Александр Логинов-Женевский

ЗЕЛЁНАЯ ТАБЛЕТКА

рассказ

Жил в столичном городе Ыстывкар один очень пытливый мальчик.

Пытливость его была настолько жгуча и плазменна, что мальчик карабкался, как пожарник, по лестнице сомнительной школьной премудрости, задерживаясь на каждой ступеньке не более двух-трех недель.

Учителя в два прихлопа перебрасывали мальчонку вышестоящим учебным инстанциям, как раскаленную эстафетную палочку, причем вовсе не по причине преклонения перед его размашистыми познаниями, а исключительно потому, что за две-три недели пребывания в классе он настолько опутывал их тонкие шеи и хрупкие черепа колюще-режущим коконом головоломных вопросов, что они с легким сердцем избавлялись от занудливого ученика, сочиняя директору школы пространную докладную записку, в которой досконально обтяпывали досрочный перевод якобы гениального школьника в следующий класс.

Главным вопросом мальчика, загонявшим учителей в безнадежный тупик, был вопрос о свете в конце туннеля.

Любознательный мальчик, которого звали Жоксогдын Николаевич Цы и которого сметливые преподаватели уже первого сентября отправляли на “сахалин”, в течение каждого с отгрызанной четвертью часа гудел-стрекотал всеми фибрами докучливого организма, как растревоженный трансформаторный улей, зыбко вибрировал от надежно прикрытых кроссовками пят до антенны мятежных волос на макушке и перманентно тянул вверх и вперед извилисто-сноровистую правую руку, синие пальцы которой едва не касались запачканной мелом доски, стремясь обратить на себя внимание затурканного Сан-Петровича или зареванную Ирину-Иванну.

Наконец, Санпетриванна делала вид, что только-только заметила трепетно-алчущую анаконду руки Жоксогдына, гасила усилием педагогической воли истинктивные спазмы беззвучных рыданий в горле и на прозрачном пределе истонченной доброжелательности говорила:

- Жоксогдын, у тебя опять какой-то вопрос? Я тебя внимательно слушаю.

Мальчуган тут же вскакивал, сбивая наземь случайным локтем храпящего рядом оголтелого двоешника, и выстреливал из себя заветное-несусветное:

- Ирина Ивановна, а где можно увидеть свет в конце туннеля?

Учительница натруженно улыбалась и отвечала будто бы беззаботно-насмешливо:

- Эх, Жоксогдын-Жоксогдын! Наверное, все остальные ребята кроме тебя это знают. Да в конце любого пробуравленного в горной породе туннеля, например, железнодорожного или автотранспортного, любой машинист или шофер непременно увидит ослепительный свет. Вот ты был когда-нибудь на Кавказе?

- Нет-нет, Александр Петрович, - перебивал педагога мальчик, - я имею в виду совсем другой туннель и совсем другой свет.

Учитель надолго замолкал, затем озадачивал класс каким-нибудь письменным упражнением, а сам принимался криво строчить докладную записку директору школы.

Жоксогдын еще толком ходить не умел, когда впервые услышал от бабушки Ыть про свет в конце туннеля.

- Погоди, - бросила она как-то внуку то ли сердито, то ли испуганно, - еще доведется тебе увидеть свет в конце туннеля, тогда по-другому заговоришь.

Внук не очень-то понял замечание бабушки, поскольку в ту пору понимать-то все уже понимал, но говорить совсем еще не умел.

Только и выкатывалось временами из его разверстого горла:

- Гыр-гыр-гыр-гыр!

Или:

- Ды-ды-ды-ды!

Вскоре бабушка Ыть умерла, но слова ее про окошко в конце туннеля внуку запомнились крепко-накрепко.

Только и думал он о мерцании в черной пещере, равноскушно играя в солдатики или строя башни и пирамиды из кубиков.

Однажды бежал он вприпрыжку по солнечной улице и вдруг потянуло его, словно крючковатым багром, в плесенную прохладу чужого подъезда.

