Маргарита Прошина

УЗНАВАНИЕ

рассказ

Она надела тёмно-синие брюки, удобные полусапожки, лёгкую куртку сиреневого цвета с капюшоном, положила в карман леденцы и налегке отправилась в путешествие.
Каждый год с первого мартовского дня Тамара Олеговна Титовец с нетерпением ждала весну, уж больно надоедали ей повторяющиеся из года в год холод и мрак, которые буквально с ноября захватывали Москву, назойливый колючий ветер всё чаще вынуждал раньше намеченного возвращаться с прогулок, угнетал и портил настроение.
Последние три года после ухода на пенсию Титовец стало утомлять свободное время, о котором она так мечтала на протяжение нескольких десятилетий работы в НИИ органической химии, а теперь тосковала по работе, по общению и совместным с коллегами праздникам, которые возникали как по поводам, так и без них, последние обычно особенно удавались.
Она старалась не опускаться, делать гимнастику по утрам, смотреть передачи о здоровом образе жизни, но они быстро стали её раздражать.
Бывшие сослуживцы занимались посадками на дачных участках, разводили в квартирах рассаду, или погружались в жизнь детей и внуков, забывая о себе, но Тамара Олеговна считала, что дети имеют право на свою самостоятельную жизнь, свои ошибки и свои удачи.
Сын её был офицером, и с семьей его она, в основном, общалась по скайпу.
Нынешней весной она приняла решение изменить несколько цвет волос с каштанового на тёмно-коричневый с мягкими бликами, которым похвалилась ей приятельница, объяснив, что он в этом году будет очень актуальным и называется мокко. Действительно, внимательно рассматривая себя в зеркале она отметила, что этот оттенок её молодит, да и небольшие глаза при умеренном использовании подводки, стали значительно выразительнее, губы она накрасила помадой кораллового цвета, результат показался ей настолько удачным, что она поморщила свой вздёрнутый носик, и приняла решение, что отправится на прогулку на трамвае от «Чистых прудов» до конечной остановки, ведь прежде она никогда не ездила на трамваях просто так, только по делам, и каждый раз наблюдая, как на этой конечной остановке подходит пустой трамвай, говорила себе, что когда-нибудь обязательно проедет на новом бесшумном трамвае, похожем на леденец, весь маршрут, сидя у окна.
День обещали прохладный с переменной облачностью, но она же будет в уютном трамвае, поэтому никакие возможные капризы погоды её не пугали.
Титовец знала, что от станции метро «Чистые пруды» ходят три интересных маршрута: известный трамвай «А», или «Аннушка», трамвай № 3 и №39, она решила, что сядет в тот, который подойдет первым и будет любоваться Москвой из окна.
С нежным перезвоном подошёл третий номер, и Тамара Олеговна отправилась в путь, на остановке «Покровские ворота» она с интересом пыталась рассмотреть дом с барельефами причудливых животных и растений, хорошо, что трамвай задержался у светофора, а потом любовалась ухоженными Покровским и Яузским бульварами, радуясь, что почки на деревьях ещё не распустились, поэтому фасады домов можно было увидеть во всей красе.
Возле неё место оказалось свободным, хотя все прочие уже были заняты.
На остановке «Яузские ворота», разглядывая высотку на Котельнической набережной, краем глаза заметила импозантного седовласого старика с аккуратно постриженной бородкой, который, войдя в трамвай, сразу заметил свободное место, и звучным баритоном галантно спросил:
- Милая дама, вы позволите мне занять место рядом с вами?
- Пожалуйста, занимайте, - ответила она, неожиданно для себя, несколько игриво.
Старик улыбнулся в ответ и произнёс, глядя в окно:
- До чего же впечатляющий вид на Кремль открывается с Устьинского моста, обратите внимание как отражается солнце на куполах храмов.
- Очень красиво, - восхищенно ответила Титовец.
- Да! «В разноголосице девического хора // Все церкви нежные поют на голос свой // И в дугах каменных Успенского собора // Мне брови чудятся, высокие, дугой…», - торжественно произнес её сосед.
Она поняла, что он прочитал стихи, вероятно, известного поэта, но не решилась спросить его фамилию.
