Желудев Владимир Дмитриевич (1939 - 2013) родился в Луганске. До посту­пления во Всесоюзный государственный инсти­тут кинематографии, как рассказывал он сам с весёлой улыбкой об этом периоде жизни , кем он только не  работал:   метеорологом, ме­диком, джазменом, микрофонщиком. По оконча­нии учебы на сценарном факультете в 1969 году перешел работать в кино. По сценариям В. Желудева сняты десятки игровых, документальных, учебных фильмов. Картины «Угон» и «Охрана Олимпийских игр в Москве» отмечены призами. Автор книг «Игра» и «Нерюнгри - Пакистан, да­лее...» Был редактором в издатель­стве «Книжная находка».  В Комитете Московских драматургов с 1985 г. Написано Более  15 сценариев, 7 книг, 11 пьес, 2500 публикаций, перечислю только несколько:"ХИРУРГ" (роман о главном хирурге института им. Склифосовского Сергее ЮДИНЕ);"ИГРА" - сериал о военно-патриотическом движении "Орленок";"НОСТАЛЬГИЯ" - современная молодежная сага о жизни подростков;"САГА О ШТРАФНИКЕ" - сериал о самом выдающемся летчике, который во время войны сбил больше гитлеровцев, чем Кожедуб и Покрышкин, вместе взятые;"МЕССИЯ НЕ ПРИШЕЛ" - сага о польском гетто;"ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА" - совместный сериал с режиссером В. Курыкиным по произведениям Салтыкова-Щедрина;"БУМЕРАНГ" - криминальный сериал;"ВЫГУЛ" - сериал о животных и их хозяевах (совместно с режиссером Л. Чернявским);"ПОКАЯНИЕ ДОКТОРА ЧЕХОВА" - сериал к 150-летию со дня рождения писателя;"ИВАН ГРОЗНЫЙ" - сериал о русском царе (совместно с Ю. Горшковым);"АЛЬПИНИСТЫ" - документальный сериал о видных альпинистах Россиии др.

Владимир Желудев

КОЛЛЕКЦИОНЕР
рассказ

Галине Вишневской - Великой Примадонне

Так, где же этот пятый подъезд? Молодой голос по телефону довольно подробно объяснил, как сориентироваться: лучше заезжать со стороны Кузнецкого моста, не поворачивая на Лубянку, следовать прямо, минуя сотый гастроном, остановить автомашину у крайнего от площади подъезда. Каньон меж двух массивных утесов зданий забит служебными "Волгами", и Примадонна попросила водителя не парковаться, а лишь приостановить машину, чтобы она могла выскочить у пятого подъезда.

 В бюро пропусков ей был выписан пропуск. Старшина в голубой форменке козырнул, указал рукой на лифт:

- Вам на второй, и по левой стороне, пятая комната. Примадонна у настенного зеркала мельком оглядела себя. Нашла, что все в порядке. Лишь непривычная бледность почему-то легла на румяные щеки и лоб. Она хотела косметикой поправить выявленную погрешность, но потом резко передумала и даже выругала себя: не на свидание же она спешит, а по вызову некоего следователя. И поскольку столько планов, намеченных на сегодняшний день, сорвано, то ей к лицу и бледность, и нескрываемое раздражение, и тот воинственный настрой от предстоящей встречи с чиновником КГБ.

Как только она постучала в дверь кабинета, на пороге ее встретил молодой мужчина, широким жестом пригласил пройти к столу и передохнуть.

- Елов Анатолий Викторович, капитан по званию. В пятницу на прошлой неделе имел счастье слушать вас в "Аиде", и до сей поры нахожусь под впечатлением незабываемого вечера.

- Вы же не восхищение оперой решили высказать в этих стенах? - оборвала его Примадонна.

- Присаживайтесь! Я завершу срочное дело, и мы продолжим беседу, - не придал он должного внимания ее вызывающей дерзости.

- Мы беседу и не начинали! Так что нечего продолжать...

- Ну, как же? Наверняка, наша повестка не дала вам спокойно заснуть. Признайтесь, передумали в часы бессонницы многое, и в том числе пытались докопаться до причины вызова. А она есть. И, к сожалению, довольно веская...

- Ну, ладно! Завершайте свои "неотложные" дела... я и так из-за вас перенесла спектакль...

Следователя в первые минуты ее визита одолела робость. Скажи ему кто раньше, что он встретит Примадонну в жизни, он бы мысленно прикрыл глаза и в ответ промолчал: ну, буровит глупость человек, тем и доволен. Но в том то и дело, что подобный провокационный вопрос мог задать посторонний. Старожил того ведомства, к которому следователь принадлежал, самые несбыточные мечты воспринимал как явь. Ведь коридоры Лубянки, заговори они вдруг, огласились бы голосами известных людей не только России, но той же Чехословакии (давненько ли отгрохотала пражская весна? Тогда Дубчика, членов его правительства вывезли для профилактических бесед в Москву). В той же цепочке прошагали по паркетам Лубянки видные деятели Испании, Польши, Югославии, Кореи... Да, разве всех упомнишь? Пришлось бы рулоном свернуть карту мира, представители которого побывали в многочисленных кабинетах Лубянки. Но это, так сказать, высокие материи. А сейчас следователь пристально останавливал взгляд на красивом бледном лице, бедрах, груди, сиянии глаз Примадонны. Он даже встряхнул головой, стараясь освободиться от наваждения: его возмутила вдруг придавившая робость. Он-то привык к иному раскладу, во всяком случае, со стороны тех, кого вызвал повесткой к определенному часу. Он продолжал оставаться завороженным. Порой даже хотел пошлепать себя по щекам, чтобы избавиться от чар царственной посетительницы. В его скучном рутинном кабинете, с громадой сейфа, обязательным портретом железного Феликса, двумя стульями для посетителя и хозяина кабинета, письменного стола с подвижным абажуром, который можно развернуть в упор лица допрашиваемого, а самому подавать реплики из густой темноты, вдруг появилась дива. Пожалуй, первым делом, все-таки необходимо сбить ее спесь. Он немного по-иному выстраивал предварительно тактику разговора, и наступательный тон гостьи путал уже заготовленные планы.

- Вы говорите, сорвали спектакль? Неправда. Подмена "Аиды" произошла за два дня до спектакля. И вас известили об этом заранее...

- У меня запись на радио в четырнадцать...

- И с радиокомитета вам звонили вчера вечером: запись перенесли из-за внезапной простуды дирижера...

