Юрий Кувалдин "Задолго" эссе
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться
на главную
страницу

Юрий Кувалдин

ЗАДОЛГО

эссе

 
Гляжу на девушек в цвету, и сам цвету, в ночную даль надежды устремляя по направленью к новому цветенью, когда каёмки лепестка коснётся тленье, когда забытые в тиши стихотворенья вдруг вспыхнут алым отблеском забвенья, и удаленные от света семена вдруг прорастут на облаке, набухшем весенней влагой, дабы дать цветам расти опять, когда тогдашних цветов простыл и след, молниеносной отчетливостью проявится сиреневая роза, далекие напомнив времена, когда любовь печально угасала, из зала шли возгласы бис-браво, направо и налево страсть вскипала, опять она, бетховенская проза, записанная нотами огня, напрасно восприятие тревожит нетленных звуков, сообразно мукам и множеством утраченных цветов в моих в глазах.
Добиться чего-нибудь в литературе, по словам Достоевского, можно только ценой страданий, и не согласиться с этим нельзя, поскольку у мало-мальски видного писателя были в жизни эпизоды, вызывавшие настоящие страдания, главным образом связанные с несовпадением собственных мнений с мнениями государства, но как правило мнения писателей были истинными, а мнения государства ложными, но чтобы этот контраст понять, писатели должны были покинуть телесно-материальный мир, дабы за них собственную правоту отстаивали их произведения, которые невозможно заключить в «Матросскую тишину», которую я «посетил» - «на заре туманной юности» - за распространение Солженицына, Мандельштама, Бродского и Андрея Платонова, которые ныне причислены к классикам,  так что писателю необходимо колоссальное терпение, чтобы создавать такие произведения, которые продвигали бы себя сами, без участия тел друзей и врагов, как говорится, другие станут твоими сторонниками, прочным кругом продвигающими твои идеи, и такое действие времени, нежданно придёт к каждой честно написанной вещи, в которой основательное значение имеет стилистическое и художественное совершенство, что у потомков будет вызывать удивление, поскольку ты всегда жив и в том, и в данном случае.
Он любит её, да и она к тому же любит его, в бесчисленных наслаждениях, вслух замалчиваемых, созрели более близкие отношения, выразившиеся в литературном творчестве, в надежде плавно перейти из жизни в жизни - в жизнь в тексте, когда с течением времени для взаимодействия тел уже не потребуется свиданий, поскольку тела покинут свои тексты, конечно, и в них можно будет почерпнуть сведения о каком-нибудь  ярком эпизоде из жизни их тел, но исключительно через текст, достаточно будут ещё не родившихся родителям будущих читателей открыть их книги, вместе с тем при жизни авторов существенного внимания им мало кто уделял, поскольку люди - всюду люди, погружённые в свои бесконечные проблемы, и невозможно им принять мысль, что они живут в одно время с классиками, потому что классики все мёртвые, а эти ходят за ручку по переулкам, которые потише и постариннее, временами как настоящие живые, а что с живых взять, полагают современники, они такие же как и мы, по-видимому, только себя считая самыми важными, даже центрами мира, в конечном счёте.
Достаточно дружеской улыбки, чтобы понять, что вас приветствует воспитанный человек, в особенности, если этот человек – ребёнок, но уж очень приятно, когда ребёнок говорит вам: «Добрый день!», - а он ведь ещё не ходит в школу, да уж, так заведено в нашем доме и, к примеру, когда я встречаю младенца в коляске, спрашиваю у мамаши, читает ли она ему «Войну и мир», она доброжелательно отвечает, что начала с Чехова, ну, что ж, Чехов тоже очень подходит для чтение шестимесячному ребёнку, и наш диалог весёлым карканьем поодаль приветствуют лучшие московские птицы – вороны, очень мудрые птицы, привычки которых приятны окрестным жителям, выносящим остатки хлеба на птичью площадку, где подкармливают не только ворон, но и уток, чаек, голубей, воробьёв, ведь известно, что от доброго сердца добреют все птицы и животные, включая человека, и отражений добросердечия не счесть, поскольку во всём есть символ любви, и подобных отношений в природе множество, только для этого требуется известная интеллигентная гибкость, которая нашу жизнь скрашивает в определенной мере.