Титовец, не отрывая глаз от разноцветных особняков на Новокузнецкой улице, воскликнула:
- Посмотрите только на дома, один краше другого, а храм какой!
Старик доброжелательно ответил:
- Это храм святителя Николая Чудотворца… Основан в XVII веке вместе с улицей. Он знаменит тем, что с тех пор не закрывался.
Титовец с подчеркнутым интересом слушала своего соседа, понимая, что он не простой человек, вероятно, учёный, возможно, известный.
Они разговорились.
Она рассказала, что Москву знает плохо, решила теперь, на пенсии, наконец, позволить себе роскошь узнать о ней как можно больше, и сегодня отправилась в своё первое путешествие.
Старик одобрил её решение, сказал, что его зовут Владислав Виленович.
- Позвольте поинтересоваться вашим именем? - спросил он,
- Тамара Олеговна, - представилась она, и сама не зная почему, пояснила: - Я из Наро-Фоминска, приехала после окончания школы к двоюродной бабушке в коммуналку, ухаживала за ней, училась на вечернем, работала...
Владислав Виленович слушал так внимательно, что его светло-серые глаза стали излучать добро и интерес, поэтому Титовец разоткровенничалась неожиданно для себя. Её мягкий, певучий голос звучал так приятно и нежно, что вызвал желание познакомится с приятной и приветливой соседкой.
- А я, Тамара Олеговна, - москвич в пятом поколении, вырос в тихих Чистопрудных переулках, в старинном доме с булочной, сохранившей следы былой красоты... Потом узнал, что в этом доме, Армянский переулок, 1/8, в начала минувшего века жил философ Н. А. Бердяев, это во многом повлияло на мою жизнь... Булочная в доме была очень живописная, весь торговый зал просматривался из конторки, расположенной между первым и вторым этажами. Со второго этажа шла вниз красивая дубовая лестница, двери в булочную, старинные, высокие, выполненные в стиле модерн, с плавными линиями были очень тяжёлые… Что-то я заболтался…
- Да, вовсе нет, Владислав Виленович, мне так интересно… Слушала бы вас и слушала. Как же мне повезло сегодня на такую встречу. Я еду до конца маршрута впервые…
- Похвально, а я в Даниловский монастырь, - он посмотрел в окно и продолжил, - мы миновали остановку «Щипок»… Эти места связаны с Есениным, он здесь мальчиком жил и работал у своего дяди, нынче здесь музей располагается.
- А ваша остановка ещё далеко?
- Через пять-семь минут...
- Как жаль, - буквально выдохнула негромко Титовец.
Владислав Виленович посмотрел на неё внимательно, голос её напомнил ему прошлое, поездку в трамвае, случайное знакомство, как давно это было, он вздохнул и неожиданно для себя сказал:
- Тамара Олеговна, я могу дать вам свой телефон, и мы можем как-нибудь вместе погулять по моей любимой Москве. А вы дайте мне свой номер….
- С удовольствием…
- Я обязательно позвоню, - он ответил так радостно, искренне, что она тоже улыбнулась…

Владислав Виленович неспешно прохаживался вдоль стен знакомого с детства Даниловского монастыря, прокручивая ленту воспоминаний, неразрывно связанную с собственной судьбой, историей родного города.
Перед ним вновь открывались сокровенные мысли, которые было даже перебирать страшно.
Мысли таились в глубинах души, но периодически просились на волю, чтобы он поведал о них миру, но он понимал, что никогда не позволит сделать этого, есть тайны, которые должно хранить до смерти, понимая, что практически каждый мыслящий человек пасует перед зрелищем собственных тайн.
Он переключился на событие минувшего утра, искренно восторженный взгляд случайной знакомой, Тамары Олеговны, её естественность были приятны ему.
Он усмехнулся при мысли о том, что подавляющее большинство пришедших в этот мир не живут, а скользят по поверхности, даже не пытаясь заглянуть в необъятный мир, созданный до них и для них.
«Но интерес этой милой дамы был неподдельным, почему бы не продолжить знакомство, не приоткрыть ей дверь в мир доселе ей неведомый», - подумал он...

Возвращаясь с той поразившей всё её существо прогулки, у подъезда Титовец встретила соседку, которая, внимательно вглядываясь ей в глаза, спросила:
- Тамара, случилось что?
