Людмила Чутко
ИЗБРАННОЕ
стихи и проза
ЧАСТУШКИ
Хошь пляши, а хочешь - пой.
Мой миленок - голубой.
Ты пошто гуляешь в сквере
С задней мыслею о хере?
Ах, еврей ты мой, еврей!
Что ж ты замер у дверей?
Погляди - ведь сиськи стынут.
Тут у нас холодный климат.
С милым вышла я на связь.
Завелась, ох, завелась!
Все рифмую free and easy.
Что получится в It is'e?
Что вы спорите напрасно -
Жить с евреем или без?
Жизнь с евреем безопасна -
Под рукой всегда обрез.
МУЖСКИЕ, АКТЕРСКИЕ,
ПОЮТСЯ АКТРИСАМ НА 8 МАРТА
Тюх-тюх, тюх-тюх!
Разгорелся наш утюг.
Были, братцы, утюгами -
Ими и останемся.
Стали глаже наши дамы -
Вот как мы стараемся!
Все, бывало, не согреюсь,
По простынке лазая.
Ты поддай угля скорее,
Моя черноглазая!
На заветной на дорожке
Завились былиночки.
Глажу ручки, глажу ножки,
Глажу и по спиночке.
Ты не жди, моя Даная,
Из окошка лучика.
Я сегодня в дверь вплываю
При посредстве ключика.
Наше чистое искусство
Било б как из скважины,
Если б вы, родные наши,
Были все отглажены.
Были б кассы, были б залы
Зрителем запружены,
Если б вы, касатки наши,
Были отутюжены!
АКТЕРСКАЯ
Что-то, что-то, что-то, что-то
Очень хочется работы.
Но пока дымим мы группой
В театре сильно пахнет труппой.
ПАРАФРАЗ
Как много девушек хороших!
Как много им имен дано.
Но лишь одно теперь тревожит,
Что не тревожит не одно
Давным-давно...
ЦИТРИКИ ДЛЯ ПАШИ ЦИТРИНЕЛЯ,
ранее - актера Театра Армии,
ныне - актера театра Габима
1.
В пустыне жаркой я влачился.
Вдруг серафим ко мне явился.
Знакомством с Пушкиным отмечен,
Был шестикрыл, шестиконечен.
И он к устам моим приник -
И вырвал русский мой язык.
2.
Я долго думал на иврите,
Затем на русский перетер
Простую фразу - не звените!
Актер и за морем - актер.
3.
Жидов по матери считают...
4.
За пятый пункт в анкетной драме,
За голову и умный вид,
За то, что не антисемит,
Еврей! Скажи спасибо маме!
5.
Полны великоросской гордости
Мы здесь стоим, у стен Кремля.
Не обрастет чертой оседлости
Обетованная земля.
6.
Как хорошо, что мы смеемся.
Нам слезы лить не по годам.
Когда еще мы соберемся
Все здесь. Или - быть может - там?
7.
С гражданством решена задача.
Жаль, не Иисус я, не Мессия.
Но помещу я в Стену Плача
Мольбу о счастье для России.
1996
КАК ПЕНСИОНЕР - ПЕНСИОНЕРУ.
РАССКАЗЫ С ЛАВОЧКИ.
ВЕРКИНО СЧАСТЬЕ
И тебя, Маш, с Новым годом! И тебе здоровья! И тебе того же. Спасибо, Маш! Дай бог нам счастья!
