Маргарита Прошина "Младшая любимица" рассказ

 
 

Маргарита Прошина

МЛАДШАЯ ЛЮБИМИЦА

рассказ

 

Москва - опять Москва. Я говорю ей: здравствуй!
                                                   Осип Мандельштам

 

Солнечный свет падал квадратом у фортепиано, иногда в этот квадрат ступали белые кроссовки Баженовой.
- Чтобы знать, нужно узнать, - сказала она.
Ученики 3-го класса музыкальной школы рассмеялись, а кто-то выкрикнул:
- Хочу всё знать… Смотри «Ёжика в тумане»!
Баженова тоже весело рассмеялась.
- Я тоже люблю этот мультик Норштейна с проникновенным голосом Баталова… Какой-то истинно московский голос… - Баженова задумалась и вдруг заговорила не по теме урока: - Шумная улица похорошела и в буквальном смысле расцвела. Мечтают, когда эта чудесная часть станет пешеходной. Тверская улица стала похожа на бульвар, завершают который полевые цветы, травы и крылатые качели на Маяковке. Похорошел «Бродвей»! Тротуары превратились в аллеи, обрамлённые цветниками и деревьями, проезжую часть сузили, фасады обновили. Почти как Елисейские поля, только Триумфальную арку нужно сюда вернуть…
Ученики весело, но с некоторым недоумением переглянулись.
Заметив это, Баженова сказала:
- А сейчас мы так же весело поиграем с вами в игры из «Детского альбома» Чайковского…
Она села к роялю и исполнила фрагмент из «Игры в лошадки»…
Затем спросила:
- Самойленко, ты подготовила «Марш деревянных солдатиков»?
Девочка с пышным голубым бантом поднялась и звонко ответила:
- Да. Нина Аксентьевна!
- Ну, пройди к инструменту, а мы послушаем…
После уроков Нина Аксентьевна Баженова шла по Большому Гнездниковскому переулку к метро, впервые за последние несколько лет, ощущая абсолютное счастье и полноту жизни.
Она видит на месте невнятного концертного зала на площади восстановленный Страстной монастырь, Пушкина на прежнем месте, в начале Тверского бульвара, по которому он прогуливается. Ошибки следует исправлять. Десятилетиями взрывали, разрушали, передвигали, потому что не имели представления об истинном творчестве, поскольку весь народ в едином порыве ни памятника не создаст, ни книгу не напишет, поэтому долгие годы у нас в части были заказные критики и представители так называемой «советской интеллигенции», а точнее чиновники при должностях. Вот откуда разгул безвкусицы и заместителей искусства, которые в едином порыве за достатком объясняют, «что такое хорошо и что такое плохо». Вот какие мысли нахлынули на меня на Пушкинской площади...
Баженова шла давно забытой лёгкой походкой, совершенно не замечая тяжести в ногах, из-за которой всё короче становились её прогулки по любимой Москве.
Пушкин просится на своё место, на Тверской бульвар, пора прислушаться к словам Достоевского об отзывчивости русской души, и удовлетворить его просьбу, а затем восстановить Страстной монастырь, а эту беду, под названием киноконцертный зал, разобрать. Не к лицу красавице-Москве это строение, оно нарушает сложившийся ансамбль, в который вполне органично вписываются здания, построенные совсем недавно.
На Тверском бульваре с радостью обнаружила отсутствие безвкусных цветочных арок, стендов и прочих конструкций. Бульвар стал графичен и строг, как и подобает классической архитектуре, отличительной чертой которой является чувство меры, отсутствие которого в жизни многих приводит к печальному результату, когда Баженова это поняла, жизнь её приобрела художественный смысл. Ещё в детстве ей пытались объяснить, что всё хорошо в меру, но она никак не хотела понять это, если вырывалась гулять, то до темноты, если есть косметика, то - всё на лицо, хорошо ещё, что это было лет в 12-14, а потом восхищённо замирала у зеркала. С тех пор Баженова поняла, что лучше переболеть отсутствием чувства меры в юности.
Внутри неё звучала «Рапсодия в стиле блюз» Джорджа Гершвина. До чего же у него оригинальное чувство ритма! А какое исполнение Даниила Крамера! Проникновенное с элементами тонкой импровизации.
Напротив дома Нирнзее стояла стайка весёлых молодых людей, они громко обсуждали что-то, Нина Аксентьевна невольно остановилась буквально на несколько секунд, услышала: «Да, Боуи что надо!», - и решительно прибавила шагу.
Она вышла на Тверскую и не спеша направилась в сторону Маяковки.
Уж очень сияющая огнями улица соответствовала её настроению.
Баженовой в этом месяце исполнилось 70 лет.
