Виктор Широков "Жук усатый" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

вернуться
на главную страницу

Виктор Широков

ЖУК УСАТЫЙ

рассказ

Последние две недели у меня всё крутилось вокруг карликовой таксы. Рыжую годовалую сучку отказала дочь, предложив называть её Жужой или же Жужелицей. Стоит отметить, что привезла ей собачку неизвестная пара, решив, что это дочкина потеря.
На даче, кстати, действительно проживает уже пару лет пожилой такс по кличке Роман. Кроме него там обретаются безволосый кот Крыс и два алабая – Раваят и Пекка. Последняя особенно стала изводить неожиданную и непрошеную приживалку. Да и Роман проявил несвойственную его возрасту прыть, пытаясь оприходовать беженку.
Другого выхода кроме как отдать таксу именно мне у Златы не было. На устные и письменные объявления о новонайденной «девочке» в ближайшем селе никто так и не откликнулся.
Я ведь уже рассказывал о прежних своих собаках, впрочем, не обо всех. Со дня ухода из жизни последнего коккер-спаниэля Филимона, тоже вынужденно пожалованного дочерью, прошло чуть поменьше года.
Я вполне привык жить без суматошного мельтешения под ногами, обязанности выгуливать очередное лохматое существо при каждом удобном случае, а уж утром и на ночь всенепременно. Не говоря о кормежке и прочем развлекалове.
Такса, кстати, на кличку Жужа почти не реагировала.
Я начал было называть её Даной, потом Дашей и, наконец, несколько дней назад интуитивно переименовал в Лизу, Мону Лизу, так сказать. Кажется, последнее имя пришлось рыжей бестии по нраву.
Первые дни жизни у меня в Москве такса пребывала как бы в ступоре, возможно в шоке от утраты прежнего образа жизни. Почти ничего не ела и не пила, соглашаясь только на сырую говядину. От сухого корма, даже самого высококачественного «Royal canin», отказывалась наотрез. При прогулках ходила только по малому, да не с чего было: несколько дней беготни по селу Лиза, видимо, ничего не ела и не пила. Была исхудавшей, почти ссохшейся. Талию можно было обнять одной пятерней.
Однако за миновавшие две недели она отъелась, как будто бы даже выросла. Стала длиннее и мощнее. На спине прибавилось черных волос, и рыжина перестала превалировать, разве что на боках и на брюшке. Стала порыкивать и погавкивать на прохожих, особенно ей не нравились велосипедисты и мужчины с сумками. Голос приобрел басовую тональность. Не видя собаки и только слыша ее напористый лай, вполне можно было принять ее за могучую охранную особь.
Итак, очередное утро началось с того, что, чуть проснувшись, я сразу же был награжден несколькими пылкими «безешками». Лиза никогда не будила меня специально, но при самом первом же открывании век сразу же начинала активное лизание. «Экая подлиза!» – обыкновенно мелькало при этом у меня в сознании.
Натянув спортивные брюки, уже изрядно надорванные зубастой таксюхой, и накинув куртку потеплее (погода явно испортилась), я вывел свое сокровище на очередной утренний пробег. У нас уже были излюбленные места и подходы. Все асфальтовые норки, проделанные крысами, все кустики и стволы деревьев должны были незамедлительно обследованы моей подругой с нередким прилежным отмечанием своего глубокого интереса. Притерпевшись к самцовым задираниям задних конечностей, я не сразу привык к боковым «девчоночьим» фонтанированиям.
Почти сразу же после выхода, через каких-то полста метров от двери дома, меня перехватила странноватая матрона в плаще и косынкой на голове, из-под которой выпирали седовато-белесые кудлатости.
Несколько механическим голосом, какой наличествует у изрядно глуховатых особ, дама бесцеремонно обратилась ко мне, произнеся несколько раз мою фамилию.
Я задержался и относительно быстро сообразил, что это соседка-собачница из ближайшего дома, которую, впрочем, я не видел лет 15, а то и все 20. Она мне и сама об этом вскоре напомнила, явно претендуя на заслуженное внимание.
Что ж, затеялся вполне бессмысленный, но и не ахти как напряжный разговор.
Матрона эта, имени-отчества и фамилии которой так и не вспомнилось, жила, чуть ли не три десятка лет в Калужской области, уехав туда еще при Советах. Была она, кажется, учительницей, имела инвалидность, может быть, по психосоматическому расстройству, и когда-то водила знакомство с моей супругой, бывала у нас в квартире, да и я иногда выгуливал тогдашнего своего керри-блю-терьера бок о бок с её эрдельтерьером и кажется болонкой.