Если в книге нет изобразительных средств языка, нет музыкальности фразы, то есть того, что мы называем кантиленой, то и не нужно обращать внимания на этого автора, который среди прочих книг в книжном магазине наводит на умудрённого в красоте письменного языка тоску, без поэзии в музыкальной структуре текста как бы мёртв изначально, и сколько бы он ни изощрялся в хитросплетениях сюжета, особенно политических инвектив, он ещё основательнее хоронит себя, но не стоит сильно разочаровываться от потока сиюминутной литературы, всегда нужно иметь в виду нечто отличное от себя, дабы ещё сильнее отрываться от насущного, чтобы подниматься к вершинам литературной классики, чьи страницы всегда тебе подскажут путь в хороший мир красоты и добра, как будто это своеобразные улицы, открывающие свою невероятную, испытанную веками архитектурную красоту, вновь свидетельствуя собой естественную радость творчества, и пусть эта мысль несколько затёрта, как принято говорить у практичных людей, но не для меня, погружённого в Марселя Пруста, в Исаака Бабеля, и во Владимира Набокова, в частности.
Изрядно намаявшись за долгие годы жизни человек, как и все мы, посматривает на себя как бы издалека, убеждаясь в том, что между отдельными людьми нет никакой связи, хотя бывает это впечатление обманчивым, когда вам кажется жизнь ясной и понятной, спокойно перемещаясь по ней не обнаруживая ничего сверхъестественного, разве что в случае собственного появления на свет, но и в этом нет ничего загадочного, что же касается собственной участи, которая действует намного сильней любых умных оправданий, то эта крайняя мысль скрывается, да и вообще вычёркивается из соображений, словно человек в индивидуальном порядке имеет только рождение, а дальше бесконечный путь по орбите быта, конечно, раньше люди находились при лучине в незавидном положении, пусть им и было уже известно о том.
Каждый думает о нас, когда в гости едет к нам, и в то же время не забывает каждый о себе, но если он не в себе и не в форме, то и у нас его не вытащишь из его тисков, а попробуешь это сделать, как сам тут же попадёшь в тупик, из которого выход есть один - назад к себеи вряд ли эта дорога кому-нибудь неведома, поскольку частенько именно с подобной мыслью направляешься в гости, пока что-нибудь весёленькое не встряхнёт тебя, когда и в гостях почувствуешь себя как дома, да к этому и призывали хозяева, мол, будьте как дома, ведь для всего заготовлены оправдания у нас.
Если вас интересуют в жизни только результаты, то абсолютно точным для вас результатом будет ваша смерть, и пусть тот или иной любитель результатов изворачивается, всеми силами как бы доказывает, что это его не касается, всё равно исход его жизни очевиден, вот только писатели понимают жизнь иначе, поскольку каждое существо рождается абсолютно одинаково, с правой стороны или с левой земного шара, иными словами, изготавливается Господом по образу и подобию, то есть идёт бесконечное конвейерное производство существ, некоторые из них становятся людьми, сообразно прочитанным и, главное, написанным книгам, так что различие идёт исключительно по Слову, поэтому стоит немного поразмыслить об идентификации существ, перешедших из жизни в жизни - в жизнь в тексте, образно говоря, ставшие книгой в большей или меньшей степени, но живущие здесь и сейчас в этом никак не могут разобраться, поколения за поколениями мрут пачками, но выводов не делают, и продолжают считать себя венцом истории, поддерживаемые соответствующим окружением, выстроенным по принципу неукоснительного исполнения приказов вышестоящих командиров, постоянные требования которых содержат всё новые обоснования единоначалия, конечно, Книга понимает, что их место на задворках истории, но современникам от этого не легче, в массе не принимающим эту соподчинённость, потому что каждый себе «кум королю», но никогда вслух не выскажет это определение - очень точное.
