Сергей Кочергин

ПЕРЕЖИТЬ ГУЛЛИВЕРА

сценарий художественного фильма

Знойный августовский день. Посреди дороги идет мужчина лет 40. Он в белой рубашке с коротким рукавом, в руках у него черный дипломат. Он выходит через распахнутые настежь огромные железные ворота. Налево и направо высокий каменный забор. На асфальте редкие желтые листочки. Навстречу ему едет поливальная машина. Он останавливается и бездумно смотрит на лобовое стекло. Раздаются почти требовательные сигналы. Машина тормозит метрах в трех-четырех от него.

Шофер: Эй, ты, с чемоданом, жить надоело? Отвали в сторону!

Федор покорно кивает головой, еще ближе подходит к машине, ставит на асфальт дипломат, жестом просит немного подождать, умывается под ослабшим напором воды. Открывает дипломат, достает бутылку коньяка. Шофер удивленно смотрит на него.

Федор: Возьми (отдает ее шоферу).

Шофер: (Берет бутылку.) Ты что, приплыл?

Федор: Кажется, да.

Шофер: Тебе бы самому сейчас... (возвращает бутылку).

Федор: (Жестом останавливает его.) У меня еще есть.

Шофер: Ну, я поехал?

Федор: Будь здоров.

Шофер: Ты тоже. (Хлопает дверцей кабины. Опускает стекло.) Тебя как звать?

Федор: Федор.

Шофер: (Улыбается.) У меня кот - тоже Федор.

Федор: Вот видишь, жизнь продолжается. Ну, пока.

Машина медленно отъезжает. Федор уходит с дороги на тротуар (ему почти все равно куда идти).

Поливальная машина движется к раскрытым настежь огромным железным воротам. (Надпись над воротами "Онкологический центр".)

Федор бредет вдоль шумной улицы. Садится на первый попавшийся трамвай.

Идет по аллее какого-то парка.

Берег водоема. Импровизированная площадка. Детская песочница с "грибком". У Федора на коленях дипломат. Он пьет из горлышка коньяк. При этом взгляд Федора устремлен в небо. Достает из дипломата рентгеновские снимки, смотрит через них на облака.

В это время метрах в семи-восьми от него останавливается дорогая машина. За рулем молодая красивая женщина лет 30.

Заметив, что на него смотрят, Федор убирает снимки в дипломат.

Наступает некая неловкая пауза. Их взгляды несколько раз встречаются, после чего Федор почти демонстративно делает несколько глотков из бутылки.

В конце концов, женщина выходит из машины. В руках у нее букет цветов. Она направляется к Федору и останавливается, не дойдя метров двух.

Федор не понимает в чем дело.

Федор: Вы хотите выпить за мое здоровье?

Катрин: (говорит с акцентом) Вам больше негде пить?

Федор молчит.

Вы знали Андрея?

Федор: (Демонстративно делает три глотка.) Ты кто - Интерпол? Какого Андрея?

Катрин: Значит, вы его не знали, значит, вы пьете просто так.

Федор: Ну, не совсем просто так. У меня есть причина. (Он пытается встать - в это время с его колен падает дипломат - рентгеновские снимки, какие-то бумажки, пара новых носков, маленькое полотенце, зубная щетка оказываются на земле. Федор жестом извиняется и начинает собирать вещи. А рентгеновский снимок поднимает вверх.) Вот, видишь - клякса.

Катрин: Вижу. Клякса?

Федор: Клякса - маленький осьминог, видишь.

Катрин: Да.

Федор: Ничего не болит. Могу взять вас на руки и пройти двадцать километров. А жить осталось - два месяца - абсурд.

Катрин: Со мной? Двадцать километров?

Федор: Это я так, к примеру.

Катрин: (С сожалением.) А-а... А я сначала думала, что вы киллер.

Федор: Извините - не понял.

Катрин: На этом самом месте ровно год назад убили моего мужа. Они каждую субботу играли здесь в футбол... Я, когда вас увидела на этом месте с бутылкой в руке, сразу подумала, что вы - раскаявшийся киллер. Друзей у него таких не было.

Федор: (Немного растерян. Говорит как ни к месту.) Доктор посоветовал в комнатах мебель переставить, представляешь?

Катрин: (Задумчиво.) Да, представляю. Хотя нет. Я не представляю, я не знаю, как она у вас сейчас стоит.

Федор: А мне еще 700 километров домой ехать.

Катрин: Вы так далеко ехали за кляксой?

Федор: Клякса была раньше... Это четвертое заведение, где на мне ставят крестик. Все. Дальше ехать некуда. Дальше - только туда... (показывает пальцем в небо). Смотри, верблюд.

Она удивленно смотрит на него, как будто не понимает, о чем он говорит. Он ловит ее взгляд. Прикасается двумя пальцами к ее плечу и снова показывает на облако. Произносит по словам: "Кэ-мэл".

По небу проплывают белые "горбатые" облака.

Утро. Роскошная спальня. Федор открывает глаза и не может сразу вспомнить, где он. Останавливает взгляд на стуле (аккуратно сложенные брюки, белая рубашка, сиреневая блузка и черный платочек). Дверь из спальни приоткрыта. Где-то далеко кто-то поет на французском языке. Федор садится. Прислушивается. Пытается встать, но вдруг обнаруживает, что он совершенно голый. Заглядывает под одеяло, под подушки и, ничего не обнаружив, тянется за брюками. Надев брюки, он медленно и тихо (как будто боится кого-то разбудить) выходит из спальни.

Большая гостиная (она же, по всей вероятности, и кухня). Катрин в легком полупрозрачном белье стоит у стола и тихо поет. Она что-то готовит. Он подходит сзади и останавливается в нескольких метрах от нее.

Катрин: (Говорит не поворачиваясь.) Я слышала, как ты подошел.

Федор молчит.

- Я слышала, как ты стучал "когтями" по паркету.

Федор смотрит на свои босые ноги и молчит. Катрин не поворачивается.

- Ты обещал, что останешься у меня на три дня.

Федор делает несколько шагов вперед, кладет голову ей на плечо, целует в шею.

Катрин: (Поворачивается к нему, говорит почти с претензией.) Ты мне обещал. Ты говорил, что я - твое мимолетное виденье.

Они обнимаются и долго стоят почти неподвижно.

Федор: (Шепотом.) Больше я тебе ничего не обещал?

Катрин: Обещал... Обещал не называть меня Интерпол.

Федор: А еще?

Катрин: А еще обещал, что унесешь меня туда, где я никогда не была.

Федор: (Удивленно.) Да? Куда же это?

Катрин: (Целует его.) Федя, у тебя с памятью что? Мы были там вместе... четыре раза.

Федор: Разве я это имел в виду?

Катрин: Да. А что же еще?

Федор: Не знаю. Может быть...

Катрин: Ну, попробуй "унести" еще раз, еще куда-нибудь. Я готова, неси.

Федор: А можно сначала водички попить.

Катрин: Нет, нельзя. Ты вчера все, что можно было выпить, - выпил. (Показывает пальцем на пустые бутылки под столиком.)