Он с трудом отворил линявшую завитушками краски дверь неродного жилья, протиснулся в смрадно-хладную темень и тут же услышал:

- И вдруг, представляешь, вижу я после этого жуткого мрака ослепительный свет в са-а-амом конце туннеля...

Цокнула отягощенная жидкой ношей керамика, глухо ухнула чугунная батарея, сухо хрустнула нездоровая человечья гортань.

Глаза мальчика кое-как настроились на южную ночь и он с трудом различил у гармонистой батареи землистые силуэты двух мужиков с гордо парящими чайными чашками в руках-невидимках.

- А ну пшел отсюда, сусел паршивый! - дружно гаркнули мужики.

Жоксогдын вылетел из подъезда, как утренний гражданин, опаздывающий на работу в валютную фирму.

Дома мальчик спросил у мамы:

- Мама! А когда мне доведется увидеть свет в конце туннеля?

Мама озабоченно-пристально посмотрела на мальчика и отправила его к папе.

Папа на вопрос мальчика не ответил, а просто отвел его в детскую комнату и сказал:

- Поиграй-ка пока в солдатики.

Только успел Жоксогдын сварганить из костяных кубиков крепость для своего оловянного войска, как в комнату неслышно вошли мама и папа, взяли его крепко за руки и повлекли к знаменитому врачу-психиатру.

Молодой белокурый доктор с бегающими руками и в черных очках (глаза у него тоже, наверное, бегали - оттого и носил он очки) выпроводил родителей в коридор и завел с мальчиком серьезный мужской разговор на равных.

- Что, брат, в мозгах засвербело?

- Да уж засвербело, господин доктор. Аж спасу нет.

- Усталость, желающая в два смертельных скачка перепрыгнуть через пропасть неверия и достигнуть мерцающего конца. Бедная усталость неведения, не желающая больше хотеть: ею созданы все боги и другие миры.

- Но разве не жаждет с рождения человек все новых и новых подарков? Разве не гложет его первобытная тяга к собирательству живых мерцающих знаний и мертвых золотых побрякушек?

- Своей нищеты жаждешь ты избежать. А звезды для тебя так далеки. И тогда ты вздохнул: “О, если бы существовали небесные тропы, чтобы прокрасться в другое счастье и бытие!” И тогда ты приблизил, унизил мечту до подземельных промозглых мокрот, мерцающих плесенью и угольным бисером.

- Это не я, это - бабушка Ыть! - запищал Жоксогдын и замахал стробоскопно синими пальцами, отгоняя от своей маленькой плоти непонятные, но жестокие изречения доктора.

Только через тридцать восемь часов кисейно-кисельная медсестра вновь пригласила родителей в кабинет.

Мальчик как ни в чем не бывало вольготничал в уютном эргономичном кресле, а вот врач выглядел бездонно усталым. Перевернутая трапеция его нижней челюсти ощетинилась блестящими клочьями стекловаты.

Скукоженный, обессиленный доктор протянул родителям листочек с рецептом:

- Купите в ближайшей аптеке. Резать кусочками по два-три сантиметра и лепить на каждое ухо, а также на рот. Пластырь менять по мере загрязнения. На время приема пищи, разумеется, снимать.

В рецептурной бумажке была заполнена всего одна строчка:

“Лейкопластырь - 1 шт.”

Вместо фамилии доктора стоял покосившийся крестик.

До достижения мальчиком школьного возраста рецепт работал безотказно и безоткатно, но когда мальчика определили в первый класс с чудо-пластырем пришлось распрощаться.

Вот тогда-то застарелый вопрос вновь пробился кривым фосфорическим кактусом сквозь асфальтовые наслоения прошлого. Однако родители мальчика без зазрения совести препоручили горшок с ядовитым цветком заботам еще ничего не ведавших школьных учителей.