У дамы не было мужа, но имелось две дочери. Старшая, серьезная конопатая блондинка, училась то ли на милиционера, то ли просто на юриста; а младшая, смугленькая мулатка, плод недолговременной связи с иностранным подданным, обреталась тогда в круглосуточном интернате с изучением китайского языка.
Когда их мама перебралась на село, отдыхая от своих чад и одновременно поправляя здоровье, старшая, Лариса, куда-то тоже съехала; я ее так больше никогда и не видел, а младшая, Лена, изредка попадалась мне на глаза чаще с различными собаками, но несколько раз я видел ее садящейся в какие-то машины к мужчинам, замечая, что она становится все симпатичнее.
Сегодня матрона поведала мне, что владеет полутора гектарами земли, но обихаживает только четыре сотки. Всё есть, заготовки привозит домой (три зимних месяца живется здесь, в Москве, есть и своя комната, только все равно тесно: дочь её второй муж, двое внуков и две пары собак; дочь – заводчица шарпеев), но близкие все равно покупают все овощи на рынке.
Кстати деревенские – люди вороватые, чем ни угости, стараются вымести до крошки и утащить к себе домой. Вообще крадут, что ни попадя. А вообще-то осталось в селе три избы. Ближайшее селение за три километра. За продуктами не находишься.
Раньше водила машину, но сейчас, после трех инфарктов не под силу. Да и бензином заправляться несподручно: далеко и дороговато.
Старшая дочь, оказывается, уже полковник юстиции, живет в Крылатском. Погрузнела, более ста кг. У нее девочка. С мужем в разводе.
Младшая сначала вышла за казаха, пять лет жила в Алма-Ате, купалась в роскоши. Но потом к русским отношение переменилось. Вернулась с мужем в Москву. В трехкомнатной квартире сделали евроремонт. Жили нормально. Но умер отец мужа. Пришлось ему поехать на похороны, и он там застрял. Прошло 40 дней. Ни слуху, ни духу. Собак одних в столице не бросишь. А там тоже – мама и магазин. Нужно заниматься наследством. Муж вытребовал сына к себе, и только через полгода удалось вернуть мальчика.
А новый муж дочери на семь лет старше. Жил в том же подъезде, уже был в разводе, бывший участковый, вообще, золотые руки. Сошлись. Вот второй внук появился. Будучи участковым, этот зять получил двухкомнатную квартиру на Клязьминской. Сейчас сдают. Живут весьма благополучно.
Да и у нее, собственно, полная благодать. Пенсия плюс «лужковские» плюс больше тысячи рублей за инвалидность (все-таки 3 инфаркта), всего четыре с половиной тысячи набегает каждый месяц. Вот накопила за лето и в ноябре поедет в тур по Европе: Германия, страны Бенилюкса и Франция. Шенгенская виза уже получена.
Тут дама хитро поглядела на меня. Дескать, вы все еще только стишочками балуетесь или, наконец, серьезными делами занялись. Вот вам и готовый сюжет для романа.
Тут я ощутил, что энная доля безумия начинает в меня проникать, равно как и запах каких-то притираний или духов, все более пропитывающих воротник куртки. Стал откланиваться. Пообещал передать привет супруге. Кратко отрапортовал перед этим о наличии своих двух внуков и определенном благополучии дочери. И, слава Богу, разбежались.
Оказалось, что такса тем временем забралась в кустарник, отыскала там какую-то мерзость наподобие подгнившего бутерброда с корейкой или же с сыром и несмотря на все мои требования и уговоры сожрала таки его с потрохами.
Прогулка была омрачена окончательно.
Вернувшись, совершив традиционное омовение и приняв свои завтраки, мы залегли в постель. Я – с очередным томиком Бротигана, который вовсе не показался мне «Сэлинджером 70-х», несмотря на все заверения Эрленда Лу, а Лиза – за кампанию.
Да, перед чтением я дозвонился до супруги, услышал голос старшенького внука, Федора, а тот, потрафляя любимой бабушке, нехотя продемонстрировал мне в трубку дежурное: «Привет, дед, жук усатый!». Обращение это, видимо, происходило от моей давнишней привычки носить на безымянном пальце правой руки египетский перстень со скарабеем из бирюзы, а главное, подразумевалось, что внучок – ма-а-ленький жучок.

“Наша улица” №130 (9) сентябрь 2010