Федор смотрит на пустые бутылки, демонстративно закрывает ладонью лицо. Катрин в это время уходит к холодильнику и возвращается с бутылкой минеральной воды. Федор жадно пьет воду.

Федор: Почему не болит голова?

Катрин: Потому что все сгорело. От пожара остался один нос. (Тянет его к зеркалу.) Смотри.

Федор: Ужас. Я больше не буду... (Рассматривает ее через зеркало.) Посмотри, какая ты красивая, а я...

Катрин: Потому что - мимолетное виденье. А ты вчера вечером тоже был очень красивый.

Федор: А сегодня?

Катрин: Сегодня - не совсем очень.

Федор: Я исправлюсь. Послушай, а где мои эти (стучит ребром ладони по бедру)?

Катрин: Твои эти (прикасается ладонью к его колену) улетели в окно.

Федор: Зачем?

Катрин: Я имела неосторожность сказать, что в таких уже давно никто не ходит. А ты сказал, что тебе уже никакие не нужны - и выкинул их в окно.

Федор: А как же я... Кстати, обязательно нужно позвонить. Они переживают, наверное.

Катрин: Да, да, конечно позвони. (Показывает пальцем, где стоит телефон, и уходит к столу.)

Федор идет к телефону, набирает номер. Ждет.

Катрин: Федя, ты похмеляться будешь?

Федор: (Шепотом.) Издевайся, издевайся... Нет, не буду.

Катрин: Не слышу.

Федор: Не буду я похмеляться... Алло! Да. Это я не тебе. Кому, кому, деду Морозу, потом расскажу. Кать, не надо никаких слов, все у тебя будет хорошо. Дети как? Ну и слава Богу. Я вернусь через три дня и все расскажу. Мне уже нет смысла что-нибудь скрывать. Ну, пока.

Федор возвращается к Катрин, целует ее в шею и усаживается в кресло у невысокого столика.

Катрин: Ты ей наврал, что пил водку с Дедом Морозом?

Федор: Да, наврал.

Катрин: Она, наверное, не поверила?

Федор: Наверное.

Катрин: А вчера ты врал, что у тебя было пять Катерин, а я шестая.

Федор: Шестая?

Катрин: Да. Еще восхищался, как звучит "Екатерина-а-а - VI"!

Федор: Конечно, врал, только не помню зачем.

Катрин: Наверное, чтобы показать, как много всего в твоей жизни было.

Федор: В моей жизни? Да-а, было. Я был пионером, комсомольцем, студентом, спортсменом, в 9-м классе нас возили в Севастополь, не море, а в 10-м - в город-герой Брест.

Катрин: Хорошее начало.

Федор: Это не начало, это - все.

Катрин: Как это все?

Федор: А вот так. Ну, еще 10 лет строил дом. Недавно достроил - теперь все... Слушай, а где мой дипломат?

Катрин: Наверное, под кроватью... ты его приносил, чтобы спрятать мою расписку.

Федор: Какую еще расписку?

Он поднимается и быстро уходит в спальню. Отыскав дипломат под кроватью, открывает его и снова начинает рассматривать рентгеновские снимки. В это время Катрин идет следом за ним. Она останавливается у двери и "тайно" наблюдает за ним.

Федор просматривает один снимок, другой, третий, перечитывает какие-то бумажки. Наконец, отыскивает "расписку", долго смотрит на нее ("расписка" оказывается на французском языке). Кладет "расписку" на подушку и закрывает дипломат. В это время Катрин обходит кровать с другой стороны. Садится напротив, убирает его руку с замка и прижимает ее к своей груди, затем вторую.

Его глаза наполняются слезами. Он обнимает Катрин (в большей степени потому, что ему хочется спрятать слезы).

Катрин: Тебе хочется плакать?

Федор: Нет.

Она еще крепче прижимается к нему. Им явно мешает дипломат. Федор берет его одной рукой и бросает на пол.

Катрин: Правильно. К черту твои бумажки.

Она безудержно целует его. Он отвечает и постепенно "заводится".

Через некоторое время они, уже уставшие, лежали под одеялом. Ее голова на его плече.

Катрин: (Говорит на французском.) Если бы меня так любили каждый день - я бы никогда не состарилась.

Федор: (Говорит на украинском.) Мертви бджолы нэ гудуть, а якщо гудуть, то тыхо-тыхо.

Катрин: Ты о чем?

Федор: А ты?

Катрин: Вчера ты говорил, что унесешь меня туда, где я еще никогда не была.

Федор: Я врал.

Катрин: (Символически стучит его кулачком в грудь.) Нет, не врал.

Федор: Врал. Я даже врал, что трусы мне больше не нужны... В чем я поеду домой?

Катрин: Я подарю тебе много-много трусов - едь.

Федор: Зачем мне много-много трусов? Чтобы после смерти раздать бедным? Смешно. (Он начинает что-то искать под подушкой. Находит "расписку".) Что здесь написано?

Катрин: Здесь написано, что я обещаю приехать на твои похороны.

Федор: Спасибо. (Забирает листок, тупо смотрит на него, как будто пытается проверить, правду ли она говорит.)

Катрин: Ты сам хотел, чтобы все увидели, какие женщины тебя любили. Ты даже нарисовал схему, как проехать от памятника Богдану в Киеве до твоего города, на кладбище... и даже приблизительно указал место... Федя, неужели тебе нельзя ничем помочь?

Федор: Нет, даже если бы я был миллионером... Покажи мне фотографию своего мужа.

Катрин: Зачем?

Федор: Интересно.

Катрин целует его. Уходит в другую комнату, возвращается с фотографией в рамке и снова ложится под одеяло. Федор долго рассматривает фотографию.

Катрин: Ему было всего сорок восемь лет. У нас был парфюмерный бизнес... Он погиб семь месяцев назад.

Федор: Он француз?

Катрин: (Отвечает на французском.) Да. Мы четыре года прожили в Москве. У меня бабушка была русской.

Федор: (Возвращает фотографию.) Я тебе свою тоже пришлю - будешь нас коллекционировать.

Катрин молча забирает фотографию, прячет ее под подушку, отворачивается от него. Федор долго лежит неподвижно, скрестив руки на груди. Смотрит в потолок. Через некоторое время начинает ее успокаивать.

- Катрин, Кать, прости, я не хотел... Ну хочешь, я уеду сегодня?

Катрин: (Сквозь слезы.) Нет.

Федор: (Почти насильно поворачивает ее к себе, прижимается к ее щеке, говорит на ухо.) Ты - мое мимолетное виденье, а виденье не должно плакать.

Катрин: Я не плачу.

Федор: Ты - мое очарованье.

Катрин: Еще.

Федор: Ты - моя сказка.

Катрин: Еще.

Федор: Ты как думаешь, Бог есть?

Катрин: Я думаю, что Бог есть.

Федор: А я думаю, что его нет.

Катрин: Так нельзя говорить. Когда ты так говоришь - мне страшно.

Федор: Ну что ты, глупенькая, виденье не должно ничего бояться.

Катрин: Виденье не должно плакать, виденье не должно бояться, а что должно делать виденье?