- Вам и это известно?

- Почему "и это"? Нам все известно... И потому мы пригласили вас в те часы, когда вы свободны и от спектакля, и от репетиций, и от записи на радио. Так что, извините, по настоянию начальства, опекать вас поручено мне...

- Что значит "опекать"? Я в опеке не нуждаюсь! Или выражайте свои мысли конкретней или объясните причину вызова? И, если даже допустить, что вам поручено, то чем вы отличаетесь от хозяев других кабинетов: умней, мудрей, вежливей или нахальней, нахрапистей, наглее?

- Ни тем. Ни другим. Просто мы с вами коллеги. Мое руководство учло мое музыкальное образование, Гнесинское, пожалуй, оканчивали единицы из нашего ведомства.

- Гнесинское училище? - удивилась Примадонна.

- Не училище, а институт. Травма пальца, - он показал увечье, - не позволили музицировать. Коновал от медицины не мог грамотно пришить сухожилие, и указательный перст, как опознавательный знак моей руки, не сгибается. Куда идти, чем заниматься? Сейчас попривык, а в те дни докатился почти до суицида. Ну, не о том я. Так что, прошу вас не сердиться: подобрал из всего словесного запаса самое мягкое определение - опекать. Не нравится, помогите отыскать иное. Смысл бы, главное, не утерять...

- Но у меня может быть частная жизнь? - артачилась Примадонна. Хотя холодок уже опускался по позвоночнику, и нарастающее чувство тревоги, что последние дни перед визитом на Лубянку она прожила под стеклянным колпаком, не покидало ее. - В конце концов, у меня дети маленькие. Их накормить нужно, отвезти в школу, проверить, наконец, уроки.

- Не лукавьте. Все возложено на домработницу Римму. Она с этими обязанностями справляется отлично. В противном случае, столь долго не удержалась бы у требовательной хозяйки. Ну, а что касается уроков и прочего, то у вас принцип невмешательства, доверия, и потому девочки сами ответственны за успеваемость. Кстати, завидное качество. Что будет с моими крохами, когда подрастут, не знаю? Жена на сменной, у меня же ненормированный рабочий день... Может, отдать детей на продленку? - неожиданно посоветовался он.

- Не доверяю я нашим продленкам: дети предоставлены сами себе, преподаватели же лясы точат. Совковая школа, совковое воспитание и дает...

- Вот то-то и оно, - согласился с Примадонной следователь. Он, конечно же, не заикнулся о домработнице и вместительной квартире, где даже для Риммы имелась кубатура для отдыха и личных вещей. Но почему-то Примадонна, в общем-то, проходной фразе следователя усмотрела наглый намек. Нет, она не устыдилась, что обладает подобной роскошью: содержать наемного работника, кормить его и еще щедро оплачивать из собственного кармана. Но оставлять без должного отпора брошенный упрек тоже не собиралась. Тут-то ее и прорвало, и следователь услышал такие подробности жизненной одиссеи Примадонны, что никакая высокооплачиваемая агентура не могла ему принести в кабинет подобные сведения.

- Вы сетуете на свой "указующий" перст, - поиронизировала Примадонна на не сложившуюся карьеру следователя как музыканта. - А у меня, как это не дико звучит, даже нет специального музыкального образования. Да, да, нет! Вернее, не образования, а диплома института - такого поплавка. Так что, если вдруг нагрянет всемирный потоп очередной чистки по образовательному цензу, то спасительного поплавка не окажется!.. Не улыбайтесь, вас задело, что в моей квартире домработница? А известно ли вам, как складывалась карьера благополучной Примадонны, ведущей певицы академического Большого театра? Ленинградская блокада, когда совсем девчонка в составе "Голубой дивизии" обстирывала солдат и матросов, ухаживала за увечными, дежурила на крышах домов и тушила немецкие зажигалки? Вечерами находила в себе силы выступать в самодеятельности, когда из походов в Кронштадт возвращались экипажи субмарин и сторожевых кораблей. Никто не интересовался: сыта ли, выспалась ли, - надо, так надо. Подкрашивала губки, натягивала на себя единственное ситцевое платьице и выходила петь под аккордеон. И это в то время, когда нутро прожигало желание петь не репертуар Шульженко, а оперные партии, когда необходимо было справиться с огрехами голосового аппарата, с желанием когда-нибудь выспаться и вволю наесться картошки и хлеба с сахаром... А позже, бесконечные, так называемое гастрольные выступления по колхозам и селам, ради лишнего куска хлеба, ради того, чтобы выбраться из восьмиметровой конуры под лестничным маршем в клетуху, где можно будет шептаться и тебя не услышат соседи. Об этом вашему ведомству известно? А еще позже, почти без надежд на успех, поступление в труппу Большого. Без каких-либо связей, протеже, подпорок, только надеясь на везение и голос. Это тоже вам известно? Казалось, открылись необозримые, как живописует "Правда", горизонты! Но вам ли говорить: это знаете из сплетен ваших большезвездных коллег! Как даются и распределяются блага: роли, поездки, выступления на престижных площадках? Какие унижения необходимо претерпеть молоденьким актрисам, проходя сквозь сито жирующих бездарей, великовельможных капризов, ехать в ночь, за полночь - от детей, мужа, нездоровья на правительственные дачи, чтобы услаждать слух пьяной цековской братии? Или той же Фурцевой лизать задницу, и совать мятые доллары, чтобы в следующий раз выпустили за кордон, и ты смогла прикопить чуточку из жалких командировочных на пальтишко ребенку, фрукты больному. Это вам известно? Или в вашем ведомстве такие розовые пушистики, что не ведаете, как у того же Сталина в любовницах числилась уникальная певица, как для неграмотной Катьки Фурцевой собирают труппы кордебалета с нищенскими окладами - мзду - обычную взятку, как талантливые девчушки кинопробы проходят не на съемочных площадках студии, а через постель маразматиков и импотентов? Молчите? И на том спасибо! И молодость нисколько не спасает, Анатолий Викторович, от ответственности, которую несет ваше столь уважаемое ведомство. И знаете почему? Да потому, что во всем совковом бардаке: вы на правах евнухов, все знаете, все ведаете, но извините за грубость, ни-че-го не можете! И не решаете! Так что, гражданин коллега, мне не в чем покаяться. Впрочем, есть в моей биографии один стыдный факт: я не сидела, - жестко закончила свою отповедь Примадонна. - А теперь, выговорившись, прошу задавать вопросы. Я, по мере возможности, постараюсь на них ответить...

