Эдуард Бобров

КАРНАВАЛ В РИО

рассказ

Едва Леонид вошел в помещение редакции, его вызвал главный.

- Зайди, - коротко приказал тот в телефонную трубку.

- Прямо сейчас? - попробовал посопротивляться Леонид, не любивший, когда с ним разговаривают в приказном тоне.

- Если соизволите, - ехидно отреагировал главный. - Буду ждать вас с нетерпением. - И бросил трубку.

Когда главный начинал называть кого-нибудь из сотрудников на “вы”, это был плохой признак. Все в редакции знали это и поэтому, услышав “вы”, не ожидали ничего хорошего.

Сегодня главный не в духе, понял Леонид, так что лучше не нарываться на скандал, придется явиться немедленно, поскольку задержка будет воспринята как неуважение. И пока Леонид снимал с себя куртку, искал блокнот и карандаш, как того всегда требовал главный, когда вызывал подчиненных к себе, все думал: в чем причина? Зачем срочно понадобился? Предстояло время летних отпусков и надо было кого-то задержать в редакции на все лето. Это всегда вызывало неудовольствие: почему летом идут Иванов и Петров, а кто-то зимой? На что главный отшучивался всегда однообразно: любишь теплое пиво и потных женщин? Нет. Вот и правильно. Значит, пойдешь в отпуск зимой. Это повторялось из года в год, все давно знали этот анекдот, но сопротивляться было бесполезно.

Проходя по длинному коридору, Леонид подумал, что разговор вряд ли пойдет об отпуске, до лета еще далеко. Тогда о чем? Может, командировка какая? Это вероятнее всего. Хорошо бы в теплые края! А что, вон Аристархова в прошлом месяце направили на неделю в Египет сделать очерк об отдыхе русских. Конечно, это был заказ одной солидной туристической фирмы, но какая разница кто командировку оплачивает? Немного успокоив себя этими приятными ожиданиями, он с деловым видом вошел в кабинет руководителя.

- Вызывали? - наивно спросил он, когда главный взглянул на него.

- Что за идиотский вопрос? - нахмурился тот. - Не явился же ты просто так. Садись.

Когда Леонид сел, тот глянул в свои бумаги, лежащие перед ним ворохом.

- Наклевывается командировка, - коротко бросил он.

- Куда? - сердце Леонида замерло в ожидании ответа. А вдруг куда-нибудь в приятное место?

Редактор вместо ответа вынул из стопки бумаг газетный листок.

- Что-нибудь слышал о том, что государство занялось приоритетными проектами? Для улучшения жизни населения?

- Ну вообще-то... - начал мямлить Леонид, не ведая в какую сторону пойдет разговор.

- Их всего пять. Можешь перечислить?

- Ну, здравоохранение, медицина... - пытался вспомнить Леонид, но тут же замолчал, поскольку больше ничего вспомнить не мог.

- А еще? - настаивал главный, когда журналист замялся.

- Еще? Ну, наука... сельское хозяйство...

- Вот! - почти обрадовался главный. - Именно сельское хозяйство. Мы должны осветить эту тему. Показать, как сейчас все плохо, но скоро будет значительно лучше. Это идеологическая тема, очень ответственная. Так что считай, что ты будешь выполнять важную государственную задачу.

Понимаешь ответственность?

- Понимаю, - вяло откликнулся Леонид. - Но я же по сельскому хозяйству не специалист.

- Журналист должен разбираться во всем. Да тут, собственно, и разбираться нечего... Едешь в какую-нибудь глубинку, подальше от цивилизации, осмотришься, расскажешь как трудно живут люди, ничего у них нет, ни больницы, ни почты, дороги плохие, хозяйство развалилось... жить крестьянам не на что, только подсобное хозяйство. Но зато скоро, по мере выполнения государственной программы, все наладится...

- Когда скоро? - попробовал съязвить Леонид.

- Как только, так сразу! - понял его подковырку главный, который не терпел иронию от сослуживцев, она его почему-то очень раздражала. - Задание понятно?

- Понятно, - без энтузиазма откликнулся Леонид.

Главный вдруг проникся огорченным состоянием подчиненного, конечно, кому захочется переться в глубинку, и добавил:

- А в отпуск пойдешь летом. Сам месяц выберешь.

Журналист неопределенно хмыкнул, понимая, что тот хочет хоть как-то компенсировать неприятное поручение. А главный понял, что договор заключен, поэтому подвел итог.

- Место, куда поедешь, выбери сам. Поройся в справочниках, посмотри по карте, позвони в министерство сельского хозяйства... Главное, чтобы на фоне упадка и бесхозяйственности потом очевиднее будут сдвиги.

- Будут сдвиги?..

- А вот это уже не твое дело. Раз правительство принялось выполнять спецпроект, значит... - не договорил он. - Короче, к концу дня подготовь адрес командировки, я буду утверждать. Выезжаешь завтра.

К концу рабочего дня Леонид, изрядно помучавшись, выбрал-таки место будущей командировки, честно отыскав на районной карте самую захудалую деревеньку. Принес записку с обоснованием своего выбора главному.

