Алексей Некрасов-Вебер
"ЦАРЬ Я ИЛИ НЕ ЦАРЬ?",
или размышления у картины
Картина
стала понятна, когда мне сказали, что это портрет писателя Юрия Кувалдина.
Наверное, это было произнесено в шутку, но именно так я и воспринял образ
человека, на расколотом черепе которого - корона, одновременно похожая и на
символ царского величия и на шутовской колпак. Для стилизованного изображения
земного владыки куда бы больше подошел упитанный господин с волевым подбородком
и разбитыми людскими головами под сапогом. Да и вопрос "Царь я или не
царь?!" в обычном земном смысле вряд ли вызовет чудовищное напряжение, от
которого взрывается мозг, глаза вылезают из орбит и черная бездна заглядывает в
зияющие проломы черепной коробки. Здесь же в царской короне сумасшедший, но это
не банальная мания величия. Претензия на власть имеет все основания, только
царство его скрыто за темной завесой фона картины. И все-таки оно существует! С
давних пор творения человеческой фантазии обретают какую-то особую плоть,
позволяющую им жить дольше своих создателей. Литературные герои часто более
убедительны и рельефны, чем реально существующие люди. Страшную силу обретают
порой идеи, рожденные под пером писателя или философа. Человек, в подчинении
которого лишь перо и бумага, способен был выпустить в свет джина, который
безжалостно ломал устои общества и границы на политической карте. А титаны
Истории? Ведь и они во многом литературные персонажи, созданные теми, кто
незаметно жил в тени их величия. Но как глубок разрыв между миром, в котором творец
ощущает свою власть, и тем, что окружает его в данный час и данную минуту!
Потому-то корона на голове несчастного так похожа на шутовскую, и хрупкая
человеческая оболочка не выдерживает мучительного напряжения, поставленного
художником Александром Трифоновым вопроса.
Но,
наверное, прелесть живописи в том и состоит, что, не ставя глобальных проблем,
она способна пробудить близкие только тебе образы и ощущения. Картина
"Советское шампанское" у меня - человека, чья молодость пришлась на
годы "застоя", рождает воспоминания о студенческих вечеринках. О
временах, когда разговор за бокалом вина и танцы под старый кассетный
магнитофон были важной составляющей жизни. Вспоминается наивное ожидание
новогоднего чуда и заветная мечта провести ее наедине с любимой девушкой. А
кто-нибудь постарше, глядя на картину, может быть, услышит танго
"Утомленное солнце"...
Удивительно,
как много может открыться в стоящих на столе бутылках. Тут и жаркое сплетение в
объятиях, одиночество глядящих в разные стороны горлышек, любовный треугольник
и похмельная усталость после проведенной за картами ночи. Оказывается, и
ограниченное пространство стола может рождать какое-то особое ощущение глубины.
"Над пропастью во ржи" - картина в картине. Лежащие на пейзаже
предметы одновременно подчеркивают и смягчают тревогу грозовой ночи. Здесь и
красота стихии, и уютное чувство защищенности, когда ненастье бушует за стеной
сельского дома, а внутри тепло, покойно и ароматно пахнут связки развешанных
под потолком овощей.
Скорее
всего, автором двигали совершенно другие образы и мысли. Иначе воспримет
картины и кто-то третий. Живопись особый мир, где разрывается внешняя оболочка
ландшафта и предметов. За ней каждый может увидеть что-то близкое именно ему.
Даже один и тот же человек воспринимает по-разному в зависимости от настроения
или чего-то еще, не имеющего логического объяснения.
"НАША УЛИЦА", № 9-2005,
а также в
книге-альбоме "ХУДОЖНИК АЛЕКСАНДР ТРИФОНОВ", Москва, Издательство
"Книжный сад", 2005, 256 с.