Через восемь месяцев Жоксогдын закончил одиннадцатилетку с платиновой медалью.

А еще через два месяца ему исполнилось зрелых семь лет.

В университет он не поступил, потому что провалил собеседование, которое он был обязан успешно пройти как платиновый медалист.

Зато он успел спросить у беседовавшего с ним профессора:

- Господин профессор, а где можно увидеть свет в конце туннеля?

Профессор покряхтел, похмыкал глубокомысленно, покачал сокрушенно блестящей во всех отношениях головой и молча вписал в специальную ведомость заключение: “К прохождению строевого высшего образования непригоден. Профессор Ричард Крупянников.”

Уже в дверях мальчуган вновь повторил свой извечный постылый вопрос:

Профессор встал из-за стола, подошел к Жоксогдыну и шепнул ему на ухо:

- Вы вот что, дорогой мой человек, вы к экстрасенсу идите. Я знаю одного стоящего. Улица Мостовая, дом пять, подъезд номер три, четвертый этаж, единственная квартира без номера.

- Но экстрасенсы дорого стоят. А родители мне денег на экстрасенса наверняка не дадут, - попытался ответить мальчик профессору тоже на ухо, но дотянулся лишь до его китового брюха, которому и высказал свои сомнения на этот финансовый счет.

Профессор Крупянников посовещался с болтливым желудком, покопался в кармане и сунул мальчику в руку серо-зеленый бумажный комок:

- Полагаю, что этого тебе хватит, мой любознательный друг. Искренне желаю удачи.

На следующий день Жоксогдын отправился на улицу Мостовую, нашел там хрущевский дом номер пять, подъезд номер три, поднялся по разбитной серой в крапинку лестнице на четвертый этаж и позвонил - почему-то три раза - в единственную квартиру без номера, но с фармазонским глазком на уровне дверного пупка.

Дверь открыл ошеломляюще толстый мужчина в зеленом хирургическом балахоне с черной до дырявых колен бородой.

Кивком головы он пригласил мальчика проследовать внутрь, и через минуту они сидели за квадратным деревянным столом без скатерти в большой светлой комнате без мебели - за исключением стола и трех табуретов - а также без обоев и люстры. Нагота потолка и стен была стыдливо прикрыта разводами белой эмульсионной краски.

- Я вас слушаю, Жоксогдын Николаевич, - сказал толстяк с пронзительными зелеными глазками.

- Ого! - удивился мальчик. - Вы знаете, как меня зовут! Значит, вы настоящий экстрасенс!

- Да, я настоящий экстрасенс, - без сложной и ложной скромности подтвердил догадку ребенка человек в зеленой хламиде. - Да, я знаю, как вас зовут. Кроме того, я знаю целую кучу других интересных вещей. Но я, к сожалению, не знаю, почему вас зовут Жоксогдын, и по этому поводу меня гнетет жуткое любопытство, которого я, признаться, давно не испытывал.

- Меня зовут Жоксогдын потому, что мой прадед Иван Феофанович Святоглазов породнился с древним родом Жоксан-Кирея из...

- Ах, ну тогда все понятно! - перебил мальчугана экстрасенс. - Я догадывался об этом. Однако поскольку догадка была нечеткой и смутной - она летала и прыгала перед моими глазами в виде несимметричной и несфокусированной мыслеформы - я предпочел попридержать ее за зубами.

Тут экстрасенс улыбнулся, и мальчик увидел, что зубы его были огромными, редкими и остроконечными, как у белой акулы.

- Так вы хотите знать, уважаемый Жоксогдын Николаевич, где можно увидеть мистический люминесцентный нимб в самом финале нерукотворного монотеистического туннеля?

- Наверное, вы правы, уважаемый экстрасенс, хотя я не очень хорошо понял, что именно вы сказали.

- Да все-то вы хорошо поняли, - хохотнул зеленый толстяк. - Деньги при вас?

Жоксогдын протянул экстрасенсу серо-зеленый бумажный шарик.