Федор: Виденье должно петь.

Катрин: (Поет на французском куплет той песни, которую она пела на кухне.) Так?

Федор: Да.

Катрин: Теперь ты.

Федор: Я? Пожалуйста. (Задумался.)

На поле танки грохотали.

Солдаты шли в последний бой,

А молодого лейтенанта...

Он начинает фальшивить и сбивается.

- Нет, я не могу петь на голодный желудок.

Катрин: (Говорит на французском.) Да, да, да, я же два часа готовила умопомрачительное блюдо. Ты будешь облизывать пальчики. (Показывает ему, как "он будет облизывать пальчики". Убегает.)

Федор в ее последнем жесте понимает что-то сексуальное. Пытается повторить этот жест. Потом отыскивает под подушкой фотографию и рассматривает, вдруг резко прячет ее, как будто кто-то вот-вот должен был зайти в комнату. Никого не дождавшись, он поднимается, укутывается в простыню и уходит из спальни.

Гостиная. Низкий стеклянный столик уставлен тарелками и тарелочками. Полупустая бутылка вина. Почти не начатая бутылка водки. Пытаясь дирижировать, Федор "учит" Катрин петь. У нее вид очень послушной ученицы. Она пытается повторять за ним некоторые слова.

Федор:

По танку вдарила болванка

Прощай, любимый экипаж.

Четыре трупа возле танка

Дополнят утренний пейзаж.

Катрин: Федя, а виденьям разве нужно уметь петь про танки?

Федор: Ну вот, опять сбила. Виденьям нужно уметь все.

Катрин: (На французском.) Какой непоследовательный молодой человек, виденьям нельзя плакать, виденьям нужно уметь все. (Переходит на русский.) Без ста грамм не разберешься.

Федор: Что?

Катрин: Так, ничего. (Наливает сама себе вино. Говорит на французском.) Мог бы и поухаживать за дамой - танкист.

Федор: (Притворяется, как будто он понял, что она сказала.) Да, я готов поддержать вашу компанию. (Наливает себе грамм пятьдесят водки, чокается и выпивает.)

В углу заплачет мать-старушка

Слезу тайком смахнет отец...

Спальня. Федор и Катрин на кровати играют в карты.

Федор: Сударыня, вы сделали большую ошибку, когда согласились взять в руки карты.

Катрин: (Говорит по-французски.) Товарищ, вы сделали большую ошибку, когда согласились играть в постели, вы уже проиграли.

Федор: Если я еще раз не пойму, о чем вы говорите, - я начну читать стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова "Бородино".

Катрин: Ну, вот еще.

Федор: Теперь лучше. А я, между прочим, в студенческие годы картишками зарабатывал себе на кусочек сала. А когда играли на раздевание, раздевал за вечер по пять человек.

Катрин: Опять врешь?

Федор: Немного...

В углу заплачет мать-старушка,

Слезу тайком смахнет отец,

И дорогая не узнает,

Каков танкисту был конец...

Катрин: Федя, а тебе не кажется, что здесь не совсем по-русски "какоф танкисту был конец?"

Федор: Ну, все. Достала. Все. Спать. (Выключает свет.)

В потемках слышна песня.

И будет карточка пылиться

На полке пожелтевших книг.

В танкистской форме, при погонах

Тебе я больше не жених.

Вокзал небольшого украинского городка. Из вагона прибывшего поезда выходит Федор (в руках у него дипломат и огромный плюшевый верблюд). Оглядываясь на уходящий поезд, Федор медленно идет по перрону к автобусной остановке. Немного потолкавшись в толпе, он выходит на дорогу и уходит домой пешком.

Частный, ухоженный домик. Вокруг дома яблоневый сад. Навстречу Федору выбегает собака-лайка. Она виляет хвостом, но вдруг замирает, глядя на плюшевого верблюда.

Федор: Не бойся. Свои. (Ставит верблюда на дорожку, приседает и целует пса в нос. Собака "с ревностью" обнюхивает верблюда.) Ну-у, познакомились? Верблюда звать Кэмэл. (Берет верблюда под мышку и уходит в дом.)

Поздний вечер. Кухня. За обеденным столом Федор и его жена. Они разговаривают почти шепотом.

Федор: А доктор посоветовал мебель переставить, представляешь? Если ты будешь реветь при детях - уеду в Сибирь. Понятно?

Жена: (Сквозь слезы.) Я не буду.

Федор: Ну и правильно, ну и не реви.

Жена: Мебель мы переставим завтра.

Федор: Господи, какая ты глупая баба. Переставить мебель - это значит, как-то изменить жизнь.

Жена: И что же изменится, если старую мебель с места на место переставить?

Федор: Все. Давай, закроем эту тему. Я сегодня уже на сто вопросов ответил. Остальные сто - завтра.

Жена: Я только не поняла, как ты узнал, что это была француженка?

Федор: По номерам.

Жена: А-а.

Федор: Не буду я никакую мебель переставлять. Пусть будет все, как было. Буду себе жить, как будто ничего не случилось. Единственное... как-нибудь соберу друзей... ну, как будто на девять дней, но при мне... и чтобы цыгане под гитару песни пели.

Жена: Ну и кто же к тебе придет - Иван, Шурик и Серега - и все, кто еще? А цыгане какие - которые сейчас соломкой торгуют? И потом, девять дней при жизни - ты как будто с ума сошел.

Федор: А никто об этом не узнает. Я какой-нибудь повод найду, они и не догадаются. Потом буду вспоминать - друзья, цыгане с гитарами - сказка. (Он закрывает лицо руками и почти не к месту начинает тихо петь.)

На поле танки грохотали.

Солдаты шли в последний бой.

А молодого лейтенанта

Несли с разбитой головой...

Поздняя осень. Федор и двое его друзей на берегу озера (кто-то третий, свернувшись "калачиком", спит у костра). Они сидят на раскладных стульчиках у раскладного походного столика. Невдалеке довольно дорогая легковая машина, все пять дверок открыты. Дымит костер, жарятся шашлыки. У столика несколько пустых бутылок из-под водки. В руках у Ивана гитара. Они поют: "Боже, какими мы были наивными, как же мы молоды были тогда...". Тихо!

Слышен звон колокольчиков.

Из лесу к озеру выкатывает телега с цыганами. Телега на огромных резиновых колесах, две старые клячи еле тянут ее. Впереди с вожжами в руках стоит Боря-лилипут. Он в черном фраке. Увидев, что они приехали именно туда, где их ждут, цыгане начинают петь. Боря машет вожжами и присвистывает, как будто лошади несутся с неимоверной скоростью.

Серега вскакивает, идет им навстречу и кричит: "Чавэлэ, ромалэ... Брала ль я воду на чаек".

Лошади останавливаются, цыгане спрыгивают с телеги. Их пятеро. У них две гитары и скрипка. Поют цыганскую песню. Боря-лилипут тоже спрыгивает с телеги и тоже начинает петь и подтанцовывать.

Федор: (К Ивану.) Вань, а Боря разве цыган? Он же говорил, что еврей.

Иван: По паспорту он вообще армянин. Отчество у него Арменович.

