КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
рассказ
Времена года сменяли друг друга, сменяют друг друга и будут идти чередой. Будут другие люди на земле ждать весну, любоваться первыми весенними листочками. Будут жадно наслаждаться каждым мгновением. Будут представлять лето, буйство красок, а потом мечтать об осени. Начнут наблюдать, как пышная зелень преображается в живописный осенний ковёр. Деревья прощаются с последними листочками. Появятся снежинки. Новый год. Новые надежды. Сколько их, времён года, исчезнут бесследно!? В памяти останутся только счастливые мгновенья. Колесо времени!
Типаева в силу разных причин не могла догадаться, что и она вращается в этом неостановимом колесе времени, но включив телевизор вдруг обомлела - там красовалась великолепной причёской деловая дама, в которой Типаева без труда узнала девчонку из Арзамаса, которая лет двадцать назад пришла к ним в контору. Девочку звали Лада, а теперь она очень умно рассуждала о новейших тенденциях в экономике.
Как эти двадцать лет проскочили и как она попала в прошлое, Типаева не заметила.
Метро «Орехово». Лада, Люба и Типаева встретились у последнего вагона.
- Ой, а я здесь первый раз… - сказала Лада.
- А я однажды в парк шла от «Царицыно»… - вставила Типаева.
- Всё настроение себе испортишь, когда идёшь от «Царицыно» в узком туннеле, - сказала Люба, двумя пальчиками медленно снимая шляпку с цветочками и внимательно осматривая её.
- На «Орехово» я вообще никогда не была, - сказала Типаева, поднимая темные очки с глаз на волосы выше лба, как распространилось сплошь и рядом ходить у модниц, нужны очки или нет, а смотришь, у всех надо лбом темные очки.
Очки выглядели нелепо, потому что день этот выдался пасмурным.
- Как? - удивилась Люба. - Я здесь всё время бываю...
Загремел прибывающий поезд.
- Тебе хорошо! - повышая голос, сказала Типаева. - Живёшь в двух шагах на Шипиловской... Я ж у тебя в гостях на новоселье была. О том, что в Царицынский парк нужно ходить от «Орехово», ты мне тогда ни слова не сказала.
Когда они поднялись наверх, Лада воскликнула:
- Выход прямо в парк!
И действительно, из последнего вагона от центра на станции «Орехово» выход ведёт прямо к воротам парка. Буквально в двух шагах.
С самого утра непогодилось, изредка шёл монотонный дождь. Но после обеда сквозь пятнистые серые облака на мгновения прорывалась небесная синева, напоминая, что солнце никуда не исчезло, оно просто спряталось за облаками, и вот-вот покажет своё яркое личико.
Старые темные стволы высоких деревьев напоминали колонны какого-то невероятного концертного зала, освещенного заходящим солнцем, и от колонн стволов ложились длинные тени, как будто художник графически чётко расчерчивал пространство холста.
- Нижние ветки срезаны… Ствол колонной уходит к кронам… - сказала Лада.
- Ой, девочки, посмотрите какое небо… Розовые полосы на сером… - сказала Люба.
В этот момент солнце по аллее ударило им в лицо. Они отвернулись и увидели свои длинные, как колонны, тени на брусчатке широкой парковой аллеи.
И тут их оглушил грохот барабанов и электрогитар.
- Это с танцплощадки, - пояснила местная Люба. - Каждый вечер одно и то же. С ума можно сойти. Такой архитектурный ансамбль, парк… Площадка эта совершенно не уместна здесь, а уж грохот этот просто покоя не даёт!
- Люба, а на танцы в выходные хоть народ ходит? - спросила Типаева.
- Сомневаюсь… Когда мы с мужем тут гуляем, что-то ни разу не замечали оживления… Так… Несколько чудаков…
Дойдя до ближайшей скамейки, они присели.
- Хорошо-то как! - воскликнула Лада.
Люба приподнялась, вытащила из кармана пальто зажигалку, потом нашла в сумке сигареты и протянула пачку Типаевой, закурили.
Типаева сидела на краешке скамейки. Солнце освещало её молочно-белую кожу.
Коричневато-золотистый подтянутый скворец прошагал у них под ногами.
Лада взволнованно прервала молчание:
- Молодой быть очень плохо...
- С чего это ты?