- Самарская область, Бузулукский район, деревня Безымянка... - прочитал тот, подумал и хмыкнул. - Ну и дыра!

- Так сами же сказали! - возразил Леонид.

- Ладно, ладно, ничего страшного, поедешь, понюхаешь, чем настоящая жизнь пахнет. А то, понимаешь, засиделся в городском тепле...

Да ладно, чего расстраиваться, - подумал Леонид, выйдя из кабинета главного, - поеду на природу, подышу свежим воздухом хотя бы три дня. Командировка, правда, выписывалась на неделю, но за три дня вполне управляясь, да чего там управляться! Там, небось, и смотреть-то нечего. Какой-нибудь коровник захудалый...

До места назначения доехал быстро. Оказалось, что дорога в эту самую Безымянку по зимней колее была вполне сносной, так еще и повезло: как только сошел с поезда, на привокзальной площади увидел сани, запряженные неказистой лошадкой, мужичонка уже натягивал вожжи, собираясь отъехать.

- Куда едешь, дядя? - подбежал он.

- А тебе куда? - тут же откликнулся тот.

- В Безымянку.

- Повезло тебе, я как раз туда еду. А коли заплатишь немного, так еще и веселей будет ехать.

- Конечно, заплачу.

- Тогда полезай.

Лошадка с места взяла быстро, видно застоялась на морозе, да и возница понукивал ее, для острастки замахиваясь кнутом.

Пока ехали, Леонид все расспрашивал о деревеньке, пытаясь получить первичную информацию. Оказалось, что в Безымянке был когда-то большой колхоз, молочная ферма, получали большой урожай с полей, зерно свозили на элеватор, а молоко и творог возили в райцентр.

- А только теперь одна ферма и осталась, всего пятьдесят голов скота. Да и то на ней работать некому, никто в доярки идти не хочет. Молодежь, как водится, разбежалась, а те, кто остался, пьянствуют беспробудно, в работники не годятся.

- Ну а земля? Земля же сохранилась?

- Нет, не сохранилась. Сдали ее в аренду одному заезжему коммерсанту, на пятьдесят лет сдали.

- Но он чем-то на ней занимается? Ведь там тоже рабочие руки нужны.

- Ничем не занимается... Говорят, хочет там что-то строить. Завод что ли какой. А только вот уже пять лет земля пустует, людям негде работать.

Пожалуй, больше расспрашивать было не о чем, картина вырисовывалась яснее ясного, как раз то, что нужно для очерка, сплошной негатив.

После получаса быстрой езды доехали, наконец, до места.

- Где же мне остановится? - вдруг прервал молчание Леонид.

- Да в любой дом заходи, везде примут. А если еще за постой заплатишь... Наши люди рады любой копейке.

Проехали еще немного вдоль по неширокой улице и возница, натянув вожжи, остановился.

- Вот здесь просись. Дом просторный. Петровна вдвоем с дочерью живет, места всем хватит.

Леонид расплатился и, подойдя к крыльцу, постучался.

Так все и оказалось, как рассказал подвозивший его мужичок. Дом был просторный, в несколько комнат, когда Петровна поняла, что хочет приезжий, сразу же согласилась. Показала комнату, где он и расположился.

- Живете сколько хотите, - махнула она рукой Леониду.

- Да я ненадолго. Несколько дней поживу, да снова на работу.

- Ну, как хотите, дома у нас тихо. Дочь моя все больше на ферме пропадает, к пяти утра бежит на первую дойку. А между дойками здесь отдыхает... Для молодой девушки это, конечно, не работа. А только другой работы здесь нет. Все развалилось. Да она как раз сейчас должна прибежать, Катька-то. Пойду разогрею обед, заодно и вас попотчую.

Девушка появилась почти тут же. Увидев незнакомца, она удивленно вскинула брови, а когда поняла что к чему, и зачем молодой человек приехал, улыбнулась.

- А чего о нас писать, ничего интересного. Жизнь довольно скучная.

Правда, клуб сохранился, там иногда кино показывают, дискотеку устраивают. А только не интересно там...

- Это почему же? - спросил он, скорее для того, чтобы продолжить разговор.

- А чего там хорошего? Придут десять парней, да два десятка девиц, многие будут уже навеселе... А под конец, как обычно, все дракой заканчивается.

В ее словах прозвучали спокойствие и смирение, странное для молодой девушки равнодушие, будто она смирилась с тем, что век будет жить в этой вязкой, одуряющей жизни, без проблеска интереса и любопытства, без всплеска эмоций и сердечных потрясений.

Он помолчал, осмысливая ситуацию, на мгновение ему даже стало жаль ее. Вот ведь, подумал он, молодая, хорошо сложена, чистое личико, ясные глаза, да если ее приодеть, завить да накрасить, она будет не хуже тех гламурных персонажей, что ежедневно появляются на экранах телевизоров.

Да, жаль, еще раз констатировал он, хорошая девушка, могла бы блистать где-нибудь в приличном обществе, научиться чему-то, стать, наконец, секретаршей в приличном офисе, глядишь, ее жизнь изменилась бы, вышла замуж...