Вся жизнь состоит из случайностей, но для каждого человека они особенные, потому что это зависит от направленности к какой-то цели, и если человек устремлён вместе с течением, несущим его по волнам, то и случайности у него волнообразные и бесцельные, у карьериста же или бизнесмена цели вполне определённые, и случайности у них всегда связаны со знакомством с влиятельными чиновниками и преуспевающими бизнесменами, в противоположность творческим людям, которым вся поднебесная суета противопоказана, поскольку у творца иная цель, связанная с переселением в бессмертную вторую реальность, благодаря не своей жизни, а теми произведениями, которые он создал, постоянно совершенствуя своё мастерство, вопреки противодействию живой жизни, которая навязывает свои материальные условия, однако истинному художнику, как и возлюбленным, достаточно для рая быть в шалаше, и случайности у него заключаются в моментальной реакции на метафору, пение птицы, дуновение ветерка, странноватой походки персонажа и прочих деталей, которые он фиксирует на полотне своего произведения, сотканного исключительно из случайностей, которые, выстраиваясь, создают единственную случайность гениальности, от рождения до смерти, чтобы книгой воспарить тотчас.
И у человеческого мозга есть способности, но пользуются ими единицы, я имею в виду создание себя в литературном тексте, но только одно необходимо помнить - сам по себе мозг без загрузки лексическим материалом пуст, как новый компьютер, уж для него-то не важны всяческие поступки, он работает в Слове (в русском значении термина «Слово» - вся знаковая божественная система), тысячи которых работают под управлением интеллекта писателя, прекрасно знающего мировую литературу, её несравненные образцы, причём, в постоянном движении во времени, поскольку текст, уходя из своего времени, начинает приобретать совершенно иные смыслы, и старые, казалось бы, истины обретают новое значение, выраженные по-новому, работающими известными словами, и с теми иностранными словами, которыми обогащается язык, и здесь должен сказать, что язык на земле один, он только разошёлся при делении людей на государства, но сейчас идёт мощное сближение языков, и никакие попытки остановить этот процесс не помешают, ибо объединение идёт в бесконечном времени под управлением Господа, который есть Слово, сияющее глубиной мысли и красотой стиля в новых синтаксических конструкциях мастера, ведь мы помним, что ничто не возникает ниоткуда, всё рождается, упрощённо скажу, в алфавите, из которого построено всё на свете, а способности, как и талант, только стартовая возможность перенести себя из жизни в жизни - в жизнь в тексте, для чего требуется напряжённая ежедневная работа, потому что литературу делают волы, по выражению Жюля Ренара, от рождения до смерти, даже дети, одного из них ты представляешь сам, включаются в эту работу, когда глаза открыты на новый (старый) мир с удивлением, поскольку рядом уже есть Библия и Достоевский, с исключительной силой воздействующих на тебя, быть может, даже больше, наравне с известием, что у тебя обнаружились способности.
Приставки, предлоги, суффиксы, окончания, во всём прекрасное начинание по созданию чего-то нового, потому что человек сам есть постоянная новизна, да уж, одним своим видом говорит, что я сыт и обут, будто с того времени, когда без роду и племени в тридцать седьмом поколении не только не был сыт, но постоянно был бит, ел крапиву, в двадцать лет стал пожилым в объятьях колымского края, нашего земного рая, владельцем сарая, такая незримого мира, раскинувшегося от океана до Сахалина, на который доктор Чехов ездил считать души после «Палаты №6», буду идти далеко, сразу же последний огонёк небесного камня во время переживаний угляжу, и молодым человеком приставку с предлогом сомкну, ведь можно, но сомкнувшиеся веки навеки пробудить сложно.