- Да так… Жизнь летит, мне уж девятнадцать, а я еще ничего не сделала. Я много читала, и видела, что люди ставят себе великие цели…Неизвестно даже, есть ли у меня какие-нибудь таланты. А хочется большой, бурной жизни! Чтобы были вокруг вспышки камер… Представляю родителей, которые смотрят по телевизору новости и вдруг видят меня!
Скворец перешёл дорожку и исчез в траве.
Люба стряхнула пепел, посмотрела на Типаеву, подмигнула ей, и сказала:
- Хорошо говоришь, что же ты остановилась, продолжай… Мечтать не вредно… А кто варить борщ будет, жарить котлеты, одевать-обувать детей, мужу гладить брюки?.. Так что мечты быстро кончаются…
Лада слова Любы пропустила мимо ушей. У неё было своё на уме:
- Что же мне делать? Что сделать, чтобы жизнь не прошла даром, чтобы каждый день приближал меня к моей мечте!? Я живу в тоске, меня преследует мысль, что я не живу, а существую. Способна ли я на выбор настоящего жизненного пути, хватит ли у меня воли и способностей, чтобы осуществить свои мечты? Хуже всего то, что никто не понимает моих страданий, сомнений, желаний…
- Мечта, мечта, а в чём твоя мечта?! - почти продекламировала Типаева.
Лада порозовела.
- Сама не знаю… Пока не знаю… Нет, правда! Не смейтесь! Я с вами поделилась самым сокровенным…
- Что ты, Лада, не волнуйся, мы к тебе очень хорошо относимся. Я искренне желаю, чтобы твоя мечта осуществилась. Но ты должна понимать, часто человек предполагает, а жизнь располагает… Разные бывают ситуации, которые вынуждают нас отступать от намеченного пути… Главное не сломаться, - проговорила Люба.
Они пошли по дорожке, присыпанной кирпичной крошкой. Деревья наблюдали жизнь этих мест значительно больше ста лет, перешёптывались между собой, шелестя макушками, устремлёнными к небу. Облака неспешно плыли с юга на север, то и дело образуя голубые окна, из которых прорывался солнечный свет, окрашивая облака в светло-серые, перламутровые тона с белой или серебристой окантовкой по краям. Постепенно лучи закатного солнца вырвались на свободу и преобразили всё вокруг. По зелёной глади пруда заиграли золотые бабочки.
Остановились у воды. Лада неотрывно смотрела на пруд и как бы про себя напевно, с паузами, проговорила:
Стою у воды.
Смотрю на воду.
Пруд недвижим.
Лодки спят.
Я спокойна.
Люба с Типаевой с недоумением переглянулись.
Но в конторе спокойствия не наблюдалось.
- Так, девочки, доброе утро, прекратили разговоры… Начинаем работать… Где Типаева?
Громкий голос Марии Николаевны, начальницы, раздался неожиданно. Жужжание женских голосов смолкло. Все повернули головы в сторону двери, чтобы поприветствовать её, но она уже сидела за своим столом и суровым взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз сверлила каждую сотрудницу.
Новенькая машинистка, Лада, никак понять не могла, как начальница попала на свое место, в окно, что ли, влетела!?
Ладе месяц как исполнилось девятнадцать, но выглядела она лет на шестнадцать, была свеженькая с веснушками, с постоянной радостной улыбкой.
- Доброе утро, Мария Николаевна! - раздались голоса в ответ на замечание Марии Николаевны.
Между собой девочки называли её «наша Маша».
Худая, седина с синевой, чернилами красит, низким голосом, почти мужским, она произнесла:
- Доброе-то оно доброе, но что-то вы не очень-то настроены на работу, я думаю... Кто знает, где Типаева, опять, гляжу, опаздывает?
- Я здесь, - раздался из-за двери голос Типаевой. - Вовсе я не опоздала… Мимо меня у ворот машина пронеслась… Облила с головы до ног из лужи... Я в туалете себя в порядок приводила...
«Наша Маша» скрипнула вертящимся креслом.
- Типаева, ты бы для разнообразия хотя бы раз добралась до работы без приключений! - с подковыркой произнесла она, вздыхая.
- Я не виновата… Мне не везёт, - с притворной слезой в голосе сказала Типаева.
Она была в клетчатых брюках и оранжевой кофте, на которых следов воды не замечалось.
- Ладно… Иди… Займись уж чем-нибудь… Не мешай другим, - сказала «наша Маша».
Сутулая Типаева поджала губы и стала пробираться между многочисленными столами в дальний угол.