- А в город податься, не было мыслей? - почти автоматически спросил он, понимая, что тот же вопрос она не раз задавала себе сама, собственно, такие мысли возникают у каждой девушки из глубинки, каждая прикидывает на себя жизнь в веселой столице.

- Мысли-то были, - без раздумий отреагировала она, и он понял, что она не раз задумывалась об этом. - Да что толку в этих мыслях. На что я там буду жить? Мать моя уже не работает, я должна ее содержать... Да если бы и прикопила деньжат на первое время, а что потом? Через месяц деньги бы кончились, а где жить, где работать? Нет... ничего не получится.

- Но ведь другие приезжают без копейки и как-то устраиваются! - горячо возразил он.

- Устраиваются... - нехотя ответила Катя, - понимаю о чем вы говорите. Но на панель я не пойду.

- Почему же обязательно на панель? - обидчиво сказал он. - Есть же и другие возможности.

- Какие? - иронично улыбнулась она.

- Ну, - стушевался он, - я не знаю... Может, встретится хороший человек...

- Да бросьте вы, кто возьмет девушку из глубинки, ничего не умеющую, без образования...

Леонид не стал продолжать разговор, понимая, что она права. В его жизни все сложилась иначе: окончил институт, стал профессиональным журналистом, работает в солидной газете, подрабатывает статьями в других изданиях - на жизнь хватает. Вообще, жизнь складывается пока весьма удачно, не женат, рано еще, не нагулялся, деньги на веселую жизнь имеются, стал даже подумывать о покупке автомобиля. Чего еще надо молодому человеку в начале жизни!

- Давайте-ка лучше пообедаем, - прервала молчание Катя. - Сейчас принесу.

Оставшись один, он задумался. Вообще-то, картина понятная, во многих русских селениях развалились колхозы, работы нет, ехать куда-то не на что. Обычное дело. Об этом писано-переписано множество очерков, ничего нового. И он, конечно, справится с этим легко. Завтра же попросится на ферму, где Катя работает, поговорит с поселковым начальством, которое традиционно будет жаловаться на отсутствие денег, потом возьмет интервью у двух-трех жителей, и делу конец. Дня через три, не использовав неделю, данную ему для командировки, вернется в родную редакцию, дня за два отпишется и принесет текст главному. Все просто.

Но чем больше он раздумывал над своей будущей статьей, тем все тревожнее становилось на душе. В чем дело, он и сам пока не мог понять. Какой-то червячок беспокойства зашевелился внутри, какое-то непонятное чувство внутренней дисгармонии, несправедливости, обиды, да нет, не обиды а странной горечи появилось в душе. Пока он не знал в чем дело, разберусь потом, подумал он, когда останусь наедине с самим собой. Так с ним часто бывало. Если появлялось чувство внутренней неудовлетворенности, беспокойства, душевной неразберихи, он должен был спокойно разобраться в чем причина. А разобравшись, проанализировав эту причину, легче будет правильно реагировать на собственное состояние.

В комнату вошла Катя, принесла несколько тарелок с нехитрой снедью. Она уже переоделась в домашнее платьице и, он даже удивился, выглядела совсем по-другому. Хорошо сложена (это он отметил сразу), волосы, раньше собранные в пучок, теперь были распущены и крупными кольцами свисали на плечи. Завилась что ли? Но нет, подумалось, за такое короткое время марафет не наведешь, значит, это от природы. Но не только обтягивающее платьице и красивые волосы привлекли его внимание. В естественной домашней обстановке Катя и воспринималась как-то по-другому.

- Извините, но больше потчевать нечем. Разносолов не держим. Картошка, капуста, хлеб... Чем богаты.

Леонид почувствовал вину: как он не сообразил, приехал на постой и ничего не прикупил для хозяев, выходит, сел за стол на халяву.

- Погодите, Катя, я сейчас в магазин сбегаю... Куплю чего-нибудь. - Он торопливо встал, схватил с вешалки куртку, начал искать по карманам деньги.

- Не суетитесь, Леонид, - спокойно отреагировала она. - Магазин уже закрыт. Да там покупать особо нечего. Мы в основном там соль покупаем, масло подсолнечное, без чего не обойтись, спички... А если захочется чего-то вкусненького, то в райцентр едем или на вокзал, там буфет есть, плохонький правда... Вы, кстати, на чем со станции добрались?

- Мужик какой-то подвез на лошади. Повезло.

- А, Степан. Это он так подрабатывает. Приезжает к поезду, если есть кто до нашего села, подвозит. Он вместо такси у нас. Да вы садитесь, ешьте.

Картошку горяченькую помните да с маслицем. Вкусно.

Леонид, положив в тарелку пару дымящихся картофелин, дал себе слово, что завтра же накупит еды в магазине, а если будет возможность, съездит и в райцентр, купит какой-нибудь тортик, конфет, вина.

Первой заговорила Катя.

- А вы где работаете? В какой-нибудь газете?