В глазах молодого мужчины плясали веселые зайчики. Но он сдержал готовую искривить губы улыбку.

- Да, вопросов, как я вам стараюсь втолковать с начала встречи, как будто и не предвидится, - он замолчал. Казалось, углубился в чтение уголовного дела, которое пытался осилить с утра сегодняшнего дня. Подобный поворот событий как ушат холодной воды, что опрокинули на голову распалившейся, от пролетевшей в жарком монологе жизни, заставил Примадонну первый раз за этот день тщательно присмотреться к собеседнику. Если бы она встретила его где-то, вне стен Лубянки, возможно, он задержал на себе женское любопытство, хотя бы тем, как тщательно зачесаны его длинные волосы, как до синевы выбрит подбородок и щеки, как накрахмалена белая рубашка и туго повязан узел неброской расцветки галстука. В среде актеров не часто обратишь внимание на аккуратные подбритые височки, чистый носовой платочек, а его следователь выложил на белый лист бумаги, и, касаясь страниц листаемого дела, то и дело убирал с ладоней пот, прежде чем перевернуть очередную страницу. Взгляд карих глаз - умный, углубленный. Угадываются культура и начитанность даже до той поры, пока мужчина не раскрыл рта и заговорил. Ну, чего ты наскочила? Разъярилась сама и стараешься вывести из равновесия флегматичного на первый взгляд следователя? Если подругам известен острый на расправу твой нрав, ядовитый порой язычок, то зачем демонстрировать перед случайным свидетелем норов необъезженной кобылицы? Взнуздать тебя не собирается тщедушный ковбой в галстуке, потому и прибереги впустую взбрыкивать ногами, охлади свои нервы и силы.

- Первый раз в этих стенах? - оторвал молодой мужчина взгляд от папки.

- Надеюсь, последний, - скорее по инерции, чем по злобе отозвалась Примадонна.

- От сумы, от тюрьмы не зарекайся, - беззлобно ответил следователь. - Чтобы не скучали, подсуну вам любопытную коллекцию. Никому в жизни ее не показывал, и никому не рассказывал о ней. Вам, не удержусь, хочу показать...

- Разжалобила своей исповедью?

- Потому что только вы, как творческий человек, сможете по достоинству ее оценить. Каюсь, слабость одну имею: в таком ведомстве работать, и не коллекционировать автографы известных людей...

- Автографы? - мгновенно заглотнула лакомую приманку Примадонна.

- Да, грех их не коллекционировать. Ведь кто здесь не проходил? От наших предшественников Бенкендорфа, Менжинского, Берии, их праотца Малюты Скуратова... Фамилии, надеюсь, о чем-то говорят? - Но тут же выдернул себя силком из глубин навеянных воспоминаний, возвратился к сути разговора с Примадонной. - Даже сам волнуюсь. Каждый испытывает потрясение, даже психологический шок от моей картотеки! И я сопереживаю в данный момент, что посчастливится вам пережить!..

В глубинах сейфа Анатолий Викторович открыл ключом потайную створку, встроенного в бронированный ящик отсека, и оттуда извлек несколько папок плотной картонной по составу бумаги. На отдельных листах были наклеены фотографии, выписки из протоколов, допросов, секретных документов, какие-то расписки и уведомления.

- Вот, только часть коллекции, - с придыханием выложил перед Примадонной он свои драгоценные листы. - Имя Павла Александровича Флоренского вам о чем-нибудь говорит? А автограф автора "России, кровью умытой", Артема Веселого когда-нибудь мечтали лицезреть? Да, что Артем, сам Исаак Эммануилович Бабель откроется перед вами в последние недели жизни! А когда-нибудь думали, что коснетесь автографа всемирной знаменитости, обладателя почетных тог многих клиник Европы и Америки, врачебного кудесника, главного врача института Склифосовского эСэС Юдина?

- Неужели, Анатолий Викторович, это так?! - ахнула Примадонна. Куда исчезли мгновенно ее воинственность и агрессия к следователю.

- Вижу, захватило! - по-мальчишески порадовался довольный за нее мужчина. - Ну, читайте? Не стану вас отвлекать. Тем более что мне все-таки необходимо составить справку по срочному поручению непосредственного начальства, - хмыкнул он с видимой неохотой и обошел письменный стол.

Примадонна, нервничая и роняя листы, сначала пожелала удостовериться, не мистика и не розыгрыш ли: потом пролистала все картонные листы с фамилиями Флоренского, Бабеля, Веселого, Юдина.

Быстро успокоилась внешне, заставила взять себя в руки, медленно придвинула к близоруким глазам верхний из листов. Каллиграфическим почерком (чистюле уготовано выгодное местечко переписчика нотных листов, только изъяви желание!) по верхней линовке бумаги написано: "Флоренский Павел Александрович".

Мужской голос заставил вздрогнуть Примадонну от неожиданности. Она на миг выпустила из виду, где находится, настолько оказалась увлечена открывшейся перед ней тайной. И вдруг молодой голос мужчины напомнил о себе: значит, следит за нею, сопровождает ход ее зрения по строчкам напечатанного текста.

- Мыслитель, ученый, писатель. Сегодня его называют не иначе как "русский Леонардо". Здесь же, в следственном деле двадцать восьмого года, он преступник, мракобес, опасный для общества элемент. В моей коллекции, забыл предупредить, не радужная, всем известная сторона деятельности писателя: его книги в любой районной библиотеке запросишь. В моей коллекции последняя пора жизни - самая скрытая от нас, запечатленная в секретных архивах, овеянная домыслами и легендами. Обратите внимание, ордер на арест Флоренского подписан самим Генрихом Ягодой. По профессии, знаете, кем был Флоренский? В анкете, которую заполнял на Лубянке, написал собственноручно: профессия научная деятельность, место работы - завотделом материаловедения Государственного электротехнического института, редактор "Технической энциклопедии".

- Почему-то у меня отложилось, что Павел Александрович священник?

- Да, духовный сан имел человек. Так и занимайся духовными проблемами. Так нет, в технику нос сунул, и в политику, докатился до создания "Партии Возрождения России", а в просторечии, шпионского гнезда...

- Неужели вы, образованный человек, верите во всю эту чушь?

- ответила Примадонна, но ответила коротко, будто молодой следователь мешал ей знакомиться с любопытными данными.