Федор: А говорил Абрамович.

Иван: Он артист по жизни - понимаешь. Воин-интернационалист.

Федор: Не понял.

Иван: Я бы эту контору сам не собрал. (Иван поднимается из-за стола.) Стоп! Стоп! Стоп!

Цыгане перестают петь. Иван берет в руки бутылку водки и пластмассовые стаканчики.

Поет на украинском: "Щось у горли дырынчить, дырынчить, треба його промочыть, промочыть". Идет к цыганам, раздает стаканчики, разливает водку.

Боря: (Достает из кармана складной железный стаканчик.) У меня - свой. Все предусмотрено.

Иван: Боря, ты так быстро меняешь маски, я не успеваю следить. Теперь ты - настоящий еврей.

Боря: Я шесть лет проработал в цирке. А когда я - настоящий еврей - я вообще не пью.

Иван: Ну ладно, потом поговорим. Друзья, я предлагаю выпить за нашего друга Федю, за его железную силу воли...

Федор: Вань, не надо... Давайте просто выпьем и споем... "Мы с тобою, брат, ничуть не постарели, только головы немного побелели..."

Цыгане стоят в некотором недоумении - пить им или петь.

Иван: Ну-у, выпили.

Цыгане как будто по команде выпивают. Начинают играть и петь.

Федор незаметно уходит. Сидит под деревом, смотрит на озеро. Когда начинает куковать кукушка, он смотрит куда-то вверх, машинально загибает пальцы, сбивается со счета.

Звучит песня.

Песня "Про гусей"*

Мама, мама, ты не знаешь, почему

Мне приснились гуси белые в снегу?

Покружили, покружили и уселись

Не на речку, а в сугроб не берегу.

Мама, мама, ты не знаешь, почему

Ночью сломанные ходики идут?

Почему тебе однажды я поверил,

Что меня зимою гуси украдут?

Мама, мама, ты не знаешь, почему

Снится девочка мне с бантиком в косе?

Я ведь знаю, что любил всю жизнь другую,

Ту, с которой целовались не во сне.

Мама, мама, ты не знаешь, почему

Кони облачные по небу летят?

Почему они совсем не отдыхают

И тяжелыми копытами стучат?

Мама, мама, ты не знаешь, почему

Ночью яблони в саду моем скрипят,

Как скрипели деревянные качели

Ровно сорок восемь лет тому назад?

Уходит к озеру, смотрит на прибившийся к берегу маленький плотик, сделанный из железнодорожных шпал.

Обойдя озеро, он возвращается часа через полтора. Издалека слышна скрипка.

Догорает костер. Немного в стороне горит другой небольшой костерок. Вокруг него сидят цыгане.

Боря стоит на высоком пне и читает стихи: "Все пройдет, как с белых яблонь дым..." Цыган подыгрывает ему на скрипке. Единственный зритель - Иван. Он "по-барски" сидит на раскладном стуле и почти спит.

Федор подходит к нему сзади.

Федор: Вань!

Иван: (Вздрагивает и "просыпается".) Ну! И где тебя нелегкая носит?

Федор: Гулял.

Иван: (Грустно.) Непонятно - чей праздник.

Федор: Вань, мне нужно позвонить.

Иван: (Достает мобильный телефон.) Звони.

Федор: Давай отойдем.

Иван: Мутный ты тип, Федя (лениво поднимается, делает непонятный жест рукой - цыган перестает играть на скрипке).

Федор: Когда-нибудь и ты будешь мутным.

Иван: (По-братски обнимает его.) Ну, извини, извини.

Они медленно идут "почему-то" к тому дереву, под которым недавно сидел Федор и загибал пальцы. Слышно как кукует кукушка (как будто она не переставала куковать с тех пор как, ушел Федор).

Федор: Вань, я тебе продиктую номер, позвони и скажи, что я умер. Скажи, что похороны послезавтра.

Иван: Ну что ты, дружок. Мы будем жить долго. Не ставьте точек вместо запятой. Машина запущена, люди работают...

Федор: Вань, я тебе потом все расскажу... Позвони. Она обещала приехать на похороны. Я ее очень хочу видеть.

Иван: Федя, Федя... Ну, диктуй... Красивая, наверно.

Федор: Сто тридцать девять... двадцать один...

Иван набирает номер. Федор уходит в сторону. Смотрит метров с десяти, как он разговаривает по телефону. Через некоторое время Иван приходит к Федору (он как будто протрезвел).

Иван: Федя, ты меня убил. Это та самая француженка?

Федор: Да.

Иван: Этого не может быть. Француженки на самом деле очень расчетливые и хладнокровные женщины. Я восемь раз был в Париже. Федя, француженка не будет играть в такие игры, тебя разыграли, дорогой ты мой, только не понимаю зачем.

Федор: Что она сказала?

Иван: Она сказала, что обязательно приедет. Но она не верит, что ты умер и что не удивится, если ты сейчас стоишь в трех шагах от меня и кукуешь вместо кукушки.

Федор: Зачем?

Иван: Не знаю.

Федор: Да, эта сволочь кукует здесь уже два часа. Я что, Кощей Бессмертный, что ли? (Отыскивает в листве палку и бросает куда-то вверх.)

Кукушка не перестает куковать.

Иван: (Как бы шутит.) Пусть себе кукукает. Птичка здесь совсем ни при чем. Пойдем, брат, накатим по сотке (зевает). Песню про любовь споем.

Федор: Да у нее бабушка была русской!

Иван: (Опять зевает.) У меня тоже. (Жестом зовет его к столу.)

Федор: Иди, я сейчас.

Они расходятся в разные стороны. Через некоторое время Федор уплывает на плоту на остров.

Кладбище. У больших ворот (они чем-то напоминают ворота "Онкологического центра") останавливается машина. Из машины выходит Катрин. В руках у нее листок бумаги.

Неизвестно откуда появляется Боря-Лилипут. Он идет рядом. Говорит с явным еврейским акцентом.

Борис: Мадам, если вы нуждаетесь в каких-либо вопросах, спросите меня, я расскажу вам все, чего даже не знают родные и близкие.

Она идет, почти не реагируя на него.

- Но мне почему-то кажется, что вы немножко ошиблись адресом - на этом кладбище не могут похоронить того, к кому потом могут приезжать такие женщины на таких машинах. Вы, наверное, прямо из Тель-Авива или Нью-Йорка? Здесь похоронено два Героя Социалистического труда, два генерал-майора...

Катрин: (На французском.) Болван, прямо. Из Тель-Авива невозможно приехать на машине. (На русском.) Мне нужен Федор.

Борис: Федор?

Катрин: Да, мне нужна могила Федора.

Борис: А как была его фамилия, вы случайно не можете намекнуть?

Катрин: Я никогда не знала его фамилии.