Слушай, а тебе Верка не рассказывала, что вчера было? Точно? И ты не знаешь, Маш, что вчера 48-ую заселяли? Да ты что? И мы с Веркой не знали! Уходили вчера в магазин -машины не было, а пришли - на тебе! Стоит! Необходимо им, видите ли, прям под Новый год переселяться, времени у них, понимаешь, другого не будет! Ну мы ее, машину, понятно, обошли, Верка своей палкой пошаркала - и к лифту. Потом к грузовому. Куда там! Забиты лифты коробками всякими. Глядим - и шкаф потащили! Ничего себе шкаф, полированный, с дверками. А нам, Маш, как ни крути - на шестой подниматься. Ждем, говорю, Верка, ноги у нас не казенные. Грузчики мимо нас - туда-сюда, туда-сюда, мужики здоровые, пот градом, штаны с животов скатываются. Мы в стенку вжались. Стоим. И тут вылезает один из-под шкафа - и к нам. "Хорош шкафчик?" - спрашивает. Ну Верка, понятно, и выскочила - "Я б от такого не отказалась!". Он как на нее надвинется - "Номер квартиры, бабка! Сейчас отвезем! Будет тебе к Новому году подарок!" И что ты думаешь? Если б я на нее не шикнула - назвала бы! Точно! А потом поминай как ее звали, Верку эту. Но это еще, Маш, не главное! Главное - стоит перед нами битюг здоровенный, штаны подтягивает. "На какой, - говорит, -этаж едем?" Я, понятное дело, вру - на седьмой. И тут как сгреб он меня в охапку и - хлобысть! - в лифт на ящики. Верка заверещала, а он и ее! "Двери закрываются" - говорит. Я кричу: "Мы ж до кнопок не достаем!" А ирод этот смеется: "Палкой достанете!" Ты чего, Маш? Не веришь? Думаешь, вру я? Что? Ну тогда сиди и молчи! Не буду тебе ничего рассказывать! И не проси! Все, Маш! Конец рассказу!
(Продолжение через пять минут)
Верка, что ли плетется? А мне не веришь, Маш, - вон у Верки спроси! Нет, ты спроси! Верка! Поди сюда! Скажи Машке, вчера 48-ую заселяли? Шкаф в лифт грузили? Вот так-то! Поняла, Маш? Ах, тебе до шкафа дела нет? А как мы с Веркой, на ящиках сидя, до шестого доехали и слезть не можем - на это тебе наплевать? Верка чуть все яйца почти по восемь тыщь не передавила, пока до первой кнопки палкой достала! Ты сядь. Вер! Палку-то поставь и расскажи ей, как мы с тобой вниз вернулись - а там никого! Опять с ящиков слезть не можем! Сидим, думаем - а вдруг он нас наверху встречать собрался? Чего делать? Поехали наверх. Двери открылись - опять никого. И вдруг - голос на весь подъезд: "Бабки? Так-растак' Сидеть! Не двигаться!" Верка даже пагку свою выронила. А бугай этот прибежал, язык на плече. Уж как он нас мотал, как чехвостил! Погоняли мы его взад-вперед - до шестого и обратно. Ему б за молодыми так, как он за нами бегал! Неудобно, все-таки, получается. Человек ради нас, можно сказать, любимую работу бросил. Ну я и сообразила. В квартиру его завели, рюмочку налили - выпил, соколик, за наше здоровье, мы - за его. Елочку зажгли. Эх, если б не лезть ему под шкаф этот полированный, так бы и остался с нами Новый год встречать. Да только не судьба. Ушел он, а мы с Веркой вспомним, как на ящиках сидели - на одном "хрусталь" написано, на другом - "посуда" - хохочем-заливаемся! Президент выступает - а мы слезы от смеха вытираем! Часы бить начали - до двенадцати досчитать не можем, сбиваемся! Нет, давно мы с Веркой так Новый год не встречали! И скажу тебе, Маш, по секрету - такое сразу счастье Верке привалило! Ну какое у Верки может быть счастье? А, Вер? Ну ты чего? Да скажу я Машке! Ей, может, тоже за тебя порадоваться охота. Слышь, Маш! Сын ей позвонил! Говорит, поздравляю тебя, мамка, с Новым Годом...
РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА
Ой, Маш, как же я устала от Верки! Я целый день, как заведенная: то к внукам, то мне их подбросят, обед, то да се, а она сидит себе цветочки рисует! А то выйдет на кухню и начнет мне талдычить, что ни дня еще для себя не прожила! Тьфу! И еще, Маш, гляди, чего удумала: и так за электричество вполовину платит, как вдова участника, так нет! Услышит, что у меня телевизор включен и - пожалте! - можно, говорит, у тебя посмотреть, а то у меня мутно? Ну что я? А что я? Не гнать же! Сиди, говорю, смотри.