- От фактов не уйдешь. А факты, как вы увидите в папочке, в бумагах, в его признаниях, и прочем... - уловил ее настроение не отвлекать от чтения, и потому Елов не стал ввязываться в словесную перепалку. Хотя терпения его промолчать хватило всего на минуту.

- Кстати, обратите внимание, Флоренский привлекался к судебной ответственности в шестом году за проповедь против казни небезызвестного лейтенанта Шмидта. А ведь в приписке (она в картотеке) есть его запись: "К советской власти я отношусь как к единственной реальной силе, могущей повести улучшение положения массы. С некоторыми мероприятиями советской власти я не согласен, но, безусловно, против какой-либо интервенции, как военной, так и экономической". И тут же организует контрреволюционную партию, каков фрукт?! Я снял копию схемы структуры национал-фашистского центра, написанную Флоренским под диктовку следователя: бисер почерка, кое-какие буковки отстоят друг одна от другой, что говорит о самомнении писавшего; буква "Ч" подчеркнуто вызывающа, что графологами квалифицируется, как решительность характера, твердость убеждений и установок. Многое можно почерпнуть из обычного автографа, если за ребусы берется профессионал! Не стану вам туманить голову, оно и так видно невооруженным глазом. Для себя я сделал выписку из одного последнего письма с Соловков от 13 февраля тридцать седьмого. До конца не осмыслил, все времени за текучкой не выкрою. Но какая-то мудрая мысль заложена Флоренским, и, наверное, это-то и заставило меня поместить выписку в свою картотеку, - размышлял вслух следователь.

Примадонна отыскала указанное место на машинном листке подборки материалов о Флоренском, прочитала медленно и вдумчиво: "Удел величия - страдание, страдание от внешнего мира - страдания внутреннее, от себя самого. Так было, так есть, и так будет. Почему это так - вполне ясно: это, отставание по фазе..."

- Зафиксируйте свое внимание, прошу вас, на фразочке "отставание по фазе". Она говорит, что Флоренский технарь до мозга костей, - не заглядывая в записи, следователь, казалось, следил за беглым взглядом Примадонны, знал, где и на какой строке в данную секунду задержала она свое внимание. Это ее покоробило, и еще раз она отметила про себя, что вызов на Лубянку имеет все-таки "весомые" обстоятельства. Она продолжила чтение отрывка записей Флоренского: "...отставание по фазе": общества от величия и себя самого от собственного величия... Ясно, свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонением. Чем бескорыстнее дар, тем жестче гонения и тем суровее страдания".

Как же прожигало нутро молодого следователя, если он торопился выговориться перед первой встречной! Примадонне вдруг стали понятны мотивы его говорливости. Даже отпустило владевшее с утра напряжение, стало легче дышать, будто в душный тесный кабинет подкачали кислорода: не она ощущала себя кроликом, загнанным в тесный загон, а, скорей всего, он.

Она еще раз бегло просмотрела картотеку с фотографиями. Со снимков на нее вглядывались мужчины безумно-напряженными глазами, будто окриком надзирателя фотографируемых заставляли замирать каждый раз перед объективом фотокамеры, повернувшись в анфас, то в профиль. Выражение при этом запечатлено одно, что у Флоренского, что у Бабеля, что у Юдина - затравленный взгляд, нивелирующий умного и идиота: испуг, тревога, погруженность в себя, покорность, смирение. Редко, когда взгляд иной. Это исключение из правил. И содрогаешься при догадке; строптивца уже давно нет в живых: или сломали, или забили до смерти сокамерники, или довели до кровохарканья. Итог известен, тут и простаку нечего домысливать. И Примадонна на секунду отдохнула глазами на благородном лице Флоренского, до его ареста, когда он был в чиновной духовному лицу рясе: красивое, породистое лицо цыганского барона, с чувственными губами, бархатным взглядом широко открытых карих глаз!

Картонные листы с делом Бабеля в первые минуты знакомства заставили обратить особое внимание Примадонны. И не потому, что она впервые жизни видела автограф известного автора "Первой конной" и "Одесских рассказов", нет! Она поймала себя на мысли, как же поразительно ее бывший муж похож на писателя! Глядя на фотоснимки Бабеля, вложенные в дело, она почти физически видела за кругляшками очков своего мужа: не мужчина, а ртутная капелька; оба лысоватые, пучеглазые как мудрые жабы, с толстыми мясистыми губами. Разве этому чистюле и аккуратисту будут понятны ее послевоенная разъездная гастроль от Ленинграда по Псковской, Новгородской, Калининской глубинкам с мужем-аккомпаниатором, по исковерканным войной Опочкам, Киришам, Старым Руссам и бог его знает, каким российским всяким дырам? Он же с законченным Гнесинским, с пристрастием к высокой духовной музыке Баха, Генделя, Перселла, Глюка, к чему имеет слабость ее подруга по сцене Ирина Архипова, с пренебрежением воспримет:

Помню, как в памятный вечер

падал платочек твой с плеч,

Как провожала и обещала

Синий платочек сберечь...

Пробьются ли слезы при этих незатейливых святых словах? Накатит поволока на глаза и погрузит ли лощеного молокососа в атмосферу послевоенной разрухи, и одновременно необыкновенной надежды, что все временно, одолеем, пересилим, одним словом - пробьемся?! Нет, по оловянным глазам, видно не прошибет капитана уже ничто: у него шоры - и справа и слева от висков противозащитные щитки, и взгляд лишь в прорезь: курс, как говорится, выверен и только вперед без сантиментов и колебания. Примадонне даже жутко показалось, будто она сменная мишень и ее выставили у бруствера для пристрелки новой партии оружия.

Первым делом Примадонна проглотила золотые фразочки Бабеля, выделенные коллекционером в отдельный блок. Многие из них они с мужем цитировали, и знали - это из Бабеля: "Человек живет для удовольствия, чтобы спать с женщиной, есть в жаркий день мороженое", "Парень с девкой, музыки не надо", "Главная беда моей жизни - отвратительная работоспособность", и эта последняя: прелесть просто: "Я преуспеваю в новом жанре - молчании". Очень они понятны для любимого мужа и ее, сами трудоголики по нутру!

