Дмитрий Рысаков
ЛИТЕРАТУРА ПЕРВОЙ СВЕЖЕСТИ
Московские сводки сегодня таковы: “Вестник культуры” упомянут в
“Новом мире” в разделе “Периодика” (№ 8, 2005); выпускник Литинститута им. Горького
стал президентом Монголии; на центральном канале телевидения крутят гламурный сериал о Есенине.
А в библиотеке фонда Солженицына “Русское зарубежье” 26 октября
2005 года состоялась презентация книги “Родина” Юрия Кувалдина.
Помните рецепты коктейлей - “иорданские струи” и “слеза
комсомолки”? Вечер, организованный Ю. Кувалдиным,
прошел под знаком выдвижения теории “рецептуализма” и
упрочения концепции “Бронзовый век русской культуры”.
Презентация состоялась незадолго до юбилея писателя - 19 ноября ему
исполнилось 60 лет. “Улица Мандельштама”, “Философия печали”, “Избушка на елке”
и т.д. - сейчас Кувалдиным написано сочинений на
десять томов. С 1988 года он является первым частным издателем в СССР, с
1999-го выпускает журнал современной русской литературы “Наша улица”, среди
авторов которого можно отметить В. Астафьева, Е. Гришковца,
Нину Краснову, А. Ветлугину, Е. Лесина, Вл. Новикова, В. Поздеева,
Анжелу Ударцеву.
Кувалдин одновременно и мастер
“чеховского” класса, и мастер бабелевской, а где-то кафкинской иронии. В обыденной речи допускает свободное
цитирование Юрия Олеши, Альбера Камю и Йозефа
Геббельса. Он декламирует свою прозу, не удостаиваивает любовью поэзию, однако свой рассказ “Савеловский вокзал” пишет гекзаметром.
Выступившие на вечере упомянули повести Кувалдина - “Счастье”, “Юбки”, “Станция Энгельгардтовская”.
Последний текст, вместивший в себя результаты реалистической, модернисткой и постмодернисткой эстетик, я отношу, не утруждаясь статейной
сдержанностью, к сильнейшему произведению нашего века.
Он носит серый демисезонный плащ, его часто можно встретить во дворике Литинститута. Высокий и бескомпромиссный человек.
Упомянув однажды его имя в разговоре с молодым студентом Литинститута, я
услышал: “Кувалдин. Кто ж его не знает?”
Вечер вел искусствовед Слава Лён. (В 1955 году
вместе с Венедиктом Ерофеевым поступал на филфак МГУ. С 1987 года издает
альманах “Нойе руссишен литератур”, в первом же номере которого размещает вступительную статью
“Бронзовый век русской поэзии”. Организовал в Москве семинары
“Классики Бронзового века”.)
Выступали: поэт Александр Тимофеевский,
писатель Сергей Михайлин-Плавский, актер театра Армии
Александр Чутко (в 60-х годах он с Кувалдиным занимался в театральной студии Высоцкого), художник Александр Трифонов, иллюстрировавший
обложку книги “Родина”, поэт-бард и художник Евгений Бачурин, поэтесса Нина
Краснова, поэт-авангардист, эссеист, критик, воспитатель многих московских
поэтов - Кирилл Ковальджи, скульптор Дмитрий Тугаринов, солист оркестра Л. Утесова Анатолий Шамаргин и другие.
Вот отрывок из дискуссии.
Слава Лён:
- Все знают о существовании Золотого века русской литературы
(Пушкин-Достоевский), Серебряного века (Блок-Мандельштам). Мы же являемся
свидетелями Бронзового века русской культуры - с 1953 (года смерти Сталина) -
по 1987 год, когда подняли “железный занавес” и появился самиздат. Национальную
программу “Бронзовый век русской культуры” исследователи, прежде всего
слависты, должны развивать не только в России, но и в Штатах и в Европе. Мы за деревьями не видим леса: из сидящих в этом зале концепцией
“Бронзовый век русской культуры” пользуется мало кто. Чем уникален и
отличен Бронзовый век от Серебряного? У нас четыре культуры: соцреализм, к
которому уже пора относиться серьезно (хотя бы потому
что он больше не создается и не воспроизводится), с уникальной, можно сказать,
экзотической культурой, спроектированной величайшим искусствоведом, куратором
культуры И. Сталиным. Далее - культура андеграунда, неподцензурная,
неофициальная... Буферная культура, между андеграундом и соцреализмом,
созданная людьми, сидящими меж двух стульев... Наконец, Бронзовый век.
После “Москва-Петушки” я уже 30 лет ищу,
как редактор, выдающуюся русскую прозу. У нас есть 15-20 потрясающих поэтов во
главе с Бродским, но с прозаиками сейчас тяжело. Роман “Родина” меня просто
потряс. Я считаю, что это настоящий шедевр. Это итоговое произведение,
закрывающее постмордернизм. После него в
постмодернистской эстетике и стилистике никому не рекомендую писать.