- Привет, - шепнула она Любе, соседке по столу справа. - Я думала, ты в отгуле...
Любе лет пятьдесят, маленькая, кругленькая.
- Привет! - тихо отозвалась она. - Если бы…
- «Наша Маша» помешала?..
- Вот именно «Наша Маша»… Отпускников, говорит, много… - Люба кивнула в сторону «нашей Маши». - Пришлось из Серпухова возвращаться... Господи, как же я устала!
Она уронила голову в ладони.
- Удачно съездила? - спросила Типаева. - Видела своего, помирились?
- Нет. Он не приезжал. С его сестрой в электричке в Москву возвращалась, - сказала Люба.
- Ну и как?
- Никак. Она простудилась. Голоса нет.
- А ты ей сказала, что вы поссорились?
- Что я дурочка, что ли? - пожав плечами, сказала Люба. - Зачем мне с ней откровенничать?
- Но она же сестра всё же твоего мужа и твоя подруга…
- Вот поэтому я никогда с ней не откровенничаю о наших с мужем отношениях.
Типаева сосредоточенно щупая нос, спросила:
- Посмотри… Что там у меня?.. Прыщ, может быть?
- Руку убери… Будет прыщ… Меньше надо руками лицо трогать!
Люба вынула из сумки флакон туалетной воды и протянула Типаевой:
- Протри лучше, - затем достала пилку и занялась ногтями, раздражённо приговаривая: - Сколько раз зарекалась… Не буду больше картошку копать… Так нет! Мать всё же вынудила. Растила ногти, растила, а теперь придётся их состричь. Лучше бы я дома осталась на выходные!
Зазвонил телефон. Мария Николаевна сняла трубку, жестом потребовав тишины, несколько раз произнесла «да», - положила трубку и со словами: - Буду минут через двадцать, - вышла из комнаты.
Люба не отрывалась от своих ногтей.
- Пойдём, покурим? - спросила Типаева.
- Пойдём! Хотя поработать бы не мешало, а то «наша Маша» опять нас отчитывать будет, - произнесла Люба, вставая.
В отсутствии начальницы Лада уставилась в книгу.
- Поработаем... Покурим и поработаем. Зажигалку возьми. Сигареты я взяла. Может быть, новенькую позовём? - спросила Типаева. - А то она всё книжки читает, потерянная какая-то...
- Давай позовём, как её зовут?
- Лада…
Типаева жестом пригласила Ладу на выход. Та молча согласилась, убрав книгу в стол.
- Что читаем? - спросила Типаева.
- Леонтьева… Василия…
- Это кто такой?
- Гарвардский профессор…
- Американец, что ли?
- Да…
- Что?
- «Экономические эссе»…
- Ну, надо же! - воскликнула Типаева.
Курили у окна на лестнице между вторым и третьим этажами. На подоконнике стояли две банки из-под растворимого кофе, которые служили пепельницами. Это было самое оживлённое место в конторе.
Типаева протянула Ладе сигарету.
- Я не курю…
- Пора начинать… Нервы успокаивает… В Москве жизнь нервная, я без сигарет никак.
- Мне совсем не хочется начинать… Просто постою с вами, - сказала Лада.
- Откуда про этого… Леонтьева-то узнала…
- Сразу пошла в библиотеку… Один молодой человек подсказал… Хочется узнать про экономику, раз оказалась у вас…
- Дело добровольное, - сказала Типаева.
- Какими судьбами к нам попала? - спросила Люба.
- Ой, я никак опомниться не могу, так быстро всё у меня в жизни перевернулось! - сказала Лада волнительно. - Представляете, рванула в Москву… Никого не знаю… Где буду ночевать не представляю…
- У тебя родители-то есть? - спросила Типаева удивленно.
- Родители есть, только они меня не понимают совсем…
- Знакомая песня… - воскликнула Люба. - Родители не понимают… Жизнь проходит стороной… У меня всё будет по-другому…
Лада, раскрасневшись, прервала Любу:
- Да! Они не понимают… Мы поссорились… Я сказала отцу, что уеду от них из этого захолустья навсегда… Я жизнь представляю иначе… А он со словами «скатертью дорога» дверь распахнул…
- И ты сразу ушла!? - изумлённо воскликнула Типаева.
