всем сортам табака предпочитала «Казбек» по давней, ещё с войны привычке, когда служила военврачом в дивизионном медсанбате. Сберкассе Боря ни то что бы не доверял, а только предпочитал держать деньги подле себя. Что там какая-то книжица с цифирями и печатями, когда вон они денежки. Живёхонькие. В любой момент возьми, да потрогай.

* * *
- Мне начальник колонны говорит: «Мы, Юра, с тобою одной крови…» А я ему: «Хайль, Гитлер!»
Тут Юрка Стрефанович громко загоготал и с силой грохнул по столу шестёрочным дуплем. Судя по всему, он уже успел опрокинуть где-то стакан. Наверно дружки-таксисты угостили.
Они частенько навещали своего проштрафившегося, лишённого на полгода водительских прав товарища. Юрка и тверёзый то - балагур балагуром, а уж как поддаст и вовсе - свет гаси. По чистому недоразумению его часто принимали за еврея. То ли из-за белорусской на «вич» фамилии, то ли благодаря большому, чуть скособоченному от удара пивной кружкой носу.
- Домино, домино. Кто-то свистнул шестёрочный дупель, - пропел Лёха, простоватый молодой парень (Юркин сосед слева) и попытался под шумок приставить «пусто-пусто» к противоположному концу затейливо вьющейся змейки.
- Чего горбатого лепишь! - одёрнул его зорко следивший за игрой бригадир.
В этот момент в раздевалку тихонько прошмыгнул Боря Шваков. Он пристроился в дальнем углу возле своего шкафчика. Развернул перед собою газету и стал с аппетитом уписывать большие куски хлеба, запивая их кефиром прямо из бумажного пакета.
- Что, Боря, хороша черняжка? - с издёвкой в голосе поинтересовался Мишка Петров (четвёртый из игроков).
- А пишут то о чём? - дурашливо подхватил Лёха.
- Да вот, выборы скоро.
- Это пусть коммунисты выбирают, а я на ихние выборы не ходок, - зло сказал Мишка и, в знак того что пропускает ход, постучал по столу костяшкой.
- Напрасно ты это, Мишаня! Тебе как раз коммунистов любить надо, - вмешался в разговор, сидевший с книгой интеллигент-очкарик Игорь по кличке профессор. Ходили слухи будто бы он инженерил на «почтовом ящике», а в грузчики подался потому (опять же по слухам), что собрался уезжать за бугор.
- Сам посуди: квартиру они тебе дали, трёхкомнатную со всеми удобствами, ни хухры-мухры, задницу на плетень, как ты в деревне привык, задирать не надо. Образование у тебя какое? Семь классов. А зарплата как у того инженера, что пять лет в институте учился. Ты уж, Мишаня, бога то не гневи. Грех это.
- А ты кто? Поп что ли, меня совестить? Ишь раскудахтался, словно баба худая. Баб кажный день пороть надоть, а по субботам два раз, - последнее слово Мишка оборвал на согласном звуке, - что б в воскресенье, значит, выходной делать.
Тут уж не выдержал даже скупой на слово бригадир:
- Ну, сказанул. Как в лужу дёрнул. Да тебе на свою бабу как на икону молиться надо. Она тебя поит, кормит, одевает, потому как зарплату свою ты пропиваешь всю до последней копеечки, ещё и обстирывает хорька вонючего, пьяного, да сраного.
Бригадира Мишка не любил, однако побаивался. Негромко, в полголоса выматерился, и замолк. Неприязнь между ними была взаимной и возникла с того самого дня, когда Мишка впервые появился в бригаде. Он тогда начал было изображать из себя блатного: матерился, то и дело сплёвывал себе под ноги. Бригадир какое-то время приглядывался к нему, и вдруг неожиданно спросил:
- За наколки отвечаешь?
- Чего, - не понял Мишка.
Судимостей и отсидок у него не было, если не считать административных  (пятнадцатисуточных) главным образом за пьянку, а наколками он обзавёлся в армии. Как сказал по этому поводу взводный:
- Когда коту делать нечего, он себе задницу лижет.
- Где срок мотал? По какой статье? Кого из авторитетов знаешь? - наседал бригадир.
Сам-то он хорошо владел вопросом - за десять проведённых на зоне лет было время разобраться. Мишка же совсем стушевался. Хлопал глазами и молчал.
- Ну, что приумолк то, фраерок? Да, тебя шустречка за туфту твою дешёвую урки лагерные мигом бы на парашу поставили в петушка играть.
Мишка стоял на виду у всей бригады словно оплёванный.
Такого позора он ещё с роду не испытывал.
Некоторое время сидели молча. Первым не выдержал Юрка:
- Мужики, сегодня только понедельник. До получки четыре дня осталось. Эдак мы тут все перегрызёмся. И лукаво подмигнув Пашке, продолжил: - А не послать ли нам гонца…
- …за бутылочкой винца, - подхватил в унисон Пашка и уже от себя добавил: - А чего, бугор, Юрка дело говорит.
Бригадир и сам уже об этом подумал. Чутьё старого зека подсказывало - надо бы пар в котлах стравить, а то как бы не рвануло.
- Я не против. Вот только, где деньги взять, - сказал он в раздумье.
Тут все, не сговариваясь, посмотрели на Борю. Тот перестал жевать и даже покраснел от смущения.
- Выручай, Борис. На тебя вся надежда, - попросил за всех бригадир.
Боря ещё больше смутился и совсем тихо пошевелил жирными от кефира губами:
- Чего ж не дать. Дам, конечно. А сколько надо то?
- Ну, Борька! Ну, молодец! Вот ведь человек. Всех выручил, - радостно потирая руки, выпалил Юрка. И продолжил уже деловым тоном: - Ну, сколько дать? Нас четверо. Профессор не в счёт. Сам то будешь? Нет. Тогда - червонец. На пару пузырей хватит, а ради одного так и огород городить нечего. Верно говорю, мужики? Всё. Замётано. После работы Леха с Мишкой к тебе заскочат, а мы с Петровичем на угол Большого и Бармалеевой двинем, глянем что там есть. Слыхали? - тут он взглянул на Мишку с Лёхой, - Деньги в руки и мигом за нами. Вопросы есть? Вопросы потом!