Борис: А-а, Федор, конечно знаю. Кто же его не знал. В этом городе его знали и любили практически все. А как красиво он умер, боже мой, шоб я так жил, как он красиво умер. Представляете, когда он умер, ему посвятили целую страницу в районной газете. А та девица, возле которой он умер, она сразу же покинула этот город. Точнее сказать - город выплюнул ее, как инородное тело. Эх, Федор Абрамович, Федор Абрамович, мог бы до сих пор.... А умер он ровно 16 ноября, уж скоро как четыре года - я могу провести вас на его могилу и вы можете проверить, какая у меня память. Мой прадедушка еще при царе работал очень знаменитым сыщиком.

Катрин: (На французском.) А должен был работать клоуном.

Борис: (Отвечает на французском.) Мадам, вы зря так смеетесь, мой прадедушка был ростом один метр девяносто два сантиметра, он имел большие черные усы. Его боялась вся Одесса. А теперь природа отыгрывается на мне.

Катрин: (Присаживается, как обычно делают, разговаривая с маленькими детьми.) Послушайте, если вы все так хорошо знаете (показывает листок), вот, приблизительно здесь его должны были сегодня в два часа дня хоронить.

Борис: (Внимательно рассматривает бумажку. Тычет пальцем.) А это кто на коне?

Катрин: Это памятник какому-то Богдану в Киеве.

Борис: Ага, понятно. А это, стало быть, наше кладбище?

Катрин: Да.

Борис: (На французском.) Мадам, на этом месте, которое показано на карте, извините, конечно, но пока никто не похоронен. Я, конечно же, знал Федора, который умер два дня назад, но его по завещанию кремировали, чтобы прах увезти на родину, в Сибирь, так что на этом месте его не может быть по определению.

Катрин: (В растерянности.) Как же мне теперь его найти?

Борис: (Говорит на французском.) Мадам, для меня это - не проблема. Я вам помогу. Я знаю, кого и где искать...

Машина Катрин едет по трассе, затем по лесу. Боря подсказывает ей дорогу. Если смотреть спереди через лобовое стекло - Бориса почти не видно, но по движению рук над головой можно догадаться, что он рассказывает о чем-то важном.

То же место на озере, где день назад пели цыгане. Та же машина Ивана, тот же раскладной столик, на столике бутылка водки, три граненых стакана и некая ваза, похожая на спортивный кубок. У стола Иван и Сергей. Сергей разливает водку.

Иван: (Берет в руки стакан.) Ну...

Сергей: За Федю.

Иван: (Выпивает.) А ну-ка, ну-ка, зачитай-ка последнее предложение.

Сергей: (Берет в руки большой конверт, достает лист бумаги. Читает.) Завещание...

Иван: Последнее предложение - я прошу.

Сергей: Последнее... Оставшуюся часть праха прошу развеять над озером Байкал.

Иван: Что-то здесь не то. Хоть Федя и журналист... но по завещанию не скажешь, что умный - (как бы цитирует) одну часть развеять здесь, где прошли лучшие годы, другую над озером Байкал... Над озером - это с самолета что ли?

Сергей: А ты нотариус что ли - привязался к человеку.

Иван: В завещании все должно быть кратко и четко - мельницу старшему сыну, кошку - младшему.

Появляется Федор с большим белым грибом в руках.

Федор: (Поправляет.) Кота, а не кошку... Смотри, какой гриб.

Иван: Журфаков мы не кончали.

Возникает некая непонятная пауза, как будто вдруг стало не о чем говорить.

Иван: (Что бы хоть как-то "замять" свои "мелочные наезды".) Федор Васильевич, а как правильно "кончал" или "заканчивал"?

Федор: Каждому свое.

Иван: Не нравится мне твое настроение, Федя, радоваться нужно - к нам, например, француженки никогда не приедут... А урночка у нас, конечно, "левая". Французы нас не поймут. Кто-нибудь видел настоящую урну с настоящим прахом?

Сергей: Я не видел.

Иван: И я не видел. Деревня.

(Раздается телефонный звонок. Иван достает из кармана мобильник.)

Да... Да... Ждем. (Прячет телефон.) Подъезжают. Федя, ты не переживай, сделаем все чисто по сценарию... а на Байкал уж сам поедешь.

Федор: Спасибо. (Медленно уходит в лес.)

Через некоторое время почти вплотную к столику подъезжает машина, из которой выходят Борис и Катрин.

Федор наблюдает за происходящим издалека.

Борис знакомит Катрин с Иваном и Сергеем. Иван что-то начинает рассказывать. Все четверо почти неподвижно стоят у стола (как у гроба).

Спустя некоторое время Иван берет в руки "урну" и направляется к озеру. Остальные медленно "тянутся" за ним...

Федор уходит в лес. Долго бредет "неизвестно куда".

Минут через тридцать возвращается к озеру. К этому времени все уже уехали.

"Зачем-то" идет к догорающему костру (если бы костер не дымил, возможно, он и не подошел бы к нему.)

На пне (с которого Боря еще недавно читал стихи) Федор обнаруживает граненый стакан с водкой и кусочек хлеба. Он выпивает половину стакана, оставшееся выливает в костер - водка не загорается. Сидя на пне, Федор долго смотрит на дымящиеся головешки. Как только он поднимается, чтобы уйти, - вдруг вспыхивает пламя. Он улыбается и только сейчас замечает, что в руках у него хлеб. Начинает есть.

Долго идет по лесной дороге домой.

Полночь. Дом Федора. Он сидит перед зеркалом и "упрямо" смотрит себе в глаза (по сравнению с тем Федором, который стоял перед зеркалом с "францужанкой", он явно проигрывает в весе). Возле его ног стоит гиря. Он берет ее в руки и начинает качать бицепсы. Внутри гири что-то позвякивает. Еще несколько движений и на пол из гири выпадает монета. Федор ставит гирю, берет монету и подбрасывает ее - "решка или орел" - монета падает на пол - "орел". Федор улыбается. Подбирает монету, снова берет гирю, отыскивает прорезь (из пустотелой гири когда-то была сделана копилка) и опускает в нее монету.

В это время на пороге появляется жена. Она в ночной ситцевой рубашке. Он не видит ее. Он снова через зеркало всматривается в свои глаза. Жена тайно вытирает слезы. Федор резко поворачивается.

Федор: Ты?

Жена: Я.

Федор: Худой, потому что в копилочку давно ничего не добавляли, а заниматься нужно с возрастающей нагрузкой...

Она уходит.

Кухня. Жена Федора сидит за столом, подперев голову руками. Через некоторое время свистит чайник. Появляется Федор. Он уже в джинсах и свитере. Выключает чайник.

Федор: Кать, я вот что решил - мне нужно съездить в Сибирь. Ты плачешь, дети смотрят, они тоже о чем-то думают. Поеду... прямо сейчас.

Уходит из кухни.

Поздняя-поздняя осень. Ночь. Федор выходит на крыльцо своего дома. Он в теплой куртке и зимних ботинках. Садится на крыльцо, пересчитывает деньги. Виляя хвостом, из темноты появляется лайка. Она трется о его ногу. Федор прячет деньги в карман. Треплет собаку за уши.

Федор: Ну что, собака точка ру, зачем Кэмэлу ухо откусил? Что он тебе плохого сделал? А знаешь ли ты, дорогой мой, что все правильные собаки уходят умирать в лес, а неправильные дохнут на цепи? А я, между прочим, по гороскопу тоже Собака... Смешно. Ну ладно, пора.

