Алексей Некрасов-Вебер "Река детства" два рассказа

Алексей Некрасов-Вебер

 

РЕКА ДЕТСТВА

 

два рассказа

 

 

КИПАРИС ВО ДВОРЕ

 

Перебирая программы, Дмитрий чувствовал, что вот-вот завоет. А ведь еще минут двадцать назад, поднимаясь к квартире, мечтал о том, как, растянувшись в кресле перед телевизором, сможет, наконец, расслабиться. За день на душе, как всегда, накопилась суточная норма дряни. Сегодня  даже с переизбытком: склоки на работе, поездка в метро рядом с двумя пьяными придурками, толкотня и ругань на рынке, куда жена послала за котлетами и сыром. Алкоголь и телевизор для таких случаев были испытанными лекарствами. Но так как к спиртному  в последнее время прикладывался слишком часто, и лечение стало  перерастать в пагубную привычку, сегодня он решил использовать только второе средство. Наскоро поужинав,  упал в кресло, взялся за пульт, и тут мир, еще более пошлый и агрессивный, чем тот, от которого пытался убежать, ринулся на него с экрана.

На первом канале юмористка, коверкая речь, несла  пошлятину в народном стиле. На втором плясали канкан ряженые под баб мужики. На третьем мощной дланью и убойным калибром сокрушал все на своем пути Терминатор. "Культура" показывала что-то спокойное, но уж очень занудное, по остальным программам плотной завесой шла реклама. После нескольких переключений какой-то фильм все-таки удалось найти, но по первым же кадрам стало ясно, что отдохнуть душой и тут не получится. Очередной   крестный отец российского разлива доходчиво объяснял конкуренту что будет,  если его   великим мафиозным планам осмелятся помешать. После двух минут просмотра  Дмитрий переключился на Терминатора. Все-таки было у этого монстра шварцнегеровское обаяние, да и крушил все он так убедительно и профессионально, что зрелище поневоле завораживало. Но не успел робот-убийца завершить разгром полицейского участка, как на экране замелькали заученные уже наизусть рекламные ролики. Пришлось снова взяться за пульт. Пальцы зло и хаотично давили на кнопки, выхватывая очередные картинки телевизионного ада.

Мафиози все еще стращал, для убедительности схватив оппонента за горло. Ряженые мужики плясали. В темной  грязной подворотне кого-то били ногами. Очередное нажатие кнопки и вместо озверелых бандитских рож появляется не менее обаятельная  физиономия известного политика, еще одно переключение и на экране  усаженная рядами страшных зубов акулья пасть. Потом снова реклама, и опять акула, но кажется уже из другого фильма. Вместо юмористки на первом канале теперь выступала парочка звезд отечественной эстрады. Раскрученный певец и поп-дива, в последнее время больше известная скандалами и сексуальными похождениями, сошлись в дуэте, чтобы спеть о вечной и прекрасной любви. Глядя на их сытые и циничные лица, уже не верилось, что есть на белом свете хоть какая-то любовь, да и вообще что-либо, ради чего жить стоит.

Решение простое и очевидное почему-то стало для него самого неожиданностью. С минуту он растерянно смотрел в темный оскал обезвреженного ящика, словно не понимая: "Неужели так можно?!" Один щелчок кнопки и  эта вакханалия исчезла. Но оказалось все не так просто. В наступившую тишину тут же стали просачиваться звуки внешнего мира. В соседней комнате вся семья по второму телевизору смотрела очередной сериал о "женщине трудной судьбы", за окном орали что-то матерное и агрессивное,  с нижнего этажа, как обычно, доносился  мужественно-хрипатый голос блатного шансонье. Да и увиденные только что персонажи не желали просто так выходить из головы и, сливаясь в единую акулью ухмылку, угрожающе шептали:

- Видали, какой умник нашелся! Кнопками он тут будет  щелкать. Куда ты от нас  денешься, приятель!