- Нет, меня мать остановила… Я всю ночь проревела… Утром отец ушёл на работу… Я стала собираться… Мать сначала уговаривала меня остаться… А я… Я всё повторяла, что в Москву поеду… Устроюсь хоть на стройку… Жить буду в общежитии… Потом мать со слезами и причитаниями дала мне немного денег… Я с глаз долой побежала на вокзал…
- Отчаянная ты какая! Я бы на такое никогда не решилась… - сказала Люба.
- Девочки, хватить болтать! - бросила Типаева. - Пошли в отдел, пока наша Маша не вернулась.
- Пошли, - согласилась Люба. - Мне срочно нужно кофейку хлебнуть, я засыпаю на ходу.
С этими словами они направилась в отдел.
- Потом поболтаем… Расскажешь, что было дальше… - сказала Типаева.
Люба включила чайник.
- Лада, - позвала Типаева, - тебе кофе налить?
- Если можно. А у меня овсяное печенье есть, берите.
- С удовольствием, у нас кроме сахара ничего сегодня нет, - сказала Типаева, открывая банку индийского кофе.
Зазвонил телефон.
- Типаева, к телефону…
- Иду, - Типаева накрыла чашку блюдцем и протиснулась к телефону.
- Ты пей, - сказала Люба, придвигая чашку Ладе.
- Спасибо…
Типаева говорила в трубку:
- Мамуля… Представляю… Не переживай ты так… А меня с головы до ног окатили из лужи прямо у ворот института… Да, водитель… А он даже не взглянул… Представляешь! Почему не звонила?.. Дома объясню… Что-о-о?.. Безумно за тебя волнуюсь…
- Типаева, - раздался голос нашей Маши, - уже у телефона… Кошка из дома мыши в пляс.
- Мамуля, я тебе в обед перезвоню…
Типаева торопливо положила трубку, молча пробралась на своё место, допила кофе и уткнулась в документы.
Под автоматные очереди электрической пишущей машинки Лады все сотрудники сосредоточенно шелестели бумагами. Изредка перешёптываясь между собой, когда гул голосов нарастал, наша Маша поднимала голову и громко стучала карандашом по столу. На какое-то время наступала тишина, которую нарушил резкий звонок телефона.
- Люба, тебя муж! - отрывисто сказала наша Маша.
Наша Маша безошибочно узнавала по голосам членов семей всех сотрудниц отдела.
Люба поспешила к телефону.
- Да… Да… Здорово… Поняла… До встречи…
Она положила трубку, и с сияющими глазами пошла к своему столу. Типаева повернулась к ней и прошептала:
- Твой!? Случилось что!?
- Много будешь знать, бабой-ягой станешь...
- Ты, прямо, как моя мама… Ходишь несчастная, когда ссорится с отцом… А потом сияет вся и улыбается загадочно… я ничего не понимаю…
- Вот выйдешь замуж…
- Дети пойдут, - продолжила Типаева за Любу.
- Молодец! Ловишь на ходу!
Во время обеда в столовой Люба таинственно молчала, то и дело улыбаясь. Типаева расспрашивала у Лады подробности её появления в их отделе:
- Ну, продолжай повесть о побеге…
- Приехала… Оставила вещи на Курском вокзале. Спросила, как попасть к Крымскому мосту... Нашла… Налюбовалась живьём, а то всё на открытках видела… Потом пошла по набережной до самого Кремля… Смотрела… Опять ходила… Ноги стали чугунными… Вернулась на вокзал…
Типаева неожиданно прервала Ладу:
- Извини… Я маме обещала позвонить…
Она торопливо пошла к телефону и защебетала:
- Мамуля! Ну, как ты, там?.. Я тебе не могла раньше позвонить… Но телефон тут... - Типаева немного отодвинула трубку от уха: - Уже поела… Нормально… Овощной суп… В три часа чай с пирожком попью и всё… Купила… С капустой… Один… Мамочка, милая, не волнуйся… я тебя хорошо слышу, а ты?.. Ты о чём!? Папа же предупредил вчера по телефону, что прилетит в четверг… Не помню… Утром, что ли…
- Типаева, хватит болтать, обед уже закончился, - послышался голос нашей Маши.
- Всё, мамуль, до вечера… Я с новенькой девочкой в кино пойду… На 18.30… на «Павелецкой»… Пока… Мамуль, целую.
В три часа дня началось традиционное чаепитие. Сотрудницы наперебой заговорили об очередном сериале, переживая неразделённую любовь героини и коварство подруги, которой героиня наивно доверяла свои тайны.