Леонид назвал.

- Вот задание получил, выбрать самое захудалое хозяйство и объективно написать о трудностях.

- Что захудалое - это точно. А вот мама рассказывала, что раньше, когда был колхоз, мы на хорошем счету были. План всегда выполняли. К нам другие приезжали за опытом. А сейчас... - она безнадежно махнула рукой.

Леонид уминал дымящуюся картошку, закусывал для разнообразия хрустящей на зубах капустой, эта простая еда и вправду оказалась вкусной, может, просто оттого, что после полчаса езды на морозе хотелось согреться.

- Вы меня завтра в коровник возьмите, хочу посмотреть как да что... - попросил он.

- Да что там интересного. Пятьдесят голов, мы вдвоем с товаркой управляемся. Правда, тяжело это, дойка-то ручная, на одну по двадцать пять коров приходится. Через час руки отваливаются.

- Да... - посочувствовал он, - везде уже механические дойки стоят. Я читал.

- Только не у нас. Начальство говорит, что денег на механику нет.

- Но ведь скоро все должно измениться, - попытался обнадежить он, - государственная программа есть...

- Посмотрим...

- Так вы меня на дойку возьмите, хочу все своими глазами увидеть.

- У меня первая дойка в пять утра. Вы не проснетесь, - усмехнулась она.

- Почему же не проснусь, - почти обиделся он, угадав в ее ответе некую снисходительность. - Разбудите, я встану.

- Хорошо, разбужу. В четыре тридцать, чтобы успеть к пяти.

Его немного задела скрытая усмешка Кати. Она встает рано, и, вероятно, привыкла. Ему, конечно, трудно встать в четыре тридцать. Но у каждого свои трудности, свои условия труда. Вот, например, разве ему хотелось переться в эту несчастную Безымянку, писать о разваливающейся ферме, о трудной работе доярок... Ему гораздо интереснее было бы поехать, например, в Сочи и писать об олимпиаде... Там сейчас десять градусов тепла.

- Да вы не обижайтесь, Леонид, - заметила она нахмуренность журналиста, - я-то привыкла, а вам, городскому, действительно непривычно, я ж понимаю. Вот если бы я жила в городе, ни за что бы не встала к пяти. Точно. У вас ведь рабочий день, наверное, в девять начинается, а то и в десять. Я тоже люблю поспать.

Чем больше Леонид смотрел на Катю, тем больше проникался симпатией к ней. Сейчас щеки ее зарумянились, кожа на лице была по девичьи нежной и чистой. Сколько же ей, хотелось спросить, но не осмелился, еще не так хорошо знакомы, чтобы задавать подобные вопросы, но, во всяком случае, прикинул он, не больше двадцати двух. Она, пожалуй, не была яркой красавицей, не бросается в глаза с первого раза, но подкупала искренность, естественность. Он невольно подумал о своих теперешних знакомых, о своей подружке, понимая, ставить их рядом и сравнивать по внешности нельзя, те умели подать себя, носили яркую одежду, умели краситься и наводить марафет, когда нужно, выглядели весьма эффектно. И вдруг его что-то кольнуло, вот причина его недавней озабоченности, душевного дискомфорта, непонятной для него самого обиды: ему показалось несправедливым, что Катя не имеет возможности в этой глуши достойно жить, не пользуется всеми благами цивилизации. А ведь она молода, ей хочется пожить в большом городе, может даже, поездить по миру. Сам он, например, несмотря на свои двадцать пять, уже побывал в нескольких странах, полюбовался тамошними красотами, а Кате, вероятно так и не придется нигде побывать. Какие уж там поездки, ей нужно каждый день вставать к пяти да бежать на ферму. Да и есть ли на кого оставить своих коров, если уедет? - ведь сама говорила, что работать здесь некому.

- А знаете что, - вдруг неожиданно сказала она, когда закончили трапезу, - сегодня можно сходить в клуб, там привезли какой-то зарубежный фильм, правда, не помню названия...

- А что, в кино так в кино. Все равно делать вечером нечего.

Как только Катя вернулась с дневной дойки, поспешила переодеться, и они боясь опоздать на единственный сеанс, вышли. А едва купили билеты и уселись на свои места, в зале погас свет, фильм начался. Но перед началом самого фильма, как и положено, демонстрировали киножурнал. Это был сюжет из Рио-де-Жанейро, показали красочный карнавал. Пиршество красок, чарующие звуки ритмических танцев, полуобнаженные смуглые красотки, много цветов и праздничных украшений, везде улыбки, на лицах счастливая радость и смех.

Господи, какое счастье, подумал он, что люди живут в стране вечного лета, умеют радоваться жизни, веселиться, без устали танцевать на улицах. Кажется, что энергия красочного карнавала вселяется и в зрителей, на лицах возникали непроизвольные улыбки, светились счастьем глаза, душа добрела и оттаивала. Леонид, искоса посмотрел на Катю и увидел, что и у нее на губах сияла улыбка, а глаза предательски повлажнели. Он не сдержался и дотронулся до ее руки, как бы выражая понимание ее настроению. Да, карнавал это прекрасно, говорят, что он длится всю неделю, а готовятся к нему целый год, изготавливая костюмы, украшая машины, на каждой из которых был свой сюжет, свои танцовщицы, непохожие на других костюмы.