Далее Примадонна проглядела прошение Пирожковой - жены Бабеля. В коллекции старый снимок. На нем Бабель с красивой молодой женщиной с гладко зачесанными назад волосами на прямой пробор. Не иначе как папаша с дочкой, если не прочтешь надписи внизу снимка, если не сказать больше - папаша с внучкой. Но осуждать Пирожкову язык не поворачивается. Сама в годы войны прислонилась к такому же, как Бабель, еврею, и осталась ему верна дочерней благодарностью за то, что помог выжить. Не сдохла, выкарабкалась в жизни. По какому-то стечению обстоятельств один шутник представил Бабелю молодую женщину, как Принцесса Турандот! Кто помнит имя и отчество жены Бабеля? Имя писателя в конце шестидесятых, слава Всевышнему, возвратили в литературу! Примадонне даже показалось, как будто не Принцесса Турандот писала прошение в НКВД, а она, разыскивая мужа по лагерям и пересылкам страны. Ведь как Турандот, Примадонна могла выстаивать длиннющие очереди на Кузнецом мосту, 24, где находилась приемная, и передавать в окошко 75 рубликов для арестованного. И ей - ни расписки, не подтверждения, что деньги приняты и будут переданы адресату. Ничего из той поры, когда с оказией сопровождала одну свою подружку на Кузнецкий, не запомнила Примадонна. А вот узкое окошко, куда просовывала подруга смятые рублевые бумажки, зафиксировала память. И сейчас читая записи Пирожковой, заноза, как обнаружилось, сидела в подкорке все эти долгие годы!

"Представится возможность, обязательно расшифрую инициалы "А. Н.", разыщу Пирожкову", - дала себе наказ Примадонна. Самое жуткое, что и в пятидесятые годы Пирожкова будет обивать пороги в надежде, что Бабель жив. В подшивке документов Гохрана лаконичная запись его смерти обозначена - сорок первым годом! Елов подколол выписку прямо под фотоснимками Бабеля: "Дело по обвинению Бабеля Исаака Эммануиловича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 18 декабре 1954 года. Приговор Военного Коллегии от 26 января 1940 года в отношении Бабеля по вновь открывшимся обстоятельствам отменен, и дело о нем за отсутствием состава преступления прекращено". Далее приписка Пирожковой: "Я прочла эту справку и спросила о судьбе Бабеля. И человек, выдавший справку, взял ручку и на полях, лежавшей на столе газеты написал: "Умер 17 марта 41-го года от паралича сердца", - и дал мне это прочесть. А потом оторвал от газеты эту запись и порвал ее, сказав, что в загсе своего района получу свидетельство о смерти". Примадонна запомнила две даты: "январь 1940" и "март 1941" и подумала: и там, и там врали! Не могли приговоренного к расстрелу в сороковом содержать в заточении почти год! И тем более не мог Бабель скончаться от паралича сердца. Так что и конспиратор с газетой разыгрывал Пирожкову, и доверительный коллега от музыки - Елов, валяли Ваньку. После собственного открытия Примадонна еще внимательнее подмечала любую малость, аналитическим умом докапывалась до ее корня.

- Вам, простите, молоко не дают в этих стенах?

- Не понял, - отвлекся следователь от чтения.

- В горячих цехах, на химзаводах, даже зубным техникам из-за контакта с вредными реактивами и веществами прописывают молоко - за вредность. И вашим молодцам я бы прописала по бутылке...

- Юморите? - осклабился он.

- Какой же здесь юмор?! - устало процедила она в ответ, - у меня корни волос шевелятся, когда я читаю подколотые в вашей коллекции откровения. И вы, так называемый мой коллега, коллекционируете подобное. Это как бы коллекционировать орудия пыток: всевозможные гильотины, тиски, нагайки, дыбы, удавки...

Конечно, она не сказала вслух ничего из приведенного выше. Ее молчаливый диалог с Еловым оживился с того момента, когда она разгадала не ахти какой замысловатый ход мыслей несостоявшегося музыканта. И порой играла с ним как кошка с мышью. Этот выкормыш системы, надев погоны, уже навечно распрощался с принадлежностью к касте музыкантов. Она даже утвердилась в своей догадке, если по каким-либо причинам его и турнут из органов, капитан все равно незримо останется в ее рядах. Ибо в поры всего тела проникли метастазы послушания, субординации, и никаким хирургическим вмешательством не излечится его организм от болезни.

- У вас стакан воды найдется? - обратилась она к хозяину кабинета. В горле пересохло, когда ей открылась причина вызова на Лубянку. Не муж, мягкотелый, эмоциональный, жалостливый, ее роднуля, не его ломать решили, а ее - взрывную, властную, непокорную задались эти ухоженные капитаны. Они-то разобрались; она - хребет семьи, она стала костью в горле ведомства молодого капитана. И может, не настолько глуп отщепенец от музыки, если не дубиной, а вот таким изощренным способом в виде демонстрации уникальной коллекции, пытается надломить ее волю к бунту?

Настенные часы пробили двенадцать раз. Следователь зашелестел бумажками, вопрошающе уставился в пробор ее вороненых волос в ожидании, когда она почувствует его взгляд, поднимет голову.

- Извините, пожалуйста. В буфет в это время привозят сказочные пирожки с вареньем, на парочку минут отлучимся только в буфет. Девчушки мои ждут не дождутся, как папка выложит перед ними пакет с хрустящими пирожками.

- Вы так говорите, будто на ваших пирожках свет клином сошелся! - возмутилась Примадонна.

- Для меня, как ни странно это прозвучит, это так! Ни себе, девчонкам моим! Пирожки пропотеют в пакете за дорогу в метро и автобусной давке, еще мягче для беззубиков станут...

- Меняют молочные зубы? - чисто по-женски поинтересовалась Примадонна.

- Да. Извините за сравнение, как евреи картавят "тавагищ", "прогодитэ". Умора, а не дом!.. В кабинете, к сожалению, по инструкции нельзя оставлять посетителя наедине с бумагами. Можно вас попросить со мной прогуляться? - так и произнес, прогуляться со мной до буфета. - Да и в кои времена попали в стены такого мрачного, по словам обывателя, учреждения. Любопытство наверняка подмывает взглянуть одним глазком на него: так ли на самом деле, или враки?

- Ну что ж, пошли, - поднялась Примадонна. - Любопытно даже, что за уникальные пирожки выпекают ваши кондитеры...

После затишья кабинета Примадонну удивило интенсивное движение по коридору, как по оживленному автобану, молодые спортивного вида мужчины. Все с бумажками, тонюсенькими папками, без серых мешков под глазами, прямо-таки, массажисты элитных клиник!

