Валентина Асланова “Лампочка Идьича” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Валентина Васильевна Асланова родилась 16 мая 1945 года в Тбилиси. Заслуженная артистка России. В 1966 году окончила Школу-студию МХАТ (курс А.М.Карева). По окончании вуза снималась в кино, работала с режиссером Борисом Равенских в Театре им. А.С.Пушкина, затем в Театре им. Н.В.Гоголя, где сыграла, в частности, в спектакле "Последняя жертва". С 1973 года становится актрисой Театра Армии. Помимо работы в театре пишет прозу, пьесы и киносценарии. В «Нашей улице» публикуется с 2000 года.

вернуться
на главную страницу

Валентина Асланова

ЛАМПОЧКА ИЛЬИЧА

рассказ

Эту историю мне рассказал сын. А я хочу рассказать ее вам. В ней есть все: и смех, и слезы, и... мораль. Ну, о морали в конце, как говорит­ся. Слушайте.
Трое молодых людей, возраст не уточнен, делали вместе ремонт квартиры. Ну, времена... сами знаете. Все у них шло замечательно. Не пьют. Не курят - работают. В перерыве разговаривают. О чем? Не трудно догадаться: о девушках. Каждый, как говорится, о своем. А за всем этим наблюдала одинокая лампочка на шнуре. В просторечии - лампочка Иль­ича. Висит себе, светит, никого не трогает. Пыльная такая, скромная лам­почка. И вдруг один, назовем его Саныч, глубокомысленно так, лежа на газетах и глядя в потолок, изрекает:
- Вот где-то (обратите внимание, где-то!) я слышал, - если лампочку
запихнуть в рот, назад она ни за что не выпихивается.
Повисла пауза. Можно сказать, повисла она на этой самой лампочке. Время было еще не совсем позднее, работать предполагали всю ночь -красить, клеить. Ячейка была дружная и проверенная в нештатных, как говорится, ситуациях. Фраза, сказанная Санычем, заинтересовала дру­гого приятеля. У него шел сложный химический процесс - искание колора. Помешивая старым черенком от лопаты, он спросил:
- А чего, правда, что ли?
Саныч потянулся и, все еще глядя на лампочку, произнес:
- Говорят...
Второй приятель по имени Тимофей был с пытливым умом и, видимо, от природы экспериментатором. Он стал анализировать вслух:
- Как же так, запихнуть можно. А выпихнуть - нельзя!
Третий приятель Гоша в дискуссии участия не принимал. В перерывах он в основном беседовал с противоположным полом, журчал в трубку очередную телефонную серенаду. После напряженного мыслительного процесса, взвесив все за и против, Тимофей изрек, что не верит про лам­почку и готов это доказать за ящик пива.
Саныч, все еще в горизонтальном положении, подкладывая себе под голову стопку газет, промычал:
Ну, ящик - ты загнул, - за 10 бутылок я согласен. - И великодушно до­бавил:
Старик, но ты подумай! Народ говорит - нельзя.
Но Тимофей был уже в процессе. В нем было что-то от великого Ар­химеда, который, как известно, тоже любил экспериментировать. Ну, про ванну все помнят, конечно. Тимофей был настроен решительно. Нашел табуретку, залез на нее и стал выкручивать одинокую лампочку. Обтер ее рукавом рубашки и ...запихнул в рот. Саныч даже привстал с газет: в го­лове у него зазвучала барабанная дробь.
- Ну... давай, теперь тяни ее назад!..
Тимофей, как фокусник, взял тремя пальцами за цоколь и потянул. Лампочка не поддалась. Саныч подумал, что Тимофей набивает себе це­ну. Ну, если подумать, то правда - безобидная такая маленькая лампоч­ка, и ротик у Тимофея ничего, не маленький. Он даже сел. Тут Тимофей осторожно спустился с табуретки. Саныч подумал: "Ну как какой-нибудь Акопян, время тянет".
Тимофей, теперь сидя, тянул лампочку всей пятерней, но с какой-то подозрительной мягкостью. Он как бы тянул резину.
Появились первые слюни. Они закапали часто - часто. Тимофей вы­тер их рукавом рубашки, и тут Саныч все понял и заорал:
- Караул! Кретин! Нет - кретины! Я просто сказал, понимаешь? Просто.
А ты - как годовалый... Ну надо же!
Тимофей сложил крылышки. Он покорился судьбе. Тут Гоша отреаги­ровал не столько на крик Саныча, сколько на отключение телефона но­гой. При других обстоятельствах такой выпад со стороны Саныча закон­чился бы касанием морды лица, но он вовремя показал на Тимофея. Спу­стившись с амурных облаков, Гоша подошел к Тимофею:
- Ну ты, партизан с чекой. Хватит дурачиться!
А увидев застывшие от ужаса глаза Тимофея, расхохотался. Саныч поддержал его тихим смешком, спрятанным в огромный кулак. Тимофей к слюням добавил уже слезы. Гоша с Санычем ходили вокруг Тимофея, трогали осторожно лампочку, пытаясь ее вынуть. Лампочка, не поддава­лась. Ей было там уютно и хорошо. Наконец Саныч изрек:
- Во, падла!.. Не хочет вылезать. Сидит, как будто там родилась.
Положение становилось угрожающим. Приближалась ночь. Тогда Го­
ша сказал:
- Ребята, пока не поздно, надо в травмопункт. Только эти умельцы мо­
гут сообразить, ху из ху. Едем!