Она была младшей в семье, любимицей, но к этой дате осталась одна, на день рождения к ней пришла дочь её самой близкой подруги, которая умерла в минувшем году.
С Тверской фонтана не видно, его закрывают нелепые провинциальные сооружения из искусственных цветов, которым место на рыночной площади, а никак не на площади в самом центре столицы, но стоит спуститься за угол в сторону Дмитровки, оглянуться на хвост коня Долгорукого, как ощутишь чудесную прохладу. Ноги сами спешат к оазису живительного фонтана, уже журчание которого нежно освежает и, прислушиваясь к звукам его струй, Баженова думает о том, как не хватает в Москве фонтанов...
Пусть и новая архитектура, но дома плавно вписались в сохранившуюся застройку и на Тверской, и на набережных, да везде, потому что стройки закончены, заборы убраны, и всё в Москве определилось, устоялось, да и мы быстро привыкаем к новому, опирающемуся на старое, когда это сделано профессионально и с любовью. Сколько бы мы не сожалели об утраченном, город развивается и время неумолимо меняет его облик, конечно, следует сохранять и беречь то, что сохранилось, но перемены неизбежны, эпоха накладывается на эпоху, создавая историю на наших глазах, разноформатица является особенностью столиц мира.
Баженова росла открытой, приветливой, воспитанной девочкой, была младшей в семье. Родители её работали в НИИцветметобработки, но были преданными слушателями классической музыки, ходили на концерты, посещали театры. Мать дружила всю жизнь со школьными подружками, они пару раз в год, непременно старались выбраться на концерт в зал Чайковского.
Всех их Нине Аксентьевне пришлось провожать в последний путь.
Такое количество потерь в итоге привело её к затянувшейся депрессии. Она старалась никуда не выходить из дому, только на занятия, заказывала продукты на дом и погрузилась в воспоминания, понимая, что этот путь ни к чему хорошему её не приведёт.
Спасали пластинки классической музыки, любовь к которой она почувствовала во время учёбы в музыкальной школе по классу фортепиано, музыкантом она не стала, но по совету  родителей поступила в музыкальное училище и работала в детской музыкальной школе, у неё складывались очень хорошие контакты с начинающими учениками, они в ней души не чаяли.
Концерты в консерватории и филармонии она посещала регулярно, называя их самой светлой стороной своей жизни. Музыка её вдохновляла, заряжала, спасала во времена боли и потерь. Вот и в этот прохладный майский вечер она решила пройтись пешком, пока ноги не подают сигналы об усталости.
На старой улице капитальные дома ей говорят о старом веке, сто лет назад они громадами здесь выросли плечом к плечу, фундаментально, с гранитным цоколем, с рельефами и барельефами, чтобы музеем под открытым, как говорится, небом стать, теперь же Баженова с удивлением встречает новые здания , иногда они выглядят соответственно своим соседям на старой улице, но при виде совершенно нелепых вставок , нарушающих облик старой улицы, Баженова успокаивает себя тем, что это и есть Москва, поскольку и на месте привычных ей старых друзей в камне, некогда стояли совершенно другие строения, которые исчезли безвозвратно, ведь нет ничего вечного на этом свете, как и на том...
Свернула Баженова направо с Тверской и пошла по Старопименовскому переулку в сторону Малой Дмитровки, любуясь московской разноформатицей зданий, в одном из которых в классическом стиле, с полукруглым балконом на втором этаже, располагалась более ста лет назад гимназия Клеймана, а далее дом с палатами XVIII века, потом доходный дом в стиле модерн с жилыми домами Рабочего жилищно-строительного кооператива товарищества имени Л. Б. Красина. Москва отличается смешением времён и стилей, в этом таится для Баженовой её особенная прелесть.
Пешие прогулки по малознакомым улочкам и переулкам Москвы - для Баженовой удовольствие ни с чем не сравнимое. Она идёт по левой стороне Яузы, в сторону Карачарово, сворачивает направо и попадает в Москву XIX века. Слева - остатки усадьбы в классическом стиле, справа - фабрика, но все выглядит печально: дома разрушаются, фабрика обшарпана. Кто жил в этих местах, что это за фабрика?  Дома Баженова узнала историю этих мест.