* * *
Домой Боря обычно возвращался окружным путём: вдоль Карповки к Большому проспекту. Этим маршрутом он неизменно следовал изо дня в день, кроме выходных и праздников, круглый год и, почитай, в любую погоду. Шёл и всякий раз любовался окружавшим его городским пейзажем. Вот слева от набережной, слегка в стороне показалось высокое в стиле русского модерна здание с итальянскими окнами и курдэнёром (уютным открытым двориком за причудливой каменной оградой), а сразу за ним - трёхэтажный особняк: изящная угловая башенка и богатый рельеф на слегка выступающим вперёд эркере. Чуть поодаль, повторяя изгиб набережной, тянулся полукруглый, скупой на детали фасад - советский конструктивизм. Ни о каких-таких архитектурных стилях Боря даже понятия не имел. Он об этом вообще не думал. Просто смотрел и радовался всей этой красоте.
А ещё у Бори была коллекция античных ликов, изящных женских профилей, диковинных зверей и птиц глядевших на него с фасадов, фронтонов, пилястров и эркеров. Он мечтал когда-нибудь все это сфотографировать, но как всегда тянул с покупкой фотоаппарата. Боря и на этот раз хотел было повернуть от проходной налево, но попутчики удержали его.
- Ты, бля, адрес свой позабыл? - выругался Мишка. – Так тебе в другую сторону.
Боря безропотно подчинился. Не прошло и четверти часа как они подошли к старому, как некогда говорили, доходному дому.
На гулком, пристроенном к наружной стене лифте поднялись на седьмой этаж. Не раздеваясь, вошли в комнату.
- Вам десятку, или лучше пятёрками, - спросил Боря.
- А какая разница? - долго не задумываясь, отозвался Пашка.
Боря достал из тумбочки четыре папиросные коробки, уверенно открыл одну из них, взял красноватую с ленинским профилем бумажку и протянул её Лёхе.
- Ага, - сказал тот вместо спасибо, сунул деньги в задний брючный карман, и они с Мишкой не сговариваясь заспешили к выходу. Уже на самой лестнице Мишка вдруг спохватился, что забыл в комнате папиросы. Он опять зашёл в квартиру и тут же воротился с пачкой «Беломора» в руках. Попрощавшись, Боря закрыл за гостями дверь.
В комнате он наконец разделся, потом подошёл к незанавешенному окну. За стёклами уже опустились ранние питерские сумерки. Далеко внизу, обозначились пунктиром электрических фонарей прямые линии улиц, виднелись тёмные громады домов со светлыми заплатами окон, причудливо громоздились крыши.
Картина была феерическая, словно полотно экспериментирующего со светом и пространством авангардиста. И хотя по части авангарда Боря был, что называется, ни сном ни духом, открывавшаяся бездна неведомыми образом притягивала его. Боре стало не по себе, и он отпрянул от чёрного прямоугольника.
Поскольку жил Боря в мансарде, окно служило ему ещё и дверью: через него без особого труда и риска можно было попасть на крышу, где начинался особый, неведомый большинству городских жителей мир. Здесь обитали одичавшие почтовые голуби и чердачные кошки, росли занесённые ветром берёзы, а по весне загорали нагишом стройные, длинноногие женщины.
В Первомай, День Победы и Ноябрьские с крыши было хорошо видно, как за деревьями парка Горького где-то над Петропавловкой с треском и грохотом раскрываются цветастые зонтики салюта, а в конце августа ясными, тёплыми ещё ночами в небе над крышей зажигались сотни, а если долго и неотрывно смотреть, - тысячи звёзд.
Боря вышел на кухню, разогрел в ковшике густые, едва ложку провернёшь, щи. Вернувшись в комнату, с аппетитом поел и прилёг на диван. Боря любил полежать вот так после работы: почитать, или просто помечтать под негромко работающее радио.
Радио весело на стене прямо у него над головой: большая чёрная тарелка. Оно осталось ещё от прежних жильцов чуть не с довоенных времён. Может быть, лёжа в одежде под тремя одеялами, слушал его бывший владелец трансляцию 7-й Блокадной симфонии Шостаковича , или, если повезло ему дожить до весны - репортаж о блокадном матче с участием ленинградского Динамо. Кто теперь скажет? Однако скорее всего лишь сухие, размеренные щелчки метронома оглашали пустую, вымерзшую комнату, когда девчоночьи руки прозрачных от голода сандружинниц вынесли вон пролежавшее всю зиму тело.
Боря лежал и думал о том, что в пятницу будет получка, а в субботу он поедет проведать сестру и племянников и как они будут радоваться гостинцам, да обновкам. Между тем подошло
время ложиться спать, как-никак - завтра на работу. Перед сном Боря решил доставить себе небольшое удовольствие. Он встал с дивана и направился к тумбочке, где хранились рассортированные по коробкам из-под «Казбека» деньги.