Экстрасенс тщательно его расправил, потом просканнировал изумрудным глазным прищуром, и отправил, как мяч в баскебольную авоську, в верхний ящик стола, который стремительно выдвинул цепким движением корпулентного безымянного пальца.

Из того же ящика толстяк достал придушенную пробкой из-под шампанского стеклянную колбу с единственной темно-зеленой таблеткой на донышке и протянул ее Жоксогдыну:

- Владейте, уважаемый Жоксогдын Николаевич. Теперь - это ваше.

- Что это? - почти вскричал Жоксогдын.

- Вход в искомый туннель, - скромно ответил раскормленный экстрасенс.

Мальчику залетела в голову шальная мысль, что толстый дяденька питается человеческим мясом. Но этого предположение его вовсе не испугало, а почему-то наоборот успокоило.

На самом деле экстрасенс вообще ничем не питался. Ему хватало энергичной энергетической подкачки из ближнего космоса. Хотя в последнее время он явно подсел на калорийную космическую энергию, отчего его с каждым днем разносило все шире и шире.

- А что я должен делать? - спросил мальчик.

- Да ничего такого особенного. Прежде всего нужно найти глухое, потайное местечко где-нибудь на пустыре, в подвале, на чердаке, в пустом сундуке или в дремучем лесу. Потом проглотить эту зеленую таблетку. Запивать ее ничем не надо - сама канет в горло. А дальше все закрутится само собой. Вот и всё. Только - чур! До приема таблетки никому ничегошеньки не говорить. А то все дело испортишь. Всё понял?

- Ага, - кивнул Жоксогдын.

Мальчик сразу отверг замкнутые тесные помещения, поскольку с детства его робко преследовал призрак ненавязчивой клаустрофобии, и выбрал в качестве наилучшего потайного местечка чащобу в ближайшем Арнаутском лесу.

Родителям Жоксогдын, разумеется, ничего не сказал.

Дождавшись, когда они отправятся на работу, - его мама работала укладчицей №5 на кондитерской фабрике “Меньшевичка”, а папа служил помощником звонаря на самой высокой в городе пожарно-дозорной каланче, - мальчик сунул в карман колбу с зеленой таблеткой и рысью помчался в глухой Арнаутский лес.

В лесу было обволакивающе уютно и безмятежно.

Жоксогдын шел наугад около часа, пока не набрел на рыхлую кучу прошлогодних коричневых листьев - ее намело-нанесло вокруг полусгнившей дубовой колоды.

Орудуя руками, как крот, мальчик быстро вырыл в холмике листьев глубокую яму, улегся в нее - лицом в надтреснутые небеса, достал из кармана колбу, вытряхнул из нее зеленую шайбочку - она была горячей, как котлета со сковородки, - и отправил пилюлю в рот.

Таблетка действительно канула в горло и пищевод, как камень, брошенный в глубокий колодец.

Жоксогдын немного поворочался в своем лежбище, присыпая себя со всех сторон охапками листьев. И вдруг провалился куда-то вниз - словно в медвежью берлогу или волчье логово.

Внизу было сыро, черно и каменно.

Мальчик ощутил, что лежит на мелких холодных и острых камнях.

Лежать было больно и неудобно.

Поэтому Жоксогдын, не мешкая, встал и пошел куда-то вперед (или, быть может, назад), опираясь левой рукой на влажную каменную шероховатость. Шел долго, но впереди (или, быть может, сзади) так ничего и не забрезжило.

Тогда он развернулся и пошел в обратную сторону, держась за шершавую стенку той же левой рукой.

Так он ходил туда и обратно, пока это занятие ему основательно не прискучило.

“Может, таблетка еще не подействовала, и мне нужно чуть-чуть подождать?” - подумал сообразительный Жоксогдын.

Он сел на холодный каменный пол пещеры, обхватил руками колени и чутко затих.