Ища хоть какого-то спасения, Дмитрий подошел к книжному шкафу. Читал он в последнее время крайне редко, не хватало ни душевных сил, ни времени. Но забытые друзья смотрели без укоризны, спокойно и понимающе. Вытащив наугад книгу, оказавшуюся "Опытом Парадоксальной Этики" Бердяева, опять же наугад открыл страницу и прочитал: "Пошлость и есть этот мир, окончательно забывший об ином мире и почувствовавший довольство... В царстве пошлости все делается легким, трудности исчезают, но это легкость порожденная отказом от борьбы за высшее бытие".

Вспомнив канкан ряженых мужиков, Дмитрий подумал: "А ведь все правильно! Сначала, заставят почувствовать себя тварью жалкой и дрожащей. А чтобы человек не мучился, не тосковал по своему высокому предназначению, пошлятину ему прямо под нос на блюдечке. Жри, родной, и не хныкай. Все будет хорошо, мы это знаем..."

Пробежав глазами корешки книг, выбрал на этот раз "Основы Дзен-Буддизма", снова наугад открыл страницу и прочитал:

"Когда мастера дзен спросили: "Что означает приход Первого патриарха в Китай?", он ответил: "Кипарис во дворе".

Он уже знал, что подобные фразы нельзя воспринимать ни буквально, ни пытаться искать в них какой-то зашифрованный логический смысл. Фраза лишь некий символ того, что нельзя передать словами. Для европейского человека, это мало понятно и приемлемо, но на душе все равно вдруг стало легче. Он живо представил, как где-то в бамбуковой хижине на циновке, скрестив ноги,  сидит человек. Смуглое скуластое лицо спокойно и сосредоточенно. Сквозь щели в бамбуковой стене, пробиваются лучи утреннего солнца. Легкий ветерок шевелит края монашеской одежды. А он сидит неподвижно, пытаясь всю силу мысли направить на постижение истины скрытой  в солнечных бликах,  в движение ветра, в загадочных словах учителя - "Кипарис во дворе".

Тем временем, матерные выкрики за окном плавно трансформировались в песню. Домашние, закончив просмотр сериала, переключились на боевик, и из-за стены теперь раздавался отчаянный визг тормозов и автоматные очереди. Возвращаясь к действительности, Дмитрий подумал, что может быть "восточный мир" это тоже только легенда, и нет уже больше ни "кипариса во дворе" ни монаха в уединенной хижине. Тяжелой поступью Терминатора,  сокрушая бумажные фонарики и бамбуковые перегородки, промаршировала по всей Земле "массовая культура". И вслед  за этим победным шествием  кинулась добивать оставшихся улюлюкающая толпа мастеров пошлого жанра.

Осознание того, что бежать уже некуда, неожиданно  породило желание сопротивляться. Скрестив ноги калачиком, он уселся напротив выключенного телевизора и попробовал выстроить мысленный барьер против враждебных звуков. Сначала ничего не получалось, но он, сжав зубы, упорно повторял и повторял неуклюжие попытки медитации. Постепенно звуки действительно стали отдаляться, но что-то непонятное теперь творилось с мыслями. Почему-то вспомнился второгодник из параллельного класса, отнимавший мелочь у школьного буфета. И то, что недавно они опять  повстречались, и когда вконец спившееся существо обратилось с дежурным "братан, выручи", Дмитрий послал его по известному адресу, а потом ему почему-то стало стыдно.  Всплыл в памяти нелепый эпизод, когда он полез защищать честь девушки, как оказалась совсем некстати, и его самого послали по-женски решительно и бескомпромиссно.

Сделав скачок, мысли опять переключились на телевидение. Теперь Дмитрий думал о том, что не он один  такой, и что, наверное, в разных концах страны люди, нажимая кнопки, удивленно глядят сейчас в мертвый зрачок телевизора. Возможно со временем "синдром погашенного экрана"  станет массовым и начнет приобретать характер религии или политического движения. Но тогда сразу же начнутся и гонения. Хозяева телевизионных каналов, владельцы рекламных фирм обрушат на отщепенцев всю силу средств массовой информации. Их будут изображать опасными извращенцами, людьми в лучшем случае психически ненормальными, а прочих  "лояльных" граждан призовут выявлять и искоренять заразу в своем окружении. Как всегда с некоторым опозданием в борьбу включится "тяжелая артиллерия" государства. Все попытки адептов новой веры организоваться станут пресекать, как опасное сектантство. И бесполезно будет искать защиты у просвещенного Запада. Как ни крути, а это их товары и кинопродукцию впихивает в умы соотечественников наше телевидение. Так что новую охоту на ведьм в "империи зла" поборники прав человека, скорее всего, обойдут стыдливым молчанием.