После этого опять обратили свои взоры на Ладу.
- Ну, давай, читательница, что там дальше…
Лада закрыла книгу, возвела глаза к потолку и продолжила историю своего чудесного обретения работы и крыши над головой:
- Вот я вечером вернулась на вокзал… Куда идти? Даже не представляю… Что делать? Стою у киоска с мороженым… И так мне себя жалко стало, что хоть плачь… Киоскёрша взглянула на меня раз, другой… Вот я и подумала, может, она мне подскажет, где устроиться на ночь недорого… Та дала телефон женщины, которая пускает на ночлег…
Лада замолчала, вновь переживая происшедшее.
- Да! Лада, молодость и отчаяние всегда находят друг друга… - произнесла Люба и, поймав строгий взгляд нашей Маши, прошептала: - Разбежались! Потом договорим.
- Лада, - позвала наша Маша, - покажи мне, что ты успела напечатать...
Лада аккуратно положила на стол перед начальницей стопку машинописи. В комнате наступила тишина, сотрудники подняли головы, наблюдая за новенькой. После продолжительной паузы наша Маша, наконец, произнесла:
- Что ж, хорошо! Я довольна тобой, но ты не расслабляйся, будь прилежной, если хочешь у нас задержаться…
- Очень хочу, - ответила Лада.
Настроение у неё сильно улучшилось. Беспричинно мелькнули воспоминания об Арзамасе, о том злополучном вечере, который так резко перевернул её жизнь. Вот у магазина перед ней останавливается машина Витькиного брата, за рулём Витька, её любимый парень, он открывает дверцу и предлагает покататься. Она садится. Он лихо заводит машину. Вот они мчатся по улицам, выезжают из города. Она испуганно просит его вернуться. Витя обнимает её…
Очнувшись от любовного забытья, Лада вдруг выдаёт:
Любви минуты наступают,
Как неизведанные сны.
Сердца возлюбленных желают
Непрекращенья новизны…
Витя смотрит на неё в какой-то растерянности.
- Что это ты?..
- Стихи…
- Чьи…
- Сама придумала… Только что… Сами собой выскочили!
- Ну, ты даёшь! - с усмешкой говорит Витя, лихо разворачивается и летит в город.
И вдруг - грохот, звон стекла…
Витя врезался в столб...
Об этом узнали её родители.
Когда Лада вошла в дом, разъярённый отец спросил её:
- Кто сидел за рулём?
- Витя, - ответила она. - Только не ругайся. Конечно, он ехал быстро и уверенно… Я не понимаю, как он влетел в столб…
- У него права есть? А ты чего туда села? Совсем мозгов нет?!
- Лада, мы чуть с ума не сошли, когда соседка прибежала со словами: «Ладка-то разбилась в машине с Витькой», - запричитала мать. - Ты же мне дала слово... Что больше никогда с ним…
- Это произошло случайно… Я всё объясню… - перебила дочь.
- Замолчи! Любовь всё крутишь?! - вскричал отец трясущимися губами… - Он, небось, фокусничал, крутого из себя изображал!
- Я же вам говорю - он ехал нормально... Я просила его не лихачить, и он меня слушал…
- Вижу, что слушал… Машину разбил!
- Да нет… Не очень сильно…
- Если бы с тобой что-то случилось, я бы его…
Вступилась мать:
- Отец…
- Молчи уж, а всё ты виновата! Во всём ей потакаешь…
При этом воспоминании слёзы сами покатились по щекам Лады, она ведь тогда всю ночь прорыдала, под утро твёрдо решила уехать из дому навсегда в Москву, а там… что-нибудь придумает.
Утром мать закрывала банки огурцов и перца. Лада сказала:
- Я уезжаю…
- Это из-за Витьки?
- Он ни в чём не виноват...
Голос Типаевой вернул её в отдел.
- Лада, ты идёшь? Рабочий день кончился!
- Сейчас, достучу страницу!
- Слушай, мы же в кино пойти договорились... Пока погуляем, время ещё есть, а то здесь толком и поговорить невозможно.
- Я с удовольствием. А Люба где?
- Люба на всех парах спешит домой к мужу.
Они вышли на Садовническую набережную, и пошли вдоль канала.
- Так всё же, как там дальше? - спросила Типаева.