В буфете Примадонну узнавали, называли по имени за спиной, упоминали шепотом ее фамилию. А в остальном, буфет, как буфет. Такой же, как в Большом театре, лишь с незначительной поправкой: не тот ассортимент, и не те цены. Здесь, во всяком случае, они смехотворны, не кусаются. На входной двери кто-то нацарапал записку: Просьба к сотрудникам, не выносить столовые приборы и тарелки". Ну, один к одному, как и в буфете Большого! Пирожки, и на самом деле, с пылу с жару, и разбор их впечатляющ: хрустят корочками, сальные пальцы лоснятся от подсолнечного масла, все без исключения набивают ими целлофановые пакеты впрок. Может, в ночные дежурства пригодятся, может, как сопровождающего молодого папашу, - детворе!

- Вы до дела Юдина еще не добрались? Скосите взгляд в крайнее от входа окно, - доверительно прошептал Елов спутнице. - Как раз увидите крышу внутренней тюрьмы. Там в одиночке, в течение года Сергей Сергеевич сидел...

Будто их могли подслушать, Анатолий Викторович приблизил губы к голове Примадонны, и, вдыхая запах тонких духов, рассказывал ей об уникальном узнике. Мочками ушей, напрягом корней волос на затылке, он ощущал, с какой завистью взирают на него старшие по званию, знакомые шифровальщики и машинистки. Он изображал полное безразличие к всеобщему вниманию сослуживцев, и всем своим видом подчеркивал увлеченность беседой с божественной спутницей. Это подстегивало его красноречие, незнакомое до этих мгновений чувство собственника, будто он ее мужчина и владеет всеми неограниченными правами обладать ею.

- Помните парочку картин с изображением Юдина? Ну как же, в Третьяковке его портрет с тонкими, червеобразными пальцами. Говорят, пальцы его и на самом деле можно было согнуть как к ладони, так и в другую сторону. И второй портрет в Русском музее, - "Спинномозговая анестезия". На нем еще рядом с хирургом нарисована молодая хирургическая сестра - Марина Петровна Голикова. Кстати, интересный фактик: не жену ССЮ арестовали, когда взяли на Лубянку, а именно гражданскую жену хирурга - Голикову. Не любопытно ли? И знаете почему? Ни за что не догадаетесь! И ни в одном источнике даже закрытого порядка, факт не обнародован. Здесь, у нас, я вам открою секрет (вы мне чем-то, по-своему симпатичны. Даже помимо воли хочется перед вами распахивать тайники своей души), - расшаркивался следователь, - тамошние костоломы повредили во время допросов глаз Юдину. И он, несмотря на плачевное состояние, продолжал на малюсеньких клочках бумаги писать свою предсмертную работу о переливании трупной крови...

Елов уловил, как Примадонна поморщилась при упоминании "трупной" крови.

- Ну, по-научному, кажется, посмертная кровь. Но одно дело писать, другое дело как переправить на волю работу? И вот среди сотрудников Лубянки находится сволочь, которая не только снабжала Юдина бумагой и карандашом, но и выносила клочки рукописи, передавала по каналам этой самой Голиковой. Конечно, рано и поздно удалось просчитать звенья "канала". Как шутят наши старожилы, канал осушили. Но факт остается фактом, рукопись уцелела. Более того, через восемь лет после кончины Юдина, Сергей Сергеевичу и Шамову - двум разработчикам переливания трупной крови была присвоена Ленинская премия. Голикова расшифровывала корявый почерк ССЮ (видели, каракули его автографа), перепечатывала, укрывала рукопись. Статистики подсчитали, за годы войны, благодаря разработкам Юдина, были спасены десятки тысяч раненых...

- Трупной, говорите? - переспросила Примадонна, заботясь лишь о том, чтобы удержать в памяти новую неслыханную информацию.

- Да, посмертную. Так, все-таки, мягче, - поправил ее следователь.

- Его, как Бабеля, забили в ваших стенах?

- Бог миловал. Через год одиночки отправили этапом в Бердск - маленький городишко где-то южнее Новосибирска. Вот из этого самого буфетного окна видна последняя обитель эСэС, отсюда и этапировали...

- Муж как раз гастролировал в Новосибирске, - при упоминании сибирской столицы Примадонна задумалась о превратностях судьбы. По непонятным для нас причинам, при заранее оговоренных сроках гастролей, концерты его неожиданно отменили... И не только в большом концертном зале, но, кажется, и в этом богом забытом Бердске... Ни извинений, ни оправданий, как водится не принесли...

- Но обратную дорогу оплатили все-таки, - не согласился с ней следователь и тем самым выдал себя с головой, что ему известен и последний факт травли семьи Примадонны.

- Откуда вам известно?

- За что же зарплату получаем? Не дорого ли стоим, если бы мимо нашего внимания ускользнула такая малость, как обратные билеты из Новосибирска до Москвы?

Они уже купили пакет пирожков и по бесконечным коридорам Лубянки возвращались к себе в кабинет на второй этаж.

- Кстати, о вашем муже, - как бы мельком, ненароком, скорей всего из-за того, что сама Примадонна упомянула в суете имя мужа, Елов заговорил о том главном, ради чего и вызвал повесткой жену знаменитости. - Хлопот в последнее время ваш муж много доставляет нашим ребятам. Прямо-таки, жалуются: то в Ярославль мчится, то в Саратов, из Москвы в Белгород, еще куда-то... Не поспевают порой за его перемещениями: всюду у него приятели, друзья приглашают, звонят... Ребята не успевают обрубать концы, как тут же в другом городе новые завязки, - как можно беззаботнее нашпиговывал голову Примадонны жалобами коллег по ведомству. Елова отличала педантичность среди чиновников его уровня. Елов остался доволен, с какой легкостью исполнил обещание побеседовать с Примадонной о ее супруге. Теперь можно и отвлечься на побочные темы.

- Судьба Павла Флоренского не потрясла вас?.. Не в праве, конечно, по возрасту советовать вам, но, возвращаясь к вашему мужу, посоветую: играет на виолончели, извините за бестактность, и пили ее с утра до вечера, раз признан миром талант. Но он подписывает коллективные какие-то кляузы-письма, заводит дружбу с Шостаковичем, то опекает опального писателя, - Елов открыл ключом дверь в кабинет. Пропустил вперед Примадонну. - Не желаете пирожков с чаем? Мы тут нарушаем, конечно, технику пожарной безопасности, чаек греем кипятильниками. Знакомое вам изобретение двадцатого века? Еще бы, знакомо! Артисты вашего театра, что танцоры, что певцы, частенько варят супы в гостиничных номерах Парижа, Вены, за океаном краснеть заставляют не только за страну, но и руководство Большого.