Спросив себя, что будет делать при таком развитии событий, Дмитрий даже не смог ничего ответить, а потом и вовсе испугался собственных фантазий. Разминая затекшие от сидения по-восточному ноги, он ходил из угла в угол по комнате, а враждебные звуки   нагло и агрессивно продолжали пролезать в сознание.

Спал он в ту ночь плохо. Будили то пьяные крики за окнами, то надрывные вопли автомобильной сигнализации. Только под утро пришел  сон, погрузивший его в мир средневековых видений. Он увидел себя посреди огромного зала с мрачными арочными сводами. Вокруг  лихо отплясывали уроды и чудовища всех мастей и оттенков. Чувствуя  ужас и отвращение, Дмитрий стал пробиваться к выходу. Но где этот спасительный выход, да и есть ли такой вообще,  он не знал, и потому бессмысленно метался среди веселящейся толпы.

Кипарис появился внезапно, словно свечка, вспыхнув за окнами разгулявшейся кунсткамеры. Яростно работая  локтями, Дмитрий кинулся к дереву. Со всех сторон злобно шипели, хватали за руки и даже пытались бить, но он рвался вперед, как будто в этом представителе средиземноморской флоры, была единственная надежда на спасение. Когда их разделяло всего лишь несколько шагов, Дмитрий сделал отчаянный рывок,  руки почти коснулись веток дерева, он вдруг почувствовал, что сейчас откроется что-то очень важное, и в этот самый момент в сновидение сверлящим комариным писком вторгся голос будильника.           

 

 

РЕКА ДЕТСТВА

 

Река детства была похожа на сотни других рек России. Может быть, поэтому знакомые берега часто смотрели на него с полотен художников или вдруг появлялись и исчезали за окнами вагона. Но это были всего лишь копии, и сердце билось сильней лишь потому, что он видел в них какую-то частичку того неповторимого оригинала. Когда-то река все время была рядом. Ее близость принималась неотъемлемой частью жизни. По тропинке через ивовые заросли он приходил на пляж, где из белого песка пробивались широкие салатно-зеленые зонтики лопухов. В жаркие солнечные дни песок обжигал пятки, и хотелось побыстрей, скинув одежду, с разбегу врезаться в прохладную толщу воды. Утолив первую жажду купания, он отправлялся путешествовать по косе, которая стрелой уходила навстречу течению, отделяя от основного русла тихую гладь залива. Вода здесь доходила только до колен, и местами просматривалось, как по песчаному дну извиваются намытые течением волнистые канавки. Собирая ракушки, можно было представлять себя искателем жемчуга, а крохотные бухточки среди ивовых джунглей пробуждали в воображении картины из пиратских романов. В пасмурную погоду, когда песок казался серым, а лопухи, уныло провиснув, качались под порывами холодного сырого ветра, он все равно приходил к реке, и подолгу гулял у самой кромки воды, где волна пыталась лизнуть край подошвы.

От противоположного берега пляж отделяло около сотни метров воды. Там, на другой стороне, утыканный темными отверстиями стрижиных гнезд обрыв подрубал кромку соснового леса. Кое-где из воды торчали корни упавших исполинов, а на самом краю с благородным спокойствием ожидали своей участи их собратья. В километре от дачного поселка картина менялась. Река, делая поворот, превращала пляж в крутой берег. Идя к нему по клеверному лугу, он сначала видел только облака над далекой кромкой леса, потом впереди внезапно открывался простор речного разлива, и уже на самом краю, с опаской заглядывал вниз, где желтая полоска песка резко уходила в темную глубину воды.

Безветренными вечерами на застывшей глади реки лежали широкие алые полосы. Над верхушками сосен догорал закат, и в такие часы казалось, что мир русских сказок не досужая выдумка языческой фантазии - он здесь, рядом, просто затаился до времени, не мешая нам тешиться игрой в цивилизацию.