* * *
Встретившись в назначенном месте, грузчики зашли в специализированный магазин «Водка. Крепкие напитки» и с общего согласия купили пару бутылок «Экстры» (чтобы дёшево и сердито), а по соседству в молокосоюзе - два плавленых сырка «Дружба», после чего отправились в ближайший подъезд. Пили по очереди из одного стакана. Молча закусили и тут же, разом подоставали из карманов курево, а Мишка по скотской своей натуре, отошёл на пару шагов, да и справил малую нужду прямо на мраморный цоколь лестницы.
- Ты бы хоть на двор вышил что ли, - проворчал бригадир.
- Так ведь мороз. А что как застужу?
Мишка заржал.
- Мишаня, так ведь ты у нас привычный до ветру бегать, - съязвил Юрка Стефанович. - А здорово тебя сегодня профессор умыл.
- Чего? Умыл? Да, я его, падлу, урою. Бля буду. Позабудет ужо, морда жидовская, как подначки строить.
- Так он ведь русский? - возразил бригадир.
- Русский. А чего тогда в Изр… Изрл… Тьфу! В Израиловку собрался? - не унимался Мишка. Был он тупым и упрямым как баран.
- Да, вы чего, мужики? - вмешался Лёха. - Какой Израиль?
Профессор в Америку едет. Там инженерам, знаешь, какие бабки платят. А у него башка будь здоров как варит и руки тоже на месте. Телек, вот, цветной в «Юном технике» купил. Некондиция.
Сам перебрал. И что вы думаете? Заработал, как новенький.
- А мне профессор кассетник починил и денег не взял, - добавил от себя Юрка.
- Ты смотри, сколько заступников выискалось. Больно грамотные все. А по мне: жид он. Жид и есть.
Мишка полез за папиросами и обронил при этом две двадцатипятирублёвые бумажки. Быстро нагнувшись, поднял деньги и, зажав их в кулаке, с опаской глянул на собутыльников.
- Бабе своей. На восьмое марта. Хочу духи купить. Хвранцузские, - с трудом ворочая языком, произнёс он в ответ на немой вопрос бригадира.
Тот только ухмыльнулся. И сказал после некоторой паузы:
- Ладно, пора по домам.
Грузчики попрощались и разошлись.