Потом подошла очередь фильма. К удивлению Леонида показали старую-престарую ленту - “Ночи Кабирии”, снятую Феллини, вероятно, полвека назад. Каким ветром ее занесло сюда, на что рассчитывали демонстраторы фильма - одному Богу известно, но, скорее всего, других картин под рукой просто не было, а выполнять план по прокату приходилось. Леонид видел этот фильм, даже не один раз, а Катя смотрела первые. Тем интереснее было исподволь наблюдать за ней, какой тревогой опечалились ее глаза, когда героиня была обманута, и каким сочувствием светились, когда в финале сначала робко, сквозь слезы, потом с надеждой улыбнулась Кабирия. Поистине волшебный фильм. Леонид и сам, давно уже зная сюжет, в который раз с сопереживанием следил за игрой героини и радовался ее улыбке, озарившей лицо в надежды на счастье.

После фильма люди расходились умиротворенные, со счастливыми улыбками на лицах.

Когда вошли в дом, Катя сказала:

- Чай будете пить?

- Конечно.

- Правда, ничего особого к чаю нет... Ватрушки мама напекла с творогом.

- Завтра будет, - уверенно ответил он.

За чаем Леонид неотрывно смотрел на нее и удивлялся каким новым и озаренным было ее лицо, в глазах светилась тихая умиротворенная грусть. То ли так подействовал на нее сюжет из киножурнала о карнавале в Рио, где царит вечный праздник, то ли сам фильм, который и на него впервые произвел неизгладимое впечатление, но он все больше и больше удивлялся искренности и естественности ее переживаний. Он вдруг вспомнил как одна из его подружек, впервые увидев фильм, сказала, скривив губы: ну и что такого, ночную бабочку обманул ухажер, подумаешь, у нас это сплошь и рядом случается. Каждый второй кидает на бабки. На что он про себя подумал: уж не тебя ли кинули на эти самые бабки?

После короткого вечернего чаепития Катя принесла ему чистое белье.

Когда постелил белье и потушил свет, почему-то долго не мог заснуть. Все вспоминал перипетии сегодняшнего дня, дальнюю дорогу, знакомство с Катей и недавний киносеанс. Наконец, уже почти засыпая, увидел как в соседней комнате, отгороженной от него легкой прозрачной тканью, на мгновенье мелькнул силуэт Кати в ночной рубашке и в ее комнате тут же погас свет.

После этого Леонид не сразу уснул. Мелькнула сумасшедшая мысль: а что если сейчас, откинув прозрачный полог, тихо войти к ней в комнату?..

У себя в городе, если бы оказался в такой ситуации, когда в комнате рядом лежит симпатичная почти голая девица, он ни минуты не сомневался бы, вошел. Но по отношению к Кате он, почему-то, этого совершить не мог.

Что-то в нем противилось этому, как будто бы совершит что-то недопустимое, безнравственное. Ему дали кров, приютили, накормили, а он по-наглому тут же полезет к хозяйке в постель. Нет, даже притом, что в нем уже жил червь некоторого цинизма в отношении женщин, он не мог себе позволить домогаться Кати.

Утром, когда он спал беспробудным сном, вдруг кто-то дотронулся до его плеча.

- Леонид, вставайте!

Он с трудом разлепил глаза, еще не понимая, где он и что с ним происходит.

- Леонид, вы просили разбудить вас в четыре тридцать.

Наконец реальность начала возвращаться к нему, он уже несколько осознанно посмотрел на Катю, тормошившую его.

- А? Что?..

- Четыре тридцать, как договорились. - Она иронически усмехнулась. - Но если вам не хочется... Тогда в следующий раз.

- Нет... нет, пойду, - окончательно вышел он из состояния сна, поскольку усмешка девушки несколько задела его. - Я сейчас. Через минуту буду готов.

В коровнике уже работала напарница Кати. Увидев ее вдвоем с молодым человеком в такую рань, она от неожиданности округлила глаза: “Кто это?”

- Журналист из газеты. Хочет о нас написать, - с легкой скептической улыбкой ответила Катя. - О нашем героическом труде.

Напарница, полная женщина лет тридцати, довольно хихикнула.

- А что, дело. Прославимся на весь свет.

В коровнике стоял жуткий запах коровьих экскрементов, так что Леонид старался сдержать дыхание, чтобы не вдыхать полной грудью коровий смрад. Кажется, это заметила напарница Кати.

- У нас тут, конечно, не курорт, а только городские молочко наше с удовольствием употребляют.

- Да ладно тебе, Настюх, - заступилась за Леонида Катя, - конечно, ему непривычно, да и мне первый раз дышать не хотелось. Сейчас привыкла.

- А то, может, захочет работать у нас, - хохотнула напарница, - милости просим, у нас как раз скотников не хватает.