В салатного цвета дымчатых верхушках деревьев, подобных тональности клейких листочков Достоевского, соловьи и ныне славят золоторунный рассвет словесности, где все вместе мы родились и взвились в свои тысячелетия, поскольку дети мы, которым по нраву идея цветущего рая по отдельности и в целом, в бесконечности и в повседневности, когда для каждого доброжелательного человека открыто лицо Всевышнего, безо всего лишнего, без всяких указаний, покаяний и признаний, прямо-таки истинное младенчество, когда как птицы небесные ни прядём, ни сеем, а по знаку свыше приводим родителей в восхищение.
Взаимодействие людей идёт без всяческих идей, поскольку только счастье вечно в рождении детей, конечно, нет места в брачном упоеньи упрёкам собственной судьбе, кто, где, сплошное воскресенье в любви, подаренной тебе, до золотой мечтали свадьбы дожить вдвоём - едина кровь, чтобы не просто цвёл свой сад бы - всем миром правила любовь. но каждый день семейной жизни размером в год, как в сладкой песне, не навсегда, и вы капризны, и отчего-то стали пресны, приятней жить по одному, столь дорогих не будет, ясно, деньков, потянет явь ко дну того, кто прожил жизнь напрасно, из века в век любовь вдвойне сильнее правды многоликой, подобной родственной войне, понятной вроде бы, но дикой.
Где-то на той стороне улицы ранним утром раздался металлический звук, разбудивший многих жильцов, которые с неудовольствием догадались, что наверняка стучали рабочие, которые именно самым ранним утром постоянно долбят асфальт вокруг крышек люков колодцев подземных коммуникаций, но по быстроте звука, возможно, кто-то бросил пустое ведро из кузова самосвала, такой специфический пустопорожний звук, знакомый каждому, особенно, когда на даче ведро на цепи, со свистом раскручивая ворот, падает на дно колодца, своего рода обычный случай, но способный вызвать у человека раздражение, заставляя невольно вздрогнуть, потому что люди всё время вздрагивают от всяких звуковых раздражителей, к тому же мир устроен так, что постоянно что-то со стуком падает, со звуком железным, или деревянным, или стеклянным, или глухим, когда падает сам человек, но всё почему-то падает, и даже валится из рук, всё жмется к земле, всё хочет лежать неподвижно, и то, что недавно двигалось, теперь лежит, задумаешься о многом от постоянной тяги вниз, и против воли, к тому же и само волнение падает, пропадает интерес ко всему упавшему, пусть и небольшой звук, но что-то падает всякий раз.
Несомненно, каждый истинный писатель стремится новую вещь сделать как можно лучше, но и особо на этом не настаивает, помня просторечно точную народную идиому: «Лучшее - враг хорошего!» - но, тем не менее, почти автоматически шлифует свой стиль, приходя в старости к мысли, что в литературе стиль и есть твоё лицо, о чём напоминают далекие и близкие классики, необычными произведениями стимулирующие тебя держать ухо востро, дабы твой мир был исключительно прекрасен, и ты пришел бы к этому выводу раньше, но дело обстоит так, что не сделав первый шаг, не начнешь второй, поскольку будущее, твоя творческая перспектива на заре туманной юности является неузнаваемой, тот же смысл ведёт тебя от одной вещи к другой, поначалу сверкнувшей искрой замысла, и так всю творческую жизнь - большие замыслы до их воплощения возникают задолго.
Как радостно пробуждаться утром с мыслью увидеть новый для меня день, именно для меня,  не для других, у которых тоже всё время бывают новые дни, но пересечений с моим новым днём у них не бывает, потому что я знаю, что буду делать не по обязанностям, а по душе, то есть буду, как и обычно, сочинять, ведь я сочинитель, и постоянно каждый день выдаю на-гора новый текст, который рождается экспромтом, вот только встану, сяду к роялю и пальцы сами выбивают текст, который я едва успеваю читать, такова волшебная сила мастерства, наработанная за семьдесят лет непрерывного писательского труда, да, прямо-таки на моих глазах совершаются действия по извлечению из склада лексики в мозгу нужные лексические единицы, и действие сие мне даже снится, как у Мандельштама, взмах ресницы, зрелым мастером овладевает непрерывное создание нового, порой до неузнаваемости, и свидетельством тому служит восторг при финальном окончании фразы, причём, сразу, и с чего это.