Но, по мере взросления, мирок дачного поселка становился все более тесным. Приезжая на несколько недель, он откровенно скучал, считая дни до возвращения, и даже не подозревал, что скоро жизнь на этих берегах навсегда отойдет в прошлое. Город детства не стал чужим, но там уже не было крохотного уголка пространства, которое люди называют своим домом. Свидание с рекой случалось теперь только раз в несколько лет, в короткий промежуток между посещением родных могил и вечерним московским поездом. Среди других потерь эта осталась незамеченной, но однажды река пришла к нему во сне. Зачарованно наблюдая за облаками на горизонте, он снова шел по утопавшему в солнечных лучах клеверному полю, и, как это бывает в сновидениях, внезапно оказался над речным обрывом, чуть не задохнувшись от приступа восторга и ностальгии.

Потом он видел этот сон не один раз, в самые тяжелые времена, когда жизнь начинала казаться бесконечной цепью обманов и неудач, и, просыпаясь, чувствовал, что все неприятности не так уж и страшны и вполне преодолимы. В душе словно создавался плацдарм, цепляясь за который, можно было бороться дальше. Однако с годами образ реки постепенно забывался, и перестал являться даже в сновидениях. Черную полосу к тому времени сменила суетливо серая. Кое-чему научившись, он уже обходил расставленные судьбой ловушки, и добивался успеха чаще, чем терпел неудачи. Жизнь стала предсказуемо стабильной, но иногда накатывала тоска, и он чувствовал, будто смотрит вокруг сквозь задымленные очки. Несмотря на новые впечатления и многочисленные поездки, "большой мир", в который когда-то так стремился, оказался куда более пустым и блеклым, чем тот крохотный, где и не было ничего кроме воды, заросших лесом берегов и неба. Он понимал, что это с годами притупляется восприятие, тускнеют краски, и потому уже не хотел возвращаться на берега детства, опасаясь еще одного разочарования.

А потом жизнь снова дала трещину. Все, что возводил в последние годы, распалось быстрей, чем домики, которые строил из мокрого песка в детстве. Отчаянно сопротивляясь, он старался уподобиться героям зарубежных фильмов, но вскоре убедился, что "хеппи-энд" все-таки растение голливудское и на нашем глиноземе далеко не всегда приживается. И вот наступил вечер, когда окончательно стало ясно: "Проиграл!". Возвращаясь в дом, превратившийся из семейного гнездышка в холостяцкую берлогу, он старался найти хоть что-нибудь: надежду, идею, воспоминания, цепляясь за которые, можно жить дальше. Но мысли беспомощно скользили, не находя опоры, и, казалось, он неумолимо скатывается вниз по грязному ледяному склону.

Заснуть в ту ночь долго не удавалось. Неприятно давило где-то между желудком и сердцем. Мысли становились все тяжелее и безотраднее, а сон все не приходил. Но в какой-то момент сознание, наконец, стало проваливаться в спасительную пустоту, а потом он увидел знакомое клеверное поле. Цветы, блеск росы на листьях, бездонная синева неба обрушились на него вместе с потоками утреннего солнца. Все вокруг казалось восхитительно ярким, словно природа отдавала сейчас спрятанные в тайниках краски. Неожиданно он понял, что раньше просто не умел смотреть, а этот луг и небо всегда были такими. Задыхаясь от восторга, он пошел к облакам над далекой кромкой леса. Но внутри еще жила тревога: "Вдруг там впереди ничего нет!" Вспоминалось, как однажды в ночном кошмаре увидел, что русло реки от берега до берега закатано серым грязным асфальтом. Но на этот раз ничего подобного не произошло. Словно и не было разлуки, река безмятежно несла навстречу свои воды. Остановившись на краю обрыва, он смотрел, как убегает от ветра мелкая рябь волн, как проступают сквозь толщу воды песчаные полоски отмелей. Время не понеслось вспять, оно просто никуда и не уходило, навсегда застыв, в счастливой бесконечности между рекой и небом. И чувствуя, как из глаз вот-вот хлынут слезы, он упал на колени, а в висках колоколом застучало "Я вернулся!".

 

"НАША УЛИЦА", № 11-2004