- Отвяжись. Он статью о нашем хозяйстве написать хочет.

- Да вы занимайтесь своим делом, - отвлекая от своей персоны внимание, произнес Леонид, - а я похожу, посмотрю...

- А если будет охота, сенца нашим подопечным подбрось, а то Петька сегодня не выйдет, со вчерашнего загулял...

- Можно, - неуверенно ответил журналист, - где оно у вас?

- Кать, покажи! - крикнула напарница Кате, когда та вышла из закутка, уже переодевшись в рабочую одежду.

Леонид отметил про себя, что даже в телогрейке и с повязанным на голове платком Катя выглядит весьма привлекательно, рабочая одежда нисколько ее не портит.

Целый час Леонид в охотку развозил на тачке сено и вываливал его перед коровьими стойлами. Коровы тянули в его стороны головы, призывно мычали, высовывали длинный язык, стараясь ухватить побольше корма.

Наконец он уморился.

- Ладно, Леонид, - остановила его Катя. - На первый раз первый хватит. Вы нам здорово помогли.

Выйдя из коровника, Леонид полной грудью вдохнул чистый морозный воздух, надо было прочистить легкие. Дышал глубоко, с задержкой, чувствуя, что живительный кислород наполняет легкие. Хорошо!

Но теперь предстояло еще одно дело - надо было съездить в ближайший магазин и, наконец, благодарно угостить хозяев как следует. Только как доехать? Транспорта до станции никакого нет, добираться своим ходом, как он прикинул, - минут сорок. Не зная как поступить, побрел вдоль еще не проснувшейся улицы и неожиданно в одном из дворов увидел знакомого возницу, который подвозил его вчера со станции.

- Здравствуйте, - обратился он к мужику, который запрягал лошадь в сани.

- Здоров! - откликнулся тот и пристально посмотрел на незнакомца, наконец, узнал. - А, это ты, журналист. Чего не спится?

- За продуктами надо съездить, хозяев угостить.

- И то дело. Выставить бутылочку за знакомство - так положено.

- Подвезете? Заплачу.

- А чего не подвезти, подвезу. Я, правда, опять на станцию собрался, а только все равно куда ехать. Садись.

В деревню Леонид возвратился с полными сумками. Накупил всего - хорошую бутылку коньяка, салями, сыра с плесенью, икры, семги... Хотелось показать Кате, как он привык угощать в своем доме, если гости были желанными.

Потом, пока не пришла Катя, сходил в поселковую контору и, поговорив с председателем, записал все, что надо в свой блокнот. Собственно, цель командировки была достигнута, больше ничего не требовалось. Теперь только засесть за компьютер и за два дня написать очерк. Но он еще решил походить по окрестностям, побродить по зимним дорогам, посмотреть на деревню издалека, чтобы внести в очерк некоторую дозу сентиментальности, ностальгии по старым временам, когда, говорят, жилось крестьянам привольно и сытно. Так сильнее будет контраст прежнего и нынешнего состояния. Редактор любил, чтобы в очерке были не только сухие цифры и практические выводы, но чтобы присутствовала некоторая лирика, которая оживляла бы очерк, чтобы получалась этакая картинка с выставки, где были бы описания природы, колорит местности. Тогда, учил он подчиненных, очерк будет казаться живым, естественным, интересным для читателя.

Вечером, расставив угощение на столе, пригласил Катю.

Войдя в его комнату и увидев выставленные яства, она удивленно подняла брови.

- Зачем это?

- Так положено. Прописываюсь, - с улыбкой ответил он. - Прошу садиться.

Сели.

- Надо вашу маму позвать, - спохватился он.

- Она приболела. Не встает.

- Ну что ж, тогда начнем карнавал в Рио, - попробовал пошутить он, и, откупорив бутылку, налил в стаканы коньяк.

После выпитого щеки Кати немного зарумянились, а Леониду стало как-то легко на душе, он расслабился, к нему вернулось его обычное состояние ироничности.

- Здорово я сегодня у вас поработал, - хохотнул он, - никогда бы в жизни не подумал, что придется выполнять обязанности скотника.

- А что, у вас хорошо получилось. Старались.

- Послушайте, Катя, - поморщился он, - давайте будем на ты. Между прочим, мне всего двадцать пять.

- Согласна, Леонид. Вообще мне нравится, что вы такой простой, хоть и городская штучка.

- Да какая я штучка! Я, если хотите, литературный пролетарий. Получаю только за свои статьи. Поэтому работать приходится много, в нескольких газетах успеваю печататься.

- А о нас когда заметка появится? Интересно прочитать.

- Думаю, через недельку. Да я вам ее пришлю.

Выпили еще по одной. Катя не кокетничала, пила наравне с Леонидом.

Постепенно разговорились. Он спросил: неужели ей не хочется вырваться из своей Безымянки, устроить себе другую жизнь.

- Я иногда сама думаю об этом... Но ситуация безвыходная. Если честно сказать, я даже в Москве никогда не была. А так хочется поездить везде, посмотреть мир.