* * *
На следующий день в бригаде не досчитались сразу двоих: Боря с Мишкой не вышли на работу. А машин, как назло, было много: не успеешь одну загрузить, глядь, а другая на очереди.
Пришлось ребятам попотеть.
- Мужики, мы тут вкалываем, а Мишка сучий потрох духи французские пропивает, - завёл разговор Юрка Стефанович.
- Туфта всё это, - бригадир резанул по воздуху ладонью.
- Ты о чём, Петрович? Я что-то не пойму.
- Вот и я не пойму, откуда у Мишки за три дня до получки пятьдесят целковых на кармане. А может и больше… Ладно, хрен с ним с Мишкой: не в первый раз загулял. А вот, что с Борей Шваковым стряслось? Заболел поди.
Незадолго до обеденного перерыва к эстакаде со стороны административного флигеля быстрым шагом подошла Шура диспетчер. Она задрала вверх голову и, отыскав глазами бригадира, громко крикнула:
- Иван Петрович, зайди к Рябову в местком.
- А что случилось то?
- А ты разве не знаешь? Боря Шваков в психбольницу попал. Скворцова-Степанова. Утром в отдел кадров звонили. А теперь вот сестра его пришла. Сидит плачет.
- Хорошо, заскочу, как только машину загрузим. Нас и так только четверо.
- Слыхали? - обратился к своим бригадир. - Час от часу не легче. Извини, браток, несчастье у нас, - сказал он маявшемуся без дела шофёру.
Новость быстро разнеслась по фабрике. В большинстве люди сочувствовали Боре: не без странностей мужик, чего уж там, однако тихий, мухи не обидит, вежливый, если надо, деньжат одолжить, никогда не откажет. Во время обеда в раздевалку к грузчикам то и дело кто-нибудь заглядывал.
- Соседка за полночь вышла на кухню. Глядит, у Бори дверь настежь и свет в комнате. Заглянула. Он сидит за столом и ножницами Ленина из десятки вырезает. Она Борю окликнула, а он будто не слышит. Губами шлёпает, да только ничего не разберёшь. Одним словом - не в себе. Соседка к телефону.
Врач со скорой на Борю только глянул и сразу спецтранспорт вызвал, тот что с санитарами. Ну, они его под белы рученьки и прямиком в Скворцы, - в который уже раз повторил свой рассказ бригадир. - Сколько денег порезал? Да, кто ж их считал. Сестра говорит, мол, только трёшки с пятёрками и остались. Рублей триста. Про одолженный накануне червонец бригадир умолчал. И другие тоже помалкивали.
В конце смены вместо того, чтобы разойтись как обычно, задержались в раздевалке.
- Теперь и не выпьешь кроме как с аванса, да в получку, - сокрушался Юрка Стефанович.
- Вот так живёшь, живёшь, а в один прекрасный день, бац, и в дурдом…
- Это точно, - сказал очкарик Игорь. - Ты, Лёша, непременно туда попадёшь, ели пить не бросишь. Алкогольный психоз. Народное название белая горячка. Белочка. Слыхал?
- А я чего, один что ль пью?
- Нет, слава богу, пока не один. Шёл бы учиться, раз молодой, или хотя бы профессию нормальную получи. Так и будешь всю жизнь в грузчиках?
- Профессор дело говорит. А, скажи-ка мне, голубок, вы там вчера у Бори долго были?
- Где там долго! Деньги взяли и сразу отвалили, а Боря с нами в прихожую вышел, проводить. Мишка, правда, назад в комнату заскочил: папиросы забрал, но мигом вернулся.
- Говоришь, недолго пробыли, а покурить всё же успели.
- Да, не курили мы у него, Петрович! Ты же знаешь, Боря некурящий, даже дыма табачного не выносит. А ты чего всё расспрашиваешь?
- А то, милый, что хочу уразуметь отчего это у Бори вдруг крыша съехала? Отчего он червонцы в капусту покрошил и куда при этом четвертные подевались? Может быть соседи украли? Да только у них в квартире спички без спроса никто не возьмёт не то что деньги. Лет двадцать с лишним вместе живут – никогда ничего не пропадало.
- А кому всё это нужно? - перебил бригадира Игорь. - Борю, конечно, жаль, да только ведь «блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное»
- А ты, что же в царство небесное веришь? - вопросом на вопрос ответил бригадир.
- И рад бы верить, да образование не позволяет.
- А в Америку, значит, веришь? Что рай земной там отыщешь…
- Ладно, я пошёл, - сказал Игорь. Встал и, не прощаясь, вышел.
- А в справедливость?.. - бросил ему в след бригадир.