Чем больше человек погружён в социум, тем отчётливее он видит в этом своё преимущество перед витающими во второй реальности писателями и людьми искусства (вспомним дискурс физиков и лириков 60-х годов), особенно это касается физиков из закрытых контор, имя которым легион, они думают, что участвуют в кардинальных переменах жизни людей, подсчитывают количество изменений, раньше у которых была керосинка или печь на дровах, ныне они расщепляют атом, давно «перекрыв Енисей», но гениальный Максимилиан Волошин писал в поэме «Путями Каина» («Трагедия материальной культуры»):

«Когда-то темный и косматый зверь,
Сойдя с ума, очнулся человеком -
Опаснейшим и злейшим из зверей -
            Безумным логикой
            И одержимым верой.
            Разум
Есть творчество навыворот. И он
Вспять исследил все звенья мирозданья,
Разъял вселенную на вес и на число,
Пророс сознанием до недр природы,
Вник в вещество, впился, как паразит,
В хребет земли неугасимой болью,
К запретным тайнам подобрал ключи,
Освободил заклепанных титанов,
Построил им железные тела,
Запряг в неимоверную работу:
Преобразил весь мир, но не себя
И стал рабом своих же гнусных тварей»,

- только на самом деле металлически жесток, самодержавно бессердечен, и вовсе не потому, что не прочь отказаться от человеческих наслаждений, поочередно сменяя друг друга на иерархической государственной должности, по наивности полагая, что именно на них завершилась история, что они стоят на высшей точке развития, но так было во все века, и для мыслящего культурного человека социальная и политическая история (вспомним для примера Историю КПСС) не просто не интересны, а как бы и не существуют, поскольку творческие люди поклоняются Божественной истории и истории искусства и литературы, которые развёртываются в бессмертной духовной жизни истинных людей, которые с восхищением читают Библию и Данте, а временщик, обвешанный орденами и лавровыми венками, сбит с толку этими противоречиями, которые ему не дано понять и которые ему не знакомы, но у каждого вид в телевизоре с претензией.
Улица гудит, шумит, громко разговаривает, особенно по мобильникам, иногда и ко мне долетают вопрошающие голоса, на что я из вежливости всегда повторяю; «Всё будет хорошо!» - и ухожу туда, где поменьше людей, которые просто стремятся что-нибудь сделать, чтобы тебе помешать, не понимая, что главное в воспитанном человеке то, что он никогда никому не мешает, его как будто и нет вовсе, потому что его внимание сосредоточено на внутренней работе, когда идёт неспешная беседа персонажей будущего текста, а не как у прочих - всё мимоходом, вроде бы они есть, но их нет, торжествует прозрачность весны без тени ликования, а как обычное ежедневное занятие, и то же будет на следующий день - постоянные тихие размышления, воплощаемые в тексте.
Лирическое что-нибудь в дождливую погоду, в оптическом обмане проходит жизнь людей, в их зрении смешение тумана с малиновым закатом, рождения со смертью, и в общем, всё со всем, но на своём, конечно, полотне, на котором рисуется стихийно, и кое-что из виденного на несколько лет сохраняется в памяти, которая внезапно предлагает одновременно дождь на Сретенке, и снег на Преображенке, а лучше мрачный день на центральной аллее Немецкого кладбища, под голос доктора Гааза: «Спешите делать добро!», - под звон тридцать второго трамвая, идущего мимо Лефортовской тюрьмы до Курского вокзала, ждущего меня под дождём идущего, но в другой раз, вроде туда я уже ходил пешком по Маросейке и Покровке, по чёрным лужам и без передышки, вот точно помню, лад в душе рождался, как будто приближался выход на сцену в роли самого себя, в дожде и в громко хлюпающих промокших башмаках, что может быть в картине этой ещё проще.