- Всё случилось так неожиданно, как бы само собой… Я даже и не мечтала о такой удаче. Переночевала я у женщины, которая пускает только на ночь, с восьми вечера до восьми утра в свою однокомнатную квартиру, а сама спит на кухне. Утром я спросила хозяйку, чем ей помочь. Предложила помыть окно на кухне, убраться... Она согласилась, потом напоила меня чаем и сказала, что я могу и сегодня прийти к ней на ночлег, если ничего не найду. Я спросила, как добраться до Третьяковки, она мне объяснила. Когда вышла на станции «Новокузнецкая», я пошла не в ту сторону, вышла на набережную и пошла по ней. Вдруг на столбе увидела объявление: «Требуется машинистка». А у меня в школе профориентация такая была… Я долбила 160 знаков в минуту! Отправилась быстренько в отдел кадров. Пожилая женщина в кадрах долго со мной говорила, и наша Маша взяла меня с испытательным сроком.
Типаева спросила:
- А сейчас где ты живешь-то?
- Да просто… Ваша кадровичка позвонила знакомой, в двух остановках на метро отсюда. Хозяйка живет одна. Её дочь с семьёй укатила в Болгарию. Она вообще-то не собиралась никому сдавать, но меня пустила… Я обещала делать уборку, приносить продукты и никого не приводить.
- Большая квартира?
- Двухкомнатная, но я живу в комнате с хозяйкой, вторая комната вся заставлена вещами дочки.
- А платить, сколько будешь? - спросила Типаева.
- Половину квартплаты по квитанции, так хозяйка сказала.
- Повезло, - сказала Типаева. - Только смотри, хозяйке о своих делах не болтай, а то потом пожалеешь. Поменьше рассказывай, подольше будете в хороших отношениях, мне мама всегда так говорит.
- Это я понимаю, - согласилась Лада.
Они остановились около кинотеатра.
- Вот и дошли, - сказала Типаева.
- Отлично!
- Посмотрим, будет ли фильм отличным…
- Ты давно живешь в Москве? - спросила Лада.
- Я - москвичка в третьем поколении, - не без гордости ответила Типаева. - У меня дедушка в Москве родился. Он меня в детстве водил по бульварам, по арбатским переулкам, рассказывал мне о своем детстве, о московских дворах. С тех пор я полюбила прогулки. Раньше мы гуляли всей семьёй, но теперь папа всё время занят, а мама часто себя плохо чувствует. Хочешь, я тебе покажу Москву?
- Ещё бы! Конечно!
- Завтра после работы поедем на Арбат.
- Договорились.
Они зашли в кинотеатр, до начала сеанса было около получаса. Типаева предложила выпить кофе. Лада согласилась. Потом Лада с интересом принялась разглядывать картины на стенах. Типаева тоже, хотя прежде она никогда не обращала на них внимания.
- Как хорошо, что они висят тут, - сказала Лада. - Я думаю о художниках, которые их написали. Видимо, не зря повесили эти картины в фойе.
- Смешная ты, - сказала Типаева.
- Почему?
- Радуешься всему, всё тебе нравится…Глаза блестят от удовольствия…
- Тебе трудно понять меня.
- Пойду покурю, очень курить хочется, - сказала Типаева, - подожди меня здесь.
- Я с тобой.
Они спустились вниз в курилку. Типаева вздохнула с облегчением, и сказала:
- Странно, но когда в комнате много дыма, когда воздух совсем темный от дыма, мне почему-то не хочется курить. Пойдем в зал, пожалуй.
Осенью Лада поступила на вечернее отделение экономического института. Через три года она уже работала экономистом, а вскоре после окончания института заняла место нашей Маши, отправленной на пенсию.
Типаева вышла замуж и после рождения сына уволилась, и к изумлению родителей, которые переживали из-за беспечного, по их мнению, отношения к жизни, посвятила себя воспитанию сына, занялась домом, стала заботливой и любящей женой.
Люба превратилась в примерную бабушку, всячески помогала дочери и сыну растить детей. После смерти матери ей достался в наследство дом с большим участком под Серпуховом. Они с мужем занялись хозяйством, растили внуков на свежем воздухе.
Осень в парке...
На экране телевизора Лада продолжала говорить.
Типаева сидела в застывшей позе с открытым ртом.
Когда Лада стала рассуждать о круге своих интересов помимо экономики, то назвала чтение, и уточнила, что читает сейчас:
- «Мир как воля и представление»...
"Наша улица” №203 (10) октябрь 2016