- А что мешает? - благодушно спросил он, не подумав.

- Да что говорить... разве не понимаешь.

- Извини, - нахмурился он, - само собой вырвалось.

Ему вдруг стало безумно жаль Катю. Неужели ей действительно так и не придется посмотреть на чудеса света?

- Послушай, - вдруг завелся он, - а хочешь, поедем вместе куда-нибудь?

- Да что ты говоришь! У меня даже загранпаспорта нет.

- Это ерунда. За месяц оформишь. Я тебе расскажу как это делается.

- Мечты, мечты, где ваша сладость, - горько ответила она.

- Да почему мечты! - находясь в благодушном настроении от выпитого загорелся он. - Вот, например, поехать бы в Рио-де-Жанейро, на карнавал. А!

Сказка! Я и сам когда-то думал об этом...

- На какие шишы? - саркастически спросила Катя.

- Я все беру на себя, - кипятился он. - Приглашаю.

Ему вдруг почудилось, что это действительно реально. Правда, последнее время он копил на машину, но машина, в конце концов, подождет пару лет.

- А кто за коровами будет ухаживать? - опустила она его с небес на землю.

- Ну вот, - обиженно откликнулся он, - причем тут коровы...

Она горько усмехнулась.

- Ладно, Леня, не сердись, понимаю, что разрушила твои фантазии.

- Почему фантазии! Почему фантазии! - кипятился он, уловив иронию в его голосе. - Я отвечаю за свои слова!

Она легко дотронулась до его руки, как бы извиняясь, что обидела парня, стало жалко его, может он от чистой души предложил, а она сразу “коровы”...

Ее прикосновение несколько сняло обиду, он взял ее руку и поцеловал. Она не отняла руку, и, словно заглаживая свою вину, погладила его по щеке.

Моментально возникшая страсть, подогретая вином, всколыхнулась в нем, обожгла тело, заставила содрогнуться все его существо, поэтому уже в следующую секунду он обнял ее и впился губами в ее губы. Она, сама загоревшись, ответила страстным поцелуем. Затем она потянула его в свою комнату...

Ее внезапно вспыхнувшая ответная страсть поразила и обрадовала Леонида, бешено заколотилось сердце, но, впрочем, сейчас он трезво соображать не мог, им овладело нетерпение... В свои двадцать пять он уже имел опыт близости с женщинами, их приходилось долго уговаривать, соблазнять, но здесь ответное чувство было настолько искренним и неподдельным, что это сразу покорило его. Вероятно, Катя не часто позволяла себе безоглядно отдаваться страсти, не позволяла близости лишь бы с кем, а сейчас страсть в ней моментально проснулась, словно загорелось от искры пламя, она отдалась ему решительно и не стесняясь, видно душа давно была готова к проявлению нежности и самоотдачи.

...Хотя все сведения для будущего очерка он уже получил, что нужно узнал, решил все-таки остаться здесь еще на пару дней, используя весь срок отпущенной ему командировки. Подумал, чтобы не терять даром времени начну писать и в редакцию приеду с готовым очерком. Когда Катя уходила на работу, он садился за стол и открывал блокнот. Но дело не шло. Через каждые несколько фраз он останавливался, отвлекался, не сумев сосредоточиться на материале статьи. Все время думал о Кате. Думал о том, как на удивление искренне и сразу отдалась она ему, как естественно и без всяких уговоров они сблизились, словно что-то неведомое, не подвластное им самим толкнуло их в объятия друг к другу. Этому не было объяснения. В этом ему чудилась какая-то магия власти юных тел, желаний, притяжения душ. Нет, не мог он писать, душа была занята другим. А когда она возвращалась с фермы, их снова как магнитом тянуло друг к другу, и это было естественно, они не испытывали ни капли стыда или укоров совести за откровения плоти, в этом не было насилия, ни принуждения, они отдавались желаниям всецело и до конца.

Сколько бы не тянул с отъездом Леонид, а надо было расставаться. Что он скажет ей в последний день? Как посмотрит ей в глаза? Не хотелось бы, чтобы вышло так, что “поматросил и бросил”. Все его существо противилось этому.

Он заваливался на свою кровать и размышлял. Вообще-то в двадцать пять пора бы подумать о семье, о детях. Эти мысли и раньше приходили ему в голову. Но подходящей кандидатуры как-то не находилось. А тут... сама идея начала обретать конкретные очертания. Сначала мысль о женитьбе на Кате казалась ему абсурдной. Но постепенно, размышляя, он подумал: а почему бы нет? У них самый возраст для женитьбы. Они потянулись друг к другу молниеносно, сразу же, без уговоров и притирания характеров, словно почувствовали душой друг друга. Она симпатичная, хорошо сложена, а в городских условиях, последив за собой, да приодевшись может стать настоящей красавицей. Квартира у него хоть и однокомнатная, но все же своя, от родителей переехал два года назад, во всяком случае, молодой паре вполне хватит на первое время. Поразмышляв над этими вариантом, он поначалу не принял никакого решения. Как-то все странно, стремительно, непредсказуемо.

