Валентина Асланова “Я - женщина” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Валентина Васильевна Асланова родилась 16 мая 1945 года в Тбилиси. Заслуженная артистка России. В 1966 году окончила Школу-студию МХАТ (курс А.М.Карева). По окончании вуза снималась в кино, работала с режиссером Борисом Равенских в Театре им. А.С.Пушкина, затем в Театре им. Н.В.Гоголя, где сыграла, в частности, в спектакле "Последняя жертва". С 1973 года становится актрисой Театра Армии. Помимо работы в театре пишет прозу, пьесы и киносценарии. В «Нашей улице» публикуется с 2000 года.

вернуться
на главную страницу

Валентина Асланова

Я - ЖЕНЩИНА

рассказ

Я - люстра! Живу в двадцатиэтажном доме. Живу неплохо. Жизнь ин­тересная, сложная, бурная. Как вы понимаете, в доме мы все связаны од­ним энергетическим каналом. Здесь все про всех все знают. Ну и люди, я вам скажу. Нам, люстрам - что! Висим - наблюдаем. Такое услышишь! А уж увидишь - плафоном прикрыться хочется. Да! У меня были проблемы. И я их не скрываю. Попадешь в дом "нового русского", так там не задер­жишься. Я сама из старинных буду, не выскочка какая-нибудь американ­ская. Я могу украсить любой дом. Не стыдно. Ну представьте: на мне юбочка цвета старинного золота, ну догадались? Нет? Ну бронза называ­ется, а снизу белый крахмальный плафон, ну моя нижняя юбочка стойки­ми узорами. Там всегда горит 200 свечей, нет, 150, ну в общем сейчас это неважно. Наверх к основанию ведут шесть дорожек, обвитых золотой гир­ляндой. Вверх от юбочки поднимаются пять маленьких свечек, в белых кружевных воротничках, подсвеченных длинноногими лампочками. Во­круг юбочки с плафончиком позвякивает маленький дождичек из хруста­ля. Он мне всегда поднимает настроение. Я вся такая праздничная, летя­щая, загадочная. И вот однажды в дом, где я проживала лет сто, пришел какой-то хмырь и говорит моей хозяйке, которая первым делом хвалится своим евроремонтом:
- Что это за лохань ты повесила в лучшую комнату?
Я... я... я аж задохнулась. Всеми своими стекляшками затрепетала. Это я - лохань? Я? А ты на себя, хмырь, посмотри. Голова - во! Плечи -во! А шеи-то нет, дорогой. Дефект! И еще одеколон у тебя такой вонючий, я аж здесь наверху задыхаюсь! Что ты понимаешь? Я старинная! Я царя помню! А ты - мартышка! Вот возьму и грохнусь тебе на голову, только вот красоту жалко. Хозяйка моя чирикает перед ним, а он опять:
- Где дизайн? Где дизайн?
Кто такой дизайн, я не совсем поняла, но почувствовала, если он при­дет - мне здесь не жить. Хозяйка моя оправдывается:
Это мне в наследство досталось от бабушки. Между прочим, правду сказала. А он как расхохочется. Нахал такой.
Сейчас - говорит, - другое время. Такие корыта (это я, значит) уже не вешают. Сейчас или водопад или интим.
Ну, водопад понятно, конечно, но что такое интим, не уловила. А хо­зяйка его донимает:
- При чем тут дизайн? При чем тут дизайн, если это старина. И вдруг я вспомнила: "Дизайн уехал в Израиль". Сама слышала, но вот забыла, а теперь вспомнила, так что мне можно жить в гостиной, как жила. Я вам скажу, так интересно на народ сверху смотреть. Как-то были гости, стол накрыли - красота, как до революции, хорошо, что традиции не утеряны. Все запахи у меня наверху. Но я к еде равнодушна, как вы понимаете. Я в основном глазами. Но бывает и мне кое-что перепадает. Как-то подали перепелок, по бокам обвязанных полосатой кореечкой, а вокруг мелочь пузатая - зеленый горошек. Запах такой, что я аж закружилась. Один из гостей взял ножичек, ну и эту перепелочку решил разрезать. Так она, го­лубушка, ко мне прилетела. Шуму было много. Отняли. Я очень смеялась и... досмеялась. Пришел-таки этот самый дизайн и уговорил мою хозяйку сдать меня в комиссионку - ну это дом, для нас, престарелых. Ели из по­толка выдрали. Как-никак друг. Обещал, как лебедь, рухнуть вниз - в знак верности.
Моя мадам очень удивилась, что за меня дали приличную сумму. Не­доросли! Что они понимают. Разлучаясь с ней, я кричала:
- Еще пожалеешь! Я помню тебя в пеленках! Я помню твою бабушку! Дедушку! Я царя помню!
Ничего не помогло. И вот начались мои скитания, нет, я бы сказала, путешествия. Я ведь мир не видела. А возраст, как вы понимаете, мне не помеха. Я как старое вино, с годами ценнее. Попала я к иностранцам, ну как бы вам сказать, к нашим, короче, к грузинам. Ах, как хорошо мне там было! Каждый день гости, каждый день застолье. А как поют! Я тоже кое-чему научилась. Столько раз слышать, и табуретка научиться может:

Туки чеми сахе, шенши исе цоцхлобс
Туки ар гауго гули схва
Ратом гамирбихар, ратом мемалеби
Ратом гамитетре тма

Правда красиво? Я тоже так думаю. Когда гости приходили ко мне... кх... кх... к нам, я была вся отражение, восторг, радость. Я даже стала сы­паться. Нет! Нет! Не подумайте! Это от возбуждения. Сидит грузин ест, вдруг дождичек в тарелку звяк. Грузин:" Ва! Эс ра ари?"
Ну я сконфужена. Но не виновата. Это, как говорится, не в моей ком­петенции. А как они спорят, вы слышали? Нет? Я дрожала от волнения. Он, она, они и ...еще маленькие, они тоже, - все говорят одновременно. Один маленький все норовил мячом двинуть в мою крахмальную юбочку и даже пару раз я получала прилично, но я же старинная... не эта совре­менная молодежь. Выдержала! И с радостью наблюдала сверху, как его отшлепали. Ну нельзя же! Нельзя так, господа. Я же старинная, я царя по­мню! Я - антиквариат! Это я услышала в том пересыльном пункте, где за меня такие большие деньги дали. Жила я у иностранцев не очень долго. Потом они передали меня из рук в руки, а сами отбыли на свою истори­ческую Родину, штат Джорджию, ну вы знаете, где это. Слава Богу, не про­дали - так не хотелось становиться продажной, это так унизительно. По­верьте! Теперь я здесь, в этой башне живу, на семи ветрах, как говорится. Господин ветер иногда залетает ко мне поиграть с моими дождинками. Он такой охальник. Такое иногда принесет. Он меня держит в курсе всех меж­дународных событий. Он их знает от первого ветра. Нас тут много. Основ­ные и побочные. Перестукиваемся, перезвякиваемся. Выяснили: царя по­мню только я. Остальные - зеленая молодежь, причем с разных концов света. Русского не знает никто, общаемся на уровне силы света. Мы све­тим всем, но некоторым с особым теплом. Учителя и пролетариат живут на нижних и верхних этажах. Начальники идут плотными средними этажа­ми. Есть звезда эстрады, но дома бывает редко. Да! На девятом этаже живет мафиози, подруги работают там круглые сутки. Все затянуто што­рами. На седьмом - академик. Не хухры-мухры, скелетами занимается. Да! Мне тут донесли, на втором этаже до сих пор лампочка Ильича горит. Какой патриотизм! А!?
Мне здесь нравится. Меня здесь холят, моют часто, и все шампунями. Хозяйка меня удочерила, всем говорит, что я ей от бабушки досталась. Я не возражаю, мне не жалко. Пару раз на мне сидела кошка: ничего, теп­ло, только царапается. Я ее понимаю: надоело всю жизнь на ботинки смо­треть.
Гости приходят редко, но уж если приходят... Я вся свечусь, сверкаю и пою. Пою свою хрустальную песенку дождя. Все ахают, охают. Называют меня (мне даже неудобно говорить) красавицей. Наконец-то я попала в приличные руки. Я даже сегодня попробовала шампанское! Французское! Правда пробка меня здорово напугала. Но зато потом... Какая прелесть! Какой аромат! Это мне напомнило мою молодость. Я смотрела вниз, ви­дела раскрасневшиеся лица гостей, моей хозяйки и приговаривала: "Ау! Я здесь! Мне сверху все видно!" Хозяйка смеялась, закинув голову наверх. Потолок, с которым мы в постоянном антагонизме, зажимап меня, на что-то намекая. Так пристает - дышать нельзя! У него одно постоянное жела­ние: рухнуть вместе вниз. Пессимист! Не умеет радоваться жизни. А я смотрю на гостей: какие они молодые! И какая же я ста... Да! Я помню ца­ря! Но я - женщина!

«Наша улица» 7-2000