«От Николоямского переулка отходит Шелапутинский, названный по владельцу участка на углу него и Николоямской улицы, купцу И. А. Шелапутину. Одно время переулок назывался Морозовским - по фамилии основателя знаменитой династии текстильных фабрикантов Саввы Васильевича Морозова, обосновавшегося здесь в 1820-х гг. Тогда он приобрел большой участок радом с Яузой, на берегу которой стояли "казенные торговые бани". На Яузу с крутого склона холма гордо смотрел его дворец, а позади в нескольких каменных и деревянных зданиях разместилась текстильная фабрика. Она не была особенно большой: на ней в 1846 г. трудились 250 работников, и они вырабатывали тканей на сумму 40 тысяч рублей».
По Шелапутинскому переулку, дом 3, расположена Морозовская богадельня, которая была построена в 1889-1890 гг. по проекту М.И. Никифорова на средства Д.А. Морозова, на бывшей территории фабрики, основанной его дедом, С.В. Морозовым. После революции Морозовскую богадельню перестраивают в родильный дом, которому дают имя Клары Цеткин. В 1945 родильный дом посетила Клеманс Черчилль во время своего полуторамесячного путешествия по России. Госпожа Черчилль записала в золотую книгу родильного дома имени Клары Цеткин следующую фразу: «Если бы мне снова довелось иметь ребенка, я хотела бы доверить его судьбу этому учреждению».
Родильный дом имени Клары Цеткин сегодня стоит в полуразрушенном состоянии, затянутый зеленой сеткой. Шелапутинский переулок, как и многие другие заповедные места Москвы ждут современных Морозовых Шелапутиных…
Повсюду улицы генералов и даже маршалов, как будто идёт войсковая операция, или того хуже, продолжается нескончаемая война, а улицы Чехова нет, как и улицы Мандельштама, впрочем, чиновники не читают и не догадываются о том, что они не вечны, как и те чьими именами они называют улицы, они не подозревают, что литература бессмертна, что вход в бессмертие для них закрыт, а Чехов с Мандельштамом живут в своих произведениях.
В граните и мраморе улицы центра, дома середины 20-го века памятниками плечом к плечу стоят монументально, сияя приведёнными в порядок фасадами, с изумлением разглядывая невиданные прежде широкие тротуары и гранитные бортовые камни, скамейки и появившуюся вновь зелень, наблюдая, как уютная и тихая некогда Москва превращается в огромный мегаполис, в который ежедневно пребывают потоки гостей со всех концов света, чтобы убедиться в том, что молва о красоте её соответствует действительности…
Другие же говорят о столичном однообразии…
С какой стороны на это посмотреть, ведь для одних однообразное убийственно, для других является единственно возможным образом жизни, убийственно для людей нетворческих, упоительным для художников в широком понимании этого слова, потому что истинный творец делает ежедневно одни и те же действия - создаёт свои произведения, испытывая при этом множество разнообразных чувств, в этом и состоит его смысл жизни - в создании своего неведомого непохожего на другие видение, понимание мира, его однообразное творчество в понимании окружающих утомительно и непонятно, поскольку сидеть на одном месте и делать каждый день одно и то же не могут, не испытав чувства созидания, рождения своего произведения, им не дано понять творческого человека...
Вот! На голове Пушкина всё время сидит голубь. Как ни посмотрит Баженова на памятник, а голубь уже на голове классика. Она не знает более популярного памятника в Москве. И памятник ему стоит на площади его имени, и стал этот памятник излюбленным местом встреч для гостей столицы. И был Пушкин, по словам Вяземского, «родовой москвич», и родился он здесь, и влюбился, и женился здесь. Баженова встречает Пушкина на Тверском бульваре, у Никитских ворот, на Арбате, в Немецкой слободе. Дух его Москву не покидает...
В начале бульвара - Грибоедов. В Москве! А ведь говорил: «Душа здесь у меня каким-то горем сжата,/ И в многолюдстве я потерян, сам не свой./ Нет! Недоволен я Москвой». Он молча наблюдает суету нового века, свидания и расставания разновозрастных москвичей, среди которых есть и любители музыки, коих, по его мнению, в начале позапрошлого века в не любимом им городе не имелось: «В Москве всё не по мне - праздность, роскошь, не сопряженные ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему». В ужасе Баженова видит, Грибоедов сходит с постамента и кричит: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок./ Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,/ Где оскорбленному есть чувству уголок!../ Карету мне, карету!»