И вскоре ему показалось, что откуда-то издали, с левой от него стороны, будто бы исходит едва различимое зеленовато-фосфорное мерцание и горьковато-огуречное дуновение.

Мальчик вскочил и скорым шагом пошел на мерцание.

Мерцание становилось все ярче и ярче.

Сердце Жоксогдына затрепетало.

Сердце подсказывало, нашептывало мальчугану, что он видит тот самый свет в конце моно-туннеля.

Мальчик не выдержал душевного напряжения и побежал на свет сломя голову.

И со всего размаху хлопнулся о ледяную мерцающую гладь.

Его рикошетом отшвырнуло назад. При падении он пребольно приложился лопаткой об острый каменный выступ.

Перед ним тускло мерцало огромное зеркало неправильной овальной формы.

Зеркало ласково обдувало и обдавало мальчика горьковатой белесой дымкой.

Жоксогдын поднялся и вплотную приблизился к колоссальному полированному барьеру.

Вместо своего отражения он увидел в зеркале клубящееся и светящееся грушеобразное облачко с пронзительно белой точкой на остроконечной его вершине.

“Это я?” - изумленно подумал он.

И вдруг в глубине зазеркалья заструились гипнотической красоты разноцветные переливы, напоминающие всполохи редкого северного сияния.

А еще через секунду зерцало, словно гигантский экран целлофановой цветомузыки, вспыхнуло, всколыхнулось мириадами ослепительных лампочек и неоновых трубочек карнавальной иллюминации-галлюцинации. Там и сям заискрились-заполыхали драгоценные россыпи осиянного блестками, звездочками и самоцветами неистового берлиозовского салюта и фейерверка. У основания зеркала зафонтанировали-заколосились пшеничные струи бенгальских огней. По периметру - размером с нешуточное чертово колесо - в рэповом ритме запульсировали и забулькали болотные огоньки, светлячки и гнилушки.

“Что это?” - восхищенно подумал мальчик.

- Это - несравненный последний гипер-спектакль, который дают в твою честь твои собственные нейроны перед тем, как навеки угаснуть и осыпаться неживым. стылым пеплом! - тишайше шепнул ему кто-то на ухо.

Кто это?

Белокурый доктор с бегающими очками?

Профессор Крупянников?

Зеленый толстяк-экстрасенс?

Строгая бабушка Ыть?

Сам Жоксогдын?

Внезапно что-то оглушительно треснуло майским громом бесноватой мощностью в миллиард мегаватт, и роскошное зеркало вмиг потухло, почернело, исчезло.

Наступила кромешная тьма.

“Где я? Что со мной?” - вопрошал себя Жоксогдын, от которого кроме этих вопросов почти ничего уже не осталось.

- Ты теперь за пределами света в конце туннеля, - шепнул ему на ухо тот же тихий голос.

- А ты кто? Бог? - наивно спросил мальчуган.

- Бог? - усмехнулся душисто голос. - Богу такая мелочь, как человек, давно уже не интересен. У него поважнее заботы имеются, о которых не то что спрашивать - и помышлять-то смертному возбраняется. Это я вот по доброте душевной вожусь с такими как ты пытливцами.

- Тогда кто ты?

- А ты разве еще не понял? Я - зеленая таблетка, которую ты проглотил. Ну, а теперь закрывай глаза и постарайся поскорее уснуть.

Ребенок закрыл глаза, которых у него уже не было, но никаких перемен в своем состоянии и изменений в своих ощущениях он почти не почувствовал - тьма оставалась тьмою.

Тем не менее, мысли Жоксогдына Николаевича Цы потеряли отчетливость и конкретность, и он начал стремительно ввинчиваться в беспредельность.

- Что со мной теперь будет? - испуганно крикнул мальчик, хотя ни рта, ни языка, ни голоса у него уже тоже не было.

Абсолютно ничего страшного! - успокоила его зеленая таблетка.

«Наша улица», 87 (2) февраль 2007