Он возвращается в дом. Проходит через кухню мимо жены в другую комнату. Берет в руки гирю, трясет ее, смотрит в потолок (как бы прикидывая, сколько в ней может быть денег). Идет с гирей в детскую комнату. Из-под одеяла выглядывает дочь (лет 10-11). Она внимательно наблюдает за отцом. Он подходит к другой кровати, на которой спит сын (ему лет 5). Осторожно целует его и направляется к дочери.

Дочь: Я не сплю.

Федор: Ух ты, мое солнышко. (Целует дочь.)

Сын: Па, ты куда?

Федор: На соревнования, куда же еще.

Сын: Возьми меня, я буду тебе помогать.

Федор: Нет, нет, нет, господа офицеры (как бы начинает играть в какую-то непонятную игру). Дорога дальняя, всем пока.

Подходит поочередно к сыну и дочери и снова их целует.

- Все пока (зачем-то отдает по-солдатски честь).

Он с гирей в руках снова выходит на кухню. Жена по-прежнему сидит за столом.

Федор: Ну что, любовь моя, пока. Не поминайте лихом. Прости, если что. (Целует ее, не выпуская из рук гирю.)

Жена: Федь, звонил Иван, просил срочно с ним связаться.

Федор: Вернусь - перезвоню.

Жена: В смысле?

Федор: (Немного раздраженно.) Без смысла. Пока.

Федор снова выходит на крыльцо. Разговаривает сам с собой: "Ну что, Федор Васильевич, присядем на дорожку". Садится на крыльцо, смотрит на луну: "Завыть что ли?".

К нему снова подбегает лайка, трется об ногу.

Федор: (Разговаривает с собакой.) Ну ладно, ладно, вертихвост! Понимаю - тоже хочешь в Сибирь - на историческую родину. Но судьба у вас другая - звыняйтэ, дядьку.

Он поднимается, идет на улицу, выходит на дорогу. Иногда оглядывается и отгоняет собаку. Она все равно "тайно" идет за ним.

Выйдя на другую, более широкую и лучше освещенную улицу, он пытается разбить гирю о бордюр, но у него ничего не получается. От непонятных ударов со звоном монет в доме напротив загорается свет. Идет дальше, перекладывая гирю из одной руки в другую, с одного плеча на другое. Пытается петь.

Федор: По-о тундре, по железной дороге, где мчит курьерский Воркута-Ленинград, мы бежали с тобою...

В это время слышится визг тормозов. Федор оборачивается. В шофере узнает своего одноклассника Диму. Дмитрий жестом зовет его в машину. Федор садится. В машине тепло, тихо играет музыка, кто-то поет песню про Черное море.

Федор: Ну и шуточки у вас, привет.

Дима: Я сигналил тебе.

Федор: А если б гирьку - на капот - вот это была бы шутка.

Дима: Ты куда в такую "рань"?

Федор: (Хлопает ладонью по гире.) На соревнование. Турнир. Международный в Москве. Допускаются - кому за сорок.

Дима: Ну, ты молодец, что спорт не бросаешь. А я вот патент на извозчика оформил.

Федор: Кто имеет патент - тот уже импотент.

Дима: Не смешно... Смешно - зачем ты эту железяку с собой везешь.

Федор: Так, в Положении написано: "Участники должны приехать со своими снарядами".

Дима: А шо, у Москвы снаряды кончились?

Федор: Теперь смешно.

Дима: Слышал - ты приболел.

Федор: Было дело - бронхит. Кажись, кончился.

Дима: Анекдот вспомнил: "Боря, знаешь, то, что мы называли оргазмом, - оказывается, называется астмой".

Федор: Ну да, смешно.

Федор ставит гирю под ноги, ищет в карманах деньги. Дима боковым зрением замечает это.

Дима: Ты что, братан. Деньги? Не позорь мои седины.

Федор: А я, между прочим, недавно разбогател - в одном журнальчике мой старый рассказ опубликовали. Гонорар выдали. Восемьсот баксов.

Дима: Ого. (Даже притормозил.) А про что рассказ?

Федор: Про партизан.

Дима: А журнальчик как называется?

Федор: Журнальчик называется "Светлый путь".

Дима: Смешно.

Федор: Не понял.

Дима: Колхоз, в котором моя теща живет, тоже так называется.

Федор: А-а.

Машина останавливается на вокзальной площади. Федор протягивает Дмитрию руку.

Федор: Спасибо, "братан", пока.

Дима: Удачи, "писатель".

Вокзал. Зал ожидания. На Федора никто не обращает внимания, как будто в руках у него чемодан, а не гиря. Он подходит к расписанию, затем к билетной кассе. Касса закрыта на "Технический перерыв". Садится на деревянную лавку, гирю ставит на пол, носок ботинка - под ручку гири, притворяется спящим.

Иногда открывает глаза, смотрит на пассажиров.

Через некоторое время берет в руки гирю и начинает трясти ее над пустым соседним сиденьем.

Из гири на пол выпадает шайба от болта. Разговаривает сам с собой: "Вот тебе шайба, вот тебе..."

В это время по громкоговорителю объявляют: "Скорый поезд... (далее неразборчиво)".

Федор: Не понял. (Толкает спящего мужчину.) Куда этот скорый?

Пассажир: (Спросонья.) Чиво?

Федор: Куда поезд? Никто не шевельнулся.

Пассажир: На Соловки.

Федор: Шутка?

Пассажир: Да отстань ты. (Отворачивается и пытается улечься на лавке.)

Федор: (К пассажиру.) Между прочим, Соловки - это заповедник...

Пассажир (злобно): Да пошел ты! (Нервно вскакивает, забрасывает на плечо мешок, который до этого был у него под головой, что-то шепчет себе под нос и уходит к выходу.)

Федор "бездумно" наблюдает за ним. Берет гирю на плечо. Выходит на перрон. Смотрит вслед уходящему поезду. Некоторое время ходит по перрону, как будто уже куплен билет и должен прибыть его поезд.

В конце концов, Федор выходит на железную дорогу и идет по шпалам в ту сторону, в которую ушел "неизвестный скорый поезд".

Удалившись довольно далеко от вокзала, он "вдруг" начинает бить гирю о рельс. Гиря отскакивает от рельса, как мячик. Иногда он еле успевает убирать голову.

Голос: Эй ты, диверсант!

Федор оборачивается, видит в темноте силуэт высокого человека в фуражке. В это время кран, разгружавший уголь на дальних путях, освещает место действия. Перед Федором возникает очень худой и длинный железнодорожник, в руках у него молоток с длинно ручкой.

Железнодорожник: Какого черта - спрашиваю.

Федор: А я думал, что у вас обрез в руках и фуражка - СС "Галичина".

Железнодорожник: Ты мне шуточки брось, оставь для тещи.

Федор: Понимаешь, братан, здесь такое дело...

Проходящий товарняк заглушает их разговор.

Федор и железнодорожник жмут на счет (и видимо, на спор) гирю.