Баженова живёт в самой себе, и удивляется тому, как весь мир помещается в ней: и Москва с Парижем на Кузнецком мосту, и там, на Ордынке, где китайские свечи горят в византийских церквях... Сама собой в себе живёт! Под сонеты Верлена по Нью-Йоркской Тверской проходит, и в лондонский храм в Старосадском спокойно входит, на Татарской молитвы в мечети поют ей о вечном, в каждом встречном встречает себя. На бульварах строения Шехтеля поражают её взгляд. Встретились в ней все времена и стили под мелодичный звон Ивана Великого…
Однажды жарким летним днём, выйдя из Старопанского переулка, Баженова увидела на Биржевой площади необычное полупрозрачное облако, при абсолютно безоблачном небе, и подумала, что это мираж. Поморгав несколько раз, полагая, что видение исчезнет, она приблизилась к нему и ощутила желанную прохладу. Фонтан! Как!? Откуда!? В самом сердце Москвы на старинной Биржевой площади!? Баженова подошла ближе и просто как рыбка напротив Рыбного переулка хотела нырнуть в манящую его гладь. Струи этого оригинального фонтана бесшумно обтекали нечто подобное монете и скользили в водную гладь. Баженова присела на парапет, вдыхая спасительную влагу. Строгая деловая площадь совершенно преобразилась и Баженова, вдыхая прохладу, воспарила над Китай-городом...
Колючий ветер дует ей в лицо, пытаясь сбить с ног, но она, ускоряя шаг, приближается к дворцу с фронтонным портиком. Стены этого дома помнят голос Пушкина, он здесь читал, музыку Чайковского и арии Шаляпина. Баженова задумалась и очнулась в заснеженном саду Марфо-Мариинской обители. И всё это происходит на Большой Ордынке, на которую она вышла от Серпуховской площади, направляясь в сторону Водоотводного канала. Справа и слева радуют глаз осанистые особняки бывших некогда частью купеческих усадеб, украшенные резьбой по камню храмы, которых на этой улице сохранилось больше, чем где-либо. Остановилась у купеческого дома, где в начале ХХ века размещался синематограф «Кино-Палас», ныне здесь даёт спектакли филиал Малого Театра. Великолепны бывшие доходные дома, но сердцу моему милее деревянный домик с мезонином, подобных было много прежде в Замоскворечье, но сегодня они как редкие жемчужины греют сердце.
Выглядела Баженова привлекательно, но несовременно.
Тёмные волосы с седыми прядями, которые удивительно шли ей, она собирала на затылке в тугой пучок. Форму бровей постоянно выщипывала в аккуратную дугу. Брови и ресницы регулярно красила сама, как и сама делала маникюр, а вот педикюр ей на протяжении многих лет делала Маникюрша Ирочка, ежемесячные встречи с которой у Нины Аксентьевны дома стали традиционными, заканчиваясь чашечкой кофе и обменом новостями.
Карие глаза и всегда тщательно накрашенные губы завершали её облик.
Нос с горбинкой очень выигрышно смотрелся особенно в профиль. Невысокая, с очень прямой спиной, несколько полноватая, но подтянутая женщина.
В одежде отдавала предпочтение платьям, но в последние годы, ноги стали всё чаще капризничать в модельной обуви, и она перешла на спортивный стиль, отдав предпочтение удобству.
В белых кроссовках на толстой подошве она легко могла пройти несколько километров.
Баженову особенно привлекали весёлые лица, улыбки, смех:
«Как хорошо, когда у тебя есть большая семья, - думала она, вспоминая с укором, как, порой, бросала родственникам упреки в том, что они слишком грузят её своими проблемами и вмешиваются в её личную жизнь, а сейчас, всё это кажется таким приятным и значительным», - подумала она.
Жизнь - череда встреч и расставаний, знакомств с разными людьми и только некоторые из них остаются в памяти, влияют на нас.
Баженова в юности прислушивалась к посторонним внимательнее, чем к родным, и часто теперь вспоминает обаятельную женщину, Исабель Мигельевну, которая своим благородством, женственностью, образованностью поразила её в ранней юности и оставила неизгладимый след в душе. Она была истинным гражданином мира. В России она жила за счёт репетиторства, занималась индивидуально разговорным английским языком, щедро дарила тепло своего сердца всем, с кем общалась. Так бывает, что родного человека не слышишь.
Баженова частенько задумывалась над тем, почему именно она была в семье любимицей. Вспоминались споры с сёстрами, тетушкой, взаимные обиды… 