На первом месте в жизни у писателя стоит творчество, на втором - семья, на третьем - всё остальное, потому что иные средства ни к чему хорошему не приводят, и не стоит полагаться на то, что, мол, всё ещё будет, вот сначала заведу семью, а там всё пойдёт по маслу, ан нет, в далеких мечтах начинаются райские кущи, но в жизни своим чередом идут чёрные дни разводов, смертей близких, замотанность на работу, безденежье и прочие жизненные удовольствия, когда уже о творчестве не просто не думают, а оно совсем исчезает с горизонта, так что мои установки о приоритетах в жизни необходимо брать на заметку всем тем, кто берёт в юности перо в руку, и к счастью, находятся такие отчаянные люди, которые так и поступают, попытки же других, желающих схитрить, мол, любовь всегда была и есть на первом месте, что ж, пробуйте, но попытка эта всегда будет недостаточной, и почти всегда будет заводить в тупик, когда на исходе дня небольшие судороги в сумерках вызовут понимание бессмысленности жизни, твоей жизни, издали казавшейся стол многообещающей и прекрасной, что страдания твои будут необъятно трагичны, вцепятся в тебя прочно и крепко.
Мастерство писателя в главной своей вершине (а вершин множество) заключается в том умении выразить невыразимое, но чувствуемое каждым обычным человеком, неспособным передать словами самые тонкие переживания души, а ведь импульсы всех чувств принимает мозг, а обрабатывает интеллект, вот его-то, как правило, и не учитывают люди, следовательно, можно сказать о том, что лексическое богатство является основой выражения любых чувств, непосредственно проявляющихся в каждом человеке, по этой причине реакции людей во многих случаях подобны реакциям животных, вот именно в этом случае надо вспоминать, что и сам человек есть животное, но с быстродействующим могучим компьютером мозга, который писатель использует на полную катушку, выходя из мира животных в мир чистого разума, когда все его чувства выражены в тексте, для жизни которого тело писателя, истлевшего в могиле, не обязательно, для воспроизведения его книг являются миллионными тиражами другие тела, иными словами, писатель есть пластинка, а тело новенького существа - проигрыватель, иные рассуждения о том, что каждый человек равен другому, весьма относительны, поскольку он равен лишь на старте, но требуется много сил и терпения, чтобы возвыситься именно до человека, соответствовать тем состояниям души, когда реальность кажется нереальной, лишь внешней оболочки тех, которые живут лишь здесь и сейчас, мало понимая тех, кто бессмертно пребывает во второй, главной, реальности - в книге, легко это понять на примере любого классика мировой литературы, скажем, на примере Франсуа Рабле или Николая Гоголя, а всевозможные уловки торжества современности ведут к забвению, к бесследному исчезновению с лица земли, по которому ходят-бродят во все века с «незамутнёнными мозгами» простые.
Каждый человек является центром мира, с головой компьютера, способного его превратить в гения, по силе равного Достоевскому, Канту, Фрейду, Флоренскому, Сэлинджеру, Чехову, Фолкнеру и другим великим людям, но как выясняется для большинства – это пустой звук, пуско-наладочным воспитание он приучен механически исполнять в штатном расписании предприятий и учреждений одни и те же действия, очевидно, результаты жизни людей с отключённым компьютером мозга, весьма неодушевленные, с помощью которых вряд ли можно дорасти хотя бы до уровня унтера Пришибеева, который всё же с отвагой «дисциплинировал» бестолковых граждан своими приказными замечаниями, некогда механически обученный сам в солдатах, вот таким же образом свои способности демонстрирует почти каждый центр мира, и словом и делом, отрицая своё независимое явление на свет для работы шариком в подшипнике исключительно.

"Наша улица” №282 (5) май 2023