- За грошевые командировочные? Да на них даже парочку презервативов не купишь в супермаркете, - как можно грубее отрезала Примадонна.

- Я не хотел вас обидеть, - спохватился Елов.

- Меня уже ничем не обидишь...

Она потеряла всякий интерес продолжать беседу. Будто выпустили воздух из надувного шарика: обмяк он, апатично свернулся складками. Она с наигранной женской холодностью, как сквозь не существующий предмет, взирала на собеседника, и перед внутренним взором всплывали первые ряда партера и ближних к сцене лож Большого. Зачастую их занимали двойники капитана. Уж, кто-кто, а они имели возможность без накруток спекулянтов доставать билеты на любые спектакли академического театра: и по всесильности тесненных союзным гербом корочек удостоверений, и по властным звонкам хоть самому главному администратору Большого, да и по служебной надобности, опекая более одиозные, по их понятию, фигуры скандального театрального коллектива. Тут работенки сверх головы: и фарцовка, и постоянные гастроли за границу, и, следовательно, неформальные контакты с иностранцами.

Кто-кто, а театральные мотыльки находились наверняка, в поле внимания иностранных разведок. А входящие в моду после ликвидации железного занавеса тусовки на дипломатических, кремлевских приемах, где все те же актеры варились в ауре политических слухов? Известные любовники и фавориты членов правительства, высокопоставленных мужей (ни для кого уже не секрет, что сам Сталин пользовался услугами первых красавиц оперы и балета, не говоря уже о вторых и третьих номерах Кремлевской обоймы!)? Как же такие "дрожжи" оставлять без опеки спецслужб? Конечно, использовались все: и агентура, и стукачи, которых вербовали в среде артистов: кого, на компромате, кого на жирных посулах зарубежных вояжей. Человек слаб изначально ко всему яркому, личному. Кто-то копит всю жизнь на квартиру, кого-то маета сотрясает приобрести машину или начать на шести сотках, где-нибудь в лесном массиве возводить маленькую, но собственную фазенду. В идеале, в ста метрах от асфальтированного отрезка дороги, чтобы без помех дотащить до места строительства доски, мешки с цементом, шифер или листы кровельного железа. Вдуматься только, что втягивается в орбиту пристального внимания Ведомства? И тогда каждому мало-мальски болеющему за безопасность государства, станут ясны мотивы, по которым КГБ просто обязано просчитывать пульс каждого гражданина, чтобы, ни дай бог, крамола не поселилась в коммуналках, в квартирках примадонн балета, оперы, оперетки, набирающих силу и популярность эстрадных кумиров, всех этих Магомаевых-Миансаровых-Мондрус-Маликовых. В общем, сплошные "М", коровье мычание! Ну, а если все-таки случится недосмотр, тут, естественно, мешкать не позволительно. Требуется срочное вмешательство, профилактическая беседа - от задейственного парткома до завкома: уговоры, увещевания. Угрозы. Посулы, лишь бы вновь в доме, именуемом необъятными просторами нашей страны, воцарилось утерянное на время спокойствие, согласие. Лад. Изобретение велосипеда в Ведомстве запрещено. Да и зачем? Ведь с дореволюционных времен отработаны приемы допросов, сбора компрометирующих материалов, составление протоколов, санкционированных досмотров как по месту работы, так и по месту жительства. Никто не укроется от государева ока, и дело профессионального навыка и накопленного опыта поговорить грамотно с любым гражданином, будь он рабочий завода "Компрессор" Дангауроэровской слободы, до генерала или конструктора секретных самолетов, со всезнающим писателем или журналистом и даже обласканным правительством артистом, - все на один манер; будут ерзать на краешке предложенного стула и с плохо скрываемой дрожью во всем теле предупредительно отвечать на задаваемые вопросы. Не исключено, тактика бесед меняется в зависимости от того, кто сидит напротив служебного стола. Но суть остается неизменной многие десятилетия. Чем сильно Ведомство? Оно не отказывается от традиций предшественников, не забывает, так сказать прародителей. Использует их передовой опыт (слово-то какое - суконное! Но более точного и не подберешь), того же Бенкендорфа, Азефа, Менжинского. Ведь во все времена перед колоссами охраны государства сидели не мальчики, а достойные противники - те же, Пушкины, Пестели, Чернышевские, Ленины, Флоренские! И если таких людей удавалось прогнуть, что тогда говорить о простых смертных?

Бой настенных часов вновь напомнил о быстротечности времени.

- О-е-ей! - с наигранной тревогой спохватился хозяин кабинета. Затянувшееся молчание становилось тягостно не только для Примадонны, но и для него. - Давайте, отмечу пропуск, - обратную дорогу надеюсь, запомнили? Спасибо, что выкроили драгоценное время. И я, тешу себя мыслью, вас порадовал: где еще ознакомитесь с уникальной коллекцией?

- Так, так - нетерпение поскорее покинуть кабинет овладело Примадонной.

- Заходить никуда не будете? Тогда ставлю в пропуске: семнадцать часов четыре минуты, - и протянул подписанный им документ на выход.

Примадонна не вышла, а выскочила из кабинета. Впопыхах забыла даже - попрощалась ли? Так ее душил тошнотворный воздух кабинета следователя. Она приостановилась у первого автомата газированной воды. Наполнила стакан. Но лишь промокнула пальцы в холодной воде, смочила раскалывающиеся от гнетущей тяжести виски: казалось, булыжниками загрузили их, и мозг перебаливает от непривычной тяжести.

На улице Примадонна остановилась при спуске на площадь. Слева увидела памятник основателю Ведомства. Еще из окна кабинета Елова он приковал ее взгляд: вокруг памятника кружились автомашины, и, казалось, бронзовая пробка вдруг в одно мгновение приподнимется, и в образовавшуюся прожорливую воронку затянет все живое: прохожих, эти крошечные машинки, сам воздух. С тротуара фигура Дзержинского выглядела монументальнее. Он возвышался над площадью как распорядитель ее движения, в облегающей худое туловище солдатской шинели. Первый раз Примадонне за прошедший день стало страшно.