- Всё в порядке, - ответила та.
- Вижу, что не просто в порядке, а что-то особенное - глаза блестят, щёки горят. Прям, как девочка…
- Я на трамвае каталась. Такая красота, ты не представляешь, Валентина…
- Ну-ну, делать тебе нечего, куда уж мне! Я всё время с внуками, а ты у нас свободная, ни забот, ни хлопот.
- Дети пусть живут по-своему, я убеждена в этом.
- Каждому своё…
Они мирно разошлись по квартирам, пожелав друг другу хорошего дня.
Титовец же остаток дня, буквально не ходила, а летала по своей уютном небольшой квартире.
То смахивая пыль, то подбегая к зеркалу, чтобы убедится в том, что выглядит значительно моложе своих лет.
Затем включила телевизор, начала щёлкать пультом и вдруг услышала рассказ о прогулке по Замоскворечью, села и прислушалась...
После окончания передачи посмотрела название программы, и решила впредь её не пропускать.
Встреча в трамвае занимала все мысли Тамары Олеговны в последующие пять дней.
Она носила телефон с собой даже в квартире, чтобы не пропустить возможный звонок от Владислава Виленовича, повторяя, поразившие её имя и отчество, как мантру, сама же позвонить не решалась, никак не могла придумать, с чего начать разговор, пыталась предугадать его реакцию.
Ей так хотелось узнать, чем занимается новый знакомый, сколько ему лет, с кем живёт, возможно, он известный человек и о нём есть информация в интернете, но как её разыскать без фамилии, ответов не было, оставалось  одно - ждать звонка.
Звонок застал её врасплох, когда она пылесосила, хорошо, что его услышала сквозь гул.
Владислав Виленович приветливо поздоровался, поинтересовался её планами, и предложил прогуляться по одному из старинных живописных уголков Москвы, так как он еще мало испорчен новоделами и прочими новшествами, сохранил свои извилистые улочки, старые особняки и древние храмы!
Титовец, не скрывая своей радости, согласилась.
Встреча была назначена у памятника Грибоедову на следующий день в 14 часов.
Когда она вышла из метро, то сразу увидела своего нового знакомого, хотя сама приехала на несколько минут раньше, чтобы не заставлять уважаемого человека тратить время на ожидание.
Они встретились, как старые знакомые, Владислав Виленович, почтительно склонив голову, поцеловал ей руку, она зарделась, что умилило его и он поведал, что они начнут прогулку с Чистопрудного бульвара. Пройдут до Покровских ворот, чтобы насладиться первыми весенними нежными листочками, а затем по Хохловскому переулку…
- Я приведу вас к памятнику поэта. Который в буквальном смысле этого слова определил всю мою жизнь. У Вас нет возражений, Тамара Олеговна?
- Что Вы, Владислав Виленович, я с удовольствием последую за вами.
Он с одобрением посмотрел на аккуратную, моложавую её фигуру. Она во все глаза смотрела на него снизу, поскольку едва достигала его плеча.
Они шли по бульвару, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться едва распустившимися почками, поражаясь их красоте и оригинальности.
- Мы начнём знакомство с Хохловским переулком от Бульварного кольца, то есть с его конца, - начал свой рассказ Владислав Виленович, взяв Титовец за руку,
Она ответила ему одобрительно, сжав ладошку.
- Вообще каждое - каждое! - здание в Хохловском переулке по-своему примечательно, по-своему живописно, - продолжил он вдохновенно. - Этот восьмиэтажный жилой дом построили в годы Первой мировой войны, а потому оформление его довольно скромно: ни лепнины, ни витражей, ни шпилей... Дом и сегодня жилой... В крохотном дворике летом цветут мальвы, а также стоит небольшая будка, выкрашенная в нежный мятный цвет... Троицкая церковь - буквально в 10 шагах от дома. А чуть южнее расположен легендарный Морозовский садик, подробный рассказ о каждом здании, пожалуй, слишком утомит Вас, поэтому я ограничусь тем, что вдоль него сохранилась историческая застройка, включающая в основном жилые и доходные дома 19-20 веков, он является одним из самых уютных и живописных улочек Москвы, - Владислав Виленович говорил настолько увлечённо и вдохновенно, что Титовец только восторженно пожимала его руку, боясь его прервать.