Федор и железнодорожник сидят на рельсах. Железнодорожник курит. Он без фуражки. Перед ними поломанный молоток и гиря с отбитой ручкой.

Железнодорожник: Я, блин, понимаю, что добыть свой капитал - это великое дело, но никто нас не поймет. Нам даже могут пришить статью, тем более, сейчас должен пройти Пражский. Международный терроризм, понимаешь?

Федор: Понимаю, не дурак.

Железнодорожник: Я вот думаю, как ты эту дуру без ручки домой понесешь?

Федор: (Возмущенно.) Куда это домой?

Железнодорожник: Да, ладно, блин, я тоже не дурак. Я сам четыре раза уходил - правда, ни разу не возвращался - ничего хорошего, везде все одно и то же, только одни умеют лучше притворяться.

Слышны звуки приближающегося поезда. Федор и железнодорожник уходят на обочину.

Железнодорожник: На Прагу пошел.

Мимо проносится пассажирский поезд. Федору "вдруг" показалось, что в одном из окон мелькнуло лицо Катрин, потом еще в одном. Федор долго смотрит вслед уходящему поезду. Железнодорожник ищет свою фуражку.

Федор: (Вдруг вспоминает.) Черт, я паспорт забыл. Слышь, блин ("блин" звучит как обращение), я паспорт дома оставил.

Железнодорожник: (Он уже нашел фуражку.) Ну и правильно сделал. (Вертит в руках поломанный молоток, поет.) Возвращаюся с работы, рашпиль ставлю у стены... Пойду-ка я тоже к одной принцессе сбегаю. Ты, это, приходи как-нибудь еще. (Жмет Федору руку, исчезает.)

Оставшись один, Федор смотрит то на луну, то в одну, то в другую сторону. Примеряется, как удобней нести гирю. В положении, когда гиря "на плече", идет обратно к вокзалу. Метров за 100 до вокзала встречается с "бомжом", который "ревностно" оглядывается на его "железный мешок".

Выходит на перрон, обходит вокзал и по безлюдной улице отправляется в обратный путь домой.

Его обгоняет какая-то девочка. Пройдя метров пять, она вдруг оборачивается и останавливается. Федору вдруг на секунду показалось, что это Катрин.

Девушка: Можно я пойду возле вас?

Федор: Сударыня, (он дергается вперед - гиря падает за спиной на дорогу). Извините (поднимает гирю, примащивает ее снова на плече, догоняет девушку). Сударыня, сочту за честь даже короткое время побыть вашим телохранителем. Если не возражаете, я могу и вас поднести. Мне не трудно.

Девушка: Нет, спасибо, я замужем.

Федор: Я тоже со штампом в паспорте, ну и что. А-а? Вас, наверное, настораживает эта железная штука у меня на плече. Вы думаете, что я ее украл и в потемках перетаскиваю.

Девушка: Ничего меня не настораживает.

Федор: Это, между прочим, железный арбуз - мне его передали с поезда. В нашем городе будут снимать фильм про голодовку 33-го года. Хотите прочитать сценарий?

В это время их медленно обгоняет пьяный велосипедист. Он поет, почти кричит: "Бывали дни веселые, ходил я молодой...".

Федор: Дядя у меня кинорежиссером работает в Одессе.

Они приходят на перекресток.

Девушка: Спасибо большое, дальше я сама. (Она поворачивает налево.) А вам, наверное, туда (показывает ему направо)?

Федор: Подождите, сударыня (он снова дергается вперед, гиря падает сзади). Послушайте, так нельзя. Ну, дайте же два слова сказать.

Девушка: (Останавливается шагах в 5-6 от него.) Говорите.

Федор: Давайте встретимся.

Она медленно отходит. Машет ему рукой.

- Завтра, на этом же месте, в это же время!

Федор остановился, задумался. Вернулся к гире, пнул ее. Говорит как будто с претензией к гире: "Ну что, пережиток капитализма, арбуз железный, дядин реквизит. Никакой фантазии".

Он снова ищет варианты, как лучше переносить "груз", опять задумался и вдруг принимает решение выбросить ее. Гиря со звоном улетает в кусты.

Федор: (Разговаривает сам с собой.) Вот и все проблемы. (Быстро идет и пытается петь, перескакивая с одной мелодии на другую.) "Бывали дни веселые, ходил я молодой...". "Эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги, да степной бурьян...". "Эх, полным-полна моя коробушка..." Ни фига себе, полным-полна. Баксов восемьсот...

Он останавливается, оглядывается, затем разворачивается и быстро идет в обратном направлении. Вернувшись на то место, где выбросил гирю, он зачем-то оглядывается и только потом залазит в кусты искать свой "реквизит".

Отыскав гирю, возвращается на дорогу и вдруг видит прямо перед собой милицейскую машину. Федор идет по обочине, машина едет рядом. Через некоторое время машина останавливается.

Сержант: Гражданин, садитесь, мы вас подвезем.

Федор: (Удивленно.) Меня?

Сержант: Ну, кого же еще.

Федор сомневается, правильно ли он делает, что садится в машину, но все же садится.

Федор: Это самая обыкновенная гиря... Мне ее с поезда передали... Подарок на день рожденья. Только ручка отломалась, когда она с вагона на рельсу падала...

Сержант: Гиря не может падать с поезда на рельсы - траектория не та.

Федор: (Задумался.) Сложный вопрос...

Сержант: Думайте следующий раз.

Федор: Слушаюсь, товарищ сержант... Остановите, пожалуйста. Я приехал.

Машина останавливается. Федор выходит из машины.

Сержант: Спокойной ночи.

Федор: (Удивленно.) Спасибо... Вы меня случайно ни с кем не перепутали?

Сержант: Нет.

Федор: Странно. Спасибо большое.

Машина на задней скорости отъезжает метров на 10 назад и останавливается. Федор проходит метров десять вперед, останавливается, ставит гирю на асфальт, делает вид, что завязывает шнурки и смотрит между ног на милицейскую машину (до конца не понимая, зачем же они его подвозили).

Сзади вдруг появляется собака, она смотрит Федору в глаза, закрывая собой машину.

Кухня. Входит Федор. Он все еще в куртке, но уже без обуви. Ставит гирю на стол (как будто он долго трудился, чтобы ее заработать). На столе замечает записку. Читает: "Федя, когда вернешься, покушай - котлеты и борщ в холодильнике". Разрывает бумажку. Берет в руки пузырек с валерьянкой, стоявший на столе. Нюхает его и грустно улыбается.

Нагрев руки о кафель печки, уходит к детскую комнату. По полу разбросаны игрушки (машинки, оловянные солдатики и т.д. В углу стоит плюшевый верблюд с оторванным ухом). Поочередно целует детей. Выходя из комнаты, случайно наступает на штык оловянного солдатика. Садится на пол, снимает носок, осматривает рану.

Спальня. Включен ночник. В дверном проеме появляется Федор (он уже без куртки). Жена лежит поверх одеяла, на ней ночная рубашка в красный и зеленый "горошек". Хромая, он подходит к кровати, присаживается на краешек. Долго и задумчиво смотрит на нее.