* * *
Мишка появился только в пятницу и то уже в конце дня, к самой зарплате. Получил в кассе деньги и ненадолго заглянул в раздевалку.
- Какие люди, - приветствовал его заметно повеселевший после «допинга» Юрка. - Ну и видуха у тебя, блин, - сказал он немного приглядевшись.
А выглядел Мишка неважнецки: на осунувшейся, небритой физиономии лихорадочно блестели, ввалившиеся, в чёрных обводах глаза, пальцы рук заметно дрожали.
- Ты когда в ведомости расписывался, карандаш, поди, двумя руками держал. Ничего. Сейчас полечимся, - куражился Юрка. - А Боря Шваков в психбольницу угодил. Может слыхал?
- А туда ему и дорога. Я всегда говорил, что чокнутый он.
- Зачем же так? Человек ведь, не скотина какая-нибудь, - бригадир взглянул Мишке в глаза.
- Да какой там человек - грязь на ботинках, - ответил Мишка, нахально улыбаясь щербатым ртом.
- Пошли, выйдем. Разговор есть, - бригадир указал глазами на дверь.
По прокуренной, пропахшей лаком и политурой, фабричной лестнице гуляли сквозняки. Бригадир шёл впереди, за ним, чуть приотстав, тащился Мишка. Миновав шумные цеховые помещения, они поднялись на самый верх, где находился мужской туалет.
Бригадир притворил входную дверь, достал из-за пазухи бутылку. Пошарив рукою над сливным бачком, извлёк гранёный стакан. Зубами сорвал с узкого продолговатого горлышка поблескивающую  «беску», налил водку в стакан и молча протянул его Мишке. Тот жадно, в несколько глотков, не отрываясь выпил, словно утолял нестерпимую жажду, и вернул стакан. Бригадир убрал стакан в сторону, раскрутил между ладоней бутылку и, запрокинув голову, не глотая, влил в себя содержимое. Потом утёр губы тыльной стороной ладони и сказал угрюмо:
- Пока ты гулял, мы тут вчетвером мантулили.
- Ну, запьянствовал. С кем не бывает. А что этот чокнутый в дурдом угодил, так я-то при чём?
- У него деньги пропали. Должно быть тыща…
- А это сначала доказать надоть, - осклабился Мишка.
Тут голова его неожиданно дёрнулась, а подбородок подскочил вверх, так что громко лязгнули передние зубы. В следующий момент Мишка слегка охнул и, хватая ртом воздух, перегнулся пополам. Третий короткий удар в челюсть свалил его с ног. Мишка выплюнул на бетонный пол сгусток свежей крови пополам с соплями и остатками зубов. Инстинктивно прикрыл руками голову. Носок тяжеленного ботинка несколько раз с размаху саданул по его незащищённым рёбрам. Мишка дёрнулся и затих.
Бригадир нагнулся, приложил палец к шейной артерии.
- Живой, падла. Не хватало за мразь этакую снова на нары угодить… Господи, прости мою душу грешную!
Он неловко перекрестился, потом умыл под краном руки, стряхнул их в сторону и вышел вон.

* * *
Больше Мишка в бригаде не появлялся, а через неделю зашёл в отдел кадров и взял расчёт.

 


"Наша улица” №280 (3) март 2023

 

 

 
 
kuvaldin-yuriy@mail.ru Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве
   
адрес
в интернете
(официальный сайт)
http://kuvaldn-nu.narod.ru/