Когда они остановились напротив монастыря, её спутник сказал:
- Мы находимся, Тамара Олеговна, на Ивановской горке…
- Вот тебе раз, - как бы усмехнулась вслух сама над собой Титовец, и добавила: - Первый раз слышу…
Он тоже улыбнулся, но не придал этому значения.
- Название это, - вновь заговорил он, - место это получило по названию Иоанно-Предтеченскому монастырю, он - перед вами, более древнее название этого места - Кулишки... 
- Ну, уж к чёрту на Кулишки мне знакомо, но вот о том, что Кулишки в центре Москвы… - с выражением удачи в узнавании знакомого слова осветилось лицо Типовец.
Владислав Виленович только снисходительно улыбнулся.
- Дело в том, - сказал он, - что память о московских Кулишках сохранилась в названиях целого ряда старинных храмов, располагающихся здесь. 
- Как интересно! - выскочило у Типовец, как у школьницы начальных классов.
- Не то слово! - воскликнул он. - В сквер у пересечения Старосадского переулка и улицы Забелина я хожу к Осипу Мандельштаму, неизменно испытывая смешанные чувства восхищения, печали и горечи…
- К кому, вы сказали ходите?
- К Мандельштаму…
-Ман-дель-шта-му, - по слогам повторила она.
- Да, дорогая, восхищение гениальным поэтом, который создал свою высочайшую вселенную стиха, жил во всех временах, но ничьим современником не был, нашёл собственный поэтический язык, выражающий печаль и горечь о временах его земной жизни...
- А есть неземная жизнь?
- Да ещё какая! – с повышенной интонацией произнёс он. - Изумлённый взор поэта устремлён туда, где «Высоких, неживых дерев // Темнеющее рвется кружево: // О, месяц, только ты не суживай // Серпа, внезапно почернев!» Здесь я чувствую себя во всех временах, и слушаю разговор Мандельштама с Данте. Именно знакомство с его творчеством определило мою судьбу.
- Всю судьбу?!
- Точно так, всю!
- Удивительно, - вздохнула Типовец.
- Вы не устали? - заботливо поинтересовался Владислав Виленович, ласково взглянув в её глаза.
- Что вы! - вспыхнула Типовец. - Я заслушалась. Я ведь даже представить себе не могла. Что существует вокруг так много интересного, я ведь ничего этого не знала…
Владислав Виленович огладил тонкими пальцами снежного цвета бородку.
- Бюст, даже голова на стеле… - сказал он и с искрой в глазах продлил мысль: - Одним словом, памятник, да, вот так у нас… спрятан за каменным забором, с глаз долой, ибо ни казней, ни Гулага в нашей стране не было, только эйфория невежества под звуки несмолкаемых победных маршей на костях лучших представителей шестой части суши, которая и по сию пору отличается бездорожьем, болотами и наводнениями, но творчество гения Мандельштама сияет в зените мировой поэзии вне зависимости от бесследно исчезающих мнимых властителей дум и чаяний необразованной массы, величие и значение его произведений не нуждается в рекламе, их бессмертие не подвластно мнимым сочинителям и безымянным чиновникам, имя поэта бессмертно.
Тамаре Олеговне стыдно было оттого, что она впервые услышала имя Мандельштама.
Владислав Виленович вдохновенно продолжил:
- Право дело, этот памятник-то Мандельштаму поставлен на общественные деньги... Установили его 28 ноября 2008 года на стыке улицы Забелина и Старосадского переулка, напротив окон квартиры брата Осипа Эмильевича, Александра, у которого поэт часто останавливался, приезжая в Москву... Музыка поэтических строк Мандельштама завораживает живописью и философской глубиной: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. // Я список кораблей прочёл до середины: // Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, // Что над Элладою когда-то поднялся, // Как журавлиный клин в чужие рубежи - // На головах царей божественная пена, - // Куда плывёте вы?..». А уже Мандельштам увлёк меня «Божественной комедией» Данте, которой я посвятил всю свою жизнь, настолько поэтические переживания Данте в изысканных словах и утончённых формах философской лирики, славящие очарование вдохновенной любви, воспевая волнение возвышенных и сладостных чувств,  что полностью захватили меня.