Придумывайте что-то новое. Об этом романе мы и будем говорить.
Ю. Кувалдин:
- Что такое постмодернизм? Определений существует много, но для
меня это понятие раздражительное. Порой отсутствие мастерства авторы
оправдывают тем или иным направлением, оправдывая какую-нибудь слабенькую
фразу: “Я же постмодернист”.
Для меня не существует такой защиты, когда говорят: “Я Бальзак,
право такое имею - писать одними диалогами”. Для меня существует литература
настоящая, первой свежести, по Булгакову. Другой просто нет. Вот и весь
критерий. Оцениваем по мастерству - как написано, как сделано. Во главе угла
ставлю форму, которая и есть содержание. Форма, которой я пользуюсь - это
слова. Как у каменщика есть кирпичи, так и в литературе: все зависит от степени
таланта, от уровня мастерства, о чем я постоянно повторяю авторам моего
журнала. Прежде всего нужно смотреть, как сделано...
Фабула романа достаточно проста. Героиня (доцент кафедры истории
КПСС) в одночасье потеряла все. Гибнет все, с чем была связана ее жизнь. И
здесь понятие “Родина” очень многозначно и полисемично.
Те социальные факторы, влиявшие на ее мозги, ею совершенно забываются, она
попадает в новое пространство, скажем - метафизическое...
Это пространство открывается для нее в реальных, зримых образах.
Целая глава посвящена съезду представителей - покойников с московских кладбищ.
Умершие в разное время, но ожившие в этот момент, они собираются в театре
Красной Армии... Там происходит действо: на сцену выходят - мой любимый Алексей
Саврасов, пьяненький, с картиной “Грачи прилетели”, входит Сергей Есенин... В
ложе сидит Юрий Нагибин...
Писатель, не постигший систему перевоплощения - не вполне
писатель. Писатель - исполнитель всех ролей своих персонажей и одновременно
режиссер. Только тогда он достоверен.
К. Ковальджи:
- Россия нуждается в таких людях, которые сами себя строят. Я
свидетель его, Кувалдина, развития. Конечно, он
обгонял меня со свистом. Он рос как на опаре. Это явление. Не только собственно
писатель, но издатель. По сему поводу он напоминает мне фигуру Синявского...
Вот люди, которые умеют не только строить свою судьбу, но и влиять на судьбу
других. Они преодолевают ту глухую для литературы полосу, когда кажется, что не
видно никакого света впереди...”
Слава Лён:
- Достоевский сказал - “Русскими не родятся, русскими становятся”.
Каждый из нас знает, как очищается политура, но никто не знает, кто убил
Пушкина... (Хохот и аплодисменты в зале.) Реалистическая проза преодолевается
очень редкими талантами. Я предлагаю новый термин “гиперстиль”
для тех прозаиков, которые владеют выламывающимся из ряда стилем. Это, прежде
всего, Андрей Платонов. “Котлован”, “Чевенгур”, все
его рассказы - это гиперстиль. Безусловно, гиперстилем обладал Андрей Белый, недооцененный прозаик
Серебряного века, настоящий ренессансный человек. Гиперстилем,
конечно, обладал Зощенко, но у него более легкий вариант - сказовый. В
Бронзовом веке только феноменальные стили Венедикта Ерофеева, Саши Соколова и
автора романа “Родина” претендуют на звание гиперстиля.
В третьем веке мы еще встречали великих греческих философов - Плотина
и т.д. И вдруг за четвертый век их как корова языком слизнула. В пятом веке мы
уже встречаем чистого византийца, который тысячу лет строит свою цивилизацию.
Видимо, что-то такое происходит сейчас и в России. Вся тысячелетняя
православная цивилизация была вытоптана. Мы вернулись не в 1907 год - год
начала русского авангарда, а вернулись в непонятно что. И поэтому именно
художники, а не какие там профессора-социологии способны чувствовать, что с
нашей русской цивилизацией что-то окончательно произошло. Слово “Родина”,
понятие Родина, трансформируется сейчас в очень стремительном темпе, и нужно
очень глубоко осознавать, что Россию ждет в будущем.
Понукают русскую мысль: залежалась, мол, сомлела на печи. Но
писатель традиционный, русский мыслитель, преодолевающий немощь, тление
литературы, настоящий писатель по природе и кроток, и дерзок. Кувалдин выбрал деспотический путь в литературе, и это
важно. Он выстраивает своеобычную канву прозы, стиль, новое упорядочивание
словесного дела. Что еще противопоставить современному Вавилону, в котором
языки смешались в беспардонный кисель? Только новую гармонию, замешанную на
классике и модернизме, захватывающую дух, присягающую традиции и всемирности.
Юрий Кувалдин. Собрание Сочинений в 10
томах. Издательство "Книжный сад", Москва, 2006, тираж 2000 экз. Том 7,
стр. 363