Федор: Странно, как я раньше не замечал - оказывается, твоя рубашка не в "горошек", а в "яблочко и сердечко", зеленые сердечки и красные яблоки. Придумают же такое.

Жена: Ты гирю-то принес или на вокзале оставил?

Федор вздрагивает, как будто никогда не ожидал этого услышать. Поднимается и медленно уходит из спальни.

Большая комната. Диван, телевизор, "стандартная" стенка. Федор отыскивает пульт, ложится, не раздеваясь, на диван. Переключает каналы - на всех каналах "снег".

Выключает телевизор, вертится с боку на бок, не может заснуть.

Где-то далеко играет духовая музыка.

Проходит несколько часов. Федор почти спит. Вдруг из детской комнаты доносится резкий щелчок. Федор вздрагивает и садится, не понимая, что произошло. Поднимается, идет в детскую, включает свет и осматривает комнату. В углу он вдруг замечает мышеловку, а в ней - оловянный солдатик. Выключает свет, уходит на свой диван и долго "бездумно" смотрит на нее, не понимая, как это могло случиться.

Идет к жене. Она с тех пор как он уходит, как будто и не шевелилась.

Федор: Смотри (показывает ей мышеловку). Невероятно.

Жена: (Спросонья.) Ну и что тут особенного...

Федор: Как это могло произойти?

Жена: Федь, ложись спать, скоро утро.

Федор: Ложился уже. Ничего не получается. Как будто кто-то стоит рядом и наматывает нервы на клубок. Последние нервы, понимаешь? На последний клубок.

Жена: Погода такая. Посмотри в окно - что делается.

Федор уходит к окну, открывает шторы. За окном снегопад. Кружатся огромные снежинки. Где-то далеко-далеко играет духовой оркестр.

Как будто совсем забыв про жену, Федор уходит из спальни.

Некоторое время спустя, жена Федора выходит из дома. Она в пальто, накинутом поверх ночной рубашки, и осенних сапогах на высоких каблуках. Сад в снегу. Яблони в "снежных шапках". Снег все еще идет и идет.

Федор увлеченно лепит огромного снежного человека, лежащего под большой яблоней.

Руки снеговика скрещены на груди. Вместо глаз - два больших зеленых яблока.

Жена долго наблюдает за ним. Он не замечает ее.

Он вздрагивает, когда она прикасается к его спине.

Федор: А ты почему не спишь?

Она молча берет его за руку и как ребенка ведет его в дом.

Спальня. Включен ночник. Федор и жена лежат рядом. Он смотрит в потолок, ее глаза закрыты.

Федор: А правда, красиво - такой себе Гулливерчик лежит себе... со скрещенными руками... и вокруг деревья "как всадники съехались в нашем саду...". А утром прилетят вороны и выклюют ему глазки.

Жена: А утром... будут идти люди на работу и тыкать пальцем - смотрите, смотрите, что это. Положил бы своего Гулливера за сараем, и никто бы лишних вопросов не задавал.

Федор: Глупая ты баба, Катя. Раньше вроде не такой была.

Жена: Раньше ты меня своим очарованием называл, песни про любовь пел, говорил, что я - твое мимолетное виденье, а теперь...

Федор: А теперь, как вся жизнь - мимолетное виденье... Прости, наверное, я в чем-то не прав.

Он поворачивается к ней и прижимается щекой к щеке. Она плачет.

- Ну что ты, дуреха, не плачь, не надо... Знаешь, о чем я только что подумал. Я подумал, что, может быть, я даже был с тобой счастлив и очень часто. Знаешь, сколько раз.

Жена: Сколько?

Федор: (Считает "сердечки" на ее рубашке) Раз, два, три, четыре, пять... Вот сейчас возьму как исполню "долг" года на два вперед.

Жена: (Улыбается сквозь слезу.) Ну ладно, я согласная, валяйте.

Федор закрывает глаза и тянется губами к ее губам. В это время вдруг по радио начинает играть гимн.

Федор: Вот так всегда, как только про подвиг вспомнишь - сразу гимн.

Он поднимается, выключает радио и возвращается почти в то же положение, в котором был до гимна.

Жена: Предлагаю все начать сначала.

Федор: Понял. (Снова "почти демонстративно" тянется губами к ее губам.)

Вдруг раздается телефонный звонок.

Жена: Опять, наверное, Иван. Водки нажрется и - спать не дает. Четвертый раз звонит. Выдерни, может быть, шнур.

Федор: (Не то шутя, не то очень серьезно.) А меня, между прочим, очень странные менты подвозили, как будто с каким депутатом перепутали.

Телефон "требовательно" зовет к себе.

- Сейчас трубку подниму, а меня спросят, почему гимн отключил... (Поднимает трубку). Алло!

Голос Ивана: Алло, алло. Где тебя черти носят? Ты уже из Сибири вернулся?

Федор: (Неуверенно.) Да.

Голос: Ну а теперь, брат, собирайся в Париж.

Федор: Не понял.

Голос: Подрастешь, поймешь. У меня в кармане письмо и два вызова. Федя, ты будешь лечиться в лучшей клинике мира. Загранпаспорт у тебя есть?

Федор: Где-то был. Только я никогда им не пользовался.

Голос: Федя, это судьба. Мы будем жить долго!

Федор: А где деньги, Вань, чтобы жить долго?

Голос: Пока это не твои проблемы. Я еще сам буду тебе должен, я даже могу продать свой завод.

Федор: Ни черта не понимаю.

Голос: Федя, тебе самое главное - выжить, а дальше - разберемся.

Федор: (Неуверенно.) Вы, что решили пожениться?

Голос: Проницательный ты мой - да! Я же говорил - никакая она не француженка. Была замужем за серьезным бандитом. Два года жила в Париже. Потом его грохнули.

Федор: Какой ужас. Ничего не понимаю.

Голос: Федя, короче, бумаги мы сделаем быстро. В восемь тридцать - я у тебя. Готовься. В девять я должен быть в ментовке. - Да, ты же не знаешь - нашего друга Борю повязали. Коня украл - представляешь.

Федя: Нет, не представляю.

Голос: А ты попробуй. Ну, все, пока. В восемь тридцать я у тебя - готовься.

Федор кладет трубку. Возвращается к жене. Ложится рядом.

Жена: Ну и что случилось?

Федор: Боря-Лилипут, ну помнишь, который у Ивана на дне рожденья на баяне играл, - коня украл. Теперь Иван едет в ментовку его выкупать.

Жена: Кого выкупать, коня?

Федор: (Задумчиво.) Может быть, и коня тоже.

Жена: А ты тут при чем?

Федор: А мне нужно собираться в Париж.

Жена: Шуточки у тебя, Федь, какие-то плоские, то ты - в Сибирь, то - в Париж. (Отворачивается от него.) За последних три месяца ни разу нормально не поговорили.

Федор: (Почти мечтательно.) Еще поговорим, мне сейчас главное пережить Гулливера.

Сад. Снегопад. Под яблоней "Гулливер", он "почему-то" кажется почти в два раза больше, чем мы видели его в последний раз.

Титры

"НАША УЛИЦА", № 6-2005