Виктор Широков

О спектакле "Горе от ума" Александра Грибоедова в постановке Юрия Любимова в Театре на Таганке

Сегодня неожиданно выбрался в театр на Таганке на комедию "Горе от ума". Если быть точнее, то спектакль называется "Горе от ума - Горе уму - Горе ума". Режиссер Юрий Любимов остаётся верен себе: он заново прочитывает классический текст и своей пластической пунктуацией переосмысливает ставшие тривиальными гениальные пословицы.

Оказалось, что в этом театре я не был чуть ли не 20 лет. Помню свои первые грандиозные посещения-прорывы, то благодаря контрамаркам в меру причастности к Литинституту, то проводил чуть ли не электрик, знакомый моего таллиннского друга, поэта и журналиста, который уже лет 30 что-то преподает в стокгольмском университете; наконец был этап приятельства с Лёней Филатовым, чья первая книга "Бродячий театр" вышла с моим послесловием и под моей редактурой, чем и сейчас горд; а соответственно и вся моя семья смогла посмотреть тогдашние театральные бестселлеры.

Особенно мне запомнилась "Ревизская сказка".

Сегодня я благодаря внезапному товарищескому попечительству писателя и издателя Юрия Кувалдина побывал уже в другом театре по многим параметрам. Скорее все-таки внешним, нежели внутренним. Пришлось пройти сквозь антитеррористическую рамку, неторопко прогуляться вдоль стен, увешанных фотопортретами актёров и актрис, с некоторыми был знаком, но не буду повторяться.

И в фойё, и соответственно в зале была совсем другая публика: в основном старшеклассники, и довольно интеллигентные взрослые. Ранее же зал занимали "блатные": завмаги, ресторанные работники, парикмахеры и маникюрши. Реакция зала сегодня была более человеческой.

Спектакль доставил мне истинное удовольствие, которое было бы больше, если бы меня неудержимо не клонило ко сну, ибо страдал от недосыпа. Но воистину бессмертный текст Грибоедова и отличная игра актеров помогли избежать конфуза. Помимо отсутствующей Илзы Лиепа был занят первый состав труппы: Феликс Антипов (Фамусов), Елизавета Левашова (дочь София),

Полина Нечитайло (Лизанька), Александр Лырчиков (Молчалин) Тимур Бадалбейли (Чацкий), Иван Рыжиков (Скалозуб), Мария Акименкова (Наталья Горич) и да простят меня все остальные служители муз, увы, неупомянутые по причине отсутствия места.

Блистательные костюмы по эскизам Рустама Хамдамова и строгие шторы-декорации были не только функциональны, но и впечатляющи в сменяющихся мизансценах. Современная пластиковая мебель отдавала изысканным антиквариатом, не говоря уж о трости Чацкого и его же зеленом кожаном плаще.

Текст комедии, не говоря уже о сюжете, совсем не нуждается в пересказе. Почти все фразы впитаны, словно соль водой, всем нравственным составом наших организмов, сидят невыдираемо как колючки морского ежа или множество заноз.

Режиссер и пошутил, и похулиганил отменно, перекроив интонировку и устную пунктуацию реплик. А многочисленные повторы-эхо довершили хрестоматийный орнамент назидания. Любимову важно именно преображение зрителя, катарсис, для чего он и расшатывает многовековой уже фундамент классического строения.

Следом я процитирую одно важное признание режиссера.

Спекталь действительно синтетический. Начатый как театр теней, затем обрамленный пластическими жестами рук и неоднократно срывавшийся в откровенный балет, прерываемый шабашем современной песни и мелодией авторского вальса драматурга, он (спектакль) претендует не только на отображение века минувшего, но и на сатирическое осмеяние сегодняшней ничуть не умершей благоглупости.

Порой актёрская пластика настолько выразительна, что мне вдруг помнилось, а что если сыграть комедию без слов (которые мы и так знаем наизусть), наверное, такой балет вполне возможен.

Сам Юрий Любимов продекларировал: "Театр не для слепых, это искусство не только слышимое, но и видимое. Меня увлекает возможность найти в пьесе не только смысловой, но и чисто театральный, зрительный ход. Мысль выражается не только словом, но и телом... Как известно, смешение угля и селитры дает порох. Мы тоже стремимся к взрывчатым сочетаниям сценических элементов, желая, чтобы они дали вспышку, озаряющую всё вширь и вглубь, бросающую яркий свет на душевную жизнь человека. Мне кажется, новое легче искать на стыке жанров".

Вообще-то великого режиссёра можно цитировать бесконечно, ибо он за свои почти 92 года перечувствовал и передумал каждый свой подход к творческой рампе.

А как вдруг качаются женские головки подобно китайским болванчикам, бытовавшим во множестве в уже далекие 50-е прошлого века; а то вдруг тела застывают подобно садовым скульптурам и опять оживающим по воле мастера-дирижёра.

Мне бы хотелось более острой концовки, разящего сарказма... Чацкий не срывается в сумасшествие и не убегает из затхлого мирка московских химер.

Неожиданно человечен Фамусов мудростью познавшего смысл обыденности высокопоставленного трудяги (как ни парадоксален этот ярлык), и чуть ли не за ним остаётся победа в нравственном поединке с новоявленным мессией.

Школьные прописи прочитываются по-новому, не теряя прежнего назидательного пафоса и возможно силы закона. Ведь в наше время деньги опять взяли верх и стали главным мерилом жизненного успеха.

Обернувшись как бы назад, я вижу внутренним зрением спектакль как огромный пазл, где все кусочки мозаики живые, в непрестанном движении, словно бы марево, качаясь в воздухе. Реплики, на которые разбит стихотворный текст, тоже как актеры ходят на пуантах, и делают сами себя выше и классичнее, иногда даже воспаряя, но безо всякой выспренности.

Есть такое направление в живописи - пуантилизм. Рискну рассмешить придирчивого читателя и тем более криткиа-профессионала, но именно благодаря тому, что режиссёр поставил своих актёров на пуанты, он вызвал к жизни новый жанр - театральный пуантилизм...

И здесь я поставлю многоточие, не умея справиться с нахлынувшими снова эмоциями...