Парадокс заключается в том, что практически каждый человек любит и ценит свой дом, свою семью, у нас принято называть дом надёжной крепостью, в которой можно укрыться от любых жизненных невзгод, а близкие люди, всегда поймут тебя, поддержат в трудную минуту.
Баженова про себя даже пафосно воскликнула: «Роль такой семьи – огромна!»
Но ведь и в самом дела, именно с семьей связаны все первые ощущения и представления ребёнка, когда он только начинает осознавать окружающий мир. А впоследствии именно в семье формируются такие человеческие понятия как любовь и забота, Окружающие его люди влияют на формирование человеческой личности, поэтому обычно от того, какая у человека была семья, зависит и то, каким он стал.
Для Баженовой её семья была самым важным в жизни. Но после смерти мамы всё изменилось, семьи не стало, первый звонок прозвенел, когда мама заболела, оказалось, что только такая избалованная эгоистка, как Баженова, готова была на всё, чтобы она ощутила всю нашу любовь, а сёстры как-то незаметно устранились.
Практически, каждый человек иногда проявляет жестокость.
В большинстве случаев, отрицательные эмоции мы срываем на тех, кому мы очень дороги, когда мы общаемся с человеком, который не особенно нам близок, но который нам очень дорог, мы стараемся контролировать свои эмоции, понимая, что он в любой момент может покинуть нас навсегда, а общаясь с членами семьи или родственниками, мы убеждены, что они до конца своих дней будут с нами. Если даже на них выплеснуть весь свой негатив, они все равно рано или поздно об этом забудут.
Человек может выйти из себя даже после ненароком оброненного кем-то слова. Спустив эмоции, он ощущает облегчение на душе. Естественно, он сознает, что поступает неверно. Однако на уровне подсознания понимает, что если периодически не будет освобождаться от отрицательных эмоций, то рано или поздно сойдет с ума.
В связи с этим мы зачастую бываем жестоки с теми, кого любим, и кто любит нас. Естественно, это кажется парадоксальным.
А перед глазами возникла картина, как суетилась её мать перед властной старшей сестрой, после смерти отца, когда та выговаривала ей, что она купила слишком дорогие продукты и при таком ведении хозяйства они скоро пойдут по миру, а когда она, младшенькая любимица пыталась встать на защиту мамы, мать лишь руками махала со словами: «Девочки, не ссорьтесь!»
- Прекрати, Нина, идеализировать прошлое, - раздался голос вечно возражающего второго я. - Забыла, как неслась из дома в молодости музыку слушать, чтобы избавиться от, как тебе казалось, чрезмерной опеки старших, которые всю ночь разыскивали тебя, а ты беспечно наслаждалась музыкальными изысками на даче у случайных знакомых, оправдываясь любовью к музыке.  
- Да, музыка дарит мне ощущение счастья и гармонии. Она – мой великий целитель, верный друг, собеседник. В любом настроении можно подобрать музыку созвучную состоянию души. В минуты печали и горести достаточно вспомнить любимые мелодии, мысленно напеть их и всё вокруг преображается. Я испытываю благодарность композиторам, исполнителям, дирижёрам, которые дарят слушателю огромный неисчерпаемый мир музыки. Постоянно испытываю целительную силу волшебных звуков. Одно и то же произведение при каждом новом прослушивании дарит новые эмоции. Каждый талантливый исполнитель при исполнении музыкального произведения обогащает его своим мироощущением, расставляет свои акценты. Мир музыки прекрасен своей неисчерпаемостью.
- Всё так, но предупреждать родных было необходимо. Удивительно, что ты не попала в криминальную историю.
- Любовь родных хранила меня.
- А ты всё испытывала её на прочность…
- Каюсь и молю о прощении каждый день. Сожалею, что не понимала тогда, что творю…
- Помнишь, как сёстры высказывали родителям обиды за то, что тебе всё всегда сходит с рук, а они разводили руками, что ты маленькая такая, глупенькая, но очень добрая и нежная.
- Конечно, помню, но и сёстры баловали меня всячески, куда всё делось, когда мы все выросли! Помню, как однажды мы пошли в магазин со старшей сестрой, у кассы она поручила мне класть покупки в пакет, но меня так заворожили действия кассира, который так ловко и быстро нажимал на кнопочки, брал деньги у покупателя и они исчезали, вот они были только что, миг, и нет их! Дома обнаружилось, что из-за моей рассеянности мы ушли без немецких колготок для старшей сестры, она расплакалась. Но только махнула в мою сторону рукой.

 

 

"Наша улица” №276 (11) ноябрь 2022