He вопросы следователя, аналогичные вопросы Флоренского самому себе, выхолостили мозг Примадонны: "Почему? За что? В чем ее вина? Кому она мешает с мужем? Или кому-то перебежала дорогу?" И ни на один вопрос не могла Примадонна дать себе четкого и честного ответа. Но тогда в чем ее вина, те круги ада, которые выпало пройти, чтобы обрести счастье в семье, муже, детях? Те круги ада, которых предостаточно десяткам людей, их хватило лишь для нее одной: блокада и голод, людская зависть, унижения, находиться под постоянной слежкой, когда прослушиваются все телефонные разговоры, когда на даче появляются незнакомцы и беззастенчиво выуживают из-под досок пола записывающую аппаратуру. И с таким беспределом мириться до гробовой доски? Не-е-ет, раб и тот однажды разгибается, чтобы ощутить себя человеком. Почему же она, сильная, умная, всего добившаяся своим трудом и руками, унижается перед ничтожествами? Нет, сегодня был предпоследний круг ада. Это Примадонна осознавала четко, будто ее снимки в анфас и профиль оказались в картотеке молодого коллекционера. А что фантастического? Почему такое невозможно допустить? Кто защитил тех же Тухачевского и Егорова - элитных маршалов из военных, Вавилова и Рамзина - из ученых, с мировым именем, кино лишилось звезд первой величины Окуневскую и Жженова, из медиков не спасли почетные тоги зарубежных Академий ни Юдина, ни Виноградова, из театральной среды канули в реку небытия Михоэлс и Мейерхольд... Перечислять далее? А тут какая-то актрисочка: пусть и Примадонна. Ну, вытравят из репертуара "Аиду" и "Травиату", пойдут на сцене Мурадели и графомания Тихона Хренникова, никто не заметит исчезновения с афиш ее имени. Разве что близкие, да в "Ла Скало", Венской, парижской опере кто-то выругается как простолюдин? Но тогда зачем Бог содействовал ее появлению на свет, дал ей божественный голос, которым она удивляет мир, подарил ей двух малышей, - они сцементировали семью и придают силы бороться, не идти на компромиссы? Может, хватит терпеть унижения? Взбрыкнуть? Ослушаться окриков и уговоров недостойных даже общения с ее семьей людишек? И поднять голову, увидеть над собой чистое голубое небо, и как Болконский перед смертью удивиться, что такое возможно, что небо вечно, и оно не дает замкнуться в том мирке, который выстраивают вокруг нее как мышеловку? Но чистое, бездонное небо открылось князю Андрею перед смертью. Она же здорова, наполнена силами, осознает себя и окружающий мир, и почему же она вымаливает у Бога милостыню, когда он - Бог! сам одарил ее жизнью и напутствовал оставаться в ней хозяйкой, а не рабой судьбы?

Как только эта мысль высветила Примадонне путь, она почувствовала себя уверенней, к ней вернулись решимость, воля определять все самой в судьбе семьи и любимого мужа. И она утвердилась, что да, сегодняшний визит на Лубянку - предпоследний круг ада. Последним станет день отъезда. Его необходимо пережить, убедить в крайности мужа, детей. И потому на сегодняшнюю ночь она наметила откровенный разговор с мужем, как последний шанс спасти его, детей, наконец, себя.

Пожалуй, на этом и завершить это повествование о Примадонне. Но в день отъезда она не забыла выполнить одной маленькой, но важной для отъезжанта обязанности. Еще утром специально завернула в ближайшее к дому почтовое отделение, купила конверт заказного письма. Написала адрес Лубянки и номер кабинета молодого следователя. Сдала под расписку почтовому работнику бланк уведомления о доставке адресату депеши. И только тогда подытожила свою жизнь на Родине, когда поняла - не оставляет ни одного должника без ответного внимания.

Вместе с друзьями спустилась по лестничным маршам на улицу. Возбужденные отъездом дочери последовали за ритуальном шествием матери не на скоростном лифте, а точно также прошагали все стертые подошвами крапчатые ступени. Быстро разместились по автомашинам, следующим в международный аэропорт "Шереметьево".

Наверняка, все происходило одновременно: самолет выруливал на взлетную полосу, последний раз, она сквозь пелену заплаканных глаз вглядывалась на низкое небо подмосковного сельца Шереметьево. И в те же минуты следователь Елов вскрывал присланное на его имя заказное послание. Из конверта выпала фотография: Примадонна, ее муж в компании опального лобастого Писателя с неопрятной шкиперской бородкой. С последним, как не жаждал встречи, молодому капитану так и же удалось свидеться: дело вели старшие офицеры. Но автограф и вырезки из многочисленных публикаций, об "отщепенце", (его в одночасье вышвырнули из страны ближайшим рейсом в Германию) уже заполнили один из картонных листов коллекции.

В лаконичной приписке Примадонна благословляла Елова не бросать на полпути начатое предшественниками коллекционирование автографов. Единственно желала не прятаться за спины предшественников, не становиться анонимом. "Жизнь столь быстротечна, что не успеете ахнуть, как придется готовить архив для передачи более ретивому и наступающему на мозоли выпускнику, возможно, все той же Гнесинки. Молодые - они с наглецой, и чтоб не выглядеть лопухом перед ними, старайтесь так: по мере сил пополнять картотеку. Я убеждена, она на самом деле, уникальна".

Капитана Елова не возмутил демонстративный тон ироничного послания. Уж кому-кому, а капитану до минут известно, что Примадонна с детьми (супруг улетел загодя, с собакой и тощим чемоданчиком) находилась на борту взлетающего лайнера. Он аккуратно извлек из глубин сейфа коллекцию, ножничками подровнял картонный лист под те размеры, которые когда-то понравились его предшественнику, и дыроколом подготовил лист для помещения в свою картотеку. Вслед за Бабелем, Веселым, Юдиным (он не застал их при жизни. Они перешли, как говорится, по наследству от такого же фаната-коллекционера), Елов подколол к снимкам Шостаковича, Солженицына теперь и фотографию Примадонны. Наморщенный от усердия лоб вдруг порадовала явная промашка отправителя едкой депеши. Она не воспользовалась пишущей машинкой, собственноручно написала письмецо. Ирония? Ну, кто о ней припомнит через несколько лет? Главное, картонный лист пополнился бесценным автографом. И кого? Несравненной Примадонны оперной сцены.

"НАША УЛИЦА", № 6-2004