И вообще, может, Кате его предложение покажется дикостью, неосуществимой мечтой, как поездка в Рио, о которой он заикнулся в первый же день.

И на следующий день он непрестанно думал об этом, так не написав ни строчки для будущей статьи. А ночи по-прежнему были жаркими, жадно страстными, казалось, они старались успеть насладиться друг другом, отдать всю страсть и нежность.

И он решился. Не найти ему лучшей пары, да и искать нечего. Искренность и страсть, непреодолимая тяга сердец говорили сами за себя.

Наконец, наступил день отъезда, и надо было объясниться. Встал пораньше, как раз к тому времени, когда она собиралась на ферму. Почти не спал всю ночь, в голове гудело, бешено стучало в висках в ожидании решительного разговора.

Пока она одевалась в своей комнате, ходила из угла в угол, доставая одежду, он выжидал, слыша каждое ее движение, сторожа каждый шаг. Наконец, когда она уже собиралась выходить из дома, подошел к ней.

- Ты чего? - недоуменно спросила она.

- Я тебя провожу.

- Спал бы лучше, чего в такую рань вставать.

Но он упрямо повторил:

- Провожу.

Она удивленно подняла плечи, наморщила лоб.

- Тогда пошли.

На улице было еще совсем темно и ему легче было начать разговор.

Пройдя несколько шагов, он, наконец, начал говорить. Волновался, не находил слов, удивляясь своему косноязычию и нерешительности, волнуясь, как будто решалась судьба. Она выслушала его молча, внимательно, не перебив ни разу. Потом еще некоторое время молчала, серьезно обдумывая его предложение. Вдруг посреди дороги остановилась и посмотрела прямо ему в глаза.

- Как ты себе это представляешь, Леня? Уехать, бросить все...

Он снова начал говорить, но уже горячо и без остановки, не подбирая слов, говорил о том, как она стала дорога ему, что не видит лучшей пары, что в городе у него есть все условия для совместной жизни, что он хочет официально расписаться и жить с ней долго, многие годы.

Они все стояли посреди улицы, но вдруг она подошла к нему вплотную и поцеловала.

- Нет, дорогой, карнавал закончился.

Он остолбенело стоял, не предвидя такого решения, не мог вымолвить ни слова, а она, махнув на про щанье рукой, торопливо пошла вдоль по дороге, постепенно скрываясь во тьме непроглядной ночи.

Ну а потом, почти не разбирая дороги возвратился домой, собрал свои манатки и, не простившись с матерью Кати, вышел из дома. У ворот его уже ждал все тот же Степан, с которым он договорился о дороге еще с вечера.

Всю дорогу он был мрачен, потерян, мысли путались, и возница, видя состояние журналиста, тоже не стал надоедать. Доехали молча.

Еще через пару дней Леонид сдал материал главному. Тот, прочитав, похвалил, сказал, что напечатают его отчет в ближайших номерах. Но Леонид все не уходил.

- Что-то еще? - удивился хмурому виду журналиста главный. - Мы же договорились, время отпуска выберешь сам.

- Я не о том... - не поднимая глаз, откликнулся тот.

- Что еще? - не понял главный, сосредоточенно сдвинув брови.

- Видите ли, мне нужно...

- Ну что ты мямлишь, Леонид, говори, у меня нет свободного времени, - теряя терпение поторопил его шеф.

- Мне нужна командировка в Безымянку, - наконец решительно произнес журналист.

Главный наморщил лоб.

- Как в Безымянку! Ты же только что оттуда.

- Мне нужно, - упрямо настаивал на своем Леонид.

Тот пристально посмотрел на подчиненного.

- Что-нибудь случилось?

- Нет. Просто мне нужно.

- А если ничего не случилось, тогда зачем тебе эта Безямянка? Нет, дорогой, так расходовать бюджетные средства я просто не имею право. Любая банковская проверка сразу обнаружит неоправданную растрату средств. Две командировки подряд в одно место! Нет, исключено.

Но Леонид все не уходил, упрямо уставившись в пол. После некоторой паузы твердо заявил:

- Тогда мне нужна поездка за свой счет. Дайте мне три дня отпуска.

Главный долго пыхтел, недовольно морщил лоб, удивляясь непонятной настойчивости журналиста, а потом сердито пробормотал.

- Ладно, бери за свой счет. - И, нервно побарабанив пальцами по столу, недоуменно добавил: - Только я ничего не понимаю...

Уже на следующее утро Леонид сел в поезд. На привокзальном пятачке стоял с запряженной лошадью все тот же Степан. Увидев приближающегося журналиста, он разинул рот.

- Ну и ну! - только и сумел сказать он. - Зачастил к нам. Али дело какое есть?

- Есть, дорогой, есть. Очень важное дело, - и широко улыбнулся.

- Ну, тогда поехали, - подобрал тот вожжи и весело взмахнул кнутом. - А ну, залетная, понеслись! Вмиг домчим!

К дому Кати подъехали, когда уже совсем рассвело.

"НАША УЛИЦА" № 101 (4) апрель 2008