- Как это здорово! - воскликнула Титовец.
- В «Божественной комедии» Данте обращается к чести и знанию всех творцов, которые были до него, произведения которых он познал, с большим уважением отмечая их бескорыстное служение и любовь к творчеству, поскольку это позволило ему создать свой художественный «свиток».
- Какое красиво слово «свиток», - с наслаждением выдохнула Титовец.
А Владислав Виленович извлёк из кармана книжку, полистал её.
- Гениальный Осип Мандельштам в «Разговоре о Данте» написал: «Чтение Данта есть прежде всего бесконечный труд, по мере успехов отдаляющий нас от цели. Если первое чтение вызывает лишь одышку и здоровую усталость, то запасайся для последующих парой неизносимых швейцарских башмаков с гвоздями». Да, комедия Данте истинно - божественна. Читая книгу какого-нибудь любимого поэта, я как бы воспроизвожу про себя его голос, не тот, что звучит с эстрады у бесчисленных стихослагателей, а тот единственный, выверенный временем, голос в написанном слове. Голос как индивидуальная поэтическая черта, раскрывающая его бездны смыслов, которые он открывает исключительно для меня. Это магия, но магия такой неведомой силы, что я слышу голос Данте, несмотря на то, что читаю его в переводе, но голос его звучит только для меня реальнее всех голосов окружающих меня людей. Голоса поэтов живут в их бессмертных произведениях…

Типовец не могла заснуть несколько ночей подряд - восторг сменился сожалением оттого, что, оказывается, совсем рядом существует совсем другая жизнь, о которой она не предполагала, считая, что её жизнь обеспеченная, размеренная вполне удалась, ведь ежегодно она ездила отдыхать в санатории и дома отдыха, стараясь посетить как можно больше интересных мест, ходила на все премьеры фильмов, считая себя современным, культурным и самодостаточным человеком. Театры, музыка, книги она уважала, но времени на них не хватало.
В одну из бессонных ночей Титовец включила планшет и после нескольких попыток нашла в сети «Божественную комедию».
Она попыталась её читать, но бесконечные сноски, обилие незнакомых слов настолько её утомили, что она заснула и проспала до обеда.
Через неделю они встретились в центре зала метро «Скольники».
День был почти по-летнему тёплым.
В парке «Сокольники» Титовец была несколько десятилетий назад, поэтому на пути к нему, она с изумлением смотрела по сторонам, пытаясь убедиться в том, что попала действительно в «Сокольники» настолько всё вокруг изменилось.
Удивляло всё - облицовка станции метро, вход в парк, обилие указателей, к примеру, Майский просек - вымощен отличной брусчаткой песочного цвета, удобные скамейки, расположенные не вдоль него, а в уютных уголках. Берега прудов укреплены стальной сеткой с гранитными камнями, а дорожки вокруг - крепкой плиткой. Между деревьями всё расчищено, кусты изящно подстрижены, в самых уединённых уголках разбиты оригинальные клумбы.
Они присели на удобную скамейку, тишину нарушал лишь щебет птиц.
Владимир Виленович, слегка приобнял Тамару Олеговну и заговорил:
- Нынешним утром я слушал сонаты Баха, наслаждаюсь каждым звуком, мелодическим звучанием скрипки, душа моя пела вместе с ними, в такие минуты мир становится таким гармоничным, прекрасным и нежным, я подумал о том, что Алигьери построил в словесном пространстве бесконечно могучий орган и уже тогда наслаждался всеми его мыслимыми регистрами, раздувал мехи, ревел, ворковал во все трубы, его музыкальность поражает, а ведь это было задолго до Баха, во времена, когда ведущим инструментом была еще цитра, аккомпанирующая голосу.
- Цитра… Интересно, - сказала Типовец.
- Именно цитра…
- Как много разных слов… Невероятно… И музыка!