Вот сегодня, нет, ты послушай, сегодня только я к выключателю, а она уж явилась. Не запылилась. В кресле расселась. И сидела бы тихо! Да где там! У себя намолчится - ко мне общаться идет. Не могу, говорит, в последнее время телевизор смотреть. Я ее спрашиваю - почему же это? Я, вроде, за тобой не замечала. Не могу, говорит, из-за рекламных пауз. Сплошные, понимаешь, рекламные паузы! Я ей и отвечаю, мол, не нравятся паузы - ты глаза закрой и думай о чем-нибудь своем. Ну правильно ведь, Маш? А что еще скажешь? Так она прям взвилась вся! Что это мне, мол, с закрытыми глазами время терять? У меня что - дел дома мало? И пошло-поехало. Вот всегда ты - это я, мол, - меня в безделии упрекаешь! А я за свою жизнь... Ну, понятно, в сотый раз мне всю свою биографию выложила. А что я? Сижу, молчу. А она побагровела вся, кидается на меня, кричит... Дверью - хлоп! - и ушла.
А чего мне, Маш, радоваться? Мы уж двадцать лет с ней на этой площади квартируем. У нее, вон, пятеро внуков, а носа не кажут. Сын зайдет - непременно рассорятся. Уж такой у нее характер - одна рекламная пауза, А я что? Я глаза закрою, хлеба ей куплю, лекарств каких... Коридор лишний раз вымою, чтоб воздух свежий... Ну ты тоже, Маш, скажешь! А чего же мне в грязи валандаться - я, чай, для себя живу!
ТАБЛИЦА УМНОЖЕНИЯ
А я, Нюсь, своему оболтусу сразу сказала: хочешь в артисты - учи таблицу умножения! Уж кто-кто, а я эту жизнь актерскую знаю! Чего смотришь? Десять лет, чай, билетершей проработала.
Вот, помню, бежит как-то мимо меня артист наш. Молодой такой, веселый. И на ходу спрашивает: "Теть Маш! Семью восемь?" А я ему сразу: "Да пятьдесят шесть сроду было" Он так и встал. "Вы, - говорит, - первая, кто мне в этом театре правильно ответил! Я давно, - говорит, - на вас смотрю с восхищением, а теперь просто на колени перед вами встану!" И встал. Руку целует. Ну чего ты так глядишь? Руку мне, что ли, поцеловать нельзя? Вот то-то! И обещает он мне сюрприз во втором акте. Мол, подарок.
Спектакль, как сейчас помню, "Кортик" назывался. Молоденький этот Мишку Коровина, беспризорника, играл. Вхожу я, значит, на втором акте в зал, дети, как положено, шелестят, а на сцене комиссар Полевой с этим самым Коровиным встречается, про свои заботы по подъему затонувших кораблей рассказывает. И вдруг слышу, Коровин мой комиссара спрашивает: "А на вашем ответственном посту математику знать нужно?" Полевой насторожился маленько - отсебятину, мол, товарищ понес - но логично так, с достоинством отвечает: "Просто необходимо!". А беспризорник наступает, мол, вы-то знаете? У Полевого, гляжу, мысли враскоряку - чего дальше ждать? Но от роли отступать некуда. "Знаю," - говорит. И тут как жахнет Коровин-то свое семью восемь!
У меня, поверишь ты, сердце в пятки ушло. Пауза повисла. Гляжу - те артисты, что на сцене вкруг их стояли, к кулисам отползать начали. Полевой покраснел весь, возмутился. "А ты-то знаешь?" - кричит. А Коровин смело так отвечает: "Я-то знаю, ты скажи!"
Дети даже шуршать перестали. Ждут. Актеры на сцене легли, видимо, лежа считать им легче, а я сижу, молюсь про себя - миленькие! Считайте скорее! Сдерживаюсь, чтоб через зал не крикнуть свое пятьдесят шесть! Гляжу - нет! Еще один математик нашелся, слава тебе, господи! Ползет от кулисы с письменным донесением, где ответ написан, торопится спасти честь Черноморского флота!
Меня потом женщины наши полдня валерианкой отпаивали. А внуку своему я сразу сказала: что-что, а таблица умножения для артиста - первое дело!
"НАША УЛИЦА" №11-2000