Саныч попробовал возразить, что случившееся с Тимофеем не похо­же на травму, с этим его надо везти в другой дом. Но Гоша решительным шагом направился к двери. Спускались долго. Как истинные товарищи, они прикрывали друга от любопытных глаз. У первого же пешехода по­пробовали узнать, где находится это желанное заведение. Прохожий не знал. Тимофей смотрел на друзей преданно, как верный пес. Наконец, Го­ше повезло. Мамаша с малышом в коляске сказала, что надо ехать на троллейбусе номер пять остановок семь и...
Помчались к остановке - ну, помчались это мысленно, как вы понима­ете. Тимофея вели, как хрустальную вазу, нет, как историческую ценность, нет... - как сосуд с живой водой. Слюни не давали покоя Тимофею, они ли­лись теперь уже как Ниагарский водопад, и Саныч самоотверженно снял с себя рубашку, оставшись в одной майке. Тимофей показал глазами, что не забудет этого никогда. Троллейбуса пришлось ждать долго, потом плю­нули и взяли левака. Шофер был шустрый, быстро довез. Было уже сов­сем темно, как вдруг все увидели светящийся крест. Он, как путеводная звезда в пустыне, вселял надежду. Вошли. Очередь была, не так чтобы очень. Гоша, - он такой контактный малый, - кого хочешь уговорит, пошел наводить мосты. И правда: приводит бородатого такого дяденьку. Тимо­фей отдался в руки судьбе. Саныч выполнял рядом роль няньки, утирая слезы и слюни, и на сей раз, пожертвовав другу свой шарф. Доктор от­крыл кабинет, потом взглянул на Тимофея, и хмыкнул:
- Ну, артисты! Входите!
В кабинет, нежно поддерживая друга, протиснулись все трое. По Ти­мофею было видно - он готов на все. Доктор, дай Бог ему здоровья, оказался чудный мужик. Вымыл руки и приступил: сделал укол Тимофею, и нижняя челюсть у него отвалилась как бы за ненадобностью. И ...волшеб­ными руками достал эту злополучную лампочку Ильича. Тимофей, как растроганная девица, бросился целовать доктора, но доктор увернулся. Гоша незаметно придавил гознаковскую бумажку куском гипса. Врач, как оказалось, Вась Ва-сич, на прощанье произнес:
- Мужики. Ну если б вы выпили, тогда понятно, но стрезва такое учу­
дить... Гудбай!
И отдал в руки пострадавшего злополучную лампочку Ильича. Со сло­вами: спасибо, спасибо!, почти кланяясь в пояс, дружная компания дви­нулась в обратный путь. Работа дышала в спину и подгоняла. У Тимофея слезы высохли, а слюни как капали, так и... Саныч всерьез заметил:
Простыня была бы в самый раз, я и не подозревал, что в человеке такое количество этих самых... прямо водопровод. Тимофей первый раз попытался улыбнуться. Решили схватить машину и - за дело, как говорит­ся. Всем стало уже весело, и каждый старался вспомнить различные по­дробности этого неординарного происшествия, беззлобно посмеиваясь над Тимофеем. Гоша, как семафор, держал руку, стоя на обочине, и быс­тро выловил жаждущую клиентов тачку. Таксист оказался такой же моло­дой и смешливый, как и пассажиры. Он был еще свеженький, работать предстояло всю ночь. Ребята, смеясь, рассказали ему свои злоключения. Шофер, как выяснилось, в просторечии Димон, не поверил:
Чего, правда?
Все трое закивали головами в знак согласия и показали лампочку. Ди­мон даже машину притормозил:
- Да ну, не верю! Она такой обтекаемой формы. Ну конечно, если это
дура огромная. А ну, покажь!
Саныч вынул из нагрудного кармана лампочку и протянул её Димону. Ах, эти отчаянные чудаки! Конечно, только такие двигают наш шарик. По­тому он и вертится. Ам... и во рту!
Вот так, просто ни за что, - ради интереса. Ну разве не герой!
Все трое замерли. Димон протянул руку к лампочке и потянул ее за цо­коль. Она сидела, как влитая. Первый пришел в себя Гоша:
- Ты чего, Димон? Ну даешь! Тяни теперь!
Тимофей с ужасом смотрел на Димона. В клинику вернулись уже вчет­вером. Теперь свою рубашку пожертвовал Димону Гоша, и все увидели его драную майку с надписью: "Безопасный секс".
Тимофей уже выступал в роли эксперта. Слюни лились уже в два ру­чья. Впереди засиял спасительный крест. Народ за это время не рассо­сался, заняли очередь. Гоша заглянул в кабинет. Вась Васич стоял у стан­ка.
Тимофей хлопал Димона по плечу, вселяя надежду. Гоша выцыганил у проходившей санитарки кусок марли. Димон благодарил со слезами. Саныч, снимая напряжение, вспоминал дедовские анекдоты и первый хо­хотал над ними. Наконец подошла очередь. В кабинет вошли все четве­ро. Врач, увидев толпу, закричал:
- Не все сразу! Не все!
И вдруг узнал. Хохот потряс видавшие виды стены. Санитарка вбежа­ла с веником, готовая помочь, если что...
- Вы чего, блин! Так всю ночь ходить будете?
Димон почти зарыдал, теряя надежду, но, заметив, что врач моет ру­ки, понял, что еще увидит небо в алмазах. Процедура была та же, - укол, челюсть рухнула вниз, и на свободу выпустили скромную одинокую лам­почку Ильича. Но на этот раз Вась Васич не отдал ее в руки несмышле­нышей, а торжественно на глазах у всех сделал ей харакири. Так закон­чила свою трудовую жизнь простая лампочка Ильича.
Мораль: не пихай в рот, что ни попадя!

«Наша улица» 7-2000