- Музыка у Данте не приглашенный извне гость, но участница спора, еще точнее - она способствует обмену мнений, увязывает его, благоприятствует силлогистическому пищеварению, растягивает предпосылки и сжимает выводы. Помимо музыкальности Данте в совершенстве владеет светом и цветом, так борода у Виргилия длинная и волосы серые, одежда Данте - ярко-голубая, тога тоже серая, плащик розовый. Автор комедии владеет всеми свойствами флорентийской дипломатичности, изворотливостью, уклончивостью, не имеющей себе равных греческой хитростью. Чего стоит песнь о составе человеческой крови, содержащей в себе океанскую соль. У Данте начало путешествия заложено в системе кровеносных сосудов. Кровь у него «планетарна, солярна, солона...» Всеми извилинами своего мозга дантовский Одиссей презирает склероз, подобно тому как Фарината презирает ад. На прямой вопрос, что такое дантовская метафора, у меня ответа нет, потому что определить метафору можно только метафорически, но мне кажется, что метафора у Данте обозначает стояние времени.
Голос Владислава Виленовича звучал так артистично, так мелодично, что Титовец казалось, что он доносится с небес, она на мгновение прикрыла глаза, он это заметил и воскликнул:
- Голубушка, я укачал вас!
- Нет, Владислав Виленович, я совершенно очарована вашими знаниями, вашей речью, вашим голосом, пожалуйста, продолжайте.
- До чего же вы благодарный слушатель, Тамара Олеговна, - сказал он и продолжил: - Старость в понимании Данте прежде всего мудрость, знания, в Одиссеевой песне у него - земля уже кругла. Мне хочется воскликнуть вслед за Мандельштамом: «Неужели мы рождены для скотского благополучия и остающуюся нам горсточку вечерних чувств не посвятим дерзанию выйти на запад, за Геркулесовы вехи - туда, где мир продолжается без людей?..» Мы до сих пор всего-навсего - грешные души - пытаемся видеть и различать только отдалённое будущее, не имея на это особого дара, но мы становимся абсолютно слепы, как только двери в него перед нами захлопываются. В этом своем качестве мы уподобляемся тому, кто борется с сумерками и, различая дальние предметы, не разбирает того, что вблизи. Кольца ада у Данте - не что иное, как круги эмиграции. Для изгнанника свой единственный, безвозвратно утраченный город развеян всюду. Наш читатель знакомится с «Божественной комедией» в переводах, а ведь письмо и речь несоизмеримы. Буквы соответствуют интервалам. Старая итальянская грамматика, так же, как и наша русская, меняет законы, как перчатки, и забывает к вечеру изданные сегодня утром для общего блага указы, такая же, у него толпа. В «уличной» песне «Чистилища» с ее толкотней назойливых флорентийских душ, звучат требования, во-первых, сплетен, во-вторых, заступничества и, снова сплетен. Ничто не изменилось и по сию пору. Мы в большинстве своём никак не можем понять и принять, Тамара Олеговна, что Россия - страна молодая, диковатая, еще не достигшая школьного возраста. А «Божественной комедии» Данте Алигьери - более 700 лет! Этим я хочу подчеркнуть, что художественное произведение живет само в себе, вне зависимости от мнения большинства, само себя постигает, само себе диктует правила. Жизнь человека обретает смысл только в Слове, остальное течёт в небытие, как вода, испаряется...
Наступила пауза.
- Я не напугал вас своим напором. Обилием информации, любезная Тамара Олеговна.
- Что вы, Владислав Виленович, но признаюсь, у меня голова идёт кругом, но я готова слушать вас ещё и ещё.
- Давайте прервёмся ненадолго и утолим жажду, здесь рядом есть симпатичное кафе.
- С удовольствием…
Они дошли до маленького кафе, взяли по чашечке кофе, по ватрушке и бутылочку воды без газа.
- Не знаю, как вы, но мне очень хочется пить, - сказал Владислав Виленович, разливая воду.
- Ещё бы, вы ведь говорите на свежем воздухе, а на улице не жарко, - произнесла заботливо его Титовец.
- Вы устали, наверное?
- Нисколько, я готова слушать и слушать…
- Ничто не мешает нам встретиться на следующей неделе, - мягко возразил он.
- Я буду ждать вашего звонка, Владислав Виленович, с придыханием ответила Титовец.

"Наша улица” №273 (8) август 2022